Лес

Холод заставил Сергея двигаться. Нужно было добыть огонь. Но он никак не мог разжечь костёр. Валежник был глубоко под снегом, а ветки, которые он наломал, обрастали льдом, не позволяя даже искре родиться. Снег шёл беспрерывно, теперь он был подобен паппусу одуванчиков, кружил, залетая в глаза и ноздри, заносил любую неровность, создавая идеальную поверхность. Сергей отчаялся и бросил затею с костром. Оставаться здесь не имело смысла, он должен был выбраться. Он минуту озирался по сторонам. Куда бы он ни бросил взгляд, везде был заснеженный лес. Молодой человек не мог определить направление и решил идти наугад. Бесчисленные снежинки тут же заметали оставленный след. Он шёл, не оглядываясь, пока не выбился из сил, но, словно ходил кругами, похожие друг на друга деревья и снегопад не позволяли ориентироваться.

Внезапно облачный океан свернулся в воронку и испарился, снегопад прекратился. Одновременно наступили сумерки. Чёрное небо, усеянное с многочисленными незнакомыми звёздами, создавало контраст с белой поверхностью. Сергей услышал знакомый крик птицеподобного существа и многоголосый хруст, приближающейся невидимой опасности. Как только последняя снежинка упала на пушистый ковёр, замёрзшие деревья начали густо обрастать льдинами. Острыми пиками они занимали всё свободное пространство, превращая лес в смертельный лабиринт. Со всех сторон Сергея поджидала угроза нарваться на растущие сосульки. Они сталкивались, с хрустом ломались, обрушиваясь градом острых кинжалов. Льды срастались друг с другом, образуя стену. Лишь в одном направлении он увидел проход и поспешил, утопая в снегу, царапаясь о сверкающие острия льдинок, уклоняясь от осколкопада. Лес, словно белое чудище преследовал и пытался схватить его стеклянными клыками и когтями, оглушая хрустом и воем. Сергею удалось ускользнуть, проскочив в чернеющий портал, попав на неустойчивую поверхность, окутанную прозрачным туманом. Проход тут же затянуло льдом, острые сосульки почти добрались до него, но застыли многопиковой скульптурой.

Отдышавшись, он огляделся: комната принимала очертания его родительского дома — сильно обветшалого, со старыми сходящимися обоями и облезлой мебелью, которая проявлялась по мере того, как он вспоминал. Сергей так и не определился с цветом штор: то ли салатовые, то ли жёлтые, и шторы, как ёлочная гирлянда, заменяли цвет с одного на другой. В нос ударил запах гниющего дерева и мышиного помета.

— Ты совсем меня забыл, — укоризненно произнес силуэт, сидящий на диване с подогнутыми под себя ногами.

— Мама?

— Дорогой, как, ты мог нас бросить? — спросила женщина, укрытая пледом, край которого продолжала вязать крючком, даже не глядя на петли. — Ты должен вернуться к нам!

— Я не могу, — начал пятиться Сергей, чувствуя одновременно страх, боль и приступы тошноты. Он пытался найти выход, но ноги увязали в полу, в предметах и стенах, во всём, к чему прикасался. С трудом передвигаясь, Сергей ещё больше запутывался в непонятно откуда взявшихся липких нитях разноцветных клубков. Каждый метр комнаты был пропитан болью и разрушительными воспоминаниями. Прикосновение к нитям возвращали его в прошлое, где у дивана в бессознательности валяется старший брат, с иглой в стянутой жгутом вене. Потом память заменяет одни кадры на другие. Теперь тот бьётся в судорогах. Вот, в ломке кричит на мать и швыряет вещи. А она уходит на вторую смену. Она зарабатывает на лекарства для «больного» сына. Постепенно из дома исчезают вещи. Потом, появляются чужие, такие же обезличенные призраки. И находиться здесь становится невыносимо.

— Не уходи, ты нам нужен! — плед рос в её руках, стекал на пол и расползался во все стороны. Сергей только сейчас заметил, что все окружающие его предметы являлись частью этого пледа, который стал напоминать паучью сеть. Попытки выбраться создавали колебания, нити впивались в его тело, опутывая коконом и словно высасывали его силы.

— Даааай! — послышался крик, прожигающий плоть словно кислотой, и откуда-то на пледе, растянутом над пустотой, появился брат Сергея с трясущимися руками и паучьими ногами. Его красные, безумные глаза, пена у рта, отсутствие задней части головы и вздергивающееся в ломке тело ввергли Сергея в ступор. Он перестал двигаться, погасив колебания.

— Дай! — закричал брат, нападая на мать, и опутывая её паутиной.

Мать сидела с невозмутимым видом и тянула соки из Сергея, в то время как старший сын высасывал её силу, продолжая кричать односложное: дай, дай, дай!

— Отпусти меня, мама, мне больно!

— Ты должен нам помочь!

— Ты убиваешь меня, мама! Моё присутствие ничего не изменит, никогда не меняло! Отпусти меня!

Но мать уже не слушала. Её глаза заливались кровью, лицо выражало безумие, и губы повторяли в унисон с сыном: «дай, дай, дай».

Сергею оставалось только бежать, здесь ему не откуда было ждать помощи. Он увидел зазор в паучьей сети, под которой различалась тьма пропасти, но она выглядела спасением. Сергей из последних сил раскачал свой кокон, в который превращался, и бросился вниз. Паутина разворачивалась при падении, вырывая клочки кожи, раздирая его тело до костей. Когда она распустилась полностью, он повис над бездной. Единственной связью, отделяющей его от падения, была нить, крепко засевшая в сердце. По ней уходили последние силы.

— Дай, дай, дай! — кричали, приближаясь к нему по этой паутине мать и брат. — Дай!

Сергей вырвал из сердца нить, сорвался в пропасть и разбился на мелкие части. Но он не чувствовал боли. Ничего не чувствовал. Во тьме его тело выделялось распавшимися пазлами, и прежде, чем закрыть глаза, он увидел, что наваждение исчезло, превратившись в лёгкий парящий пух снежинок.

Снег сыпал и сыпал, укрывая его пушистым холодным одеялом. Пазлы собрались в тело, возвращая ему целостность, но между ними всё ещё различались огромные трещины, куда забивались снежинки.