Пролог.

Кроваво красный диск солнца медленно, будто подчиняясь торжественности обстановки, опускался за ближайшую вершину. Последние лучи отражались от отполированных до зеркального блеска гранитных стен, падая на сосредоточенные лица стоящих на высоком постаменте двух с половиной сотен человек. Молодые мужчины, именно мужчины, не смотря на еще юный возраст, и девушки, стояли плечом к плечу. Приложив сжатую в кулак правую руку к груди, там, где в лучах заходящего солнца блестела эмблема космического патруля, устремив взоры сияющих от восторга глаз на обелиск защитникам «Содружества планет», они с придыханием произносили священную клятву: «…Не щадя ни крови, ни самой жизни…» Слова эхом отражались от каменных стен, разносясь далеко вокруг. Их было слышно на много миль в раскинувшейся внизу долине.

Вокруг подъемного постамента, где стояли курсанты только что окончившие академию, собралось много народа. Родственники, друзья и просто любопытствующие, пришли поздравить их с вступлением во взрослую жизнь. Пусть на космических рубежах «Содружества планет» сейчас было все спокойно, но еще не забылись ужасы последней войны. Потому каждый день десятки патрулей уходили к окраинам известных миров, чтобы не допустить повторения кошмара, который унес миллионы жизней. Некоторые из кораблей не возвращались. Но то были локальные потери, о которых не нужно было знать общественности. Реклама, потоками льющаяся из всех средств массовой информации обещая многочисленные льготы и незабываемые приключения, делали свое дело. Каждый год тысячи молодых людей поступали в академию. Но не многим удавалось добраться до экзамена. А уж заветный значок, получали и вовсе, лучшие из лучших. Потому собравшиеся, замерев и затаив дыхания, с восхищением глядели на тех, от кого теперь зависела их безопасность…

Маленькая девочка в легком цветастом платье, бросила в карман надоевшую ей игровую приставку, подошла к стоящей чуть в стороне от общей толпы женщине и, схватив за край кофты, подергала, привлекая к себе внимание.

— Мам, — заканючила она, — мамочка, когда мы уже пойдем на аттракционы. Ты обещала…

Женщина взглянула на дочку, погладила ее по голове.

— Тише Лина, — поднесла она палец к губам, — сейчас закончится церемония и пойдем. Иди, погуляй…

Она мягко, но настойчиво подтолкнула дочку и вновь перевела взгляд на постамент.

Девочка обиженно надула губки, сердито топнув ножкой. Но от этого ни чего не изменилось. Опустив голову и назло маме шаркая туфельками, она отошла к нависшей над площадкой стене. Немного покривлявшись возле зеркальной поверхности, девочка показала своему отражению кончик языка, обернулась на по-прежнему не обращающую на нее внимание женщину, немного подумала, после чего пошла вдоль скалы, ведя по ней пальцем. Вскоре площадка с обелиском скрылась из вида. А еще через несколько шагов стена оборвалась широкой расщелиной. Потрескавшиеся, поросшие мхом, каменные ступени уходили верх, теряясь где-то за скалой. Девочка в нерешительности остановилась. Она еще ни когда не уходила одна так далеко. Но обида взяла свое. Лина упрямо тряхнула головой, вступив на первую ступеньку. В одно мгновение ребенка окутала полная тишина. Будто эта ступенька была кнопкой, отключающей звук. Испуганно вздрогнув, девочка отступила назад. И вновь услышала звуки окружающего ее мира. Шумел ветер, звучала музыка, доносились голоса людей. Видимо уже начиналась торжественная часть. Лина подумала, что стоит вернуться. Но любопытство заставило ее вновь вступить на ступень. И опять тишина окутала ее, будто кто-то накрыл непроницаемым для звуков колпаком. Девочка сделала еще шаг, потом другой и наконец, уверенно зашагала вверх по лестнице. Скоро ступени закончились. Лина вышла на крохотную площадку, окруженную со всех сторон отвесными стенами. Ни единого звука не проникало сюда. Даже ветер, будто боясь нарушить тишину, обтекал каменные своды. Лина огляделась. Гранитная стена шла полукругом. В отличие от площадки с обелиском, здесь стены были естественными, шершавыми на ощупь с многочисленными щелями, выступами и прорывающейся сквозь них растительностью. Напротив лестницы была установлена скамья. Потрескавшаяся, поросшая мхом, каменная плита, лежала поперек двух грубо отесанных валунов. Девочка подняла голову. Ее взгляд упал на выровненную поверхность. Это было настолько странно, в этом, не тронутом человеком уголке, что Лина, сама того не желая подошла ближе и провела ладонью по стене. От ее прикосновения струйками потекла вниз пыль, обнажая буквы старой надписи. Несколько строк давно забытого шрифта. Девочка неслышно зашевелила губами, пытаясь прочитать текст, но не смогла. Отойдя назад, она села на скамью, поджала под себя ноги, положила голову на колени, печально глядя на почти стертую надпись.

— Как ты тут оказалась?

Лина вздрогнула и обернулась. Рядом со скамьей стоял высокий мужчина. Лишь слегка видимые морщинки в уголках глаз и седые волосы, могли сказать о прожитых им годах. Но глаза у него были добрые и какие-то печальные. Лина успокоилась и вновь уставилась на незнакомые буквы.

— Я присяду?

Пожав плечами, девочка, молча подвинулась. Мужчина сел на край скамьи.

— Как тебя зовут?

— Лина, — девочка взглянула на мужчину.

— А где твои родители?

— Они все там, — Лина неопределенно махнула рукой, — им сейчас не до меня…

Она смешно сморщила носик, немного помолчала и тоже решилась задать вопрос.

— А вы, почему не со всеми?

— Понимаешь, Лина, именно в эти торжественные дни, я хочу побыть один. Мне уже много лет. И каждый год я прихожу сюда.

— Наверно я могу вас понять, — девочка, соглашаясь, кивнула, — здесь очень тихо, ни кто не мешает. Можно подумать о чем-то своем… А что тут написано?

Мужчина вздрогнул, переведя взгляд на поблекшую от времени надпись.