Часть 1.2. Семь лет назад

Итак, подведем итоги в этом месте рассказа. Совершенно верно, Люда отлучилась в магазин по бытовым делам, а в это время что-то стало с ее ребенком. Что-то, после чего его не стало.

А дальше: слезы, причитания, мятный чай, «что же делать?» и «я виновата»; слова Карины, которым она сама не верила, холодный душ и попытки предпринять разумные действия. Потом они метались по соседям, как две запуганные птицы метаются между веток и не могут присесть ни на одну. Но как бы они не старались, и сколько бы добрых соседей не опросили, никто не смог бы сказать им хоть одно вразумительное слово.

— Не могу понять… И не хочу наговаривать, но мне кажется… Нет, этого не может быть…

— Говори, Карина. В моей голове нет умных мыслей. Говори!

— Люда, ты только не паникуй, ладно. Вспомни-ка, кто может знать о том, что ты не закрываешь входную дверь…

— Ты, Маша, Дина, может еще кто. А что?

— … и кому может понадобится… ну, дите твое?

И тут глаза Людочки переменились, стали как две луны, что выскользнули из-за тучи. Чудное прозрение сдуло глупость и отупение с ее взгляда.

— Аза, — глухо прошептала она и выбежала во двор. Карина за ней, бесполезные соседи-помощники тоже. И все бегут, и никто не может догнать эту неспортивную обезумившую женщину.

Людочка знала, что, во имя жестокой насмешки, Аза должна быть где-то недалеко. И вдруг, среди яблонь, как приманка, мелькнула пестрая цыганская юбка. Люда, не помня себя, бросилась туда. Конечно, это Аза украла ребенка! Аза знает все про всех, и, конечно, про открытую дверь Людочки тоже знала, как пить дать! И кому еще, кроме нее негодной, понадобилось воровать ребенка? Только ей, воровке, это нужно. Из мести. Люда уверена, Аза не забыла, кто ее вытурил и гаража. Это могла быть только Аза, больше некому. Людочка не из тех людей, что наживают себе много врагов. И, вырастив в себе достаточно смелости и злобы, Людочка нагнала пеструю юбку. С криками, кулаками, когтями и зубами бросилась она на Азу; вцепилась пальцами в волосы, как крючками в нитки, и стала тянуть изо всей силы. Аза лишь озадачено вскинула угольные брови и, худющая, под тяжестью Людочки повалилась на землю. Пыль и палые листья полетели по сторонам. Лишь несколько секунд Аза колебалась, но, видно, бывалая хватка взяла свое. Она холодно оценила ситуацию, и, верткая, словно ящерица, положила Люду на лопатки и зашипела на нее, как на кролика. Люда брыкалась, кричала что-то несвязное о ребенке и воровстве.

Азу, как вы понимаете, часто обвиняли во всяких гнусностях, и она поняла, что опять оказалась крайней в, на этот раз, жуткой истории. О, она бы разорвала Людочку на части, но тут, наконец, толпа нагнала их и растянула в разные стороны.

Карина шептала на ухо Людочки успокаивающие слова, но она махала головой и видела только одно — Азу с гордо выпрямленной спиной с кричащим ребенком на руках; что-то ужасное она хочет с ним сотворить.

— Нет, нет! Я знаю, она это сделала! Аза, только ты могла!

Аза в ответ кричала проклятия:

— Я тебе не идиотка, так явно мстить! А ты, свинья глупая, дальше своего носа не видишь, что ли?

Люда побелела, обмякла, уголки ее прозрачных глаз опустились. Она упала на колени поползла к Азе, стала умолять, хватаясь, как за последнее спасение, за ту самую юбку, которую хотела уничтожить минутой назад. Аза вырвалась из ее пальцев.

— На кой мне сдался твой откормыш? Чем я его кормить-то буду? Поищи-ка у тех, кому он на самом деле нужен.

И ушла. Никто не останавливал ее.

Вечером Карина постелила детям в спальне Маринки. Они стояли рядом с ней, молчаливые, тихие, бледные. Не дети, а фарфоровые куклы, которыми украшают нарядную полку. С той самой сцены в яблонях они не проронили ни слова. Кирилл и Марина были там, все видели. Они смешались с толпой, и никто не обращал на них внимание. Подумайте сами: какой вес могут иметь дети в таком деле?

— Мама, а того, кто украл ребенка, накажут, когда найдут?

Карина бросилась к дочке, обняла, поцеловала в макушку и уверила, что вора обязательно найдут и, ох как, накажут. Она прижала к себе Кирилла тоже. Карина переживала за них. Что такое ужас взрослого человека против ужаса ребенка? Это ничто! А если вы думаете иначе, то вы забыли, как быть ребенком. Или никогда им не были.

***

Когда дети уснули, Карина накапала подруге чайную ложку валерьянки, и сама легла спать рядом. То была тяжелая ночь. Людочка ни с того ни с сего садилась в постели, будто кто поднимал ее за плечи, и начинала всхлипывать. Ей мерещилось, что где-то рядом плачет ребенок. Но потом она вспоминала, что Антоша пропал. Карина успокаивала ее, как могла, и они снова засыпали. И снова Люда поднималась с постели, и снова ей мерещился плач.

Да, то была тяжелая ночь.

Совсем некстати вспыхнуло утро, ведь Люда только теперь смогла уснуть, когда ее тело совсем истощилось. Но Карина не могла позволить ей спать. Она взяла на себя смелость принять важное решение. И почему она не сделала это вчера? С минуты на минуту в квартиру явится ее друг, капитан милиции. Ее давняя любовь, с которой они сохранили трепетные дружеские отношения, а временами разменивали их на романтические и обратно. Карина позвонила ему чуть свет и бегло пересказала события вчерашнего дня. Капитан деловито мычал в трубку и завершил разговор единственным сказанным им словом: «Выезжаем!».

В дверь постучали.

— Люда, просыпайся. Да вставай же! Милиция приехала. Да, милиция! Как зачем? Я вызвала. Не спорь, кому говорят! Я их пока угощу чаем с пирогом, а ты приводи себя в порядок. И не смей засыпать!

Опрятная и свежая, как лилия, как Карина в своем обычном облике, она отворила дверь и пригласила на кухню двоих мужчин: здоровяка капитанского роста и с капитанской осанкой и щуплого паренька с видом рядового помощника.

— Позвольте представить Вам, Константин, — прогремел Капитан. В режиме «добрые друзья» Карина и Капитан нарочито «выкали» друг другу. — Молодой, любознательный, перспективный. То, что нам нужно.

Константин смущенно осмотрелся:

— А мать ребенка где?

— О, через минуту подойдет. А пока, присаживайтесь за стол, у меня для вас приготовлен вкуснейший пирог.

— Садись на стул, Костя. Таких пирогов, как печет госпожа Карина, ты еще никогда не пробовал.

Вскоре появилась Людочка в домашнем халате, но зато с прилично расчесанными волосами. Она впилась глазами в исполнителей гражданского долга, и те начали расспросы еще до того, как проглотили последний кусок пирога.

Людочка в красках передала вчерашний день, махала руками и захватывающе инсценировала драку. Карине осталось добавить всего несколько слов. Так, всего лишь взгляд со стороны. Стоит заметить, что как-то так вышло, что Аза стала центральной фигурой рассказа. О, Людочка поведала своим доблестным слугам совсем не ту историю, что я вам. Сколько низостей она вспомнила об Азе мимоходом, и сколько многозначительных взглядов заметила вчера. Ее история не идет ни в какое сравнение с моей, но от того правды в ней не стало больше. Особенно, если вспомнить, что я-то ведь тоже не открываю все карты сразу.

Во время рассказа Капитан задумчиво кивал головой, а Константин делал поспешные записи в новом хрустящем блокноте.

— Повторите еще раз, что вы сказали? — иногда просил он, и опять, как школьник, утыкался носом в блокнот.

По окончанию такого живого рассказа (стоит сказать, что Людочка запыхалась, но это, кажется, ее взбодрило) женщины подписали кое-какие бумаги, и Капитан отправил Константина опрашивать соседей, а сам вернулся к пирогу.

— Капитан, — требовательно начала Карина. — Вы уверены, что Ваш помощник справится? Он выглядит совсем зеленым, и это наводит меня на мысль, что Вы несерьезно воспринимаете глубину проблемы.

— Зря Вы так. Он молодой, любознательный, перспективный, — повторил Капитан. — Не беспокойтесь. Теперь беспокоится — наша забота. — Он вытер рот салфеткой. — Людмила, Карина. Был рад вас видеть, вы, как всегда, прекрасны. Мы сделаем для вас все, что только сможем. Если вспомните или узнаете какие-то новые подробности, звоните не медля.

Он вручил им визитную карточку Константина, расцеловал в обе щеки и простился. И оставил после себя смутное ощущение, что ребенка женщины больше не увидят никогда. Признаться, они глядели на милицию с вдохновением: придет слуга народа и чуть ли не принесет ребенка на руках. Но этого, конечно, не произошло. Умом они все понимали, но их чувства и надежды были обмануты. Обмануты ними самими, но оттого они ощущали себя не менее разочарованными и несчастными.

***

И тем не менее, Люда не могла сидеть на месте. Она занимала себя плачем, чтением состава успокоительного и слушаньем стен, которые кричали голосом ее ребенка. К вечеру эти занятия ей здорово надоели, и она с закатом солнца почувствовавшая себя вдвойне несчастной, вдруг захотела увидеть Машу. Горе тянуло ее к горюющему сердцу. Людочка одолжила у Карины шоколадный бисквит с глазурью (оставив детей без десерта) и с подготовленным к очередному печальному повествованию лицом направилась в соседний подъезд. Но чем выше она поднималась по ступенькам, тем отчетливей ей слышался детский плач и крик; тем скорей деланное возмущение сменялось на ее лице самым настоящим материнским страхом.

Людочка постучала в дверь, почувствовала, как кто-то тяжело посмотрел на нее в глазок. Но дверь так и не открылась.

***

Этим же вечером Людочка предпочла остаться одна и заперла входную дверь на ключ. Карина, в свою очередь накормила детей, и, посчитав свой долг выполненным, прилегла почитать какую-то очень глубокомысленную книгу. Но, в свете событий, данная книга оказалась чересчур скучной, и Карина отложила ее в сторону. Карина, по своей сути, была не только образованная, но и думающая женщина, а это, согласитесь, большая разница. Она умела хорошо анализировать, и не могла удовлетвориться, как Людочка, лишь ощущениями и интуицией. И никогда не оставляла себя без ответа на вопрос, почему она, или кто-то другой, чувствует так, а не иначе; действует так, а не иначе.

«Ты дальше своего носа не видишь… Поищи-ка у тех, кому он на самом деле нужен…»

Она думала над словами Азы, и, хоть Аза вызывала в ней отторжение и презрение, тем не менее, Карина не была настолько слепа, чтобы не увидеть в цыганке резкий ум. Она понимала, что за яркой юбкой и низким образом жизни скрывается очень непростой жизненный опыт, глядя сквозь который Аза становилась достойной кандидатурой на медаль «за умность» в глазах Карины. Она боялась Азу, так как, говоря одно, Аза подразумевала совсем другое. Аза производила впечатления мыслителя, как и Карина, но ее опыт позволил ей увидеть то, что ускользало от других. И, проведя весь вечер и ночь в раздумьях, наутро Карина с неутешительными прогнозами постучала Людочке в дверь. За завтраком в душной кухне Людочки у них произошел такой разговор:

— Люда, присядь, я сама налью кофе. Не суетись, хорошо? Вот так. Я не хочу никого обвинять, но… Правда, не хочу. Ты мне веришь?

Люда кивнула.

— Это важно, — вздохнула Карина. — Я много думала о Маше. Уму непостижимо, сколько ей пришлось пережить. Бедняжка! В том, что тебе не открыли дверь, могло бы и не быть ничего необычного. Аккуратно, горячо… Продолжим. Кто знает, может, Маши не было дома, а к двери подошел ее муж. А ты же помнишь его, он такой скромный, нелюдимый. А может, она болеет. Тяжело предположить, какие еще могут быть причины у человека, который перенес подобное горе. Вот и ответ. Понимаешь меня?

— Еще бы, я сама об этом думала. Но, к чему ты клонишь?

— Сейчас проясню. Так вот, я сказала, что о том, что тебе не открыли дверь, могло бы и не быть ничего необычного, и можно было бы не придавать этому значения, если бы не несколько моментов, которые завели меня в тупик.

— Что за моменты, Карина? Ох, любишь ты долго тянуть!

— Во-первых, насколько я помню, а на память мне жаловаться никогда не приходилось, Маша последнюю неделю не навещала тебя.

— Угу, совсем забыла меня, — обижено фыркнула Люда.

— Во-вторых, в день пропажи Антошки… Ну только не начинай рыдать, милая, дослушай… Люди совсем ничего не замечают, когда стоит шум, гам и метушня. Я не подумала тогда, если бы не слова Азы… В тот самый момент, когда ты с очумелыми глазами искала ребенка по округе, Маши не было рядом. И более того, я скажу, она с тех пор ни разу не позвонила и… Да что там! Она же живет через стенку, могла бы зайти, посочувствовать. Но она даже не позвонила, ведь так?

— Так.

— Я не хочу никого обвинять. Я жалею Машу, от всей души жалею. Но человек может пойти на что угодно, когда им движет горе. Она же так хотела ребеночка. Вспомни, как она смотрела на Антошку, когда приходила к тебе. И, к тому же, она знала, что ты не запираешь дверь.

На этот раз Карина увидела совсем другую перемену в лице Людочки. Она будто протрезвела, во взгляде появилась прямота и расчетливость; выпрямилась спина. Прямо, как в день, когда Люда выдворяла Азу из гаража.

— Люда, не смотри так на меня. Я прекрасно отношусь к Маше, и никогда не обвиняла бы ее, если бы…

— Плач и крик. Да, именно.

— Ты о чем?

— Все правильно, Маша ведь живет через стенку, а я все эти ночи слышала детский плач и крик. И у нее в подъезде тоже, чем ближе к квартире, тем отчетливей слышно. Так вот почему мне не открыли дверь! Потому что там, за дверью, кричит и плачет мой ребенок!

Люда на всякий лад и манер стала выказывать уверенность в том, что нашла верную разгадку сложившейся ситуации. Теперь ею двигали не материнские чувства, а желание доказать правду и разоблачить Машу. После трагедии в жизни Маши, Люда о ней беспокоилась и подбадривала, а Маша отплатила ей за доброту черной монетой. Ее нужно непременно наказать.

Однако на деле это оказалось не так-то просто. Маша вдруг исчезла, и весь пыл Людочки ушел на долгие рассказы и доводы молодому и перспективному Константину о том, что он бездельник и «вот же кто вор на самом деле».