Глава 4

Глава 4.

Отправку полка на фронт как бы случайно приурочили к очередному рекрутскому набору. Шесть сотен драгун в парадной форме вышли из ворот и строевым шагом отправились к космопорту. Всё имущество полка ещё вчера вечером было погружено на корабли 8-го флота, то же относилось и к остальным полкам, что полетят вместе с нами. Однако бойцы по традиции должны были перед посадкой пройти парадным маршем от расположения до космопорта. И шагать на, конечно же, приходилось мимо вербовочных участков, около которых стояли длинные очереди рекрутов, кому на днях вручили извещение о наборе, и добровольцев, решивших связать свою жизнь с армией.

Все эти люди в гражданской одежде с сумками, саквояжами и вещевыми мешками провожали нас взглядами. Конечно, было чем полюбоваться. Шесть сотен драгун в парадной форме производили впечатление. Почти одновременно били в мостовую подкованные для форса и для пущей звонкости каблуки сапог. Начищенные до зеркального блеска пуговицы, пряжки ремней и кокарды сверкают на солнце, пусть и по-зимнему тусклом. Стволы лазерных карабинов глядят вертикально вверх, как будто грозя тому же небу, за пределы которого мы собирались отправиться. Левофланговые офицеры лихо отмахивают свободными руками, вторая рука сидит, как пришитая, держит эфес шпаги.

Космопорт, точнее его закрытая часть, военный космодром, был переполнен людьми. Выстроенные в ровные колонны солдаты пехотных и драгунских полков медленно грузились на челноки. Те отправят нас к пришвартованным на орбите громадным кораблям, которые настолько велики, что сесть на поверхность просто не смогут.

Очередь погрузки на корабли была велика, но двигалась быстро. Челноки были весьма вместительными, в самые большие могло войти до батальона. Правда, таких было не слишком много, однако отправка даже одного из них существенно сокращала очередь.

Офицеры сразу же отделились от основной массы солдат и унтеров. Для нас были приготовлены отдельные небольшие, но более комфортабельные челноки. Некоторые сразу забирались в них, сваливая все заботы на унтеров. Другие же, к которым, не без гордости могу сказать, относились все офицеры моего полка, оставались на посадочной площадке. Как только последний драгун — им был вахмистр Быковский, который уже на трапе обернулся и отдал честь, — скрылся в недрах челнока, я кивнул своим офицерам и все вместе мы отправились в предназначенный нам летательный аппарат.

Рассевшись в мягких креслах, мы пристегнули ремни, будто это был самый обычный рейс самолёта. Естественно мой адъютант сидел рядом со мной. Елена предпочитала глядеть прямо перед собой, то ли из-за недавнего разговора, то ли, как и многие, опасалась полётов за пределы атмосферы.

Не смотря на то, что наша империя охватывала несколько звёздных систем, путешествия между планетами, да и вообще, выходы за пределы атмосферы, были достаточно большой редкостью. Конечно, военные часто курсировали между ними, равно как и торговцы, но вот пассажирских рейсов почти не было. Слишком уж дорогое удовольствие — не окупались они пока. Именно поэтому, большинство подданных империи крайне редко покидали родные миры, конечно, если они не служили в армии или не числились в Гильдии звёздных торговцев.

Даже мне, не один раз покидавшему самые разные планеты, бывало весьма не по себе, когда челнок выходил из атмосферы, а уж Елене каково было. Мне не хотелось представлять её ощущения. Точнее, вспоминать собственные, что имели место в мой первый выход на орбиту.

Офицерские челноки швартовались на отдельной палубе, так что проследить за выгрузкой своих драгун я не мог. Ведь нас согласно флотской традиции приветствовал сам капитан корабля в небесно-голубом парадном кителе, при кортике и внушительной орденской планке. Звание он носил капитана цур зее, что соответствовало чину полковника, и потому чувствовал себя с нами вполне уверенно.

— Приветствую вас на борту большого транспортного корабля класса «Померания», господа офицеры, — выпалил он, будто на плацу. — Познакомимся уже в кают-компании корабля, куда я приглашаю вас сразу же, как устроитесь в своих каютах. На обустройство у вас полчаса. Юнги проводят вас по каютам.

Молодые ребята, наверное, даже моложе Елены, подходили к каждому из офицеров. Они явно были заранее проинструктированы, кого куда вести, потому что, подойдя к нам, сразу же обращались по именам-званиям и просили следовать за ними.

— Вам выделена одна каюта с вашим фенрихом, — сообщил мне юнга.

Я ничего не стал говорить ему. Что тут ещё скажешь? Сделав жест юнге, мол, готовы следовать за ним, мы с Еленой зашагали по обтянутому линолеумом полу. Палубе, если быть точным. На флоте космическом, как и устаревающем военно-морском, весьма строго относились к терминологии, делая, конечно, скидки для сухопутников — как моряки называли всех, кто не относился к флоту — но кое в чём бывали непреклонны. Равно как и к соблюдению определённых традиций, которые бывали различными даже на разных кораблях. Хотя и тут всё было очень сложно — простым на флоте не было ничего. Если стараться соблюдать все традиции досконально, офицеры корабля могут начать считать, что ты стараешься подлизаться к ним, и объявить на основании этого полный бойкот.

Каюту нам выделили небольшую, но какую-то удивительно уютную, что было достаточно большой редкостью на космических кораблях. Пара коек, шкаф для формы, отдельный сундук для доспехов, закрытая оружейная стойка, куда я поставил шпагу. В сундуке для брони имелось запирающееся отделение, предназначенное для личного оружия. На борту корабля с оружием имели право ходить только его офицеры. И лишь в случае боевой тревоги остальные имели право доставать своё. Правда, ключи от отделения для него сдавали вахтенному офицеру, что создавало определённые трудности, но таков был порядок. Я уложил в отделение свой табельный пистолет и трофейный револьвер, который всюду носил с собой. Елена пристроила рядом своё оружие. Я запер отделение, положив ключик на стол.

— Переодеваемся в повседневную форму, — сказал я ей, и только тут понял, что это также создаёт определённые проблемы.

— Есть переодеваться, — неожиданно улыбнулась Елена и начал расстёгивать пуговицы мундира. Заметив, что я попросту пялюсь на неё, она вздохнула и уже серьёзней произнесла: — Господин полковник, мы с вами люди взрослые. Знакомы с анатомией человека, в конце концов.

И снова меня будто ледяной водой окатили. Я быстро отвернулся, чтобы скрыть, что покраснел. Как-то негоже молодому полковнику красоваться лицом горящим, хоть прикуривай.

Распаковав повседневную форму, мы быстро переоделись и покинули тесную каюту. И я очень надеялся, что кровь отхлынула уже от моего лица, не стоило давать поводов для лишних слухов обо мне.

Кают-компания транспорта была не столь шикарной, как на крейсерах или линкорах, где мне приходилось бывать пару раз ещё во время службы в гвардии. Однако было видно, что капитан прилагает все усилия, чтобы подтянуться до этого уровня. Стол в центре по традиции был круглым и с высоким бортиком, над ним висели кверху ножкой бокалы. Стол этот был деревянным, а все бортики — металлическими. Никакого пластика — тоже одна из традиций.

Когда все офицеры, как свободные от вахты флотские, так и прибывшие на кораблях драгунские, расселись за ним, капитан поднялся, взял сверху бокал, расторопный стюард тут же наполнил его вином. Остальные последовали его примеру. Это заняло определённое время — стюардов было немного, а вот офицеров за столом хватало. Пока всем наполняли бокалы, капитан стоял ровно, словно статуя с поднятой рукой. Когда же стюарды отступили от стола, он произнёс тост.

— Удачного плавания! — сказал он, и мы сдвинули бокалы.

Банкет по случаю отправления экспедиции был коротким. В общем, он свёлся к представлению офицеров полков, загрузившихся на борт, и корабельных. Оба полка, с которыми нам выпало соседствовать на борту транспорта, были драгунскими, 8-м и 11-м Вюртембергскими. Такое было обычным делом, потому что в тяжёлой пехоте в полках была намного меньше солдат, что позволяло погрузить на транспорт сразу несколько. Следом за ними представились офицеры экипажа. Я не запомнил никого, кроме капитана цур зее Либрехта, вред ли мне придётся с ними много общаться.

Расстояние до Пангеи можно было пройди за два прыжка. Оба в незаселённые части освоенного космоса. Там просто не имелось ни одной пригодной для жизни планеты. Однако, насколько я успел нахвататься из общения с офицерами флота, именно в этих местах чаще всего можно напороться на засаду.

Во все эти дела я и посвящал Елену, чтобы скоротать время. Во время перелётов в гиперпространстве выходить из своих кают было строжайше запрещено. В это время все двери автоматически запирались так, чтобы изнутри их открыть было невозможно.

Я либо сидел на единственном стуле, либо вовсе валялся на кровати, закинув руки за голову. Быстро привыкнув к присутствию Елены, я уже не обращал внимания, когда она переодевалась, хотя девушка она красивая и видная, тут ничего не скажешь, я и сам чувствовал себя вполне вольно. В конце концов, она была моим адъютантом и нам придётся не один день провести в тесных бункерах и блиндажах, так что довольно уже миндальничать.

— А тебе приходилось участвовать в космических боях? — спросила Елена.

Между собой мы давно уже перешли на «ты», и только на людях я обращался к ней на «вы», опасаясь спутать род. Как бы то ни было, а для себя я воспринимал её, как девушку, и ничего не мог поделать с этим.

— Ни разу, — честно ответил я. — Засады на пустых участках космоса устраивают, в основном, на небольшие соединения или сильно потрёпанные. Да и то только во время больших войн, а их не было уже довольно давно. Сейчас все стараются неукоснительно следовать Космической конвенции в пункте, запрещающем уничтожение боевых кораблей и транспортов.

— А засады в таких местах тут при чём? — не поняла Елена.

— Тут всё просто, — объяснил я. — Место глухое, свидетелей нет, и если на просторах космоса пропадут несколько сильно повреждённых кораблей противника, никаких лишних вопросов не возникнет. А если и возникнут, то, как доказать причастность страны-противника — никак. Тем более, если противников несколько. Во времена оны это не было такой уж редкостью. Да и сейчас мало кто воюет один на один.

— Но почему все так неукоснительно следуют тому пункту конвенции — об уничтожении кораблей? — заинтересовалась она.

— Официально, — пустился в разглагольствования я, — из-за того, что это ведёт к большим людским потерям. Ведь на крейсере или линкоре экипажи в несколько тысяч человек, не считая десантников, и если корабль погибнет, спастись у них нет ни малейших шансов. Но дело тут, скорее, в деньгах. Каждый корабль стоит невероятные суммы, я и представить себе столько не могу, если честно. И строится не один год. Ремонт всё-таки обходится намного дешевле и времени занимает намного меньше. Экономически выгодней

Я потянулся, упершись ногами в дальнюю переборку. Рывком сел на койке. Противная дрожь кистей рук никуда не делась. Она выводила меня из себя, но поделать с ней я ничего не мог. Вроде бы и не сильный тремор, не мешает даже ложку с чашкой держать, однако стоит обратить внимание на пляшущие пальцы и ладонь и становится не по себе.

— Ты всё ещё сильно нервничаешь, Максим, — сказала, заметив это, Елена. — Не хочешь признаваться в этом, но нервы у тебя не в порядке.

— Я и так отлично знаю, что они у меня не в порядке, — отмахнулся я, сцепив пальцы в замок, но продолжая ощущать проклятую дрожь.

— Тогда сходи в госпиталь и возьми хотя бы простейшего успокоительного, — посоветовала мне она.

— Полковнику не к лицу ходить за успокоительным, — отрезал я.

— Могу я сходить и взять для себя, — заявила Елена. — Уж молодому-то фенриху, без году неделя в полку, можно нервничать?

— Можно, — улыбнулся я. — Только почему-то мне кажется, что от этой дрожи валерьянкой не спастись.

— И что же это? — бесцеремонно поинтересовалась Елена.

— Ответственность, — сказал я, видя перед собой только собственные трясущиеся ладони. — Легко быть капитаном себе на уме, этаким Печориным, принцем Гамлетом, рыцарем не пойми какого образа. Большая часть обязанностей всё равно лежит на вахмистре и лейтенантах, ему с ними и разбираться, а моё дело — водить драгун в атаку и подбадривать при обороне. Но теперь на мои плечи легла ответственность за шесть сотен душ. Выдержу ли я её — вот в чём главный вопрос. Как только начинаю думать об этом, тут же колени подгибаются и руки трясутся. Какие бы рожи я на людях не строил, прикидываясь железным полковником, — так за глаза меня называли в полку, — но живым-то человеком я остался. Из плоти и крови. И мне страшно. Я очень боюсь первого боя. От него будет зависеть всё.

— Если боишься, значит, уже проиграл, — философски заметила Елена, пожав плечами, как будто ей было на это наплевать.

— Вы оказывается у нас знаток военных максим, молодой человек, — невесело усмехнулся я, глянув на неё. — Думаешь, я не искал себе утешения в них, Елена? Только вот нет и его. Сколько не ищи — не найдёшь.

— А зачем тебе нужно утешение? — посмотрела мне в глаза Елена. — И если уж ищешь, то в максимах его не найти. Лучшей найди себе женщину — они дарят утешение намного лучше.

— Юноша, — удивлённо рассмеялся я, — да вы у нас знатный ловелас, как я погляжу. Сколько знаний о жизни в столь юном возрасте!

— Прекрати паясничать, Максим, — оборвала меня Елена. — Я считала, что ты — крепкий человек, настоящий офицер. Не тот, что только и может, что барышень формой охмурять, а и на поле боя чего-то стоит! Выходит, ошибалась я в тебе, Максим.

— Всё нормально, Елена, — отмахнулся я, сжав правую руку в кулак. — Просто с тобой я могу хоть ненадолго перестать быть тем железным полковником, каким показываюсь офицерам и драгунам. Хоть кого-то под свою броню пустить… Прости, что тебе приходиться выслушивать мои откровения. Раньше мне хватало внутреннего диалога, а сейчас вот появился вполне реальный объект.

— Всё хорошо, — неожиданно присела рядом со мной Елена. — Разговаривай со мной, Максим. Не стоит держать в себе все эмоции, так ведь можно и с ума сойти.

Она положила мне руку на плечо. Я накрыл её ладонь своей, обернулся и подмигнул.

— Спасибо, — только и нашёл, что сказать, я.

Три прыжка через гиперпространство заняли около недели, в основном, потому что точки входа и выхода находились на достаточно большом расстоянии друг от друга. Именно когда корабли или флоты проходили его, они подвергались наибольшей опасности.

Мы двигались на минимальной скорости, пробивая себе путь через астероидные поля. Слабо вооружённые транспортные корабли тут не могли пригодиться вовсе, превращаясь в массивную обузу. Да и плелся весь флот как раз с их скоростью. Наверное, команды быстроходных корветов или фрегатов, которые давно уже могли бы миновать расстояние от точки входа до точки выхода, в кают-компаниях и кубриках ругались на «беременных коров», как часто называли транспорты. И за отсутствие хищных обводов, которыми славились лёгкие корабли, и за низкую крейсерскую скорость. Впрочем, это была ещё одна флотская традиция.

После выхода флота из гиперпространства, капитан цур зее вызвал командиров полков, находящихся на борту его транспорта. Мозг корабля выглядел весьма эффектно. Ровная палуба чёрного, как и космическое пространство за обзорными иллюминаторами, цвета, длинные ряды мониторов, за которыми работают несколько десятков человек. Вахтенный офицер и капитан стоят ближе к огромному экрану, демонстрирующему звёзды и часть планеты, на которую нам предстояло опуститься в ближайшее время.

— Поглядите, — не оборачиваясь, сделал широкий жест рукой капитан Либрехт. — Вот куда мы будем приземляться.

По редким сборам в кают-компании транспорта я успел понять, что капитан цур зее имеет известную склонность к театральности. Часто он казался мне неким конферансье, выступающим перед всеми нами. Как офицерами своей команды, так и перед нами.

— Через десять минут, — продолжал он, — закончат рассчитывать курс снижения, и я передам сигнал готовности адмиралу флота. В общем, не минует и получаса, как моя ласточка начнёт манёвр захода на посадку. Нам выделено место ближе к линии Студенецкого, значит, на некоторое время моя «Померания-11» станет одним из бастионов на ней.

Это была распространённая практика. Транспортные корабли несли на борту не столько космическое вооружение, сколько обычные пушки и гаубицы, предназначенные для обороны на поверхности планеты. После приземления, а транспорты были едва ли не единственными космическими кораблями своего тоннажа, что опускались на поверхность планеты, они превращались в достаточно мощное укрепление, вроде форта или части укрепрайона, а также склад боеприпасов для полков, что они привезли на фронт. Когда же требовалась срочная эвакуация или же полки надо было, как в нашем случае, отправлять на перегруппировку, они грузились обратно, и транспорт стартовал на орбиту. Таким образом, эвакуация занимала намного меньше времени, а часто орудия корабля прикрывали отступающих солдат огнём.

— Кто-нибудь из вас, господа офицеры, — обратился к нам капитан цур зее, наконец-то, обернувшись, — уже участвовал в посадке корабля?

Все ответили отрицательно. И полностью довольный капитан цур зее снова отвернулся к обзорному экрану.

— Значит, вас ждёт незабываемая картина, — произнёс он тоном художника, предлагающего публике своё очередное полотно, — в первый раз.

Тут к капитану с вахтенным офицером подбежал боцманмат, следивший до того за рядом компьютеров и доложил:

— Расчёты окончены и отправлены командующему флотом!

Капитан благосклонно кивнул ему, и боцманмат вернулся на своё место. Но всего на несколько секунд, потому что спустя этот недолгий промежуток времени, ему пришлось так же бегом возвращаться к капитану с новым докладом.

— Командующий разрешил посадку в указанном секторе.

— Замечательно, — кивнул капитан цур зее. — Приготовьтесь, господа офицеры, посадка начинается.

Новым чересчур театральным жестом он разрешил команде начать манёвр посадки. Палуба содрогнулась под нашими ногами, как будто в лифте, когда он начинает движение вниз. Видимые звёзды медленно сдвинулись с места, диск планеты стал увеличиваться в размерах, наползая на нас. Осознание грандиозности несколько подавляло, корабль, кажущийся мне огромным, теперь представлялся мелкой песчинкой на фоне планеты. И чем ближе мы были к ней, тем сильнее давили на меня размеры планеты, на поверхность которой мы опускались.

По обзорному экрану побежали помехи. Они мелькали по всей его площади, довольно сильно раздражая. Хотелось подойти к экрану и протереть его рукавом. Но вскоре я понял, что никакие это не помехи, а языки пламени, пробегающие по обшивке корабля. «Померания-11» входила в плотные слои атмосферы. И вот уже кажется, что весь корабль объят пламенем. Это завораживало.

Мы летели сквозь плотные слои атмосферы планеты, буквально продираясь через них, пробивая себе путь. Корабль словно начал бить тремор. Палуба мелко содрогалась под нашими ногами. Стоявшая рядом Елена неожиданно схватила меня за руку, сжала ладонь своими пальцами. Я ответил лёгким пожатием, повернул голову и подмигнул. Она мгновенно покраснела и отпустила мою руку. Я только усмехнулся, снова обратив всё внимание на обзорный экран.

Планета тем временем заняла всё пространство. Языки пламени окрашивали её, придавая какой-то демонический вид. От него становилось не по себе ещё сильнее. На какую-то секунду показалось, что мы опускаемся в ад. И вот пламя затянуло весь экран, скрыв всю планету от наших глаз.

— Великолепно! — якобы не удержался от восклицания капитан цур зее. — Просто великолепно! Вы не находите, господа офицеры?

Все выразили ему своё восхищение. Но, в общем, довольно умерено. Зрелище, конечно, поражало и подавляло, однако со слов капитана цур зее это должно было быть нечто совершенно непередаваемое. А этого, похоже, никто, кроме капитана Либрехта не видел.

«Померания-11» миновала плотные слои атмосферы. Пламя рассеялось, и мы смогли рассмотреть планету, на которую мы опускались. Пангея была достаточно обжитым миром. Обзорный экран исправно демонстрировал серо-чёрные пятна больших городов, над которыми вились клубы дыма, подкрашенные снизу багровым. Из-за чего города казались некими вечно бурлящими ведьмиными котлами.

Длинной ниткой единственный громадный континент Пангеи пересекала линия Студенецкого. Цепь оборонительных сооружений, фортов, крепостей, мощных укрепрайонов, ощетинившихся пушками и пулемётами. По обе стороны с высоты полёта космического корабля были видны орудийные позиции — тысячи стволов глядели в небо под разными углами. Периодически они окутывались пламенем, заставляя вспомнить наше снижение, швыряя на сторону противника снаряды. Но выглядело это как-то лениво, как будто они делали это нехотя, выполняя некую повинность.

Война на поверхности Пангеи шла вялая. Какая-то, честно сказать, ненастоящая война. Ведь конфликта между Альбионом и Доппельштерном не было, а тут обе империи просто обменивались ударами, словно боксёры тяжеловесы, демонстрируя друг другу и всему остальному обитаемому космосу, какой силой обладают и на что способны в случае чего. Хотя от нападок тех же Соединённых планет это не спасало, что показывали недавние события на Баварии. Хотя у них имелась своя такая же спорная планета — Ордос, где на линии Саладина их солдаты дрались с мамелюками и янычарами Звёздного эмирата. И куда более жестоко, если судить по военным сводкам.

«Померания-11» приблизилась к поверхности достаточно, чтобы можно было судить о примерном месте, куда она приземлиться. Существенная прореха в линии обороны была отлично видна. Она представляла собой ровную бетонную площадку с подпалинами от маневровых двигателей десантных кораблей, что садились на неё за прошедшие годы. Транспорт, по всей видимости, уже успел вывести полки, которые нам предстояло заменить.

Рулевые — или как там назывались люди, непосредственно управляющие кораблём, — на «Померании-11» были отменные. Наверное, другие не служили на транспортах, ведь тут необходимо филигранное искусство, как при прохождении плотных слоёв атмосферы, так, особенно, при приземлении на поверхность планеты. Они чётко опустили «Померанию-11» на бетонную площадку. Мы на мостике почувствовали только лёгкий удар. А после него корабль мягко опустился ещё на несколько метров вниз.

— Мягкая посадка, — констатировал капитан цур зее, — поздравляю вас с этим.

Выгружались полки куда быстрее, чем поднимались на борт. Этому способствовало много факторов. Главным был, конечно, грохот пушек. Пусть далеко и довольно редко, но всё же каждый залп придавал прыткости ногам драгун. В траншеях все чувствовали себя намного спокойней. И вчерашние рекруты, и бывалые солдаты.

— Рассредоточиваемся, — командовали унтера, которые ещё не знали, где именно занимать позиции, но не давали бойцам скучиваться. Слишком велика опасность, что такую толпу накроет одним фугасным снарядом — и прощай несколько сотен драгун. — Не скапливаться! Хотите, чтобы всем вам одним снарядом головы поотрывало!

К нам подошёл полковник в пехотной форме, заляпанной грязью, доспехи его явно знавали лучшие времена.

— Начальник штаба дивизии полковник Игнатьев, — отдал он честь, — к вашим услугам, господа офицеры. Прошу, — он указал нам на ящики с боеприпасами, которые только что выгрузили матросы «Померании-11», — удобней всего будет рассмотреть вашу диспозицию тут.

Мы расселись вокруг него, а полковник разложил перед нами планшет с картой близлежащих укреплений.

— Ваши полки займут место отбывших вчера драгун с Гессена, — начал полковник Игнатьев. — Генерал-лейтенант фон Штрайт, наш командующий, просил извиниться за своё отсутствие. У альбионцев творятся какие-то странные дела. Ждём не то полноценного наступления с их стороны, не то вообще неизвестно чего. И нас очень радует, что нам прислали подкрепление. Весьма предусмотрительно со стороны командования. — Говорил Игнатьев удивительно быстро, как будто пулемётные очереди стрекотали. — Пятый драгунский займёт траншеи от бункера двенадцать до форта восемь. Это примерно две сотни метров, вполне достаточно для вашего полка. По три человека на метр обороны. Плюс ваши орудия и прочее. Отлично получается. Дальше. За фортом с той же плотностью располагаются Восьмой и Одиннадцатый полки. Ваш левый фланг, — Игнатьев указал на Тиля Бёма, командира 11-го полка, — будет подпирать Сорок восьмой Вестфальский пехотный полк. Крепкие ребята, уже два месяца тут, показали себя с лучшей стороны.

— А кто будет на правом фланге? — уточнил у Игнатьева я.

— Минутку, — тот заглянул в карты из планшета. — Точно. Я не ошибся. Тридцать третий Вестфальский пехотный. Тоже хороши, хоть и маловато их осталось. Им хорошо досталось в последние месяцы, альбионцы на их участке начали слишком уж активный артобстрел. Сутками зачем-то долбили по фортам и траншеям. Да и давненько уже Тридцать третий Вестфальский на Пангее торчит бессменно. Думали, их в этот раз сменят, но нет же.

— С вашего позволения, — обратился к болтливому начальнику штаба дивизии полковник Бём, — мы отправимся к нашим людям и расставим их согласно вашей диспозиции.

— Конечно-конечно, — закивал Игнатьев. — В шесть часов вечера генерал фон Штрайт ждет всех господ полковников у себя в блиндаже. Он будет инструктировать вас относительно положения на здешнем фронте. Он просил не опаздывать.

— Есть не опаздывать, — ответили мы, и разошлись по своим полкам.

Наша позиция была достаточно выгодной. С обоих флангов нас подпирали укрепления. Правда, один из полков, соседствующих с нами в траншеях, по словам Игнатьева сильно потрёпан. Хотя это атаки со стороны альбионцев вроде бы не планировалось, а значит, не так уж это и страшно. Прикрывать вестфальскую пехоту придётся сугубо номинально. Чем мы сможем помочь им, когда всем на головы посыплются вражеские фугасы. Тут надо поглубже нырнуть в траншею и не высовывать головы.

— Господа офицеры, — обратился я к командирам рот и взводов сразу по возвращении от начальника штаба дивизии, — наши позиции от восьмого форта до двенадцатого бункера. — Я указал на возвышающиеся стены основательно потрёпанного форта с цифрой восемь и провёл рукой до бункера дальше по линии траншей. — Каких-то две сотни метров — мелочь для нас, верно? Располагаем орудия и пулемёты, добиваемся максимальной плотности огня на нашем, весьма ограниченном, участке фронта. Вряд ли альбионцы решатся на атаку, но и терять бдительности не стоит.

Я перевёл дыхание.

— Разойтись по ротам, — приказал я, потом поглядел на часы, которые ещё на борту «Померании-11» перевёл на местное время, и добавил: — К шестнадцати часам доложить о готовности.

— Есть, — ответили мне командиры рот почти хором.

— А мы чем займёмся? — спросила у меня Елена, когда офицеры разошлись.

— Мы, — пожал плечами я, — займём блиндаж посуше и будем ждать доклада. В должности командира полка есть свои плюсы.

Полковничий блиндаж был вполне обжитым. Здесь явно квартировал командир полка, который мы сменили, так что условия проживания были вполне сносными. За бетонной стеной располагались радисты, видимо, для обеспечения оперативности связи. Более того, трубка полевого телефона была выведена прямо в мой блиндаж. Весьма удобно.

— Тут больше места, чем в каюте транспорта, — заметила Елена.

— В траншеях полного профиля, — ответил я, — с местом проблем уж точно нет. Кстати, второй постели нет, так что спать нам придётся вместе.

— Здесь есть отличная лавка, — отрезала Елена. — Мне на ней будет вполне удобно.

— Не боишься привыкнуть к лавке? — скабрёзно улыбнулся я, но она сделала вид, что не поняла глупого намёка, и только пожала плечами.

— К генералу ты меня с собой возьмёшь? — поинтересовалась она, сменив тему.

— Запомни, Елена, ты — мой адъютант, — вкрадчивым тоном объяснил я, — и должна сопровождать меня всюду. Если только я не прикажу тебе обратного.

— Вас понял, господин полковник, — вытянувшись в струнку, козырнула Елена.

— Вольно, фенрих, — велел ей я. — Форма одежды повседневная, парадную можешь запрятать подальше. На фронте её не особенно любят.

— Так точно, — продолжала разыгрывать из себя идеального фенриха Елена.

Командиры рот прибыли точно в назначенное время. Они не стали набиваться ко мне в блиндаж, я сам вышел к ним.

— Позиции заняты, — доложил за всех на правах старшего по званию командир первой роты, майор Штайнметц. — Происшествий нет. Раненных и убитых нет. Враг ведёт умеренный огонь из тяжёлой артиллерии, но укрепления легко держат удар. Они тут выстроены на совесть, — добавил он уже менее уставным тоном.

— Разрешите обратиться? — отдал честь капитан фон Ланцберг. Я кивнул ему, и командир четвёртой роты доложил: — В бункере обнаружен запас мин, снарядов и пулемётных лент. Несколько сотен ящиков.

— В форте та же картина, — поддержал его Штайнметц. — По нашим прикидкам там примерно половина боеприпасов к тяжёлому оружию, положенных полку тяжёлой пехоты. Такое впечатление, что наши предшественники оставили его, наверное, не хотели тащить на транспорт. Списали в боевые потери и оставили нам.

— Странное дело, — пожал плечами я. — Никогда прежде с таким не сталкивался. А вам приходилось, господа офицеры? — спросил я у командиров рот.

Все ответили отрицательно. С другой стороны, насколько я помнил из их личных дел, что мне довелось прочесть на борту «Померании-11», ни один из них не бывал на Пангее. Может быть, здесь, на этой линии фронта вялотекущей войны, это — норма. Надо будет поинтересоваться у генерала фон Штрайта.

— Как бы то ни было, — решил я. — Этот подарок нам только на руку. Грех будет не воспользоваться им. Проверьте качество оставленных нам боеприпасов — и если с ними всё нормально, загрузите склады форта нашими. Бункер, как я понимаю, и без того завален под завязку.

Ланцберг ограничился коротким кивком.

У генерал-лейтенанта фон Штрайта собрались все командиры полков его дивизии. Кроме нас троих, вновьприбывших, в его весьма просторном блиндаже расселись на длинных лавках ещё пять штаб-офицеров. Командир соседствующего с моим 33-го Вестфальского пехотного, майор Краузе. Сосед Бёма, полковник Браилов, командующий 48-м Вестфальским пехотным полком. Полковник Смуренков, который, судя по отсутствию даже лёгкой брони и слишком громкому голосу, руководил артиллерией дивизии. Форма его была основательно запачкана, так что нашивок на рукаве было не разглядеть, а эмблемы на петлицах прятались за высоким воротником тёплой куртки. А вот сидящий рядом с ним полковник Биберштайн форму носил идеально чистую и даже отглаженную. На рукаве и в петлицах его красовались эмблемы танковых войск. Последним к генерал-лейтенанту в блиндаж зашёл майор в гренадерской форме и тяжёлых доспехах. Он и сам был довольно крупным мужчиной, вряд ли меньше вахмистра Быковского, а уж из-за доспехов и вовсе занял, казалось, всё свободное место в блиндаже. Отрекомендовался он командиром 18-го Померанского гренадерского полка — майором Фермором. Он явно не был уроженцем Доппельштерна, не давали у нас таких фамилий, и отчего-то у меня закралось подозрение, что майор гренадер может оказаться по происхождению альбионцем.

— Майор Фермор, — развеял сомнения, которые были, похоже, не у меня одного генерал-лейтенант, — не из Альбиона. Он уроженец Конфедерации, оставшийся служить нашей империи.

— Давно надо было сменить фамилию, — усмехнулся тот, приваливаясь спиной к стене, ни одна лавка не выдержала бы веса такого гиганта, да ещё и в боевых доспехах. — Майор Гайслер из 37-го Гессенского егерского прибыть не может. Его люди рассредоточены почти по всему фронту дивизии и продолжают наблюдение за альбионцами. Как только ситуация хоть немного проясниться, он сразу же явится к вам с докладом.

— Понятно, — не слишком довольным тоном произнёс генерал фон Штрайт — А теперь к делу, господа офицеры. Противник ведёт себя крайне странно и это не нравиться командованию. То они начинают яростный артобстрел участка линии фронта, где стоит Тридцать Третий Вестфальский пехотный, и не прекращают его несколько суток. Мы готовимся к отражению возможной атаки, но её не следует. Спустя три дня наши разведчики замечают «самки»[1] альбионских танков «Марк шесть». Они крутятся около суток на виду, как будто демонстрируя себя. Но как только нашей дивизии придали Шестнадцатый танковый полк, сразу же пропали, как будто и не было их. На соседних участках фронта альбионцы проводили бомбардировки. И точно так же, без каких-либо последствий. Вражеская пехота в наступление не перешла ни разу.

Нам оставалось только в затылке задумчиво чесать после этого рассказа. Ни у меня, ни у более опытных командиров полков, не было никаких идей относительно действий противника. Кроме, разве что самой очевидной, которую первым высказал полковник Бём.

— Запутать пытаются, — протянул он, не переставая тереть идеально выбритый подбородок, — не иначе. Атаку готовят на другом участке, скорее всего, в нескольких сотнях километров, а внимание командования пытаются приковать к нашему.

— Вполне возможно, — согласился с ним генерал-лейтенант. — Генерал-фельдмаршал фон Литтенхайм, наш командующий, — зачем-то уточнил он, как будто кто-то из собравшихся в его блиндаже не знал, кто руководит войсками на линии Студенецкого, — именно из-за этого и усилил наш участок танковым полком и дополнительной артбригадой. Вот только несколько суток назад с орбиты прислали вот эти снимки. — Фон Штрайт выложил на стол три чёрно-белые фотографии. — Это данные космической разведки. Наши корабли, конечно, не могут разглядеть территорию противника так подробно, как нам бы хотелось, но такое пропустить нельзя и с орбиты.

Мы разобрали снимки и вгляделись в них. На снимках можно было разглядеть чёрное пятно, скорее всего, большой город. Его окружали пятна поменьше — разного размера и формы. В них я узнал войсковые соединения. И было их не меньше двух десятков. С орбиты ничего меньше пехотного полка или танкового батальона разглядеть невозможно, позиции артиллерии выглядели слишком правильно и узнавались легко. Значит, если судить по этому снимку, альбионцы окружали город на их территории.

— Зачем бы альбионцам делать это? — удивился полковник Башинский, командующий 11-м Вюртембергским драгунским.

— Высадка нового противника? — предположил я, вспоминая Баварский инцидент. — Бостонцы вполне могли пойти на такой манёвр.

— Как на Баварии, — тут же поддержал меня начальник штаба Игнатьев. — Я прочёл довольно много материалов по этому инциденту. Весьма, знаете ли, ловкая и наглая операция.

— На Баварии всё провалилось с треском, — не согласился с ним майор Фермор, — и вряд ли бостонцы решаться повторить её.

— Так не обязательно это могут быть бостонцы, — пожал плечами я. — Их я привёл как первый пример, в Галактике ещё достаточно сил, которые смогли бы совершить подобное.

— Вы намекаете на моих соотечественников, — усмехнулся Фермор. — Да, это вполне в их духе, например, захотели поживиться на нашей войне. Посчитали, что всё внимание направленно только на линию Студенецкого, и ударили в тыл.

— Это не может быть высадкой с орбиты, — отмёл наши доводы пожилой полковник Браилов. — Космическая разведка сообщила бы о высадке. Они не могли проглядеть такое количество кораблей, что войска с них смогли занять целый город. И против них собрали такую силу, — он постучал по лежащему на столе снимку. — А во-вторых: без боя их альбионский флот бы не пропустил, — добавил он. — И уж схватку двух космофлотов наша разведка не проглядела бы наверняка.

Все задумались над его словами. Если враг не пришёл из космоса, значит, он появился здесь, на поверхности планеты. И совершенно непонятно, кто бы это мог быть. Ни на одной из обнаруженных людьми планет колонисты не нашли никаких чужих цивилизаций или их остатков. Ни загадочных руин, ни гробниц из странного камня, ни скелетов существ, не похожих на людей совершенно, но при этом при жизни носивших одежду. В общем, всего того, о чём так любили писать в популярных фантастических романах. Конечно, всегда существовала вероятность, что всё это было обнаружено экспедициями, но тут же засекречено, вот только лично мне во всё это верилось слабо.

— А если восстание? — предположил Бём. — В тылу у альбионцев стоят не регулярные армейские части, а сипаи с Бангалора и местное ополчение. Они вполне может поднять восстание достаточными силами, чтобы овладеть городом.

— Не думаю, чтобы восставших было настолько много, — усомнился Игнатьев, — что для их подавления понадобилось столько войск.

— Силу демонстрируют, — сделал я самоочевидный вывод. — Не хотят вступать в настоящий бой, гробить солдат и технику, а при атаке города, занятого врагом, потери будут велики. А тут хотят показать, какой мощью располагают. У страха глаза велики, а сипаи и ополченцы всё же не лучшие солдаты, они вполне могут сдаться, увидев, сколько против них выставили войск.

— Разумно, — поддержал меня фон Штрайт. — На фронте устраивают постоянную, но совершенно непонятную активность, понимая, что с ней мы будем разбираться долго. Штаб начнёт анализировать их действия, искать логику, а её нет. Но время будет потрачено без толку. Альбионцы же используют его для того, чтобы подавить восстание у себя в тылу, ограничившись минимальными потерями. Весьма разумно.

— Значит, — кивнул Игнатьев, — и нам ничего предпринимать не следует. Будем наблюдать за странными действиями врага.

— Глупо как-то всё, — неожиданно произнёс Бём. — Столько суеты и манёвров, а их разгадали в течение нескольких недель. И кто? Штаб-офицеры дивизии. Штаб фронта должен был просчитать ситуацию за несколько часов, там ведь сидят такие ребята — куда нам, доморощенным аналитикам.

— Восстание в тылу — штука весьма неприятная и вряд ли альбионцы готовились к нему, — ответил ему Игнатьев. — Значит, заранее разработанногоплана действий на этот случай у них не было. Пришлось импровизировать на ходу. А импровизация на войне — крайне вредна. И ни к чему хорошему не приводит.

— Пока нет вестей из штаба фронта, — произнёс фон Штрайт, — будем действовать исходя из того, к чему пришли сегодня.

Мы разошлись по своим частям, провели беседу с офицерами. Ничего нового мы им не сообщили, потому что данные космической разведки, как оказалось, разглашению не подлежали. Подкрепить свои приказы хоть какими-то объяснениями мы не могли.

[1] Альибонские танки, выпускался в двух модификациях, различавшихся между собой вооружением: «самец» — со смешанным пушечно-пулемётным вооружением и «самка» — с чисто пулемётным вооружением.