Глава 5. Винтовка - это праздник.

2039 год

Впрочем, к начальству я попал не сразу. Сначала меня отвели в большую баню, где я долго отмывался. Затем там же подстригли волосы и ногти. После этого меня осмотрел врач, другой, нежели тот, что был в лагере; он обработал мои раны и дал какие-то таблетки.

Все это было необычно и неожиданно. Честно говоря, в этот момент я думал, что меня просто собираются расстрелять.

Но после этого мне выдали новую и чистую одежду: нижнее белье, теплые брюки, носки, кожаные сапоги, рубашку, вязаный свитер синего цвета с оленями, куртку, вязаную шапку. К этому времени как раз наступило время обеда, и мне позволили поесть в столовой с военными.

Затем меня посадили в машину и куда-то повезли.

Мой конвой был молчалив и угрюм. Куда мы едем, зачем мы едем, что вообще происходит? Я мучился этими вопросами, но, кажется, и сами конвойные ничего не знали. Я не решался у них что-либо спрашивать, потому что боялся, что они рассердятся и отправят обратно.

Наконец меня привезли к чьей-то даче. На территории находились местные охранники, причем они были совершенно не похожи на обычных военных. Хозяин вышел к нам сам в сопровождении двоих телохранителей, молча взял какую-то бумагу у моего конвоира и расписался в ней. После чего мои конвоиры, теперь уже бывшие, сели обратно в машину и уехали, передав меня местным охранникам, которые повели меня вслед за хозяином дачи куда-то внутрь дома. Не стану описывать интерьеры помещения, скажу лишь, что они были и могли впечатлить человека, проведшего несколько месяцев в лагере.

Я повесил куртку и шапку на вешалку в прихожей, после чего вошел в кабинет. Хозяин сел в большое кресло около камина, указав мне на соседнее. Немного помявшись, я все-таки сел.

— Ну что ж, Герман. Теперь можно и поговорить. Можете звать меня Андреем, я военный психолог. Занимаюсь вопросами поведения людей, помогаю лучше понять себя, выношу вердикты о душевном состоянии и всякое прочее. Признаться, я не поддерживаю деятельность наших лагерей. Пользы от них в плане переобучения нет никакой, большая часть бандитов так и остается в результате бандитами. Очень жаль, что вы туда попали. Впрочем, вы должны понимать, что и сами тут в чем-то виноваты.

— Если бы я не убил майора Шарова, убили бы меня. — Говорить вслух для меня было непривычно, казалось, голос принадлежит не мне, а кому-то другому.

Андрей властно взмахнул рукой, я тотчас замолк.

— Я читал ваше дело, читал копии допросов. Про майора Шарова все прекрасно знаю. Прекрасно знаю, да! И не буду говорить, что сильно расстроен из-за его смерти. Вы, Герман, казнили преступника. Вы показали военным, что правосудие все еще существует и оно может добраться даже до тех, кого не могут достать обычные суды. Никто, даже занимающий высокий государственный пост, не укроется от руки закона. Кроме того вы дали возможность подняться другим людям, куда более стоящим и полезным, чем Шаров и его старший брат. Ныне тема майора практически запретна в Командовании, генерал-майор даже пытается сделать вид, что никакого младшего брата у него никогда и не было. Но от такого родства ему все равно не скрыться, этот братец еще долго будет всплывать и портить ему кровь.

Впрочем, речь не о том. Довольно и того, что я знаю ваше дело. Вы казнили преступника. Такой результат я считаю хорошим. Только есть одна проблема. Мы ведь пытаемся создать новое общество, новый мир, восстановить цивилизацию. А это невозможно без соблюдения закона. После долгого периода хаоса и невежества военных еще надо обучить безукоризненно и всегда соблюдать его. А самосуд по нашим меркам является таким же преступлением, как и продажа контрабанды. И даже более тяжелым, потому что был принудительно лишен жизни человек, точнее, два: о Медведе вы, надеюсь, не забыли?

— Зачем меня сюда привели? — я начал сердиться.

— А вам больше нравилось в лагерях?

Я промолчал. Этот Андрей не похож на человека, которому просто не с кем поболтать, из-за чего он и добивается освобождения из лагеря заключенных. Он от меня чего-то хочет. И надо быть очень осторожным, очень внимательным, чтобы не получить еще больших проблем.

— Послушайте, Герман. Я скажу откровенно. Я не в восторге от Командования. И от их политики. И от их мер наказаний. И от их судов. Да просто от них самих, как от личностей. Часть — старики, давно впавшие в маразм, часть — идиоты и лентяи, которые ничего не умеют, но не хотят расставаться со своими местами. Либо одуревшие старики, либо молодые карьеристы без чувства стыда.

— Я очень далек от политики.

— Понимаю. Вы не так хорошо знаете наш, так сказать, внешний мир. За то время, что вы провели, выйдя из Убежища — видите, я хорошо все о вас знаю, — вы не успели многое узнать о нас. Поэтому я могу коротко рассказать, как устроен этот мир.

— Зачем? Не считаю эту информацию полезной для себя. Объясните мне лучше, зачем вы меня сюда привели.

— Хорошо. Перейдем ближе к делу, раз вы так хотите. Я знаю, вам не понравится, что я сейчас скажу. Но я предлагаю вам сделку.

Не нравится? Конечно, не нравится! Более того, я прихожу в бешенство, в ярость от этих слов. И я моментально перестаю доверять человеку, который произносит их, я начинаю ненавидеть этого человека.

Я так и сказал Андрею.

— Не беспокойтесь, наша сделка будет честной.

— Почему я должен вам доверять? Почему я должен быть уверен, что вы не подставите меня, как это уже происходило?

— Все просто. Вы и так находитесь в самом низу. Хуже вам уже не станет, хуже лагерей ничего не может случиться. Вы находитесь на дне, но у вас есть возможность начать подниматься. Повторяю: так как вам никто не смог бы сделать хуже, то вам и нечем рисковать.

— Смерть?

— О боже, не глупите. Во-первых, вас не станут убивать, поскольку мучить вас для них будет куда предпочтительнее. Во-вторых, пожалуйста, не считайте то существование в лагере жизнью. Зато, если вы согласитесь, я обещаю вам свободу. Если откажетесь — отправитесь обратно в лагерь немедленно. Выбор за вами. Можете не верить, что я выполню свою часть сделки, но ведь эти пару дней вы будете вести свободную и сравнительно безопасную жизнь. Разве лагерь не научил вас не строить долгих планов и не загадывать на будущее, ценя то мгновение, что есть сейчас? Хотя, конечно, мне было бы неприятно от мысли, что вы совсем не доверяете мне, но это уже дело ваше. Я лишь предлагаю все возможные варианты.

Я сомневался. Хотя, он прав. Мне нечего больше терять. Я могу и согласиться.

— Что я должен сделать?

— Вот и отлично. Сейчас я все покажу, — Андрей встал, подошел к столу, взял какую-то папку и подал мне. — Вот, прочтите. Здесь вся информация.

Я взял в руки папку и быстро пролистал.

Алексей Понифеев. Лейтенант. Черно-белая фотография, рост 173 сантиметра, вес 72 килограмма. За ним числятся несколько изнасилований женщин, подозревается в растлении детей и убийствах. Допросы двух изнасилованных женщин, обе показывают на лейтенанта. Остальные отказались давать показания от страха перед лейтенантом Понифеевым. Данные по каждой из девушек. Фотографии тел двух женщин. Тела найдены в лесу около дачи лейтенанта. Алиби у него нет. Медицинские протоколы. Женщины были сначала изнасилованы, а потом убиты. Анализ ДНК, но неточный из-за технических неполадок в лаборатории. Фотографии дачи лейтенанта, схема дома и территории вокруг, сделаны летом или осенью. Довольно большая территория. Какие-то детские игрушки на земле. Детей у лейтенанта Понифеева нет. Показания солдат. Лейтенант злобный, жестокий, постоянно подвергает солдат муштре, часто пользуется жестокими наказаниями, не уважает простых солдат. Показания свидетелей. С территории дачи часто слышна громкая музыка и крики; внутри регулярно устраивают оргии. Лейтенант Понифеев — двоюродный брат какого-то полковника, по этой причине нет ордера на арест или обыск. Психологическая характеристика. Эгоист, ставит себя выше остальных людей, постоянно пользуется своим статусом и статусом родственника, умный, хитрый, жестокий, злопамятный. Выводы. Социально опасен. Дело закрыто.

— Как вам персонаж, а? — спросил меня Андрей, подмигнув, — Само существование подобного типа — это позор для всей нашей страны. Его надо арестовать и подвергнуть наказанию, рассказать широкой публике о его преступлениях, чтобы другим неповадно было. Но из-за высокого родства дело закрыто. Правильно ли это? Я думаю, что нет.

— Вы хотите, чтобы я его убил? Так? Почему вы сами не можете? Это не так трудно, как кажется.

— Да, хочу именно этого. Однако он живет около своей воинской части, которую посещает довольно часто. Он не живет в казарме с простыми солдатами, нет, он отхватил себе земельный участок, принадлежавший до Рокового года какому-то бизнесмену, и обитает только там. Пользуется своим статусом, о иногда навещает все-таки военную часть и устраивает муштру. Солдат там он уже, что называется, достал. Но он знает практически всех в лицо. Если кто-то из части появится на территории его дачи, он сразу же что-то заподозрит и поднимет тревогу. Нам же надо совершить все тихо. А брать кого-то из солдат других частей будет слишком рискованно — все-таки они давали клятву верности и все такое… Не каждый из них сможет поднять руку на другого военного, нужно долго искать какого-нибудь недовольного и не слишком патриотичного, долго обрабатывать, чтобы согласился. А рядовым солдатам у нас в армии мозги хорошо промывают. Наш же парень и в самом деле заслуживает наказания, поэтому рисковать или медлить нельзя. Именно вы, Герман, можете привести приговор совести в исполнение.

— Это красиво звучит. Но вы всего лишь хотите, чтобы я убил человека.

— Хорошо. Пусть так. Но цена его жизни — ваша свобода. Лучше в таком случае думать, что исполняешь роль палача, чем роль убийцы.

Это забавный человек. Он хорошо жонглирует словами. Он внушает мне как доверие, так и страх, и ненависть. А когда он протягивал мне руку с папкой, рукав чуть оттянулся назад и я увидел татуировку. Там был какой-то знак, а после него шла буква «М». Мне показалось, что есть что-то и дальше, но я уже не сумел разобрать. Он подозрителен. Когда он говорит об убийстве, на его лице иногда проскальзывает улыбка. То ли ему очень нравятся убийства и он получает удовольствие даже от мыслей о них, то ли он знает явно больше, чем говорит, и радуется, что легко может меня обмануть. Второй вариант мне кажется куда более реальным. Этот человек очень опасен.

Он обещает мне свободу. Глупо не воспользоваться этим. Если он меня не обманет… Другого такого шанса мне может уже никогда и не выпасть. Если меня выпустят отсюда, то я смогу жить в огромном мире, а не за стенами с колючей проволокой и конвоем. Даже если Андрей собирается обмануть меня, я, находясь в этом большом мире, могу попробовать от него убежать, скрыться в лесу или где-нибудь еще. Лес всегда помогал мне. Из лагеря же убежать практически невозможно. Надо воспользоваться тем шансом, что у меня есть.

— Хорошо. Я сделаю это.

— Отлично, — Андрей хитро улыбнулся и потер руки. — Герман, вы себе не представляете, насколько вы ценны для нас.

Отчего же. Прекрасно представляю.

Он в чем-то прав. Если думать, что вершишь правосудие, если думать, что твоя цель — насильник, растлитель и вообще подонок, то совершать задуманное несколько легче, чем если думать, что ты идешь просто убивать кого-то. Интересно, как с этими моральными дилеммами справлялись люди, занимавшие должность палачей в довоенное время? И были тогда вообще палачи или же обычные суды были честнее и справедливее? Но ведь даже самый справедливый суд должен иногда выносить и самое суровое наказание. Как быть в таком случае? Как люди решали, кто заслуживает второго шанса, а кто — нет? И каким должен второй шанс для самых мерзких и ужасных преступников?

Сейчас у меня нет выбора, я не могу оставить лейтенанта в живых, я должен его казнить. Но из-за этого мысли о том, как бы поступили люди прошлого, не исчезают сами по себе. Жаль, Андрей не в состоянии понять моих размышлений.

— Как все должно пройти?

— Решайте сами, Герман. Можете взять папку себе, из данных в ней придумаете, как совершить казнь. Единственное правило, которое вы должны соблюсти, — наша сделка должна остаться в тайне. Если решите предать информацию огласке — мы вас моментально найдем и вернем туда, откуда вытащили.

Угрозы здесь явно лишние. Я и так все прекрасно понимаю. Впрочем, не буду об этом говорить.

— Ну что ж… Сейчас начальник моей охраны отвезет вас на место.

Меня посадили в машину и опять куда-то повезли. Только к самому вечеру мы доехали до большого старого фургона, стоящего в лесу. У фургона была одна маленькая дверь, одно заколоченное изнутри досками окно, краска снаружи давно облупилась. Не смотря на непрезентабельный вид, фургон был довольно-таки большой и внушал к себе доверие. Около него мялся какой-то мужчина с большой бородой, в шубе, валенках и шапке-ушанке.

— Вылезай, — грубо буркнул начальник охраны; честно говоря, он внешне сильно смахивает на шкаф. Про себя я его Шкафом и обозвал.

Я послушался.

— Здравствуйте, Максим Ильич. Привел вам человека, зовут Германом. Он избавит нас всех от одной известной проблемы. Поживет у вас какое-то время, пока будет готовиться к операции.

Максим Ильич пристально посмотрел на меня.

— Ну входите, молодой человек, входите. Располагайтесь.

Я вошел в фургон. За мной вошел Максим Ильич, следом за ним — Шкаф.

— Я у вас сегодня переночую, — произнес последний. — Не хочу на ночь глядя ехать.

— Вот и правильно, — Максим Ильич суетился около чайника; чайник стойл на конфорке, которая каким-то хитрым и явно самодельным способом были прикреплена к небольшому аккумулятору — А утро вечера мудренее, тогда и поедете. Бог даст, ничего там в ваше отсутствие с Андреем не случится. А ночью ездить по дорогам опасно. Да и погода портится, чую, скоро подует такой северный ветер, что эти холода нам жарким летом покажутся. Грядет сильная вьюга.

Мы уселись за столом.

— Почему я должен жить здесь? — наконец подал голос и я.

— Безопасно. Максимально близко к цели, — Шкаф явно относился ко мне с пренебрежением, поэтому разговаривал со мной короткими, рваными фразами.

— У меня все есть, не беспокойтесь, — заговорил Максим Ильич, разливая чай по чашкам и раскладывая по деревянным тарелкам какое-то рагу. — Оружие есть, инструменты, снаряжение, оборудование, карты местности. Выполните работу чисто. Не смотрите, что мы всего лишь в каком-то дешевом фургоне живем.

— А вы, кстати, кто? Военный?

Максим Ильич засмеялся.

— Я тут кто-то вроде лесника. Служил в экологической полиции в молодости, до Рокового года еще. А больше вам знать и не надо, хотя я и рад бы рассказать.

Была одна вещь, которая мучила меня некоторое время помимо людей старой эпохи.

— Расскажите мне про охотников за головами.

Шкаф поперхнулся чаем и внимательно посмотрел на меня, хотя я спрашивал не его.

— Бандиты, — коротко ответил Максим Ильич. — Глаза б мои их не видели, чертей. Уроды, изверги.

— Куча подонков. Живут в лесах, нападают на поселения, торговцев, даже на убежища, если их находят, — начал Шкаф. — Охотниками их называют, но охотятся они только на людей. Возможно, каннибалы. Ну, в смысле, других людей жрут. Очень жестоки, кажется, что они все напрочь какие-то психопаты. Но не только пища нужна человеку. Например, лекарства. Их самому не приготовить. Видимо, поэтому и нападений от них столько.

— Да. А в травах сейчас почти никто не разбирается, — пробурчал Максим Ильич. — Вот были в наше время специалисты…

— Почему вы их не берете, чтобы… решать проблемы?

— Никто не знает, где они находятся. Они кочуют, похоже. Каждый раз на новом месте их встречаем. Захватить в плен ни одного не удавалось. Разговаривать отказываются или даже не умеют. Да и ни у кого нет желания с ними связываться. Они, мне кажется, просто сумасшедшие какие-то, — Шкаф поразмышлял над кружкой. — Впрочем, нет. Ходит одна легенда такая. В общем, однажды военным удалось захватить в плен одного такого охотника. Ох и навозились они с ним. Он им ничего не говорил, только рычал все время. Его попытались связать ремнями, так он зубами в два счета ремни перегрыз, затем, хоть вокруг него было пятеро солдат, попытался вырваться. А солдаты те глупые и неопытные были, хотели его всенепременно живым достать, думали, что за такой трофей они быстрее по службе вверх пойдут. Как же! Этот охотник в одиночку, как говорят, чуть ли не порвал своими когтями и зубами троих. Ему все кости на руках и ногах прикладами переломали, а он все равно пытался встать и уйти… Психопаты они полные, — Шкаф еще немного поразмышлял. — Шатуру-то твою, кстати, сожгли.

— Что за Шатура? — не понял я.

— Поселок, куда ты вышел сначала, так назывался. Там Медведь был главой, там ты майора Шарова убил. Так вот, говорю, сожгли Шатуру. Скорее всего, охотники как раз. Кого сами не убили — те в пламени пожара сгорели. Весь поселок придется целиком заново отстраивать.

— Ладно, ребятки, давайте спать ложиться. Утро вечера мудренее, — Максим Ильич закопошился, убирая со стола.

Я лег на самодельную кушетку, Шкаф устроился прямо за столом, заснув сидя. Я даже не был уверен точно, спит ли он или же просто сидит, закрыв глаза. Максим Ильич еще некоторое время суетился, запирая дверь, окна и заряжая ружье «на всякий случай», как он объяснил, после чего лег на кровать, также самодельную, судя по ее виду. Мы мирно заснули.

Не скажу, что я совсем не задумывался о том, что сказал мне Шкаф о Шатуре, мне было лишь немного жаль, что могли погибнуть неповинные люди. Но я не задумывался об этом конкретнее — большая часть моих мыслей была занята предстоящей казнью.

На утро Шкаф уехал, причем очень рано, еще до рассвета, я его не застал и остался один с Максимом Ильичом разрабатывать план убийства.

У него действительно было много различного оружия и приборов, но пустить всё это в ход, как бы мне ни хотелось, было невозможно. Я сразу же отмел различные винтовки с оптическим прицелом, бьющие на дальние дистанции, поскольку воспользоваться ими было бы просто негде. Территорию дачи окружал высокий кирпичный забор, вокруг которого была плоская местность, леса. На территории дачи стрелять из винтовки с оптикой — абсурд. Можно было попробовать забраться на одно из деревьев за забором, но я не был уверен, что смогу выстрелить и попасть в цель из неудобной позы. Да и неизвестно, смогу ли я легко и незаметно найти нужный мне вид.

Различные ножи отметались по противоположной причине. Я сомневался, что смогу подобраться к цели незамеченным так близко, чтобы иметь возможность воспользоваться ножом, к тому же не был уверен, что смогу хладнокровно зарезать человека. Все это требовало более детальной и профессиональной подготовки. Выстрелить же — совсем другое дело.

В конце мы остановились на пистолете с глушителем — но другой модели, нежели давал мне когда-то давно Дмитрий, к тому же с лазерным прицелом. Из оборудования я взял очки ночного видения и «кошку» — крюк на длинной веревке. Надо сразу сказать, что поначалу у меня было впечатление, что это задание — это чистое самоубийство, что это на самом деле военные хотят меня таким хитрым способом уничтожить, но Максим Ильич так тщательно меня готовил, что я перестал сомневаться в своих силах.

Решено было пойти на дело через три дня — по данным лейтенант как раз собирался устроить у себя еще одну вечеринку — и под вечер, когда вокруг уже темно, а основная масса народу уже пьяна. Вокруг шумно, суетно, больше шансов, что на меня не обратят внимания.

День был хоть и зимний, но свежий и сравнительно теплый, поэтому начали праздновать с шашлыков и шампанского на улице; однако лесничий, глядя на небо, предсказывал, что ночью начнется сильная метель, которая скроет меня во время отступления. По плану я должен перелезть через забор с южной стороны — там всего одна камера видеонаблюдения, да и та повернута в другую сторону. Ворота, через которые должны въезжать гости, расположены с восточной стороны, основное внимание охраны скорее всего будет приковано к ним. Далее мне надо двигаться в сторону дома как можно аккуратнее и незаметнее — благо почти весь участок был засажен туями и каким-то низкорослым кустарником, поэтому мне было, за чем прятаться, — но камуфляжный костюм белого, снежного цвета я все-таки одел.

Итак, первая половина плана была выполнена на отлично. Я пробрался в дом через окно, вовсе не заботясь о том, что оставляю на не чищенной от снега дорожке следы. Попал я, судя по всему, на кухню. А теперь мне было бы желательно дойти до комнаты лейтенанта на втором этаже — с планом дома я был хорошо ознакомлен — и дожидаться его уже там, например, под кроватью.

Все надо было делать быстро. Я уже слышал нетрезвые голоса, приближающиеся к дому. Вперед! Я старался идти, думая при этом, будто это не я на самом деле передвигаюсь по коридорам, а палец Максима Ильича ведет по чертежу, указывая правильное направление.

Я выглянул за дверь: никого. Быстро нырнул в коридор, зачем-то пригибаясь, хотя вокруг никого не было. Затем добрался до лестницы и вбежал наверх. Там тоже никого. Похоже, вся охрана была только снаружи. Затем приостановился, переводя дух. Где-то внизу услышал:

— Алексей! В доме кто-то есть! Протоптанные следы до кухни.

Черт. Я начал нервничать. Уверенность моя моментально испарилась. Не предусмотрели мы всего!

— Мы думаем, вор забрался. Вы будьте осторожны. Мы пока первый этаж прочесываем.

Хорошо. У меня пока есть время.

Я наскоро снял ботинки, с которых текло ручьем, а следы могли привести охрану ко мне, где бы я ни прятался, и, держа их в руке подошвой кверху, пошел на второй этаж в комнату лейтенанта.

Дверь была заперта.

Голоса охранников были где-то неподалеку.

Я дернулся в соседнюю дверь, ручка поддалась, я вошел внутрь.

— Черт. Следов-то больше нет! — раздалось громко из коридора. — Что он, испарился совсем?

— Ищите лучше! Он где-то рядом.

Комната с книжными шкафами, спрятаться тут явно негде. Что делать? Что мне делать?

Я подбежал к большому окну, открыл его. Над окном нависала какая-то художественная лепнина, которая тянулась по периметру всего дома, проходя и через окна комнаты лейтенанта. Хорошо, это выход. Я привязал ботинки шнурками к пальцам левой руки, ухватился обеими руками за выступ, снаружи толкнув створку окна ногой, от чего она захлопнулась, и начал лезть. Мне повезло. Мне сильно повезло, что внизу в этот момент никто не проходил, что почти все охранники были в доме или по-прежнему на воротах. Тем не менее о таком поступке я сильно пожалел уже через минуту: я не обут, а снаружи все еще была зима. Но надо было терпеть. Уж это-то после своего долгого лагерного заключения я умел терпеть холод хорошо!

Я дополз таким образом до окна в комнату лейтенанта и заглянул туда краем глаза. В этот момент охранник, как раз обыскав помещение, выходил, а пьяный Понифеев с какой-то не менее пьяной женщиной, судя по виду — проституткой, заходил. Не стану ждать развязки. Я, держась левой рукой за выступ, правой вытащил пистолет и выстрелил через окно. Целился ему в голову. Раздался звон стекла, несколько осколков влетели мне в куртку, затем я услышал крик, точнее, визг женщины. Самой женщины и результата своего труда я уже не увидел, поскольку сразу после выстрела отпустил левую руку и в момент крика летел прямо в сугроб за моей спиной.

Я посчитал, что это самый быстрый и безопасный способ спуститься.

К тому же я просто не мог более держаться, рука замерзала, а уж про ноги я молчу. Наскоро напялил на себя обувь, не завязывая даже, и побежал к стене.

Уже добравшись до стены, я услышал звуки выстрелов. Но мои противники опоздали.

Только перебравшись через стену, я вздохнул, хотя сердце продолжало бешено колотиться, и завязал шнурки. После этого продолжил бег по ночному лесу в сторону фургона. Действительно крупными хлопьями начал падать снег, зачищавший следы моего пребывания, ветер начал усиливаться, скоро должна была начаться вьюга.

Миссия не была самоубийством. Я справился. Тем не менее я всё еще не доверял Андрею, потому совершенно не удивился, когда увидел его в сопровождении троих охранников около фургона. Они стояли перед разведенным костром, ожидая меня.

— Я же выполнил свою часть сделки… Чего еще вам от меня надо?

— Все в порядке, — военный психолог улыбнулся. — В сделках ведь не обязательно подставлять партнера, а я обещал, что все пройдет честно с моей стороны. Теперь вы свободны, Герман.

С этими словами он протянул мне папку. Я знал эту папку по лагерю. Это мое уголовное «дело».

— Возьмите ее. И распоряжайтесь, как посчитаете нужным. Теперь о вас нет больше никаких записей, с точки зрения государства военный преступник Герман более не существует.

Я взял папку, открыл первую страницу и, убедившись, что это «дело» мое, бросил ее в костер.

— Хорошо. И спасибо вам, Герман. Сейчас мы отвезем вас к какому-нибудь поселению, там вы сможете осесть, найти себе работу, начать жить заново. Именно этого вы, наверно, хотите — начать все с начала, забыть все, что преследовало вас раньше. Я даже дам вам немного денег на первые дни.

Я поверил Андрею. И он действительно меня не обманул. Все это было бы хорошо, если бы не одно «но»...

Я уже не мог начать жить заново.

Появившись в новом жилом месте, до которого, кстати, были почти сутки езды на машине от фургона, я старался найти работу. Я работал и уборщиком снега, и помощником у дровосека, и охранником у торговца. Но во всех окружающих людях я замечал только подлость, фальшь и обман, из-за этого мне было трудно находить с ними общий язык, идти на контакт. Вскоре и меня начали избегать. Поэтому к концу зимы я решил, что надо найти моего прежнего работодателя, как я уже окрестил Андрея.

В первую очередь я обратился к местным военным. Я пытался объяснить им, что я — пеший странник, что у меня есть знакомый военный психолог по имени Андрей. Мол, я хотел бы с ним встретиться, но не могу вспомнить, где он жил. Описывал как самого Андрея, так и его начальника охраны. Результата не было. Они согласились отправить запрос куда-то в центр. Никакого военного психолога Андрея, судя по записям, не существовало.

Может быть, его самого поймали и отправили в лагерь?

Я проверил и этот вариант. Я добрался до другого поселения и пообщался с теми военными. Они согласились послать запрос. Заключенных с таким именем не поступало за последние несколько месяцев, что, кстати, немного странно, но тем не менее.

Тогда я начал общаться с местным населением. Но никто не знал лесничего по имени Максим Ильич, по моему описанию никто его также не опознал.

Это уже становилось интересным.

Тогда я предпринял последнюю попытку найти моего работодателя. Я стал искать дачу лейтенанта Понифеева. И, слава богу, хотя бы ее сумел найти без особых проблем в окрестностях города Ногинска. Однако из-за своих блужданий я очень сильно от нее отдалился. Суммарно мне понадобилась почти неделя, чтобы дойти до фургона лесничего.

— Максим Ильич! — закричал я, стоя у порога. — Откройте! Я знаю, что вы внутри. Максим Ильич!

Я громко постучал в дверь.

Внутри раздался какой-то скрип, затем дверь приоткрылась, и из щели вылезло дуло ружья.

— Ты кто? Что надо?

— Ну Максим Ильич! — я был несколько разочарован такой встречей. — Это же я, Герман. Я помогал вам избавиться от проблемы… с лейтенантом Понифеевым.

Дверь открылась чуть шире, наружу высунулась голова лесничего. Он осмотрел окрестности, прищурив глаза.

— Зачем пришел?

— Ищу работу.

— Стой на месте.

Лесничий вышел из фургона, посмотрел за ним, огляделся вокруг, вглядываясь вдаль.

— Никого с собой не привел?

— Да один я, клянусь.

— Так, зайди быстро внутрь.

Внутри он поставил около меня обогреватель и заставил снять почти всю одежду, затем тщательно ее осмотрел.

— Так, микрофона нет, маячка нет. Хорошо, действительно сам пришел.

— Ну я же говорил. Я вас так долго искал. Хорошо же вы замаскировались. Ни об Андрее никаких записей нет, ни вас население не знает. Только через дачу лейтенанта смог вас обнаружить.

— Безопасность прежде всего. Так чего ты хочешь?

— Хочу встретиться с Андреем или как там его на самом деле зовут. Хочу работать на вас. Я пытался работать, как все, но… В общем, не получается. Не могу. Поэтому подумал, вдруг у вас еще какие-то проблемы есть, которые надо решить.

Максим Ильич в задумчивости смотрел куда-то в стену.

— А ведь меня предупреждали, что ты можешь вернуться. А я все не верил. Не возвращаются обычно люди для этого.

— Но я вернулся. Да я и попрощаться в прошлый раз не успел — меня быстро увезли отсюда.

Максим Ильич налил мне чаю.

— Ладно, молодой человек. Хотите работу — будет вам работа. С прошлой вы справились хорошо. Хотя и не скажу, что я в восторге от вашего появления.

— Почему?

— Не люблю, когда люди называют это своей работой. Я тоже могу убить человека. И иногда действительно убиваю — бандитов, которые суются ко мне в поиске легкой наживы. Но работа у меня все-таки другая, я лесник. Жаль, видимо, ничего не поделать. Герман, вы сломанный человек, тут уж ничего не попишешь. И упаси бог вас сейчас начать оправдываться передо мной — я этого не люблю.

— Хорошо. Так что надо сделать на сей раз.

Максим Ильич покопался в ящике и достал стопку газет.

— Ваше прошлое дело получило широкую огласку. Можете почитать.

Я взял в руки газету и, напрягаясь, начал читать. Я давно ничего не читал, поэтому этот процесс вызывал у меня небольшое напряжение.

В статье говорилось об убийстве. О совершенном мною убийстве. Лейтенант Понифеев был убит в собственном доме во время вечеринки, при нескольких свидетелях и охране. После вскрытия в его организме было обнаружено много алкоголя и какой-то наркотик. Убийцу никто не видел. По следам на снегу было предположено, что у него рост метр семьдесят, что не точно. В доме лейтенанта были обнаружены разнообразные орудия для садомазохистских занятий, как, например, плетки, кожаные костюмы и так далее. Кроме того, были обнаружены костюмы явно детских размеров, фотографии половых извращений и запись с видеокамеры, на которой лейтенант занимается совращением ребенка. Автор статьи был явно рад, что Понифеева убили, а расследование его смерти зашло в тупик.

— Лейтенанта хотели похоронить с почестями, но военные не сумели вовремя укрыть от гражданских властей столь явные свидетельства его преступлений. В итоге правда выползла наружу, а военные — опозорены, чего мы и добивались.

— Почему? Это же ваша власть.

— Плевали мы на такую власть. Андрей вам говорил наверняка, что в Командовании каждый второй — идиот или мерзавец. Подлинная власть может быть только в Министерстве, да только оно свои позиции укрепляет медленно, потому что действует путем закона, а не амбиций или силы. Андрей вам лучше сам расскажет, я в политике не так силен.

— Значит, я еще смогу с ним встретиться?

— Да, сможете. Только еще одно дело здесь сделаете.

— Я готов. Кого надо казнить?

Через пару дней я пошел на дело. В Ногинске жил какой-то торговец, поговаривали, что обворовывал и обманывал всех, кого возможно. Жил он отдельно от всех. Жил с женой и молодой красивой дочерью. И ночами делил ложе с обеими. Поэтому и дом его стоял отдельно от всего поселка. Сначала ходили лишь ничем неподтвержденные слухи, но потом решено было их проверить. Каким образом — Максим Ильич не стал вдаваться в подробности и объяснять. Главное, что они оказались правдой. В доме не было никакой охраны. Единственная проблема, которая была — в связи с какими-то особыми обстоятельствами, о которых Максим Ильич не стал подробно распространяться, надо было обставить его убийство, как несчастный случай. Но на сей счет мы уже все обсудили.

Я подошел к дому, когда вокруг уже стемнело. Забор был сделан в виде натянутой проволочной сетки, через него хорошо был виден дом. На эту сетку я взобрался одним махом и прыгнул на территорию участка. Затем прошел внутрь. Дверь заперта, окна в спальнях заколочены. Зато есть веранда, где большие окна и нет решетки. Дабы не шуметь, я заранее взял у Максима Ильича инструмент для резки стекла. Стекло было отрезано мной вплотную к раме. Помимо этого инструмента у меня за спиной был рюкзак с чистой простыней и полотенцем.

К сожалению, плана помещения у меня нет, поэтому двигаться внутри надо вдвойне аккуратнее. Известно лишь то, что моя цель спит в отдельной спальне. Судя по тишине, все уже давно спят в доме.

Спальню торговца я нашел сразу — первая же дверь по коридору. Торговец спал крепким сном. Я вошел, прикрыв за собой дверь. Он был стар, по крайней мере выглядел старым, но хорошо сложен, хотя и худощав. Волосы были с проседью, нос длинный, губы тонкие. Мне надо было убить спящего. Но я подавил в себе жалость и достал клейкую ленту, которой заклеил на всякий случай ему рот, подложил под шею свое полотенце, а затем достал тонкий кинжал. Все делал так, как мы заранее обговаривали с Максимом Ильичом. После первого удара нож вертикально вошел в глаз моей жертвы. Вторым ударом я пробил ему горло, и душа торговца, отягощенная множеством грехов, которые он совершил в жизни, стремительно и неистово вырвалась из тела, конвульсивно дергавшегося на полу, куда оно скатилось.

Первая часть задания выполнена, но надо было обставить это как несчастный случай. Я нашел в его столике связку ключей — наверняка один из них от задней двери. Заодно взял из пепельницы с того же столика окурок и положил пока просто в карман. После этого завернул тело торговца во взятую простыню и потащил его к запасному выходу. Некоторое время промучился с замком и, наконец, подобрав нужный ключ, открыл заднюю дверь и сбросил труп в заросли бузины, где он и застрял в ветвях. Рядом с телом бросил окурок. После этого закрыл дверь, вылез наружу, прислонил стекло, приклеив его куском прозрачной клейкой ленты по краям — не должно отвалиться до расследования, а потом будет уже поздно и никому не важно. Окровавленную простыню я забрал с собой, чтобы затем сжечь в костре перед фургоном.

Все выполнено по плану. Единственное — окурок — моя идея, но я посчитал, что это будет полностью соответствовать плану и не нарушит его.

Все получилось так, как и задумывалось. Утром лесник сходил в поселок и собрал слухи. Был обнаружен труп, застрявший в ветвях бузины, все решили, что торговец оступился с лестницы — там не было ни перил, ни парапета — когда выходил ночью покурить, упал и убился. На теле у него было оставлено множество ран, никто и не обратил внимания на те, что были оставлены кинжалом.

— Хорошо, молодой человек. Вы очистили мир от еще одного ублюдка. Скоро сюда приедет Андрей и даст вам положенную награду.

— Он уже все знает? — Я не стал удивляться, хотя это и было удивительно.

— Конечно.

К вечеру подъехал Андрей и Шкаф.

— Хорошо, Герман. Вы нам очень-очень помогли. — Сразу же начал психолог. — Только вот пока нам больше не нужна ваша помощь, поэтому вам придется покинуть это место, потому что это нарушает наши правила. Я заплачу вам деньгами. Если еще понадобится ваша помощь — мы с вами свяжемся.

Он быстро говорил, словно куда-то торопился. А я о скольком хотел его расспросить!

Андрей протянул мне сначала десять тысяч тысячными бумажками, затем добавил еще столько же, но уже сотнями.

— Сейчас мы отвезем вас куда-нибудь подальше. И не пытайтесь больше найти это место, обещаю, что мы найдем вас сами. Если хотели попрощаться — делайте это сейчас.

Максим Ильич был растроган до слез тем, что со мной придется проститься. На прощанье он решил сделать мне подарок — чемодан с СВД, большой охотничий нож и связку сушеных грибов.

— Максим Ильич! — Сказал недовольно Шкаф. — Ну не за свои деньги же вы все оборудование покупали!

— Ничего, ничего, он хороший парень. — Произнес лесник, прижимая все это к моей груди, словно отец.

Андрей говорил быстро, хотя и особо не суетился. Но из-за этого желание разговаривать с ним отпало. Я только спросил:

— Кто вы на самом деле такой? Я искал военного психолога Андрея, но таковой не был обнаружен.

— Меня и в самом деле зовут Андреем, а моя профессия — психолог. Но я не работаю на военные власти на регулярной основе, скорее иногда помогаю им за вознаграждение в частном порядке. Это все, что стоит знать обо мне.

— Убийственная конспирация. — Пробурчал я. — Я ничего не знаю, лишь слепо выполняю приказы. Как же это бесит.

— Это война, Герман. Не думайте, что с Роковым годом все закончилось, все еще продолжается. А на войне приходится выполнять приказы, если хочешь выжить, либо самому становиться тем, кто может их отдавать. А ты пока не подрос до полководца. Может быть, со временем узнаешь больше.

Меня высадили неподалеку от какого-то сравнительно людного городка, кажется, Люберец. Я решил, что почти все время буду там вести себя мирно, изображая из себя заблудшего путешественника. Теперь мне не надо было контактировать с людьми и искать себе работу, потому что в кармане у меня было много денег, а мои затраты были небольшими. В качестве жилья мне посоветовали дом некоего Федора, биолога и местного аптекаря, занимавшегося разведением трав и приготовлением лекарств. Я согласился.