Пролог

Скучные для обывателя чертежи казались Олегу откровением свыше. Они были совершенны. До этих потрясающих пяти лет Олег был никем, и только сотрудничество с достаточно молодым и перспективным англичанином стало отдушиной в серой и скучной жизни. А потом Эдвард показал свои творения Олегу, и теперь он мог с некой горделивостью побожиться, что отдал этому проекту свою душу, хотя участвовал только в теории и реализации. Своими глазами чудо-оборудование учёный не видел.

Потом были переговоры, умасливания нужных людей и теневые игры. Вначале Олег тоже участвовал во всём этом, хоть и неохотно, полагая, что всё это занятие Иуд. После он скинул эту ношу на Эдварда, которого поначалу в коллективе приняли с недоверием. Олег помнил, как ему самому было тяжело вписаться в узкий круг Нью-Йоркских чистоплюев, а потому помогал англичанину, как мог.

Сегодня было двадцать девятое мая. Древние часы с маятником громко тикали, походя на кашляющего человека. Их громкий бас отмерял жизнь всех людей на Земле. Или же подводил к закономерному концу целую эпоху?

Чтобы скрыть дрожь, Олег скрестил руки на груди, а взгляд упёр в пол. Он уже не замечал шикарного интерьера кабинета, который когда-то произвёл на него впечатление. Не замечал удачно подобранных сочетаний в цветовой гамме и дорогущей деревянной мебели – тяжёлого стола, мини-бара, книжных полок – из тёмного дерева, однозначно выполненной под заказ.

— Олег, — слегка напевно выдохнул его имя хозяин кабинета, привлекая внимание, — вам следует расслабиться перед началом.

Мужчина вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на Эдварда, замечая в его руках пару снифтеров с коньяком. С улыбкой он взял один из бокалов, залпом выпив крохи спиртного, плещущиеся где-то на дне.

Эдвард неодобрительно покачал головой, замечая:

— Нехорошо так пить, Олег! Должна же быть культура… — мужчина плеснул учёному ещё, загодя взяв бутылку со стеклянного журнального столика, удачно вписавшегося в компанию двух кресел. – Больше не стоит. Я не знаю, как облучение подействует на мозг опьянённого человека.

Олег кивнул и, постаравшись расслабиться, откинулся в мягкое кожаное кресло. Он на несколько секунд закрыл глаза, а потому не мог заметить губ, сжавшихся в тонкую линию, и раздражения, мелькнувшего в глазах Эдварда. Похоже, помощник был англичанину неприятен и даже больше. Последнее время он путался под ногами, раздражая, будто капли воды, падающие на висок при китайской казни. Но Олег открыл глаза, и всё вернулось обратно: Эдвард лишь вежливо улыбался.

Громоздкие настенные часы начали громко бухать двенадцать ударов, указывая на полночь и заставляя обоих мужчин вздрогнуть. Эдвард тяжело вздохнул, решаясь, и подошёл к рабочему столу. На секунду он задумался и, пристально посмотрев на Олега, вымолвил:

— Мне кажется, что я упустил из виду нечто действительно важное…

— В смысле? – Олег удивлённо глянул на своего визави. – Всё прекрасно идёт, в чём вы сомневаетесь?

— Не обращай внимания, — Эдвард слегка улыбнулся, — Просто мысли вслух.

На этой ноте он торопливо нажал на некую кнопку, будто боялся передумать.

На десять минут Эдвард Лоо потерял Олега как собеседника, наблюдая с абсолютно спокойным безучастным взглядом на страдания и крики человека, который был старше его самого лишь на десять лет. А потом ждал ещё минут пять, потому что тот никак не мог прийти в себя. Эдвард давно познал эту боль, ведь прошёл её многим раньше — такова цена за превосходство.

— Вы уже очнулись, Эдвард? – Олег, всё ещё кривясь от неприятных ощущений, попытался встать. – Похоже, я стал слишком стар!

— Друг мой, — заботливо, а потому непривычно ответил Эдвард, — вам нужен свежий воздух.

Он помог ему встать, что ещё больше удивило Олега. Эдвард вообще казался сейчас каким-то странным – словно кем-то большим, нежели учёным с отличными идеями. Олег не осознавал, что ценой боли он уже овладел умением читать мысли. В том числе и мысли своего визави.

Внизу, во тьме, которую почти разогнал по проулкам свет фонарей, раздались крики, заставив Олега испуганно обернуться на Эдварда. И испугаться ещё больше, потому что на лице молодого мужчины играла довольная улыбка.

— Почему они кричат?

— А как ты думаешь? – Эдвард смотрел на Олега с явным превосходством. – Они напуганы. Страшно напуганы тем, что свалилось на них. Такой дар, такая мощь…. Сейчас она выстрелит вхолостую. Жёны прочтут у своих мужей в головах мысли о том, как они изменяли им с любовницами и шлюхами, а мужья о любовниках жён. Женщина, узнает, что хахаль-педофил насиловал её одиннадцатилетнюю дочь, запугивая ту тем, что расскажет обо всём маме. Вскроется не одно преступление, ни один грех или поступок не останется безнаказанным. Весь мир сейчас закричит в агонии, потому что никто из них не подумает о том, откуда он знает это. Аффект.

Олег смотрел на хищные глаза Эдварда и не узнавал в жестоком, смакующем ужасающие детали садисте прежнего перспективного учёного. Кто это? Злой гений? Или сам дьявол, которому он по ошибке отдал собственную душу за бесценок.

И ведь его глаза зелёные, лживые…. Будто и правда, дьявол в человеческом обличье!

— Чёртов Иуда! – только и смог выдавить Олег, вцепившись со всей силы ладонями в подоконник. – Растоптал мою мечту! Предал!

Лоо ещё раз довольно улыбнулся — под яростные крики, которые рвались в кабинет через окно, улыбка казалась безумной.

— Что за польза от мечты? Кто ты такой, чтобы я растрачивал свой гений для потакания ей? – интонации в голосе Лоо приняли издевательский оттенок. — Назови мне хоть одну причину, из-за которой я должен бросить себя на служение таким никчёмным людям как ты?

Олег замолчал и отвёл глаза. А потом тихо сказал:

— Милосердие?

Смех Лоо был ему ответом. В уже слегка выцветших голубых глазах Олега появилась влага. Он не осуждал Эдварда, потому что не за что.

— Милосердие, говоришь? – соизволил ответить Лоо, резко став каким-то излишне серьёзным. – Ты в свои пятьдесят четыре должен понимать, что на этой земле ничто не бывает однозначно. В моём понимании я до него снизошёл только что. Но только не до людей. А до планеты, которую я люблю больше, чем людей по отдельности и всё человечество в целом.

Олег понял, что не способен ответить Эдварду. И не способен смотреть на свою растоптанную мечту – у Лоо была своя правда. Поэтому он улыбнулся в последний раз и, прошептав «ты действительно Иуда», сделал шаг назад и откинулся спиной в открытый оконный проём.

Эдвард, тоже улыбаясь, посмотрел вниз на небольшую фигурку поломанного человека на асфальте. И на агонизирующий город вдали.

— И правильно, Олег, — тихо выдохнул в последний раз его имя Эдвард. – Ты мне уже всё рано не нужен.

С этими словами он ухмыльнулся, закрыл окно и, насвистывая одну из ещё ненаписанных в этом мире песенок, пошёл наливать себе марочный коньяк, который в его баре никогда не переводился: новую эру нужно было отметить. Постапокалипсическую.