Властелин словес №25. Голосование.

Уважаемые мастеровчане!

Напоминаю, задание этого тура – описать сцену по иллюстрации.

Вашему вниманию представлены 14 замечательных описаний в прозе и 6 в стихах.

Голосование продлится до четверга, 24/09/2015, до 20.00 по Москве.

Пожалуйста, поддержите участников, проголосуйте за 3 лучшие на ваш взгляд работы в прозе и 3 в стихах.

УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

При голосовании обращаем внимание на:

Цель: научиться писать краткие, содержательные и образные описания в разных жанрах и стилях.

Важно! “Властелин словес” — НЕ конкурс коротких законченных историй! Забудем о сюжете и будем состязаться в описаниях

Комментарии приветствуются! Посмотрите, как постарались авторы, прошу не пожалеть хоть по пару слов для каждого!

Проза:

1.

Земля повержена небом. Лежит в гнойных корках, плоская, древняя, выцветшая. Давно лежит. Растеклась, как коровья лепешка, да и подсохла уже, и растрескалась. Раздавило ее патлатое небо свинцовой серостью. Вспороло брюхо земли стылым зигзагом речушки, да так и оставило. Горько земле. Выпростала она два кряжистых пня, мощи свои. Посадила на них два пса черных, точно обугленных, последние капли жизни. Точно руки из мощей выросли. Пытается земля псами-руками ухватиться за небо, к себе его притянуть-прижать — да разве за воздух ухватишься…

2.

Серая мгла окутала степь. Туман безжалостно пожирал горизонт.

Мелководная река вгрызалась в отвесные берега. А вокруг — не кустика и ни деревца, будто творец сжёг в порыве гнева зелёные некогда поля и оставил пустырь в назидание непутёвому человечеству.

А в устье этого бурлящего потока, разрезавшего плато чёрными столбами возвышались две собачьи фигуры, сидевшие на пнях деревьев, создавая воображаемые ворота в никуда. Как два сфинкса они неподвижно смотрели в противоположные стороны.

Надвигалась поздняя осень.

3.

Это была мягкая вымершая пустыня, по которой сонно тёк заблудившийся одинокий ручей. Два последних дерева спилили еще в позапрошлом веке давно истлевшие в рыхлом слое почве лесорубы, собственно, эту пустыню и создавшие. Они пришли издалека, но с тех пор пустыня стала их единственным домом навечно. Кто их похоронил?

Никто. Податливая почва просто впитала их тела, как сухой песок впитывает пролитую воду. И вот теперь в пустыне нет ничего, кроме Заблудшего Ручья, двух иссохших пней по его берегам, вцепившихся в грунт мощными растопыренными пальцами, и восседающих на пнях черных тенях гончих псов. Один смотрит в прошлое, другой – в будущее, но видят тени только друг друга, да еще мёртвую подёрнутую дымкой пустыню. И Время, текущее между ними по ложу ручья из туманного будущего в бездонное прошлое.

4.

Англия – остров, плывущий среди облаков.

Туман погружает природу в спокойную задумчивость. Ветер утихает, воды рек замедляют свой ход. Даже редкие звуки становятся гулкими и тягучими.

Для двух гончих, Шарий и Эвдо, такое начало дня уже привычно. Раньше, когда их хозяин был молод и здоров, они втроем часто охотились в местных лесах. Шли годы, здоровье таяло, из года в год ружье все дольше висело на стене, а в некогда зеленые леса все сильнее вгрызалась человеческая алчность.

Теперь охотничьи угодья Шарий и Эвдо представляли печальное зрелище. Лишь могучие пни, по обе стороны от реки, напоминали о вековых деревьях. Почти каждое утро две черные гончие приходили в эти края, взбирались на импровизированные засидки, подальше от вечной сырости, и грустными глазами всматривались вдаль.

5.

Псы не шевелятся. Напряжённо вслушиваются в звенящую тишину, сковавшую сумеречную долину между мирами.

Так тихо, что слышно, как седой туман с Той стороны ползёт, шурша влажными лапами по бурой и низкорослой, больше похожей на мох, траве. На Этой же стороне сухая земля похрустывает, трескаясь и распадаясь на плоские обломки. Но влаге тумана не пройти на Эту сторону, не напоить чахлое быльё.

Река, стальной змеёй лежащая по границе между Той стороной долины и Этой, жадно заберёт холодные капли.

Нет моста. Только сухие пни, брошенные древними злыми ветрами, ещё обозначают место разрушенного перехода. На пнях вот уже вечность сидят угольные псы, похожие друг на друга, как две капли воды, и сторожат каждый свою сторону. Внимательно всматриваются в смутные противоположные берега. Преданно ждут богов, которые восстановят переправу и позволят псам, наконец-то, почуять живой запах своих зеркальных отражений.

6.

Серебром окутана речушка,

И собачки на пеньках сидят

Путнику усталому ловушка

Попадешься и тебя съедят.

За стихи взялся? Это ты брось, нечего тебе тут со стихами делать. Накарябал, видишь ли, тут что-то, типа рифму нашел. Описал с фотографической точностью.

А кто будет про картину рассказывать? Пушкин что ли? Образ ищи, образ! Чтоб туман себе настроение нашел, собачки от пеньков отличались, речка не просто так зигзагом бежала.

Картина-то располагает, хочешь тебе загадочность туманного будущего, хочешь страх поджидающий в неизвестности, даже нирвану неизвестности и найденной гармонии можно. И земля тогда будет не просто серой землей, а ареной для эмоций, собачки обретут роли и станут участниками пейзажа, сам пейзаж с пнями и тот обретет жизнь и сможет поведать о своем настроении, река уже не просто будет извиваться, а нести в будущее что-то разумное-доброе-вечное.

Осознал? Вот, а теперь пиши. Пиши, писатель, оживляй картину, чтоб она сама тебе помогала с сюжетом.

7.

И наконец кто-то разыграл эту безжалостную партию, стерев, как поверженные шахматы с доски, все сущее, и оставив лишь две фигуры, недвижимо застывшие в последнем поединке, по сути, не сулящем выгоды никому из – теперь уже в обоих лагерях черных – соперников борьбы не-добра с не-злом, борьбы, словно замороженной седым и холодным взглядом безбожно и безбрежно пустого и беспросветного неба, подавляющего собой все: эту старую речушку, обреченно сползающие в нее берега, два пня-остова, еще уцелевшие среди дотлевающих останков некогда живого; и они – окончательно замершие отражением друг друга – два противника, два собрата по безысходности, два короля, ставшие псами, черными пешками в чужой игре.

8.

Унылая земля. Влажная от свинцового тумана, грязно-охристая от пожухлой травы. Глубокая, но узкая трещина – устье речушки – петляет по равнине. На ближних берегах, супротив друг друга – пара песочных пней-раскорячек: мёртвых, усохших. На срезах сидят обсидиановые псы, и кажется, что это статуи, поставленные будто невзначай, но так удачно лёгкой рукой шаловливого скульптора. Повинуясь неведомому замыслу, застыв в промозглости, псы глядят в противоположные стороны, словно ждут чего-то…

9.

Накурено. Нет, я понимаю – всего лишь туман. Но он першит в горле, мокротой залепляет легкие. И земля цвета желчи, небо цвета нездоровья… Богу опять неможется? И такая горечь на языке… Воды бы… длинный свежий глоток.

Земля разворочена. Словно гигантским скальпелем вскрыто ее нутро, в нем мутное что-то, пульсирует. Но эту воду я пить не буду, она мертвая! Звука нет. Я вслушиваюсь до звона в ушах – тишина. Это же почти порочно – вода без шепота, жизнь без звука. Да полно – жизнь ли?

Ни живой травы, ни ветра, ни запахов. Я один, сижу на этом хищном выворотне. Вокруг лап поднимается облако древесной трухи. Вокруг лап… Да, меня запихали в тело пса. Злая ирония: засунуть в тело существа, более всех других способного к преданности, любви – и бросить здесь, посреди одиночества! А тот, что отзеркален другим берегом – только мираж. Чтобы не оставалось сомнений – во всем мире у тебя есть только ты. И эту горечь не смыть никакой водой.

Ни запаха, ни звука. Никого. Маленький персональный ад.

10.

Горная речушка, спускаясь в долину, привносила жизнь в мертвый пейзаж. Заменяя своим журчанием утраченные шелест деревьев и пение птиц. Принося сырость и туман на замену некогда теплым лучикам солнца.

Вода активно размывает берега, создавая все более не проходимое препятствие. Ведь ее больше не сдерживают могучие корни зеленых гигантов. А все благодаря людям. С их приходом изменились порядки жизни. Исчезли цвета, оставляя за собой безмолвную грязь и серое марево. Ушли животные.

Лишь иногда эту сонную лощину навещают “гости”. В утренней пелене, на периферии зрения, можно заметить две призрачные фигуры блуждающих собак. Бесшумный караул вечной пустоты.

И лишь, перед тем как исчезнуть, стражи, не веданого клада взбираются на прогнившие пеньки, долго всматриваясь вдаль.

11.

Холод. Им тянет от промерзшей земли. Он осел мелкими кристалликами льда на жухлой пожелтевшей траве. Он разлился туманом в воздухе. От него хочется сжаться и застыть, сохраняя тепло. Даже давно умершие деревья не принимают его – отталкиваются изломанными корнями от земли, тянутся выше. Они – единственная преграда для холода, они еще помнят огонь жизни, бережно хранят эту память. Дарят ее нам.

Простор. Предрассветный туман спрятал мир. Стальная лента ручья вьется по земле, появляясь ниоткуда и уходя в никуда. Все, что видно – только для нас.

Ожидание. Вот-вот все изменится. Солнце пробьет туман, прогонит холод. Лед превратится в блестящие капли – и они быстро исчезнут под яркими лучами. Можно будет спуститься вниз, позволив бывшим деревьям снова погрузиться в забытье. Может быть, кто-то еще попросит у них тепла и помощи. Потом, после нас.

Спокойствие. Ты рядом, мы вместе. В этом холодном просторе я не один. Значит, все в порядке, все как должно.

12.

Наблюдая эту картину, я каждый раз приобретаю внутренний покой. Только тут, где нет городской суеты и выхлопных газов, можно успокоить мысли и забыть все хлопоты. Спокойная картина в серых тонах радует глаз и убаюкивает сознание.

И именно здесь, на широком горном плато у изгиба местной реки, мне нравится больше всего. Туман отстраняет внешний мир, а наблюдая за рыбами в воде, нахожу в их движениях свое умиротворение.

В этом небольшом путешествии меня обычно сопровождают два черных пса. Несмотря на свои размеры, они еще, по сути, щенки. Им не нравиться местная сырость

Закрываю глаза, и передо мной простирается уже другая картина. Звонкое журчание смешивается с шелестом редкой травы. Легкий, осенний ветерок приятной влажностью холодит тело, разгоряченное долгой, утомительной прогулкой в горы. Я слышу, как Шарик соскочил с места и, щелкая челюстью, погнался за пчелой. Как же он любит это занятие. А Мася, как всегда, сдержано наблюдает за проказами своего брата.

13.

В туманном мареве над мертвою равниной виднеются два черных силуэта псов. Они как два безмолвных стража царства мертвых – сидят на постаментах из корявых пней, что никогда не оживут, и перед ними вдаль раскинулась бесплодная равнина, что никогда и никому не даст приют. Псы смотрят друг на друга в ожиданьи того, что никогда не произойдет, и терпеливо сторожат счастливое мгновенье, когда в конце-концов закончится их долг. И в вечности застыв, вот так они сидят: два черных изваяния в тумане, и разделяет их свинцовый ручеек, что в серо-безнадежную равнину такую же унылость вод несет.

14.

Открыв глаза, он увидел простирающееся во все стороны поле с пожухлой травой. В паре метров от него сидели неподвижные, будто статуи, псы, устремившие немигающий взор в окутанный туманом горизонт. Своеобразными тронами смоляным зверюгам служили пни, чьи увязшие в мягкой почве корни тянулись к пробегающей в небольшой ложбине речушке. Сухие, извивающиеся древесные плети словно пытались скинуть земляные оковы и испить воды. Набраться сил, чтобы сбросить неожиданных гостей.

Поэзия.

1.

Извилистые берега

Внизу виднеется вода

По обе стороны реки

Стоят подмытые пеньки

Водой весеннего потопа

На них два чёрных кабыздоха

Сидят как будто истуканы

Вокруг осенняя тоска

Травою жухлой соль на раны

Увядшей лета красоте

Покрыла полностью пейзаж

А сверху небо мглою кроет

Того гляди и псы завоют

В вечерний и унылый час

2.

Ратное поле взмостили костями,

Пролитых слез обмелели каналы.

Черные вороны сделались псами.

Почва впитала кровь и пожары.

Коркой покрылись безтравья пределы,

Вместо дубов — ветераны коряги.

Ветви срубили на копья и стрелы,

Взяли стволы на тараны атаки.

Старое поле укрылось в подшерсток

Дикого, серого, дымного неба.

Жаждет любви, как сиротка-ребенок,

Что бы шуметь спелой нивою хлеба.

3.

Туман съедает горизонт,

Река расчертит геофронт.

Вокруг пустырь — ни деревца

И на пеньках, как два столбца,

Собаки чёрные сидят

Куда-то в стороны глядят.

Бушуют средь степи ветра

Дымка не видно — нет костра,

Нет человека, ни души.

Лишь только пара псов в глуши.

Кого-то неподвижно ждут

Но к ним, похоже, не придут.

4.

Над рекой, под свинцовым небом,

Воплощенным молчаньем сидят,

Черные, вросшие в землю,

Остовы корней когтят.

Неприветливо ртутные воды

Разъедают тлен-берега,

Нет ни времени, ни погоды,

И ни звука, ни света там.

На одном берегу Аида

Отраженьем того ж себя

Остаешься, уже не видя,

Как ползет под ногами земля…

5.

Судьба с ней обошлась жестоко.

Жить на болотах одиноко,

Не зная ласки и тепла,

Казаться всем исчадьем зла,

Из года в год — такая мука.

Уже из замкнутого круга

Не вырваться, так мнилось ей.

Но вот, в один из хмурых дней,

Как будто бы шепнул ей кто-то:

«Скорей, скорей, беги с болота,

На место то, где у ручья

Росли два дерева… Твоя

Судьба изменится. По паре

Под солнцем есть у каждой твари.

Страдала долго ты. Теперь

Не сомневайся, просто верь».

Она помчалась. Очень скоро

Ручей её открылся взору.

Там пни остались от берез.

На том, что больше, чёрный пёс

Сидел, по виду схожий с нею.

Но выше был он и сильнее.

А голос снова прошептал:

«И он тебя лишь только ждал».

6.

Глаза в глаза! Мы снова у истока,

И замерли меж небом и землей.

Два верных пса, две тени. Как жестока

Судьба, что разлучает нас с тобой.

Остались только корни, пни и камни,

Основа стала блёклой, неживой.

Ты помнишь нашу встречу в старой псарне,

Где пахло свежескошенной травой?

В туманном утре растворится память,

Мы — черной масти, нет пути назад.

И всё, что нам осталось в этом мире —

Зеркальный долгий взгляд глаза в глаза.