Глава первая "Находка"

Ночь есть ночь

Всё не так как есть на самом деле.

Ночь есть ночь

Слёзы, грёзы, миражи

Ночь есть ночь

И надежды снова не согрели.

Ночь есть ночь

Одиночество души

(Кавалерян К.)

Глава первая

«Находка»

Палата, в которой я лежал, совсем мне не нравилась. Невзрачные, какие-то болезненные: то ли синие, то ли зелёные стены напоминали о моём нездоровом состоянии. Жалюзи походили на решётки в заведении душевнобольных. Они сводили с ума и, иногда казалось, что таким являюсь я. За последние сутки часто плакал, потому что не хотел умирать. Но всё кануло в лета, оставив несколько месяцев до ада. Мне казалось, что это происходило не со мной. Я ужасно боялся, но где-то в глубине души верил в чудо, в сердце потихоньку, маленькими шажками зарождалась надежда, которая поддерживала и заставляла бороться.

Моя болезнь отразилась на родителях, которые сильно переживали. Какого им было узнать, что происходило с их сыном. Не одна мать не пожелала бы своему ребёнку такой участи. А что же родителям делать, если с их чадом это уже случилось? Оставалось крепиться и надеяться, не смотря на трудность положения.

Мама, не переставая, плакала. Отец стал чернее тучи. Он что-то бормотал невнятное себе под нос, словно отчитывал или ругал себя. Иногда папа и мама смотрели друг на друга со злостью, и я не понимал, почему. Пытался с ними поговорить, но родители ничего толком не разъясняли. И в голове снова возникал тот же вопрос: «Почему?» А если они начинали говорить, то какими-то обрывками и непонятными фразами, тем самым вызывая нехорошие чувства. Родители что-то скрывали, и от этого мне становилось только хуже. Настроение менялось каждую секунду. Пропал аппетит. Но в этом папу и маму я не винил.

Родители уже спали. Они не отходили от меня ни на шаг. Если покидали палату, то по очереди. Я же, напротив, никак не мог уснуть. Я начал терять связь с реальностью, когда предо мной появился нежный образ любимой девушки. Золотые кудри мягко покоились на хрупких плечах. Драгоценный водопад волос Златы манил меня. Мне хотелось к ним прикоснуться, ощутить их аромат.

Мечтал о ласковых прикосновениях Златы. В своём видении я видел, как любимая нежно прикасается к моей щеке. Синие глаза сияли от любви. И не было ничего прекрасней, чем тонуть в этой синеве, не боясь навсегда очутиться на дне этого омута.

Злата наклонилась, и я почувствовал её тихое дыхание. Сердце замерло в предвкушении поцелуя, но любимая лишь улыбнулась и исчезла.

Я огляделся и чуть не закричал. Вокруг были лишь серые стволы деревьев, которые наводили дикий ужас, казались чудовищами с сотнями рук, пытавшимся схватить меня и навсегда оставить в этом мрачном мире. Я мчался среди монстров. Кустарники ветвями — щупальцами больно хлестали по рукам и ногам. Несмотря на боль, страх заставлял нестись вперёд, дальше от зла, таившегося в дьявольском лесу. Через некоторое время в глаза ударил солнечный свет. Обессиленный я споткнулся и упал. Перевел дыхание и перевернулся на спину, зажмурился от яркого солнечного света. Миг спустя боль в глазах утихла, и я посмотрел в небеса. Белые облака казались легкими и манили за собой, и мне захотелось к ним взлететь. Поглощённый мечтами о полёте, я не сразу заметил нечто, нависшее надо мной.

Закричав, резко сел и левую руку пронзила острая боль. Мама всхлипнула, отец тяжело вздохнул, а я покачал головой и потянулся за таблетками, лежавшими на поцарапанной тумбочке. Выпил их, прилёг. Кровать — гамак бесила всё сильнее. Чтобы отвлечься от ноющей спины, осмотрелся, надеясь больше никогда не увидеть болезненных стен, но был горько разочарован.

Ничего не изменилось. Те же болезненные, мрачные и покрашенные сто лет назад стены, серый, словно пасмурное небо, потолок, нагоняющий тоску.

Родители совсем расклеились. Мама сидела за столом, стоявшим напротив окна, глядя в стену. Её лицо осунулось и имело болезненный вид. Глаза были красными от пролитых слёз и под ними пролегали тёмные круги. Господи, как же ей тяжело! Бедная моя, за что тебе такое наказание!?

Отец же казался каменным. Он просто сидел на койке, стоявшей рядом с моей, сложив руки на груди. Папа глубоко ушёл в себя. Отец думал, принимал какое-то решение.

— Пап?

Отец не отреагировал. Позвал его ещё раз, но он молчал. Я забеспокоился. С папой что-то происходило, и я не знал что.

— Папа?

Отец вздрогнул и взглянул на меня. Мне стало страшно, но я, не отрываясь, глядел в карие глаза. В них горело пламя, которое одновременно манило и пугало. Меня охватило странное чувство. Казалось, что я и папа связаны, но не кровными узами, а чем-то иным. Эта связь была настолько мощной, что ощущалась мной физически. Словно между нами существовала нить, которая крепко держала нас и не давала забыть о единстве.

Папа, наигранно улыбнувшись, поднялся и вышел из палаты. Я резко выдохнул. Сердце рвалось из груди. Кровь стучала в висках, раскалывая голову на мелкие кусочки, которые уже наверное никогда не склеить.

— Мам, что с папой? — не понимая, спросил.

Мама, спрятав лицо в руках, зарыдала.

— Ну-ну, родная моя, успокойся. Всё будет хорошо.

Мама, вытерев нос, встала со стула и присела на край моей койки. Она взяла мою ладонь и поднесла её к губам.

— Сыночек, прости нас! — через секунду прошептала она.

Я удивлённо уставился на неё.

— О чём ты говоришь? — серьёзно спросил.

Мама отвернулась. Когда она заговорила, её голос был тих и мрачен.

— Это мы виноваты… мы, — пробормотала она

— Глупости, родная моя. В том, что случилось, нет вашей вины, — успокаивал я маму.

Она качала головой, давая понять, что не согласна. Господи, как же она мучилась. Мама всё чувствовала: мою боль, страх. Она видела, как я плакал, и не знала, чем помочь.

Мама потеряла надежду, испугалась и винила в произошедшем себя и папу.

Несправедливо! В произошедшем родители не виноваты. Причина скорей всего во мне. Я сделал что-то не так. Может быть, был недостаточно добр и справедлив, может кого-то обидел. Конечно, всё так и было. Я грешил, злился на друзей и родителей. Врал, сквернословил. Я не ангел, но и не дьявол, всего лишь обычный человек со своими изъянами и недостатками.

— Мамочка… — крепко сжав ее ладонь, выдохнул я, — всё будет хорошо, верь, родная моя. Я чувствую, всё наладится.

— Ох, сыночек… — утирая слёзы, простонала она.

Я прикусил губу, чтобы не закричать. Металлический привкус заставил желудок болезненно сжаться. Я поморщился и посмотрел на дверь, когда та скрипнула.

В палату вошёл врач. Невысокий мужчина, плотного телосложения. Лет сорока или около того. В руках он держал какие-то бумаги. Доктор отозвал маму, и они вышли в коридор. Отец, улыбнувшись, вышел вслед за ними. Я остался лежать, удивлённо глядя на дверь. В коридоре о чём-то говорили, но я не разобрал ни единого слова. Через некоторое время взрослые вернулись в палату.

Мама держалась из последних сил. Старалась не плакать, но у неё плохо получалось. Слёзы непроизвольно бежали по её бледным щекам. Отец оставался чересчур спокойным. По его лицу нельзя было прочитать эмоции. Лишь пламя, полыхающее в глазах папы, говорило о буре, бушующей в его душе, которая, если не дай Бог бы вырвалась, снесла бы всё вокруг. Я же был на грани истерики. Сердце колотилось в груди. В голове играли не то что колокола, а громыхало, словно в неё поместили грузовой поезд.

Страх сковал меня, заставляяглазеть на взрослых, как безумный. Когда заговорил врач, я поперхнулся и не поверил своим ушам.

— Сергей, собранный утром, консилиум врачей решил, что вам лучше проходить лечение дома, так что я выписываю вас. Сейчас придёт медсестра и снимет капельницу. По поводу приёма препаратов, родителям я всё разъяснил. Вас же я прошу не отчаиваться и жить в нормальном ритме.

Я чуть не задохнулся. В душу закрались сомнения. Что-то с доктором было не так. Мне казалось, что предо мной стоит не человек, а робот. Сначала я не обратил внимания, теперь же заметил. Взгляд мужчины ничего не выражал, а лицо казалось каменным. У меня сложилось такое чувство, что доктору внушили выписать меня. Я опешил и интуитивно посмотрел на отца. Папа был иным. Я не мог понять, каким именно. Странным? Вполне возможно! Полоумным? Я схватился за голову. Снова посмотрев папе в глаза, я чуть не закричал, почувствовав огромную силу. Она лилась из отца волнами. Чувствовал, как сила втекала в меня, причиняя адскую боль. Я думал, что умру. Крик мамы разорвал связь с отцом, и у меня закружилась голова. Палата потихоньку исчезала. Краски померкли, и тьма сгущалась со всех сторон, подступая всё ближе. Я боролся, хватался за спасительный огонёк, сияющий на краю темноты, но он отдалился и совсем исчез. Всё испарилось в одну секунду: не было ни звуков, ни образов, стояла лишь пугающая темень и гробовая, давящая на уши, тишина.

Головокружение стало моей смертью. На миг мне стало спокойно, но недолгое равновесие рухнуло, когда я почувствовал нечто, сжимающее мою ладонь. Через некоторое время донёсся тихий плач, и я очнулся. Отец тихо всхлипывал, уткнувшись в мою ладонь. Моя рука дрогнула, и папа, подняв голову, посмотрел на меня.

— Пап, что произошло? — глядя, в переполненные ужасом, глаза спросил.

Папа не ответил. С надеждой обратился к маме, которая промолчала.

— Господи, что, чёрт возьми, происходит? — не выдержал я.

— Всё хорошо, — прошептал отец, — всё будет хорошо…

Я снова посмотрел на родителей и, поняв, что ответа не будет, вырвал ладонь из сильной руки отца и отвернулся к стене. Я готов был разрыдаться, но сдержался.

Больше мы не говорили. У меня была куча вопросов, но они остались без ответа. От родителей я бы всё равно ничего не узнал, поэтому не стал беспокоить родных. Я не понимал, что мне делать. Как во всём разобраться? Что скрывали родители? Почему они скрывали это? И вообще знали ли они ответы?

Я размышлял над всем этим, пока собирал вещи.

Покидав всё в дорожную сумку, я сел на край кровати и уставился в окно. Потом резко встал.

— Я пойду умоюсь, — бросил я родителям и вылетел из комнаты.

Я шёл по коридору, глядя себе под ноги. Несколько раз кого-то задел. Извинился. Я уже держался за ручку двери туалета, когда закружилась голова. Я начал падать, но кто-то подхватил меня под руки. Когда головокружение прошло, я огляделся. Туалетная комната поразила моё ожидание. Я думал, что увижу такие же болезненные и облезлые стены, как в палате, но никак не ожидал увидеть новый кафель на стенах и полу. Поражённый, я не сразу заметил, что сижу. И не почувствовал, что голова мокрая. Я аккуратно поднялся. Голова болела, но не кружилась. Подошёл к раковине и включил воду. Умылся. Посмотрелся в зеркало и чуть не закричал. Резко обернулся и уставился на мужчину, стоявшего у стены. Он с интересом наблюдал за мной. Его светло-золотистые волосы торчали во все стороны.

— Спасибо, — пробормотал я, почувствовав себя при этом глупо.

— Не за что, — ответил мужчина.

«Почему он так смотрит на меня?» Я замешкался, и мне стало не по себе, когда кошачьи глаза сузились и впились в меня. Почувствовав сильное давление, я схватился за голову. Я думал, что моя голова взорвётся, но давление исчезло так же быстро, как и появилось. Тяжело дыша, я посмотрел на мужчину. Теперь его глаза были серыми. Я вздрогнул. Этого не могло быть. Не понимая, я извинился и медленно пошёл.

— Сергей, — окликнул меня мужчина.

Я обернулся и удивлённо спросил:

— Как вы узнали моё имя?

— Не важно, просто береги себя.

— Но?

Мужчина загадочно и, как мне показалось, немного печально улыбнулся.

— Ни о чём не спрашивай, скоро всё узнаешь. А теперь иди, родители беспокоятся за тебя.

Я покачал головой. Всё было слишком странно.

— До свидания! — зло попрощался я.

— Ещё увидимся. Будь осторожен!

— Ага, — бросил я в ответ.

Когда я выходил из уборной, то в зеркале, висевшем у двери, заметил безумие в своих глазах.

«Чёрт!» Вошёл в палату, и родители вскочили со своих мест, подошли ко мне.

— Серёж, что случилось? — испуганно спросил отец, когда я взглянул на него.

— Что? Ничего, — сообразил я, — просто устал. Мы едем домой?

— Да, — обречённо сказала мама.

Я отстранился, когда она попыталась поцеловать меня.

— Ой, извини, — пробормотал я.

Я поступил, конечно, грубо. Мама беспокоилась за меня, а я повёл себя так, словно во всём была виновата она. Но мне было не до объятий. Вокруг творилось что-то странное: с моими родителями, со мной. А мужчина, знающий моё имя, совсем выбил меня из колеи. Во-первых, как он узнал моё имя? Во-вторых, кто он? И почему беспокоится за меня? Что у него с глазами? Я видел, как они изменились. Сначала они были голубые и походили на кошачьи, потом стали серыми. Как такое возможно? Что происходит?

— Сынок, пойдём… — просила мама, — папа уже в машине.

— Да? Хорошо. Пойдём.

Пока мы шли по больнице, мама то и дело кидала на меня обеспокоенные взгляды.

— Всё хорошо, мамочка. Просто…

Я замолчал и остановился, заметив того мужчину. Он стоял на ступеньках у входа в больницу. Рядом с мужчиной стоял мой отец. Они о чём-то говорили.

— Сыночек, тебе плохо? — подхватив меня под локоть, спросила мама.

— Нет. Нормально. Пойдём.

Мама тяжело вздохнула. Он знала, что меня расспрашивать бесполезно, если я не хотел что-то говорить.

Когда мы вышли из здания областной больницы на улицу, я услышал.

— Хорошо, но только если он попросит, — печально ответил мужчина моему отцу и, попрощавшись, ушёл.

Я открыл от удивления рот. Теперь я совсем запутался. Чтобы хоть в чём-то разобраться, я спросил у папы.

— Ты его знаешь?

— Да. Мой знакомый из Германии. А что?

— Да, так ничего, — пожав плечами, ответил я.

Наконец, я понял. А то подумал, что мужчина умел читать мысли, а он просто знал моего отца. Ничего сверхъестественного, а то придумал невесть что. «Ну, а глаза?» — проснулся внутренний голос. Я пожал плечами и посмотрел на маму. Она была в полуобморочном состоянии. Мама смотрела вслед мужчине и её трясло. Она не выдержала и снова зарыдала, а потом, строго посмотрев на отца, почти прорычала:

— Ты не посмеешь!

— Люба, сядь в машину, дома об этом поговорим.

Шокированный я уселся на заднее сидение. Дома назревал скандал. Чтобы не думать об этом, я достал из сумки роман "Метро 2033" и начал читать. Водительская дверь хлопнула, и машина сорвалась с места.

(Отто)

Более двухсот лет скитаний. Многие бы не выдержали и покончили с собой. Я же верил, что где-то далеко смогу найти свой дом, которого меня лишили в двадцать пять лет.

Минуты ужаса и мир рухнул. Я потерял всё что любил. Сестре исполнилось шестнадцать. Она толком не знала жизни. Лена ещё летала в облаках. Но однажды её полёт кончился, и она упала на землю, исчезнув из моей жизни навсегда. Вскоре и моя человеческая жизнь разлетелась вдребезги. Прошло уже много лет, но я помнил всё, как-будто это произошло только вчера.

Август тысяча семисотого года навсегда остался в моей памяти болью. Пятнадцатого числа смерть ворвалась в мой дом. Сначала она забрала мою сестру. Я смотрел, как Елена умирала, и ничего не мог сделать. Существа, забирающего жизнь Лены, я никогда прежде не видел. Оно выглядело как человек, но не было им. Сам дьявол явился в мой дом. Движение его было молниеносно. Доля секунды и моя младшая сестрёнка оказалась в его лапах. Она не успела понять, что произошло. Лена не произнесла ни звука, но ужас в её серых глазах навеки отпечатался в моей памяти.

Вскоре дьявол добрался до меня. Он бросился. Тьма поглотила меня. Я не наделся очнуться, но следующей ночью пришёл в себя. Тело горело адским пламенем. Голова болела. В горле кипело железо. Зубы ныли. Я желал смерти. Мечтал о ней, но она не пришла и через сутки, и двое. После убийства человека, я понял, что стал монстром. Самым ужасным ночным кошмаром.

Когда я впервые увидел Сергея, то ощутил себя дома. Я искал семью и лишь через столетия нашёл брата. Россия навсегда изменила меня. Она научила состраданию и любви. Русь стала бухтой надежды, в которую я причалил в конце девятнадцатого века. Уже тогда я знал, что найду Избранного. И я его нашёл спустя сто одиннадцать лет в небольшом районе на севере Курской области.

***

Я мчался прочь из города. Мелькали деревья, дома, а я всё бежал. Пробегал мимо людей и видел, как они вздрагивали и оглядывались по сторонам. Люди чувствовали меня, но не могли увидеть, потому что я нёсся с такой скоростью, что их человеческое зрение не могло уловить меня.

Солнце причиняло дискомфорт. Кожа немного горела, но время у меня ещё было. Ожоги появились бы через пару часов. Я бы вытерпел и добрался до места скопления силы. Кто мог подумать, что именно в России в небольшом районе есть источник тёмной энергии. Я сразу её почувствовал, как только прибыл в город Курск. Но это что? Сила, которая накрыла меня несколько минут назад, поразила. Я бы никогда не подумал, что ей может обладать человек. Но Сергей был человеком больше, чем колдуном. Скорее всего, он и не знал, что в его жилах течёт сила, которая передавалась в его семье веками. Всё бы ничего, но она убивала Сергея, и я прекрасно ощущал это.

«Сергей обязан выжить. От него зависит многое. Только он может уничтожить Его. В Серёже достаточно сил, но сможет ли он справиться с ними?» — я не знал. Мне приходилось лишь верить в это. И я верил. Я надеялся. В крайнем случае, я выполню то, что обещал отцу мальчика. Хотя меня это совсем не радовало. Сергей не заслуживал такой участи. Я бы не позволил ему, но я дал слово.

Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как остановился. Огляделся по сторонам. Справа было поле и слева. Одно перепахали три дня назад. Другое — закончили несколько часов назад. В воздухе ещё витал аромат сырой земли. Я глубоко вдохнул и улыбнулся. Позади меня донесся шум. Я обернулся. Черный «Ниссан» мчался с бешеной скоростью. Кто-то закричал. Я среагировал моментально и отскочил в строну. Отбежал довольно далеко и присмотрелся. Из автомобиля вылетел Сергей, он метался по обочине. Серёжа меня не видел, но я его видел отлично, и слышал тоже. Особенно, я чувствовал его страх и безысходность. Отец не верил юноше. Мальчик пытался доказать, что он не сумасшедший, но бросив эту попытку, махнул рукой и сел обратно в машину. Отец же Сергея мысленно выругался и, с трудом сдерживая слёзы, подошёл к автомобилю. Дверь хлопнула. Мотор зарычал и «Ниссан» сорвался с места, оставив на том месте, где стоял, облако пыли.

Я схватился за голову, потому что жажда стала невыносимой. Мои вены пылали. В них была адская боль. Я почувствовал, как удлинились клыки. Выругавшись, я повернулся к лесу лицом и принюхался. Ветер донёс запах. Мой рот наполнился слюной. Недолго думая, я поддался инстинктам и сорвался с места.

(Сергей)

— Папа, тормози!

Машина со свистом остановилась. Мама вскрикнула. Отец выругался. Я же вылетел из машины. Рыскал по обочине, выглядывая труп. Его нигде не было. Никого. Но этого не могло быть. Он стоял на дороге. Мы ехали слишком быстро. Какой бы ни была реакция у того сумасшедшего «самоубийцы», он бы не смог увернуться.

Всё вокруг поплыло, словно на окружающий мир упала капелька воды, и все краски растеклись, смешавшись в одно непонятное пятно. Я медленно, боясь упасть, присел на корточки и, зажав голову руками, глубоко задышал. Кто-то дотронулся до моего плеча, и я, резко вскочив на ноги, чуть не упав, закричал.

— Тише, тише. Всё хорошо. Серёжа, всё хорошо, — мягко шептал папа, поддерживая и гладя меня по плечу.

Меня трясло. Зубы стучали, словно на улицы было холодно. Я пытался говорить. Что-то бормотал непонятное даже для меня. Что-то о человеке на дороге. О том, как мы его чуть не сбили. Отец мне не верил. Он твёрдо стоял на своём мнении. Папа уговаривал меня, пытался дотащить до машины. Я упирался, доказывал, но отец лишь качал головой, с тревогой глядя на меня.

— Папа, я не сумасшедший. Почему ты мне не веришь? — спрашивал, пытаясь побороть подступившие слёзы. Сдался и от безысходности махнул рукой.

Я слишком долго держался. События последних дней совсем расшатали мои нервы. Сейчас я не выдержал и разревелся, как маленькая девочка, у которой отняли куклу. Отец успокаивал меня, но истерика не проходила. Совсем не выносимо начала болеть голова.

Я молчал. Мама пыталась со мной поговорить, но я лишь качал головой. Изредка смотрел в зеркало заднего вида и видел в её глазах дикий испуг. Теперь представлял всё горе мамы. Я видел себя её глазами. Бледного, осунувшегося юношу. Его дикие глаза горели безумным огнём. Мальчик был на грани умопомешательства. И этим мальчиком был я.

— Всё будет хорошо. Я справлюсь, — пробормотал я.

Родители не ответили.

— Витя, останови у магазина. Дома нет хлеба.

Наша машина остановилась у бледно зелёного здания, покрытого серой, как моя душа, крышей. За магазином росли дикие клёны. Их ветки почти упирались в стены. Я не видел их, но прекрасно знал, что они там.

— Мам! — окликнул я.

Она, остановившись, обернулась и вопросительно посмотрела на меня.

— Купи апельсинов, — попросил я, высунувшись в окно.

Мама с негодованием посмотрела на меня. Аллергия была тому виной. Но я не сдавался.

— Мама, пожалуйста, два …

Она думала, решала. В её глазах я видел сомнение.

— Пожалуйста...

— Хорошо, куплю, — сдалась мама, — ещё что-нибудь взять?

— Больше ничего, — улыбнувшись, ответил я и закрыл окно.

— Решил помучить свою кожу? — шутливо спросил отец.

Я взглянул в зеркало заднего вида. Впервые за последние дни во взгляде папы не было печали. Его глаза горели. В них было немного боли и любовь.

— Пап, я люблю тебя.

Папа искренне рассмеялся. Я тоже захохотал. Нам было так хорошо. Казалось, что и не было никакой болезни, а всё произошедшее было страшным сном.

— Улыбаетесь, — сказала мама и захлопнула дверь, — держи, — обратилась она ко мне, подавая апельсины, — только потом не забудь выпить таблетки. Хорошо?

— Хорошо, — ответил я.

Я был так рад, что даже сидения не помешали мне обнять родителей. Счастье заполнило моё сердце и вытеснило все страхи. Я даже поверил, что исцелюсь.

— Поехали, хочу домой, — спокойно сказал я и достал и целлофанового пакета апельсин.

Жадно вдохнул пьянящий аромат и улыбнулся. Родители тоже улыбнулись. Папа завёл автомобиль. Машина тронулась и понесла нас домой.

— Ну, всё приехали, — улыбнулся папа.

— Сыночек, что? Голова? — побеспокоилась мама, когда я не вылез из машины.

Мои губы растянулись в жалком подобии на улыбку. Я покачал головой и вылез из машины. Неожиданно появившееся чувство слежки выбило меня из колеи. Огляделся по сторонам.

— Нет, всё хорошо.

Мама тяжело вздохнула. Она слишком хорошо знала меня. Заторможенная реакция говорила о том, что меня что-то гложет. Я всегда хотел знать, как проявляется страх. Всегда думал, что появляется учащённое сердцебиение, но у меня было всё по-другому. Моё сердце билось спокойно, но казалось таким огромным, что не помещалось в груди. Ещё мне хотелось реветь. Ком, подступивший к горлу, не давал дышать. Ртом жадно хватал воздух, но облегчение ко мне не приходило. Сердце совсем замерло, словно грудная клетка мешала ему биться. Я слышал, как закричала мама. Отец что-то строго ответил ей. Потом тьма поселилась вокруг, ледяное дыхание которой заставляла тело дрожать. Ледяные стрелы впивались в кожу, причиняя невыносимую боль. Я пытался кричать, но ком в горле не давал вздохнуть, так что я молчал и ждал, когда умру. Время остановилось. Казалось, что тьма вокруг меня вечно. Я искал из неё выход, но спасительного огонька нигде не проглядывалось. Я не знал, что делать, но вскоре понял, что могу думать. Я пытался вспомнить что-то важное. Злата! Наша первая встреча. Тогда я был ещё здоров. Тем днём, когда я повстречал Злату, чуть дверью не сбив её с ног, я запомнил на всю жизнь. Обычный летний день навсегда изменил мою жизнь. Делать было нечего. Родители уехали к бабушке. У меня впервые тогда заболела голова, и я остался дома.

Головная боль не стихла и через час после отъезда родителей. Я лежал на диване в зале, когда в дверь позвонили. Перед глазами всё плыло, но я поднялся.

Позвонили ещё несколько раз.

— Извините, я сейчас, — прокричал, возясь с заклинившей дверной ручкой.

Дверь резко распахнулась, и я увидел испуганную девушку. В синих широких глазах был шок. Нет, чтобы сначала извиниться. Я просто стоял и глядел на то, как девушка потирала ушибленную руку. Мои губы растянулись в улыбке.

— Что ты улыбаешься? — нахмурилась она.

— Извините, пожалуйста, я не хотел причинить вам боль…это всё дверь…заклинила…

Девушка, наклонив голову чуть в бок и прищурив красивые глаза, спросила:

— Ты сын Фроловых?

— Да, а вы?

Девушка сначала посмотрела на меня как на полоумного, а потом громко рассмеялась. Я смотрел, как она смеялась, и не понимал, что со мной происходит. Сказать, что девушка была красива, я не мог, но и сказать, что она — некрасива, я тоже не мог. Она была очень милой. Мягкие черты манили, а улыбка заставляла сердце замирать. В синих глазах хотелось тонуть. У меня было такое чувство, что ту девушку я знал всю жизнь.

Я задержал дыхание. Когда мой пульс пришёл в норму, я протянул девушке руку:

— Сергей...

— Я знаю, Злата.

Удивлённый я отпустил её руку лишь тогда, когда Злата заулыбалась, глядя, как я сжимаю её маленькую ладошку.

— Ой, извини! — пробормотал я.

Злата, молча, разглядывала меня, потом сказала:

— Ничего, передай родителям привет.

— Хорошо, а от кого? Как твоя фамилия?

— Ой, совсем забыла. От Сергея и Светланы Крыловых.

Девушка пожала плечами.

— Пока, было приятно познакомиться!

— И мне!

Девушка собралась уже уходить. Я в домашних тапочках выскочил на улицу.

— Постой, не уходи!

Злата присела на лавочку. Я присел рядом. Тут до меня дошло, что я влюбился. Просто, когда я сидел рядом, и наши руки почти соприкасались, мне хотелось, чтобы наши пальцы были переплетены. Мы молчали. Не ожидая от себя самого, я наклонился и поцеловал Злату в щёку. Девушка покраснела. И посмотрела на меня, а я в её глазах в тот момент увидел отвращение.

Воспоминание померкло. Вокруг меня пылала огонь. Ледяные стрелы, которыми было пронизано моё сердце, начали таять, причиняя адскую боль. Их вода растекалась во мне раскалённым железом. И в этот момент тьма рассеялась, и я увидел свою комнату.

— Слава Богу, — простонала мама.

— Прости, — прохрипел я.

— Всё хорошо, сын.

Кивнул. Родители успокаивали меня, но я знал, что всё плохо. Всё очень плохо, а дальше будет хуже.

— Пап, а ты давно знаешь дядю Сережу Крылова?

Отец удивился.

— С института.

— А почему ты никогда не говорил, что у него есть дочь?

— Не знаю, — пожал он плечами, — я просто не думал, что Крыловы переедут в наше село.

— Понятно, — зевнув, пробормотал я и закрыл глаза.

— Пойдём, Люба, пойдём… — последнее услышал я, прежде, чем уснул.

Разбудил меня крик мамы. Я подскочил как ошпаренный и вылетел из комнаты, но в прихожей остановился.

— Люба, пойми, я не могу Серёже рассказать. Я не хочу, чтобы он знал. Верь мне родная, я найду способ помочь ему.

— Витя, он умирает…

— Ты меня винишь в этом?! — не выдержал отец, — Люба, ты знала, за кого выходишь замуж. И ты понимала, что такое возможно. Думаешь я не переживал, я до последнего надеялся, что Сергея не коснётся такая участь, но сила не выбирает, когда и в каком поколении проявиться.

У меня сильно закружилась голова. Я глубоко вдохнул, поняв, что всё это время не дышал. Моё тело окаменело. Теперь я удостоверился в тайне, которая была в моей семье.

— Если я ничего не найду, — продолжил отец, — то Отто согласился помочь Серёже.

— Нет, — проорала мама, — Витя, ты с ума сошёл. Серёжа тебя возненавидит, и я тоже…

— Люба, я знаю, — ответил отец в тон маме и раздался громкий стук.

— Хватит! — проорал я, ворвавшись в кухню, — хватит друг друга обвинять. Мне всё равно, что вы скрываете. Пожалуйста, только не ругайтесь. Вы не виноваты.

Родители молчали. Они не знали, что сказать. Мама вытерла нос, папа сложил руки на груди и уставился в пол. Родители чувствовали предо мной вину. Я схватился за голову и, сев на табурет, стоящий у стола.

— Сыночек, но это мы виноваты. Если бы не мы, ты бы был здоров, — простонала мама.

— Хватит, мама, — прошептал я, массируя виски, — это всего лишь болезнь. Вы должны верить в моё выздоровление, а не искать причину в себе. Верьте, родные мои и мне будет легче. Только не ссорьтесь. Всё будет хорошо.

— Да, всё будет хорошо, — начал отец, но телефонный звонок прервал начатую речь.

— Да, здравствуй, Миш, — ответил папа, — завтра вечером? Хорошо!

Я посмотрел на отца, потом на маму и снова на папу. Если звонил именно тот Миша, о котором я подумал, то отец скоро уедет. Мне так этого не хотелось. Папа только приехал неделю назад и опять его вызывали на работу.

— Пап? Ты опять уезжаешь в командировку? — спросил я, дабы опровергнуть свою догадку.

Мне хватило одного серьезного взгляда отца, чтобы понять, что это так.

— Когда?

— Завтра вечером, — вдохнул отец и обессиленный присел на стул, позже добавил, — прости, сын. Думал, что побуду рядом, а оно вон как вышло, срочно вызвали на работу.

Я сел ровно и, сложив руки на груди, с надеждой посмотрел на папу. Мама глубоко вдохнула. Она прекрасно знала, что я тяжело переживаю отъезды отца. У меня появилось нехорошее чувство. Я боялся, что с отцом может что-нибудь произойти. Не понимал, откуда взялось это ощущение, может, я просто накручивал себя. Так, наверное, и было, но на душе — не спокойно.

— Папа, пожалуйста, не уезжай…

— Серёж, я всё понимаю, но я должен уехать!

Мои руки обессилено упали на колени. Папа бы не поехал, если бы там справились без него. Отец был геологом. Он то и дело мотался в различные командировки, но раньше, я легче переносил его отъезды. Сейчас было что-то не так.

Я поднялся и подошёл к папе. Крепко обнял его.

— Папа, умоляю, останься дома… я боюсь за тебя…

Отец, похлопав меня по спине, проговорил:

— Серёжа, не бойся. Всё будет хорошо, я приеду через неделю.

Я отстранился и серьёзно посмотрел в карие глаза.

— У меня плохое предчувствие…

Папа улыбнулся и, проведя рукой по густым русым волосам, добавил:

— Сын, ты просто напуган. Ты боишься. Но мы справимся. Ты должен думать о своём здоровье. Со мной ничего не случиться.

Я лишь мотнул рукой. Этот спор я проиграл. Папа всё решил, и мне осталось лишь смириться. Я крепко обнял отца и собрался уйти в свою комнату. Был уже в прихожей, когда папа окликнул меня.

Я обернулся.

— Серёж, постой, у меня есть для тебя подарок…

Папа протянул мне что-то блестящее. Это был камень на золотой цепочке. Я удивлённо и строго посмотрел на папу. Наверняка, отец отвалил кучу денег за этот амулет. Я перестал дышать. Бледно-молочный камень полностью завладел моим вниманием. Всё перестало существовать. Был лишь я и этот камень. Он переливался так, словно внутри него играла радуга. Ветерок обдул моё лицо, донеся приятный запах. Мой рот наполнился слюной. Такого вкусного аромата я никогда не чувствовал. Он был единственным в своём роде. В голове пролетали все блюда, приготовленные мамой, но ассоциации с этим запахом я не нашёл.

Я, сглотнув слюну, огляделся. Вокруг меня были одни деревья, серые, мрачные, как из сна. Во сне они казались чудовищами. Сейчас это лишь — деревья. И я не понимал, почему я так боялся их. Придумал себе каких-то чудовищ, пытавшихся оставить меня в этом мире. Даже если бы они и были, то не смотря на это, я сам бы остался здесь. Мне нравился это пугающий сумрак. Я был частью его. Я родился, чтобы жить в тени.

— Серёжа, Сергей, — донёс до меня ветер чей-то голос.

Я прислушался.

— Сын, очнись, — прошептал отец.

Лес потихоньку отдалялся. Через несколько минут он полностью исчез и больно в глаза ударил свет от люстры. Я зажмурился. Потом, когда всё прошло, огляделся. Мама сидела, крепко сжимая мою руку. Отец стоял, глядя в окно.

— Что произошло? — спросил я.

— Ты упал в обморок… — пробормотала мама и вытерла нос.

— Упс…

— Что? — спросил отец, — как ты себя чувствуешь?

— Нормально… а который час?

Отец присел на край кровати и взял меня за руку.

— Половина седьмого утра…

Я от удивления открыл рот. Этого не могло быть. Почему так произошло? «Камень» — пропищал внутренний голос. Я резко сел.

— А где цепочка?

Мама с отцом удивлённо переглянулись.

— На шее у тебя весит…

Я провёл рукой по шее и нащупал холодную цепь, потом — камень. Шокированный посмотрел на родителей.

— Ты ничего не помнишь? — спросила мама, печально глядя на меня.

— Нет. То есть не совсем. Помню, как взял подарок из твоих рук, пап. Потом…

Я замолчал, вспомнив лес и мрачные деревья.

— Что потом? — серьёзно спросил отец.

— Не помню, — солгал я и потёр переносицу, сделав вид, что у меня болит голова.

— Ты долго всматривался в камень, — начала мама, — мы тебя звали, но ты не отзывался. Потом надел подарок на шею и упал.

У меня голова шла кругом. Теперь я точно удостоверился, что вокруг происходит что-то необычное: необъяснимое поведение родителей, тайна, постоянные обмороки, какие-то видения. Галлюцинации: то человек на дороге, которого могло и ни быть, то лес, который оказался всего лишь сном, тайна, которая была, но о которой мне совершенно ничего не хотелось знать.

Я закрыл глаза. «Это сон, это просто сон. Не было никакой галлюцинации. Это был сон. Очередной бредовый, сумасшедший сон. Это болезнь. Во всё виновата она. Надо позвонить Артёму. Чёрт» — выругавшись, закончил свои размышления. Я поднялся с кровати и побежал в прихожую. Куртка висела на вешалке. Сняв, её стал рыскать по карманам. Родители стояли рядом и лишь наблюдали за моими шальными действиями. Когда я наконец-то нашёл телефон, то обнаружил, что он разряжён. «Чёрт» — снова выругался.

— Сын, что произошло?

— У меня сегодня концерт… — выпалил я.

Мама охнула:

— Сыночек…

— Мама, родная, я всё понимаю, но я же обещал. Кто знал, что так получится, — успокаивал я, гладя её тёплые руки, — я не могу подвести коллектив.

— Витя, прошу… — взмолилась мама, глядя на отца.

Папа молчал. Потом, покачав головой, сказал:

— Люба, пусть идёт…

Я опешил, не ожидая такого от отца. Напротив, был уверен, что он запретит мне, а оно вон как вышло.

— Господи, Витя… — заплакала мама.

Моё сердце сжалось от невыносимой боли.

— Мама, я не пойду, только не плачь, — бормотал я, утирая слёзы с её бледных щёк.

— Нет, Серёж! Ты пойдёшь и выступишь. — проговорил папа и, посмотрев на маму, добавил, — Любочка, пойдём, пусть он собирается.

Мама отталкивала отца. Била по его груди кулаками. Её истерика вышла из-под контроля. У меня на глазах навернулись слёзы. Я делал больно родителям. Они этого не заслуживали.

— Мама, я не пойду. Сейчас, позвоню Наташе и всё объясню.

— Нет, нет… — застонала мама.

— Хорошо, не буду звонить, просто не пойду. Только успокойся, умоляю. Мама, пожалуйста, успокойся.

Её руки обессилено упали. Она начла задыхаться.

— Серёж, быстро накапай Корвалола…

Я ворвался в кухню, руки тряслись, но, не смотря на это, открыл шкаф. Из-за слёз не сразу нашёл небольшой пузырёк с лекарством. Наконец-то обнаружил нужный флакон с бело-зелёной этикеткой. И когда откручивал крышечку, и когда накапывал лекарство в чайную чашку, руки тряслись, будто их колотило током. Я с трудом сдерживал подступившие слёзы. Родители так мучились. Каждый мой приступ боли, каждая потеря сознания терзали моих бедных. Они страдали. Я старался не подавать виду, но каждый раз срывался, не в силах больше терпеть, как мою голову разрезают, распиливают, купают в кипятке. А иногда, когда всё это происходило одновременно, мной пыталась завладеть тьма. Цепкие руки непроглядной темноты цеплялись за меня, обдавая кожу смертельным холодом. Они сжимали моё тело всё сильнее с каждым разом, но, не смотря на трудности, я находил спасительный свет, который растапливал ледяные цепкие руки и льдины, пронизывающие моё тело, растекаясь в теле раскалённым железом, и возвращался к жизни. Я постепенно умирал. Но страха смерти, который испытывал днём раньше, у меня не было. Появился другой. Как всё рассказать друзьям? Какие подобрать слова, которые объяснили бы всю суть моего положения и вселили в моих лучших друзей надежду, которую я пытался всё это время вселить в маму и папу. Но главным моим переживанием была Злата. С тех пор, как она приходила к нам, я её больше не видел, и номера у меня не было.

— Серёж?

— Извини, пожалуйста, прости, — пробормотал я, подав отцу чашку.

Папа покачал головой, промолчав, забрал лекарство из моих рук и вышел из кухни, а я так и остался стоять, глядя на дверь.

Через десять минут, когда ступор прошёл, я пошёл к родителям. Мама лежала, глядя в потолок. Отец держал её за руку. Я подошёл и, присев рядом с отцом, извинился. Мама взглянула на меня и сказала то, что я не ожидал услышать. Она попросила меня пойти и выступить. Я не верил своим ушам.

— Но почему? — слетел вопрос.

— Тебе надо жить обычной жизнью, — чуть слышно прошептала мама.

— Мам, я знаю, поэтому останусь дома.

— Сынок, не переживай. Со мной всё будет хорошо. У меня просто поднялось давление. Папа дома, ты иди. Тебя ждут друзья. Они уже звонили несколько раз. Артём не находит себе места. Злата тоже с ума сходит. Пойди и докажи самому себе и мне с папой, что ты не сдашься.

Я крепко обнял маму. Она улыбнулась.

— Принеси рубашку и брюки, я поглажу.

— Мам, лежи. Я сам.

Мама на удивление громко рассмеялась, дав понять, что не уверена в том, что я справлюсь.

— Знаю, я твоё сам. Так рубашка и останется на утюге.

Отец не выдержал и расхохотался.

— Пап, хватит!

— Всё, хорошо, извини. Просто у тебя такое выражение лица, словно ты съел целый лимон, — проговорил он и снова расхохотался.

Я покачал головой и, выходя из комнаты, услышал, как мама проговорила:

— Надеюсь, мы поступаем правильно.

— Конечно, правильно. Всё будет хорошо, — ласково ответил папа.

Мои губы растянулись в улыбке. Последние дни семья была на нервах. Моя болезнь сильно подкосила не только меня и родителей. Когда-нибудь всё наладиться, я в это верил.

Каждому человеку даётся испытание, но не всем по силам справиться с ним. Было ли моё испытание мне по силам? Честно, я не знал. Прекрасно понимал, что будет нелегко. Я настраивал себя на борьбу. Мне предстояло узнать, кто победит болезнь или я. И концерт, к которому я готовился месяц, станет точкой отчёта. С этого вечера я вступил в бой с судьбой. Каков будет исход? Посмотрим…

***

Взглянул на часы и обнаружил, что до начала концерта осталось пять часов. Родители уехали в Поныри — районный центр по делам, так что часа два их не будет дома. Я ломал голову, пытаясь чем-то себя занять. Думал и решил убраться в доме. Но прежде чем приступил, поставил телефон на зарядку и включил его. Сразу же начали приходить сообщения. Конечно, их была тьма. В основном приходили от Артёма и с какого-то неизвестного номера. Пару сообщений от Натальи — нашего худрука. Наташа ругала меня, но как и Артём. Но сообщения с неизвестного номера меня удивили. Не долго думая, перезвонил. Ответили не сразу, но когда наконец-то подняли трубку, я чуть не упал.

— Господи, Серёж! Слава Богу! — сквозь слёзы пробормотала Злата и добавила, — я думала, что с ума сойду. Почему ты не отвечал?

— Привет, — ступил я, — был в больнице, как-то не до телефона было. Да, ещё. Злата прости меня за тот поцелуй.

Я слышал, как она вздохнула.

— Тебе теперь было неприятно. Я не должен был так поступать.

Ударил себя по лбу. Было за что.

— Почему ты так решил? — вдруг спросила Злата.

Слова застряли у меня в горле. Тогда я ошибся. В синих глазах не было никакого отвращения. Это — всего лишь удивление. Может, шок. Но не отвращение, как решил я.

— Не знаю… — честно ответил я, пожав при этом плечами.

— А ты знаешь, что я тоже выступаю? — спросила Злата.

— Правда? — переспросил я и присел на край кровати, уставившись на книжный шкаф.

Наверху стояли какие-то коробки, на которые я посмотрел с интересом.

— Что там интересно? — подумал я.

— Ты о чём?

— Ой, да не о чём, просто у меня на шкафу какие-то коробки. Раньше их не было.

— Ммм… — весело ответила Злата.

Я глубоко вдохнул.

— А ты будешь петь?

— Да.

— Я тоже… — сказал и повалился на спину.

Больно ударившись о спинку кровати головой, мысленно выругался.

— Злата, а какие ты песни будешь петь?

— Дельта «Боль», Диана Гурцкая «Ночь есть ночь», ещё хочется спеть дуэтом. Ты не споешь со мной?

— Спою, конечно, но… но когда мы будем учить песню?

— Серёж, а мы споём твою любимую песню «Слёзы».

Я резко сел, и в этот миг в голове что-то щёлкнуло, словно включили какую-то кнопку. Боль стала нарастать с такой скоростью, что комната моментально поплыла перед глазами. "Только не обморок, умоляю, только не обморок"

— Серёжа, ты слышишь меня? Что ты молчишь?

— Извини, задумался. А… а откуда ты узнала?

— Наташа сказала.

— Я ничего не понимаю.

— Извини, я же тебе ничего тогда не рассказала Наташа, ваш худрук. Моя двоюродная сестра.

— Ничего себе, а она никогда не рассказывала о тебе?

— Это сложно. Я когда-нибудь тебе всё расскажу.

Свободной рукой массировал висок. Комната до сих пор плыла. Огромные волны, бушующие вокруг, пытались захлестнуть меня, поглотив в бездонную пучину, наполненную темнотой и неизвестностью.

— Хорошо… — попытался предать голосу весёлые нотки, но не помогло.

— Серёж, что случилось? У тебя всё хорошо? — услышал обеспокоенные нотки в мелодичном голосе Златы.

Плохой вышел из меня актёр.

— Всё хорошо, у меня всё хорошо… — скороговоркой выпалил я.

Истерики мне только не хватало. Так надо успокоиться. Всё будет хорошо. Я справлюсь. У меня всё получиться.

— Ты врёшь! Если ты мне не скажешь, что происходит, я приду. И мне плевать, что потом не успею собраться на концерт. Говори, что произошло. Я чувствую, что у тебя что-то не так...

— Да, немного голова болит, всё хорошо. Не нужно приходить. Готовься к концерту, — попытка удалась на славу.

— Ладно, Серёж, тогда я пойду готовиться к концерту. Да, ещё чуть не забыла, приходи в ДК к половине девятому. Нам надо спеться.

— Хорошо, я приду. До встречи, Злата.

— До встречи. И да, ты плохо врёшь, — сказала Злата, и трубку наполнили короткие гудки.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Я ещё долго держал телефон около уха. Нет, так не должно было быть. Почему именно сейчас. Почему?

Подорвался, не смотря на то, что почти ничего не видел. Злость, которую я испытывал, надо было куда-то направить, поэтому через час я убрался почти во всём доме. Оставалась только моя комната. Вернее оставалось вытереть пыль на шкафу. Забрался на табурет, принесённый из кухни. Коробки оказались тяжёлыми. Одну я не удержал, и она упала. Выругался. Всё содержимое высыпалось. Это были какие-то тетради, журналы — ничего интересного. Но, по крайней мере, я так думал, пока не наткнулся на тонкую записную книжку, которая была сильно потрёпанной. Края обгорели. Я открыл первую страницу. На ней было что-то написано. Почерк был таким корявым, что я с трудом различал буквы, но от чего-то пытался прочитать эти записи.

« Здравствуй, дорогой мой дневник! Я понимаю, что уже не мальчик, чтобы рассказывать тебе свои мысли, но я просто больше не знаю к кому обратиться. Жена меня не поймёт, да и не поверит во всё, что я собираюсь тебе рассказать.

Сегодняшний вечер показался мне странным. Во-первых, на улице было очень тихо, словно вся природа замерла, казалось, что время остановило свой бег, во-вторых чувство страха, которое я испытывал на протяжении всего дня, стало параноидальным, когда я подошёл к лесу, отделявшему луга от деревни, и наконец, мне казалось, что за мной кто-то следит. Да-да, именно, следит. Я не знаю, как объяснить это. За мной действительно следили. Оно настигло меня, когда я шёл по дороге через лес. Существо напоминало человека, и признаюсь, я был уверен, что оно было человеком. А, может, и было, может быть, я просто выдумал, что встреченный мною мужчина не был человеком. Наверное из-за страха, я подумал, что он другой, отличный от меня. Честно, я ничего не понимал, я запутался, одно было ясно, что мне надо, поскорее, оказаться дома, чтобы рассказать тебе обо всём, что произошло этим вечером.

Одно я хочу сказать, что от этого мужчины веяло смертью, по крайней мере, шестое чувство говорило мне об этом. Но вот таким был тот вечер. Странный, да? Я чуть было не забыл рассказать тебе о том, о чём мы разговаривали. Вот таким был наш диалог:

— Здравствуйте, — поприветствовал он меня.

— Здравствуйте!

— Вы мне не подскажете, я ищу одну деревню, кажется, Курган? — спросил мужчина, в низком голосе которого чувствовался лёгкий акцент.

— Да, она за этим лесом, вам нужно пройти по этой дороге и наткнётесь на деревню, — ответил я на его вопрос, указав на дорогу через лес.

— Туда, да? — спросил мужчина, указав вглубь леса.

— Да-да, хотите, я вас провожу, мне всё равно по пути, — пробормотал я, чувствуя, что совершаю ошибку.

Честно, мне не стоило говорить ему, что я живу на Кургане. Внутренний голос говорил мне бежать, как можно дальше из леса, из деревни. Наверное, я просто схожу с ума. Извини, я совсем отвлёкся.

Когда мы дошли до деревни, я почувствовал себя немного легче, напряжение спало, даже страх куда-то пропал.

— Спасибо вам большое, — поблагодарил меня мужчина, и, уходя, добавил, — будь осторожен Фёдор, особенно ночью.

Когда, этот человек уже скрылся из виду, страх захлестнул меня, я вбежал в дом и запер дверь на засов. Честно признаюсь, даже в доме я не чувствую себя в безопасности, я боюсь, я боюсь выходить из дома, боюсь спать. Я чувствую, что над деревней нависла страшная угроза. Вот опять я завёл эту пластинку: зло, угроза жизни, — я просто всего на всего придумал эту угрозу. Да, точно придумал! Спасибо тебе большое, что выслушал меня, не задавая лишних вопросов. Но я до сих пор не могу понять, как этот мужчина узнал моё имя?! Ладно, не важно, пойду я спать, мне рано вставать, если, что произойдёт, я обязательно сообщу тебе мой дорогой дневник. Если не умру…

Пятница, Август 1948 года»

На мгновение оторвался от чтения, потому что перед глазами всё плыло. Было так интересно, что я снова принялся читать, не смотря на то, что написанное сливалось в одно монотонное полотно.

«У меня не так много времени, чтобы тебе подробно обо всём рассказать. Одно могу сказать, что тот мужчина, которого я встретил — монстр. Он — не человек, он — чудовище. Не спрашивай меня, пожалуйста, не спрашивай. Я просто знаю, что это так. Он — дьявол. Нам всем нужно бежать, куда глаза глядят. Кажется, что он в моём доме. Слава Богу, жена у матери. Я люблю тебя, Ксю…»

Перевернул страницу.

— Какого лешего! — вырвалось у меня.

Перевернул ещё одну. Ничего. Пусто. Я пролистал весь дневник и лишь на последнем огрызке (остатке от страницы) обнаружил несколько строк на немецком языке.

«Entschuldiegen Sie bitte! Lieber Freund! Ich brauche dich!

Ariston

P.S. Ich komme wider!!!»

— Странно. Извините, пожалуйста! Дорогой друг! Вы нужны мне. Аристон. Я ещё вернусь.

Я ничего не понимал. Кто вернётся? Куда? И зачем?

— Интересно, а чей это дневник?

Снова перевернул на первую страницу. Ничего не нашёл. Потом, когда уже закрыл дневник, то на обложке обнаружил: «Фёдор Фролов»

Я долго размышлял о том, кто это мог быть, но потом до меня неожиданно дошло. Вернее я так решил, что это был дневник моего прадеда.

— Вот тебе раз, — выдохнул я и поставил коробку на место, а дневник засунул под подушку.

Зазвонил мобильник.

Звонил мой лучший друг Артём. Сначала не решался ответить, потому что знал, что меня ждёт. Но всё-таки снял трубку.

Около десяти минут, я не мог вставить в нескончаемый поток крика Артёма не единого слова, но когда друг поубавил пыл, я извинился и пообещал, что обязательно всё объясню.

Я не сомневался в том, что смогу всё рассказать Артёму. Одна была проблема. Я этого не хотел. Неожиданно для себя я понял, что не хочу жалости. Я хотел жить, как все, поэтому решил повременить с откровением. Всему своё время. Уже пора. Артём ждал меня.

Оделся я быстро. Выпил поднадоевшие таблетки. Позвонил родителям, которые сообщили, что задержатся, и вышел из родного гнезда в неизвестность.

Что меня ждало впереди? У меня не было ни малейшего представления. Надеялся, что обыкновенная жизнь…