А главное — реальная жизнь страшнее всякой чернухи, вот пишу тут «жёстокий и беспощадный» город 18-19 века, вроде так мрачновато выходит, а потом у Гиляровского читаю такие моменты:
Оффтопик черти всех возрастов и состоянии справлять адский карнавал? Что-то напоминающее этот сказочный
карнавал я и увидел здесь. На полу лежал босой старик с раскровавленяым
лицом. Он лежал на спине и судорожно подергивался… изо рта шла кровавая пена
«тетки», которую кулаком хватил по лицу за какое-то
слово невпопад ее возлюбленный.
Это за любовь-то мою, окаянный… за любовь-то МО…
Караул, убили! — еще громче завопила она, получив новый удар сапогом
по лицу, на этот раз от мальчишки-полового.
Только с площади слышатся пьяные песни да крики «караул», Но никто не пойдет на помощь. Разденут, разуют и голым пустят. То и дело в переулках и на самой площади поднимали трупы убитых и ограбленных донага. Убитых отправляли в Мясницкую часть для судебного вскрытия, а иногда — в университет.
— Повернул труп и указал перелом шейного позвонка. — Нет уж, Иван Иванович, не было случая, чтобы с Хитровки присылали не убитых.
В туманную осеннюю ночь во дворе дома Буниных люди, шедшие к «шланбою», услыхали стоны с помойки. Увидели женщину, разрешавшуюся ребенком.
Дети в Хитровке были в цене: их сдавали с грудного возраста в аренду, чуть не с аукциона, нищим. И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка, совала ему в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу. Ребенок, целый день мокрый и грязный, лежал у нее на руках, отравляясь соской, и стонал от холода, голода и постоянных болей в желудке, вызывая участие у прохожих к «бедной матери несчастного сироты». Бывали случаи, что дитя утром умирало на руках нищей, и она, не желая потерять день, ходила с ним до ночи за подаянием. Двухлетних водили за ручку, а трехлеток уже сам приучался «стрелять».
Или вот пишу одну сцену где людей в деревне жгут, а вот здесь как оно в реале на белоруси было. И не одна сцена, а тысячи lib.rus.ec/b/460993/read#t1
Я могу всё это расширить и расписать, но и так уже тошно. Сцены — которые покажутся страшными обычному читателю, происходили и происходят с будничной регулярностью в масштабах тысяч и миллионов
И если кто-думает, что всё это было давно и неправда, так в двадцать первом веке с приходом интернета и смартфонов с видеокамерами это всю мерзость можно посмотреть в деталях на видео набрав пару строчек в гугле
карнавал я и увидел здесь. На полу лежал босой старик с раскровавленяым
лицом. Он лежал на спине и судорожно подергивался… изо рта шла кровавая пена
«тетки», которую кулаком хватил по лицу за какое-то
слово невпопад ее возлюбленный.
Это за любовь-то мою, окаянный… за любовь-то МО…
Караул, убили! — еще громче завопила она, получив новый удар сапогом
по лицу, на этот раз от мальчишки-полового.
Только с площади слышатся пьяные песни да крики «караул», Но никто не пойдет на помощь. Разденут, разуют и голым пустят. То и дело в переулках и на самой площади поднимали трупы убитых и ограбленных донага. Убитых отправляли в Мясницкую часть для судебного вскрытия, а иногда — в университет.
— Повернул труп и указал перелом шейного позвонка. — Нет уж, Иван Иванович, не было случая, чтобы с Хитровки присылали не убитых.
В туманную осеннюю ночь во дворе дома Буниных люди, шедшие к «шланбою», услыхали стоны с помойки. Увидели женщину, разрешавшуюся ребенком.
Дети в Хитровке были в цене: их сдавали с грудного возраста в аренду, чуть не с аукциона, нищим. И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка, совала ему в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу. Ребенок, целый день мокрый и грязный, лежал у нее на руках, отравляясь соской, и стонал от холода, голода и постоянных болей в желудке, вызывая участие у прохожих к «бедной матери несчастного сироты». Бывали случаи, что дитя утром умирало на руках нищей, и она, не желая потерять день, ходила с ним до ночи за подаянием. Двухлетних водили за ручку, а трехлеток уже сам приучался «стрелять».