КРИТИКА НА КОНКУРС

 

Итак, перед нами попытка своими глазами увидеть ветхозаветное предание о Ноевом ковчеге, вдохнуть жизнь в пронесённые сквозь тысячелетия имена, попытка переосмыслить и понять. Честно скажу, что читал я с холодным сердцем — меня не увлекло повествования, накал событий последней части не возбудил во мне ответных чувств. Что делать? Так бывает. Но попытаемся же понять — почему.

Первое, с чем сталкивается читатель, едва прочитав первую страницу, это слог писателя, тот язык, которым он повествует, потому с него и начнём. Язык очень неровный, и дело не в избыточности, о которой уже упоминали здесь, нет. Он то пестрит инверсиями, то говорит вовсе без них, то подбрасывает удачное, ёмкое сравнение (как то например доски, по которым ступют, уподобленные гибкостью и мягкостью кошке), то вовсе теряет все слова и повторяет, за неимением другого, «зло», «стыло», «холод». Может и можно перевернуть плошку факела, так, чтобы он потух и наступила темнота, — не знаю, — но мне светильник был бы куда более уместен. Ласки непривычного к ласкам мужа так обильно и часто сравниваются с работой тестомеса, что похоже уже скорее на шутку, издёвку — слишком преувеличены. Слёзы же его, которые помочили волосы жены, снова отвлекают и заставляют думать — отчего же помочили? Странное слово в этом смысле. Слезам бы окропить волосы — звучит чуть возвышенно, но ведь и «муж мой, мог господин и бог» не обыденная лексика.

Итак, повторю, слог неровен — при некоторых удачах он пестрит странными неточностями, неряшливостью, чрезмерно изобилуют восклицаниями и однообразными описаниями, к тому же кучерявый, многосложный язык, выбранный поначалу, невыдержан, он всё более и более опрощается с приближением развязки. Наверняка, кто-то назовёт такое опрощение достоинством, наглядно показывающим как слетает наносное, сонная игра скучающего разума, с людей (и с рассказчицы, конечно), когда мир смотрит в глаза своей гибели. Не берусь угадывать мысли автора — если такой ход и подразумевался, он не совсем удался, на мой вкус.

Слог слогом, поговорим о самом повествовании. Вынужден согласиться, оно страшно избыточное! Заметьте, опять же, не слогом, не велеречивостью, а тем, что говорят одно и то же, не происходит никакого развития на протяжении почти всего рассказа. Поначалу читатель увлечён разделяемой с рассказчицей странной тайной непонятного священнодейства — следить за судьбой блуждающей в темноте женщины, доверяющей мужу, но не понимающей его замысла, увлекательно, но, стоит выйти им на свет, заговорить, и последние сомнения рассеиваются (да, это Ной, здесь уже понятно), теряется увлечённость. Всё дальнейшее близко к фарсу — герои кричат и восклицают, говорят какими-то обрывками фраз. Муж нарочито грубо, нарочито мужски ласкает жену, которая, опять же, несколько нарочито женски, получает от этих ласк наслаждение («Всё это было, было, значит, не то, не то...» М.К. Щербаков). И муж, и жена получились людьми очень простыми, сильными, любящими, глуповатыми. А других героев в рассказе нет. Сколько раз восклицает жена — люди, люди! Но попытки простым перечислением (мать разливает молоко — и далее по тексту) ожить сами образы этих людей недостостаточна — в неё вложено мало, вот просто по объёму, по накалу, мало! Нет тоски, разрыва, прощания.

Ещё скажу несколько слов по миру, по толкованию предания. Мне кажется, что можно было бы сыграть тоньше. Поясню почему. Жена пугается, увидев дождь — там никогда не шло дождей, она пугается, увидев лёд, ей страшно думать, что можно окоченеть, будучи ещё живым, от одного только холода — там всегда тепло. А значит перед нами мир, в который пришла страшная беда, гибель, вот так, разом и повсеместно (кстати, про ужас перед обыденным для нас явлением звёзд на небе прекрасно описал Азимов в рассказе «Затмение», где люди жили на планете, кружащейся около нескольких солнц, и небо было всегда светло, но вот было у них предание, что раз в сколько-то веков, небеса чернеют, и люди лишаются разума… Советую прочесть, если не читали, правда. Но я отвлёкся… итак, на мир рухнула последняя гибель), а это не так страшно. Всё случилось уже, бояться нечего. Куда хуже, если обыденный дождь слишком уж затягивается, слишком обильно начинает лить, да ещё и с градом, а вон там речка мост уже снесла, а люди посмеиваются, посмеиваются над непогодой, а вот, глядишь, уже и бежать пора, да поздно. Медленно подступающая, обыкновенными средствами случившаяся гибель страшнее, драматичнее, наполнить её живыми образами беспечных и упрямых людей, уже обречённых на смерть, легче.

С другой же стороны, можно было уйти в фантастику. Ведь, в конце концов, всё население допотопной земли, согласно преданию, погибло. А, может быть, они уже на луну летать умели? Может быть ковчег — это старый военно-транспортный корабль, купленный в кредит под залог дома и всего и имущества? Однако же выплыл, когда прочие потонули. Разумеется, невозможно корить рассказ за несоответствие моим собственным картинам, а потому мне пора заканчивать отзыв.