5. Кубизм

Я колебался, переминаясь с ноги на ногу перед дверью. Что священник может понимать под «развратом», что ждёт меня внутри? Стоит ли входить, или лучше подстроиться под вибрации другого человека? Но кого? Проблема выбора жгла меня изнутри. Я коснулся кончиками пальцев осколка приемника в виске. Сейчас на нем отчетливо прощупывался крест. Я так и не смог решить, вынуть обломок или оставить его как есть. Я боялся лишиться возможности менять вибрации. Это было единственным, что спасало меня от отчаяния.

Наконец я сделал глубокий вдох и дернул ручку. Замер, боясь пошевелиться: пространство за дверью таяло в непроглядной мгле. Так, что там было в объективной реальности? Прямо — выход на лестницу, который всегда держали закрытым. Направо уходил освещенный большими окнами коридор, заканчивающийся стойкой охранника. Судя по тьме, в мире священника либо стекла не пропускали свет, либо «Обитель разврата» не нуждалась в освещении.

Сделав максимально бесстрастное лицо — охраннику ни к чему знать о том, чем мы здесь занимаемся — я двинулся по коридору. Глаза адаптировались к темноте, я различил проемы окон. Исследовательский дух побудил подойти и выглянуть наружу. Матерь Божья!

Представьте, что объемную картинку разбили на кусочки разных размеров, а потом соединили в произвольном порядке. Таким был вид за окном. Хотя, слово «картинка» не очень уместно, поскольку в каждом кусочке что-то мельтешило и двигалось. В целом впечатление создавалось до крайней степени неприятное. К нему примешивались дискомфорт и раздражение оттого, что смотрел я на что-то явно очень знакомое, но не мог понять, на что. А, лучше не знать…

Перешел к следующему окну. За ним было еще темнее, чем в коридоре, на стекле проступало мое отражение. Сдержать смешок не получилось — оно было извращено почти до неузнаваемости. Глаза на разном уровне, нос скошен, тело кривовато и плотно облеплено одеждой, причем приступает всё, что приступает не должно… Творение Пикассо да и только. Стало дурно, я быстро отвернулся, пока не вывернуло на пол. Перед глазами продолжало мельтешить и подергиваться. Я с силой надавил на них до разноцветных искорок, отпустил… Без результата. Окружающая меня действительность исказилась и извратилась до полного сюрреализма.

Мне стало, мягко говоря, очень не по себе. Да настолько, что я заорал:

— Евич лиай Вит еньевг!

Что за? Я пытался позвать Виталия Евгеньевича, нашего охранника, а вышел полный бред. Надо сматываться из «Обители разврата», и как можно скорее! Только в какую сторону бежать?

Я побежал наугад. Споткнулся, столкнулся с чем-то бесформенным и мягким, сквозь его толщу ударился о жесткий острый угол, тут же выпрямившийся в вертикать… Ошметки реальности пересыпались вокруг меня, создавая причудливые жуткие узоры. Дробь невоспроизводимых звуков била по ушам где-то в районе колен. Один мой глаз сполз на пупок, а руки путались с ногами. Что это — действительность, кошмарный сон или смерть? Я разучился понимать…