Глава 9. Приоткрытая дверь

Особо примечательно в положении вещей, так эта тайна, возникшая намеком вначале и развившаяся до призрачного замка на горизонте. Очертания его смутны, еще не видно всех деталей, но ты понимаешь – уже не мираж. Так решил Антон, когда Нина рассказала о встрече с Анатолием Аиром. Казалось бы, что новая сторона личности хозяина Мерриберга должна разоблачать его, но возникло еще больше вопросов, еще больше путаницы. Никто не спорил бы, что Анатолий Всеволодович обладает энциклопедическими знаниями и способностями в разных формах искусства, никто не возражал, но вопрос навязчивый и неуемный: «Кто вы, господин Аир, кто?» не исчез.

— А точно эта книга была у него дома? Вы не ошибаетесь? Точно она так называлась? – спросил Ефремов, еще не веря рассказу.

— Точно.

— Подождите.

Нина лишь кивнула вслед уходящему Антону. Она проводила его взглядом немного удивленным и растерянным, в котором читалось: «Куда вы?» Но Антон исчез, оставив девушку на кухне.

Нина скользнула взглядом по огромному помещению и остановила внимание на холодильниках. Она улыбнулась уголком рта. Ей почудилось в этой технике что-то нарочитое, даже нереальное, будто невидимый игрок присутствовал рядом, забавляясь с ней. «Чушь какая-то!» — тихо сказала Нина, досадую на странную мысль, что возникла на пустом месте. Ее интересовало, где Антон.

Он же, уйдя с кухни, чуть ли не бегом бросился по ступеням в комнату, которую облюбовал недавно. Им тоже завладела странная мысль, но иного свойства. Ему представилось, что, войдя в «кабинет алхимика», он не найдет той книги, однако «Сказки Мерриберга» лежали на столе, там, где Ефремов их и оставил.

— Вот смотрите, — произнес он, входя на кухню.

Нина с жадностью впилась глазами и увидела ту же самую книгу: формат, цвет переплета, фактура – один к одному. Раскрыла ее – те же страницы, тот же шрифт.

— И что? – спросила она. – Что вы хотите этим сказать. Да, ту же книгу я у него в шкафу и заметила. Это не другое издание.

— Похоже, он меня обманул. Анатолий Всеволодович сказал, что ее нашел здесь.

— Может, было несколько экземпляров?

— Я точно помню, он говорил о «Сказках Мерриберга» в единственном числе, — убеждая Нину, произнес Антон.

Нина закрыла книгу и положила ее рядом с собой. Все сложно и странно показалось ей сейчас. Здесь хитрая ловушка, но о смысле и свойстве ее она ничего не знала, даже предположений никаких не родилось. Зачем господин Аир скрыл существование другого экземпляра? «Может, забыл?» – догадалась Нина, но сразу же отмела нелепую мысль. Забыть о такой детали? Хозяин этого поместья художник, хороший художник, надо это отметить, а у таких людей глаз наметан на мелкие детали. Так что забыть о существовании нескольких книг он не мог. Да, собственно, и любой человек – тоже. «Серж говорил о писательских наклонностях Анатолия Всеволодовича, — лениво выплыло воспоминание, — И что? Это ничего не меняет».

Нина посмотрела на Антона сосредоточено, как на объект достойный запечатления в вечности. Портрет на бумаге не хотите? Ей завладела одна мысль, которой она тут же поделилась:

— Я сейчас подумала о вашем роде занятий, Антон. Вы тоже занимаетесь творчеством?

— В каком-то смысле, мою работу можно назвать творческой. Я – астроном. Моя специализация – поиск внеземного разума.

Нина не ответила. Она ласково коснулась книги, будто прощалась с ней, затем, подняв глаза на собеседника, продолжила:

— Значит, Анатолий Всеволодович интересуется еще и внеземным разумом. Знаете, кажется, он играет с нами.

— Зачем? И каковы правила игры?

— Чтобы понимать правила, надо хорошо знать хозяина этого дома. Что мы знаем о нем? – спросила Нина.

Что мог ей ответить Антон?

Судя по рассказанной истории, она раньше с Аиром не встречалась. Ефремов же наоборот. И были встречи, и были случайно брошенные фразы, но теперь он сожалел, что не сошелся с Анатолием ближе, что не знал о нем больше. Эти короткие пересечения с ним, ничего не сулившие, это скольжение по поверхности жизни – все в пустоту. Кажется, до поры до времени Аир сам избегал встреч. Но откуда Антон мог предположить, что судьба обернется так? Хотя какая судьба? Причем здесь она? Даже наивно.

Простая догадка заставила замолчать все мысли, внутренний монолог прервался: «Анатолий. Не есть ли он как раз эта судьба? Возможно, он и присматривался ко мне все это время, и, в конце концов, решился затеять данную авантюру. Все плохо. Мы не ведаем о целях хозяина Мерриберга».

— Игра, — произнес вслух Ефремов.

— Что? – отозвалась собеседница.

— Я говорю, что это вполне здравая мысль. Мысль об игре. Но вот зачем? Для чего? Какие выгоды она сулит ему? Я раньше встречался с господином Аиром…

— И вы молчали?

— Да, я встречался. Мельком. Раньше мыслей не возникало, но сейчас уверен, хозяин Мерриберга заранее все спланировал. Надо ему позвонить.

— Не стоит. Он не признается.

Дозвониться, кстати, не удалось. На том конце только бездушный голос оператора сообщил, что абонент вне зоны доступа сети. Вовремя, нечего сказать. Телефонная связь, как река мертвых, которую пересек Аир, как защитный барьер, за которым он спрятался.

— Уже вечер, — сказала Нина. – Я пойду, присмотрю себе комнату. Можно я возьму книгу. Почитать.

— Да, конечно, — ответил рассеяно Антон, погруженный в себя.

— Между прочим. — Нина встала из-за стола, взяв книгу. – Вы заметили над дверью, на месте, где бывает фрамуга, деревянный узор?

— Да. Будто тропические растения сплелись.

— Я не об этом. За растительным узором спрятано слово заглавными буквами: «UZBASHY», – проговорила Нина с нарочитой артикуляцией. — «Ю», «зед», «би», «эй», «эс», «эйч», «уай».  

— Узбаши? Не заметил. Не знаю, что оно означает. Наверно, название местности. Или фамилия того, кому раньше принадлежал дом.

— Возможно. – Нина пошла к себе, но, остановившись на пороге кухни, обернулась и сказала: — Спокойной ночи, господин Ефремов.

— Спокойной ночи. Хотя, давайте я вас провожу на второй этаж.

Антон поднялся с Ниной на второй этаж. Они распрощались до утра.

Ефремов, оставшись наедине со своими мыслями, попытался припомнить, что случилось с ним за последние сутки, припомнить каждую деталь. Вдруг он упустил нечто важное? Но нет, мозг отказывался работать. Вялотекущие мысли, не имеющие начала и конца, причин и следствий, были подобны серому вязкому потоку, который медленно тек по неясному руслу. Куда? Для чего? Зачем?

Нина вошла в свободную комнату. Она не стала включать верхний свет, а прошла к столу и зажгла настольную лампу, затем загородила занавески. Сняв верхнюю одежду, она села за стол и обратилась к «Сказкам Мерриберга». Читать все подряд не хотелось. Нина скользнула взглядом по листу с содержанием, и глаз выхватил две истории. Они назывались «Мечта» и «Бабочка».

«Мечта»

Наконец улучив время, я сел у окна. Люблю эти моменты, когда выкраиваешь час-другой для дневника. Не знаю, но думаю, если бы я полностью отстранился от дел важных и не особо важных, вряд ли смог проявить усидчивость и терпение в условиях неограниченного досуга. Вот знаешь, что он скоро закончиться и придется нырнуть в водород рутины, поэтому ум сосредотачивается, ход мыслей становится четким и ясным, никаких излишеств. Когда же понимаешь, что времени у тебя много, то как-то расхолаживаешься.

Но не сейчас. Предложения уже сложились. Пора. Пристроив тетрадь на подоконнике, открыл ее. Начал записывать разные мысли, держа в уме последовательность их изложения. Порой интересные вещи и явления, окружающие меня, обретают плоть слова. Хотелось бы упомянуть обо всем, но, как говорили древние, нельзя объять необъятное. Правда, есть люди, которые вступают в борьбу с этим афоризмом.

Кстати, а вот и один из них. Мой сосед. Он живет через дом. Удивительный человек. Увидишь его, и невольно родится мысль, что он является тем самым борцом с ограниченностью человеческой мысли, борцом с бескрайними пространствами. Сейчас он проехал мимо окна на старом велосипеде. Сосед интеллигентного вида: аккуратная бородка, очки в тонкой оправе, костюм приличный, хоть и поношенный – профессор одним словом. Вот он скрылся за поворотом.

Я тут же вспомнил о его увлечениях. Да, видел не раз. Точнее, это были странности, ибо, вроде, взрослый человек, а как мальчишка ведет себя. Привяжет к багажнику воздушного змея, а местная детвора бежит за ним. Им весело, они предвкушают радость: сейчас «профессор» окажется в поле и запустит змея. Ребятня будет помогать ему в этой несложной затеи, что-то звонко кричать, указывая в небо.

Помню, я как-то проезжал по дороге, бегущей вдоль поля. Вижу, он стоит и глядит вверх. Там плыл змей, махая хвостом зрителям внизу. Мальчишки веселились, бегали, один из них стравливал толстую нить. Сосед только мельком посмотрел на меня, но в этом взгляде я прочитал все: и радость, и грусть, и потаенную мысль и, как мне показалось, мечту. Я удивился: «Ведет себя, как ребенок, но глаза…». Они очень выразительные. Даже порой не верится в сочетание детскости и взрослости в его взгляде.

Когда же я впервые с ним заговорил? Ах, ну, конечно, как раз тогда в поле. Наблюдая за ребячеством взрослого человека, я остановился и спросил:

— Вижу вас не в первый раз на этом месте, и все удивляюсь, зачем вы это делаете?

— Вы что-то сказали? Говорите громче, я плохо слышу.

Я повторил вопрос.

— Мечтаю, — ответил он.

— О чем?

— Погодите минутку.

Он подошел к мальчугану, стоящему в метрах десяти от нас, что-то стал говорить ему, а тот, смотря за змеем, кивнул в ответ.

Сосед вернулся.

— Идемте. Они и без меня справятся, — сказал он о детях.

Беседа в пути оказалась короткой, потому как очень тяжело все время говорить громко, однако я помню его слова: «Скоро, молодой человек, очень скоро люди полетят к другим мирам». Я не скептик, верю в прогресс, но сомневаюсь, что это случится на моем веку, и поэтому считаю путешествия к иным мирам сказками. Но вера собеседника была такой ясной и простой, что я, удивившись ее безоглядности, поделился сомнениями. Он недоверчиво посмотрел и махнул рукой: «Вы молоды, и с таких лет унылы и недоверчивы. А вы, знаете, приходите ко мне вечером. Посидим. Чаю попьем. Я кое-чего вам покажу». «Приду», — пообещал я.

Конечно, любопытство разбирало, и я пришел. Интересно, что покажет? Как и обещал сосед, мы посидели за чаем на веранде. Затем он пригласил на чердак, пояснив: «Там ближе к мечте». Он показал эскизы летательных аппаратов, самодельные макеты будущих ракет. Я в основном молчал, а он рисовал картины грядущего: освоение космоса, исследовательские экспедиции на Марс, Луну, Юпитер, полеты к планетам, что находятся вне солнечной системы. И я заразился его мечтой. В моем воображении ожили макеты межпланетных ракет. Они больше не были из бумаги и картона. Они, блестя стальными корпусами, разрезали великое безмолвие, летя мимо звезд, к далекой мечте.

…

Нина отложила книгу. Она почувствовал, даже физически ощутила, что новая мысль затеплилась на краю сознания, будто приоткрылась дверь, и очевидное решение перестало быть загадкой. Нина могла бы понять это и раньше, но, видимо, история о чудачествах старика стала катализатором. Старик, явная отсылка к Циолковскому, своей фразой «вы молоды, и с таких лет унылы и недоверчивы» разбил невидимые оковы непонимания. «Ну, конечно, — восхитилась собственной догадке девушка, — конечно, мы молоды, а он старик. Значит, иная ментальность, иной взгляд на жизнь».

Старик – символ инопланетной цивилизации. Она далеко ушла в своем развитии, она многое преодолела, неся огонь жизни сквозь космическое безмолвие. Она готова к контакту, но молодая цивилизация не готова к нему, не в силу слабой технической оснащенности, но в силу иного мировоззрения. Она, если так можно сказать, не доросла. Только ментальность мешает взаимопроникновению разумов. Ни техника, ни желания и выгоды той или другой стороны – это все второстепенно, это все преодолимо со временем.

«А что если сказать завтра об этом Антону? – спросила себя Нина. — Конечно, обязательно. Нужно сказать. Вот, например, рассказ «Несмышленыш» о том же. О контакте двух мировоззрений. Дельфины и люди».

Нина приступила к следующему рассказу.

«Бабочка»

Мудрец пробудился от странного ощущения на ладонях: они во сне касались чего-то мягкого и теплого, почти горячего. Мудрец был уверен, что это животное тепло, а само животное, огромное и мерно дышащее, расстилалось перед ним бесформенной грудой. Животное не могло причинить вреда. Мудрец знал это точно, вот только почему, сказать не мог. Да и зачем гадать и удивляться, это же сон, это особый мир. Ты приходишь в него каждую ночь впервые, но так, словно ты жил в нем всегда, и детали сна знакомы, и память о том мире существовала вечно.

Однако животное тепло и ощущение мягкости тут же исчезли. Когда мудрец открыл глаза и посмотрел на балки потолка, он почувствовал щекотание на правой ладони. Скосив взгляд, он заметил бабочку лимонного цвета. Она, перебирая лапками, ползала по раскрытой ладони. Он чуть пошевелил пальцами. Насекомое вспорхнуло и устремилось к окну.

«Чудесный день», — подумал мудрец, вспоминая бабочку, что запечатлелась на синем квадрате окна, а в следующее мгновение покинула жилище. Это была прекрасная картина: капля лимонно-желтого на синем фоне неба.

«Капля лимона на чистом утреннем небе – бабочка прилетела ко мне», — прочитал стихотворение мудрец, выходя на улицу. Он направился к озеру. Он знал, бабочка улетела к воде. Мудрец видел ее вчера над прибрежной травой. «Но почему ее, может, это другая бабочка?» — спросил он себя. Нет, нет, подтвердил голос, эта та же самая бабочка.

И мудрец увидел ее на тонкой тростинке. Он осторожно сел рядом и протянул руку. Бабочка не испугалась, лишь нетерпеливо пошевелила лапками. Он был уверен, что она смотрит на него и все понимает. Вдруг он увидел перед мысленным взором свою руку, такую чудовищно большую и неповоротливую, заметил неаккуратно остриженный ноготь на среднем пальце. Мудрец внимательнее разглядел роговой отросток и ужаснулся его толщине и безобразности.

— Неужели я вижу мир глазами бабочки? – удивленно спросил себя мудрец, так и застыв с вытянутой рукой.

— Нет, — ответила бабочка. – Ты снишься мне, а я тебе. Когда ты спишь, то видишь сон обо мне, а твое бодрствование – есть мой сон о тебе.

— Погоди, так я сплю? Ведь я тебя вижу. Так? Или все-таки это реальность?

— А какая разница? – спросила бабочка и, не дожидаясь ответа, упорхнула в заросли.

…

Нина закрыла книгу и испуганно осмотрелась вокруг, но в полумраке комнаты никого не было, а густые тени в углах, это всего лишь тени, которые способны напугать, если поверить в то, что в них кто-то прячется.

Она положила книгу на стол, выключила свет и легла в постель. Нина закрыла глаза, но так живо представила бабочку лимонного цвета, вылетающую в раскрытое окно и растворяющуюся в легкой синеве неба, что открыла глаза. Затем перевернулась на бок и вновь, закрыв глаза, не заметила, как медленно уплыла в сновидение.