Программер Тоха

Ночь с 14(27) на 15 (28) июня 1917 года

Посёлок Хриплино

Юго-Западный фронт русской армии, нейтральная полоса

Трое уже знакомых юнитов отвели в деревянную халупу метрах в трёхстах от штаба. На распашных дверях железный засов с огромным висячим замком. В этот раз вертухаи не грубили, руки не распускали. Даже злобноглазый угомонился.

Тоха вошёл и осмотрелся. В углу нашлась кучка сена. В стену вбит железный крюк.

«На кой он тут? — подумал попаданец. — Пленников что ли приковывать? Бр-р».

По спине пробежали холодные мурашки.

Справа под потолком через небольшое зарешёченное окошко синеет небо.

«Если б не решётка, пожалуй, можно пролезть, — решил Тоха и вздохнул. — Обещал майору, что не попытаюсь сбежать. И опять же, куда бежать, мля?».

Рыжеусый жестами показал, ложись, мол, на сено. От шока и переизбытка информации мозгу нужно срочно отдохнуть. Тоха лёг и провалился в дрёму.

Очнулся от шума. Лязгнул засов. В приоткрывшуюся дверь просочился злобноглазый, прикрывая рукой зажжённую керосиновую лампу. Похожую программер видел у дежурного по части, где служил «срочку». Следом с дымящимся котелком и металлической кружкой, откуда тоже струится дымок, вошёл рыжеусый.

Тоха глянул на окошко. Чуть стемнело.

Юнит протянул ужин. Попаданец привстал и буркнул «Спасибо!». Котелок и кружка горячие, но терпимо, рук не обжигают. Ещё б ложку. Солдат, словно прочитав мысли, тут же вытащил из кармана нужный инструмент и передал Тохе. Рыжие усы с уголками губ приподнялись в улыбке. Пока программер присаживался, злобноглазый повесил «керосинку» на крюк. Халупа заметно осветилась. Рыжеусый что-то произнёс, и оба юнита вышли.

Есть захотелось ужасно. Тоха быстро умял варёную картошку с четырьмя крохотными кусочками мяса и с удовольствием запил горячим чаем. Минут через тридцать, точнее сказать нельзя (часов никогда не носил — время можно посмотреть на смартфоне, на крайняк в метро, на инфотабло в Москве, на компе), рыжеусый вернулся за котелком и кружкой.

Сытый и повеселевший Тоха откинулся на сене. Романтика. Как в детстве, когда ездил в деревню к бабушке. Летом часто ночевал на сеновале…

Хорошее настроение быстро улетучилось.

«Чему радуешься, дятел? — спросил себя попаданец. Очутился чёрте где, в другом времени и, походу, застрял тут навсегда. А там мама с отцом остались. Они ж с ума сойдут. Пойдут в ментовку, подадут в розыск. И чё? Хрен теперь меня найдут. Менты и так работать не хотят, а в моём случае розыск просто не имеет смысла. Нет больше программера Антона Воронцова в его родном времени. Нет. Теперь я тут».

Тоха грустно вздохнул.

Здесь всё по-другому. Война. Первая мировая. О ней попаданцу мало что известно. Хотя в силу романтической натуры Тохе нравятся белогвардейские песни. Точнее, с закосом под белогвардейские. На «Тытрубе», как с коллегами называет Ютуб, даже нехилую подборочку сделал. Может легко сбацать на гитаре и на пианино.

В детстве будущего программера отдали в «музыкалку». Хоть и слух есть и школу окончил по классу фортепиано на одни пятёрки, но не лежала у мальчишки душа к музыке. С детства балдел от компов. С головой ушёл в кодинг, компьютерное железо, «глючилово», как они называют, геймы и прочий контент.

Но романсы романсами, а вот что происходило на этой войне, никогда не интересовался. Что теперь ждёт впереди, хрен знает. Хорошо, попал не в средние века, сразу бы на костёр отправили. К гадалке не ходи!

Здесь компов с интернетами нет, и программеры на фиг никому не упали. Чем тут заниматься, хэ-е-зэ, если не грохнут раньше времени. Взгляд остановился на застывшем огненном лепестке «керосинки». Надолго ли её хватит? И как её выключать, если чё? Ладно, фиг с ней, пока не мешает.

Тоха вновь попытался припомнить момент перехода.

«Итак. Отошёл от кустов, ни с того, ни с сего — бело-синяя вспышка, будто от электросварки. И всё. Но… Огнём не обожгло, треска электрической дуги не было», — снова вспомнил фильмы. — Подразделение российской армии вошло в туман и вышло в другом времени. Порталом оказался туман, либо портал был скрыт в тумане. В другом фильме пацаны прыгнули в озеро и вынырнули уже в прошлом. А у меня? С какого бодуна бесшумная вспышка, без всяких там предупреждений. Невидимый портал, что ли? Мало того, что время другое, ещё и место сменилось».

От размышлений отвлёк невнятный шум снаружи. Всё стихло. Как-то странно, едва слышно, клацнул засов, дверь беззвучно приоткрылась. Внутрь скользнул бородатый мужик в чёрном… кафтане. В таких джигиты ходят. Ряд узких кармашков на правой и левой стороне груди, в каждый можно засунуть по толстому маркеру. Сейчас оттуда выглядывают светлые кончики. Чёрные тряпичные погоны с лычками старшего сержанта чуть выгнуты вверх. Из-под приплюснутой папахи с красным верхом выбивается лихой чуб. На тёмных штанах тёмно-красные генеральские лампасы. За спиной «винтарь», на поясе длинный тесак. Хороший такой тесачок.

Встретившись глазами с Тохой, сержант подскочил ближе и, поманив, тихо проговорил:

— Ваше высокородие, давайте сюда!

— Я? — прошептал Тоха, поднимаясь.

— Мы за вами. Скорей, ваше высокородие. Времени мало. Австрияки хватятся, не уйдём.

«Вот, блин, влип! — млькнула мысль. — Наши что ли?»

— Но я… не могу…

Сержант оглянулся и неожиданно оказался совсем рядом. Что-то коснулось шеи.

Чернота…

От немилосердной тряски медленно возвращается сознание. Тоха не сразу въезжает в тему — голова свободно болтается и свешивается вниз. Темень. Руками не пошевелить, связаны. Рот забит тряпкой. Резко открывает глаза, и точно, кто-то несёт его на плече.

Тоха застонал. Чувак, что его нёс, остановился и тихо позвал:

— Ваше благородие?

Спасённого пленника сняли с плеча чуть запыхавшегося крепкого парня в таком же чёрном кафтане, как у того сержанта, морду б ему набить, и усадили на тёплую землю.

Вокруг стрекочут сверчки или кто их там разберёт. Дурдом продолжается.

Тут же подошёл ещё один чувак, тоже молодой. Вряд ли старше Тохи. И прикид другой. Обычная гимнастёрка, на голове фуражка, а не эти приплюснутые папахи. Два плечевых ремня, просунутые под погоны, спускаются к поясному. На левой стороне груди покачивается небольшой крест на колодке с георгиевской лентой. Справа на поясе — кобура, слева — сабля или шашка. На матерчатых погонах блеснули по две лейтенантские звёздочки.

«Тогда были поручики, корнеты, ротмистры, штабс-капитаны, — вспомнил Тоха, — но какие звания чему соответствуют? Этот, походу, поручик. Нет. Поручик — «старлей». Это я знает. А как будет лейтенант?

Офицер приказал развязать пленника и, придержав шашку, присел на корточки напротив попаданца. Рядом опустился тот самый гад-сержант.

— Ты чё, сержант, охренел? — зашипел на него Тоха, как только изо рта вытащили кляп.

— Извиняйте, ваше высокородие, времени было мало, — виновато потупился сержант.

На плечо легла рука «лейтенанта»:

— Прошу вас, потише, — прошептал он и обратился к сержанту, — с тобой, Агафонов, я ещё разберусь, — и снова Тохе, — сами идти сможете?

Программер кивнул:

— Постараюсь.

— Тогда, вперёд! — тихо скомандовал «лейтенант».

Двое в черкесках, наконец, вспомнил название кафтанов Тоха, пристроились за ним. Бежать оказалось тяжело. С «армейки» не бегал, жирком оброс. Да ещё кондовые «шузы» почти на босу ногу. Почти, потому что внутри обувки портянки сбились, а сверху съехали вниз.

Вскоре уже отупел и бежал, как робот. Где-то ползли по оврагу. Юниты шипели, чтоб «его высокородие» зад не поднимал. Где-то замирали. Снова знакомая трупная вонь, поле со «жмурами». Тоху передёрнуло. Проползли под «колючкой».

Двое волоком тащат кого-то в белой рубахе. «Языка» что ли взяли? Пленника разглядеть не получается, темно.

Иногда нарывается на «жмуриков» и каждый раз вздрагивает. Уже не так страшно. Может, привыкает, а может оттого, что рядом живые люди, и не собираются его убивать. Наконец, сваливаются в овражек, чьи размеры из-за темноты определить не удаётся.

В небо взвиваются звёздочки осветительных ракет. Кто-то шепчет, по их, мол, душу. Программер с ним согласен.

Оглядывается. Овражек небольшой — метров десять в длину. На дне полуразложившиеся трупы. Вновь замутило. Недавний ужин чуть было не полез обратно. Попаданец старается не смотреть на «жмуров». Юниты же не обращают на мертвяков никакого внимания. Даже стойкий трупный запах, походу, им по фигу.

Ноги гудят. Пальцы натёр, теперь саднят. Рядом «язык» в белой рубахе. Тоха узнал австрийского майора, что его допрашивал, и виновато улыбнулся. «Лейтенант» объявил получасовой привал и подсел к Тохе. Двое юнитов вылезли на край оврага с двух сторон, приготовившись к стрельбе.

— Господин лейтенант, — обратился Тоха к офицеру.

— Подпоручик Голицын, Роман Васильевич, с вашего позволения, — тихо представился тот, — разведотделение штаба одиннадцатой пехотной дивизии, — и с улыбкой добавил, — лейтенант — флотский чин. В пехоте — поручик. Вы, сударь, кто будете?

Тоха хмыкнул. Вспомнилась песня «Поручик Голицын» и это старомодное обращение «сударь». Хотя, да. Он же сейчас в начале прошлого века. Никак не привыкнет. Разве к такому можно привыкнуть?

Взгляд офицера затвердел.

— Я сказал что-то смешное?

«Вот чёрт! — подумал Тоха. — Ещё не хватало нарваться на дуэль. Они тут все долбанутые на почве чести, оскорблений», — и примиряюще поднял руки:

— Нет-нет, простите ради Бога, совсем не хотел вас обидеть. Просто песня такая есть. «Поручик Голицын».

Брови чувака поползли вверх, аж фуражка зашевелилась.

— Господин подпоручик, — проникновенно продолжил Тоха, — давайте поговорим с глазу на глаз, без лишних, так сказать, ушей, — он покосился на юнитов.

Голицын пару секунд подумал и кивнул.

— Извольте.

Отходят в сторону, насколько позволяет овраг. Программер умудряется пару раз споткнуться. Подпоручик прекрасно ориентируется в темноте.

— Слушаю вас, — промолвил офицер, когда они присели на склоне оврага.

— Моя фамилия Воронцов, Антон Дмитриевич. Работаю программистом компьютерных игр в фирме «Либерсофт».

— Простите, не понял. Что значит «программист»? И что такое «компьютерные игры»? И что за фирма? Британская?

— Нет, наша. Российская. Программист — человек, который пишет компьютерные программы. Компьютерные игры, ну это… игры в которые играют на компах.

Посмотрев в глаза собеседника, Тоха понял, что тот ни фига не понял. Как объяснить человеку элементарные вещи, что знает даже ребёнок?

Голицын помолчал.

— Какого сословия будете?

— Не знаю, — Тоха пожал плечами. — Отец рассказывал, что вроде бы были в нашем роду то ли графы, то ли князья, но после революции многих побили. Кто-то стал служить Советам, но в тридцать седьмом кого расстреляли, кого в лагеря отправили. Кто-то за границу уехал, кто-то сменил фамилию и затаился.

— Стоп-стоп, какой революции? Девятьсот пятого? Или февральской?

Программер опять пожал плечами:

— Нет. Девятьсот семнадцатого. Октябрьской.

Голицын потёр лицо.

— Служите?

— Служил, срочную.

— Чин?

— Что, простите?

Офицер снова удивлённо посмотрел.

— Ваш военный чин? Мой — подпоручик, — терпеливо объяснил Голицын.

— Ах, в этом смысле… Старший сержант… запаса.

— Старший сержант? — собеседник поправил фуражку. — Странно. Как у французов или британцев.

— Не знаю, как это сейчас называется. У меня погоны были как у вашего… как его… Агафонова.

Подпоручик вскинул бровь.

— Фельдфебель? Дворянин и нижних чинов? Так не бывает, сударь. Или вы вольноопределяющийся?

— Вольно… определяющийся? Это как?

Взгляд чувака красноречивее всех слов. Смотрит будто на идиота. Тоха вздохнул — надо тщательно подбирать слова.

— Роман…

— Роман Васильевич, с вашего позволения.

Ну да, в то время благородные обращались только по имени-отчеству. Так в фильмах показывали.

— Да, конечно, простите. Роман Васильевич, я родился… в тысяча ДЕВЯТЬСОТ девяносто втором году.

В небо взвились ещё несколько жёлтых ракет.

Голицын приоткрыл рот.

— Как… такое… может… быть?

— Я попал сюда из две тысячи пятнадцатого года. Не знаю, как. Их майор, фон Лукас, — Тоха кивнул на пленника, — сказал, что сейчас тысяча девятьсот семнадцатый год. Первая мировая война…

— Думаю, вам нужно рассказать мне всё.

Программер кивнул…

— И вот в халупу вломился ваш Агафонов и вырубил меня.

Они помолчали. Офицер достал из кармана часы и взглянул на циферблат.

— Хочу вернуться домой, но не знаю, как, — грустно проговорил попаданец. — Вы мне не верите?

Голицын помолчал и убрал часы в карман.

— Честно? Не знаю. Всё очень необычно.

— Вот и майор этот, — Тоха кивнул на австрийца, — тоже не поверил. Хотя я убедил его, что такой материал, — тронул футболку, — в ваше время ещё не придумали.

Подпоручик протянул руку.

— Позволите?

— Конечно.

Чувак пощупал рукав футболки.

— Вообще-то ничего особенного. Ткань как ткань, — он пожал плечами. — Не шёлк, конечно, и не лён. Меня больше поражает фасон вашей одежды. Неужели через сто лет будет такая ужасная мода?

Тоха обиделся:

— Почему ужасная? Нормальная летняя одежда. Не деловая, естеснно, а так… для отдыха.

Новый знакомый привстал.

— Пора.