Поздравляем победителя: LORAIN!!!
______________________________________________________________________________
Итоги мини-конкурса «САЛФЕТКИ».
№1 Black Anita- 3+3+2+1+2+3=14
№2 Фиал- 2+2=4
№3 Колесник Мария- 1+2+2+3+1+3+2+2+1=17
№4 Lorain- 1+3+3+2+3+2+1+1+3+2=21
№5 Джаспер- 1+3+1+2+2=9
№6 Джин из кувшина- 3+1+2+1+1+3+1+3+1+3=19
И раскрываем авторов замечательного внеконкурса:
Money fest Джаспер
Эволюция неизбежна… Анакина Анна
Мальвина и шизофрения Jean Sugui
__________________________________________________________________________________
№1
Мы встретились с тобой, когда на деревьях еще не было листьев, но в воздухе уже витал запах весны. С тех пор мы каждый день встречались на одном и том же месте: возле самого большого дерева в парке. Ты дарил мне миленькие побрякушки, а я кричала от восторга и прыгала тебе на шею.
Возвращаясь домой, я надевала на себя сразу все твои подарки, даже проколола уши еще раз двадцать. Отрастила ногти и наклеила на них все, что смогла из подаренных тобой разноцветных камушков. А мои воспоминания часто уводили меня в наш парк, к секретному дереву в день нашей первой встречи. Тогда я заплетала синюю косу, прислонившись к нашему будущему ориентиру. Ты подошел и снял шапку, рассыпав по плечам прекрасные синие локоны. Я была впечатлена.
– Вчера я увидел тебя и влюбился в твои волосы! – произнес ты робко. – Но ты была так необычна, что мне было неловко подходить к тебе, пока не стану хоть немного соответствовать.
– Вот глупости! – я звонко рассмеялась. – Все мы необычны, просто синий – мой любимый цвет! Ведь мир так прекрасен, зачем же упускать шанс быть таким же прекрасным. Мне нравятся твои волосы. Мне нравишься ты! Приходи сюда завтра, к моему любимому дереву!
– Я приду с подарком! – ты так обрадовался. — И каждый день буду приходить с подарками, чтобы ты не перестала ждать новой встречи!
– Я люблю подарки! И буду ждать! – глядя в твои почти бесцветные голубые глаза, сияющие на полупрозрачном мальчишеском лице, я беспечно улыбалась.
Когда ты не пришел, я не отчаивалась: ждала и возвращалась к нашему дереву снова и снова. Первый раз я увидела свои слезы, когда твоя маленькая сестренка протянула в своей крохотной ручке последний подарок: колечко с улыбающимся солнышком. Тебя больше нет. Нет и той, которой ты дарил цветные безделушки. Теперь я другая, такая же, как сотни вокруг.
Ты был моей первой любовью! Был… Прошедшее время всегда навевает грусть. Прошло так много лет. Я повзрослела, и в зеркале больше не отражается девочка с синими волосами. Дырки в ушах исчезли, оставив после себя маленькие шрамы, но все твои подарки лежат в разноцветной шкатулке с замочком. Это — драгоценная память о тебе. Я пыталась выбросить тебя из головы, но каждый раз ты цеплялся за мои синие волосы и возвращался, согревая меня теплыми воспоминаниями. Скучаю по тебе, мой милый синеволосый мальчик. Твои глаза навсегда остались в моем сердце.
№2
Сирень наполняла вечерний воздух сладостно-горьким предчувствием, рисовала тенью на светлых обоях кружевные живые узоры. Лика зажгла на трюмо свечи — не хотелось разрушать очарование полумрака. Отражение сокрушенно вздохнуло и покачало головой, разгоняя непоседливые отблески пламени. В отличие от вечера, отражению было далеко да очарования. Лика приподняла пальцами опущенные уголки глаз, сдавила холодными ладонями слишком тяжелые скулы и закусила губу.
Нет, он даже не захочет заглянуть в глаза цвета аквамарина. А как бы они подошли к его бирюзовым волосам!..
Глупости. Важно вовсе не это. Ему нет никакого дела до последнего писка моды на многочисленные сережки и слоистые узоры лака на длинных ногтях. Лике и самой осточертело соответствовать!
Как же хочется, чтобы он коснулся ее руки и сразу все понял. Что она без ума от его доклада на школьной конференции о квазарах. Что она верит в его победу на городских соревнованиях. Что она тоже будет поступать в летную школу. Чтобы однажды полететь к звездам.
Но он даже не посмотрит на нее. И не узнает. Сегодняшний бал ничего не изменит. Никогда он не будет стоять вместе с ней на балконе. Никогда не посмотрит на мир ее глазами. Никогда не откроют они вместе новую обитаемую планету.
Быть может, выкрасить волосы в цвет бирюзы? Опять глупости?
Нет. Лика замерла, от испуга зажав ладонью рот.
Он не нужен ей.
Он — то, чем она сама хотела бы быть…
Лика облегченно улыбнулась и принялась усердно вынимать из ушей сережки.
Легкие наполнил терпкий запах сирени. Терпкий запах свободы.
№3
-Что за сырость?- Молли отдышавшись и утерев пот со лба, наконец-то смогла оценить масштаб маленького персонального апокалипсиса. – Отставить слёзы! Как это получилось? Кто довёл Объект до такого?
-Вот, полюбуйтесь. – Обречённо вздохнула Агент с синими волосами и такими же бездонными, почти чёрными, как ночное море, глазами. Её имени Молли не помнила, что странно и с ней случилось впервые. Видно, пора ей в отпуск или…на пенсию. – Я ей говорила, предупреждала, но разве новички кого слушают? И чему их только на Базе учат?
Молли присмотрелась к новичку: зелёные длинные волосы, заплаканное узкое личико с забавно вздёрнутым носиком и слегка раскосые радужные глаза, которые тут же выдавали в девушке «нулевичка». У Агентов с опытом глаза приобретают свойственную их натуре окрас, как у неё – тёмно-рубиновые, что значит страсть, эмоции, огонь. Или как у синеволосого Агента, отвечающего за злость, сомнения и разум – чёрные, с маленькими серыми крапинками.
-Понятно, — обречённо вздохнула Молли, — где Агент, отвечающий за совесть?
-Сбежал. Как увидел всю эту красоту, вещички в чемодан покидал и фьють!
-Ну-да! Чего же ещё мы ожидали от совести? – Молли нервно скрипнула зубами и принялась закатывать рукава. Работы будет много, о-о-очень много, а премия за исправление чужих ошибок опять затеряется где-то в бухгалтерии. Нет, точно пора в отпуск.
Иллюзия леса колыхалась, бугрилась и еле заметно пульсировала. Вековые деревья сплошной стеной укрывали Объективное Мышление. Корявые ветки качались, слегка поскрипывая, шелестели ядовитой листвой и, казалось, выпирали наружу, пронзая тонкое, мерцающее холодными звёздами, небо. Толстые, сухие корни уродливо торчали из земли, так и норовя ухватить за ноги зазевавшегося путника.
Всё было бы не так плохо, если бы Иллюзия не разрасталась, постепенно поглощая всё вокруг. Если бы в каждом дыхании леса не слышалось одно единственное имя. Если бы этим же именем не было исписан каждый сантиметр могучих крон деревьев. Если бы он не мерцало в тонко вытканном куполе неба.
Молли зябко передёрнула плечами:
-Это уже не любовь, это болезнь, наваждение, мания. Лес придётся вырубить.
-Весь? – Робко поинтересовалась «нулёвка».
-Весь! Вырубить, сжечь, пепел развеять. Такое вырывают с конями. Имя стереть. Одно оставить на память и ей и тебе! Как горький опыт того, что никого нельзя впускать так близко.
-Даже по любви? – Радужные глаза округлились от удивления и непонимания. Интересно, какие они станут после нескольких лет службы?
— Особенно, по любви!
№4
Кукла
Таких штамповали сотнями. Механизм с зубчатой передачей, стандартный набор эмоций, четыре вида улыбки и генератор слез. Колесики запрятаны под шелковую кожу; к такой прикоснуться – как настоящая. Суставы гнутся исправно, сбои не случаются. Еще бы: все детали подпиливаются точнейшим лобзиком, прилаживаются чуть ли не в вакууме и перепроверяются миллионы раз.
Алые губки, огромные глаза, брови дугами. Красавицы, да и только. Товар – высший сорт. А то, что видов улыбок всего четыре и эмоций немного – так за означенную цену и не разгуляешься. Хватит и того, что кожа нежнее, чем у нецелованной девицы.
В набор Эльзы под номером 438 тоска не входила, как и у товарок на семидесятом уровне. На последних изготовляли куколок посложнее. Рафинированные прелестницы умели закатывать истерики и впадать в эйфорию. Таких штук на семидесятом не добавляли. Оно и хорошо: каждому товару – свой покупатель, и не всем нужна излишне своевольная железка.
Эльзе-438 по ошибке приладили лишнее колесико. Перепутал операционист; то ли жена его извела, и оттого руки тряслись, то ли линзу потерял, и ни бельмеса не видел. В общем, подарил он случайно Эльзе-438 чуть больше ума, чем остальным. Такую схему на заводе не вводили, и зубцы четвертого размера под прогонные ленты десятого никто не ставил, да еще и у самых добавочных осей.
В результате совсем не то перещелкнуло в головке у куклы, как завели ее перед выпуском. Стояла она на своем квадрате, зажатая между Эльзой-437 и 439, и мечтала. Ее мимика задумчивость не предусматривала, и оттого вращала она глазами ровно как остальные. Пока шла проверка на работоспособность, Эльза оглядывала увитый проводами уровень, слушала, как стучат железные набойки на сапогах операционистов и вдыхала запахи жженой железной крошки.
Если механизм будет работать без ошибок, ее определят в одну из точек продажи уже завтра.
Эльза представила себя сказочной принцессой, заточенной в башне. Завтра какой-нибудь принц поднимется по ее изумрудного цвета косе (ведь куклы чуточку отличаются от обычных принцесс) и спасет. Осталось всего несколько часов! Вот он взглянет на нее влюбленно, забравшись наверх, склонится к ней для поцелуя… У него должны быть сильные руки и теплое сердце, с таким и ее кукольное будет биться дольше.
Вот он улыбается нежно, обхватывает ее за талию, шепчет…
— Номер 438: обнаружена ошибка. Выявлены зачатки разума. Опасность! Приступить к уничтожению.
Механический голос из динамика был последним, что услышала Эльза-438, мечтая о любви.
№5
Среди полей по мокрой асфальтовой ленте мчится байк. На нём горой высится всадник, крепко держит руль, будто оседлал легендарного критского быка с крутыми рогами. Он неудержим.
Придорожное кафе появляется внезапно, будто вырастает из пустоты. Байк лихо влетает на парковку. Всадник снимает шлем, щурится на вывеску, с которой опасно скалится нетопырь. Дверь в заведение открывает пинком.
Помещение огромно и тонет в багровом дыму и гомоне толпы. А там, в самой глубине, у шеста изнемогает девушка. На её бёдрах ещё колышется алая юбка, а торс уже обнажён, и восхитительную упругую грудь лапают десятки глаз.
Всадник направляется прямо туда, отшвыривая с дороги мебель и тела. Вспрыгивает на подиум, ломает наручники, что держат девушку на шесте. Укрывает своим кожаном, будто демон крыльями, и уводит.
Гипюровые сапожки на лето. Не слишком ли вызывающе?
Дом похож на замок. Байк пролетает в ворота, и они захлопываются со стуком сработавшего капкана. Всадник приглашает. Они так красивы оба – демон дорог и его логово. Ванна с лепестками роз, кресло у камина, бокал вина… И бриллиантовое кольцо.
Гипюровые сапожки стоят целое состояние. Может, не покупать? Пара туфель и босоножки за эти же деньги – несомненно практичнее.
Ложе любви, усыпанное лепестками фиалок. Нега и страсть… А наутро ворох невесомого шёлка и мягкого бархата, драгоценных мехов и искуснейшего кружева. Всё перемерить и не умереть от восторга.
Гипюровые сапожки… Крыську задушит жаба! С её толстыми ногами такого не надеть. То-то она разорялась сегодня, что, дескать, вызывающе, дорого, непрактично. Зелен виноград, чего уж там. Ха-ха.
Богато украшенная церковь… демон… ангел… свадебное путешествие… на байке…
Гипю… сапо… завтра ку…
№6
Нас трое: он, я и Большая. Мы – одно.
Мимо проносится белый лепесток, подгоняемый порывом ветра, и мы с ним сходим с ума. Мы становимся андрогином. У нас всё общее: планы, желания, мысли. В начале мы часто заканчивали начатую фразу вместе. Потом привыкли и почти перестали разговаривать. К чему разговаривать с самим собой? Иногда я вспоминаю, что мы отличаемся, но это отличие тонет под лавиной более интересных мыслей. У меня длиннее волосы, у него темнее кожа. Он легко загорает. Мне же нужно проводить на солнце долгие часы, бесконечно намазываясь маслом и разнося по дому фальшивые запахи парфюмерии. И всё, чего я могу добиться – это россыпь нахальных веснушек на бледной, полупрозрачной коже. А когда он уходит за едой, скучаю по нему. Сажусь на его стул, разворачиваю его газету, наливаю кофе в его кружку. Снимаю трубку телефона и говорю его фразы его голосом. Даже наши друзья нас не различают.
Мимо проносится белый лепесток, подгоняемый порывом ветра, и нас разбрасывает в противоположные стороны. Его присутствие мне невыносимо, он избегает меня. Мы можем днями сидеть в разных комнатах, и чувствовать, как душа привычно рвётся на кусочки, истекая грязной сукровицей. Больно оттого, что больно себе. Больно оттого, что больно ему. Больно оттого, что ему больно оттого, что больно тебе. И приходит ненависть, и желание уничтожить себя, чтобы освободить его.
Ещё один лепесток мимо. И тихие молчаливые слёзы прощения. Спасения. Двое самоубийц на мосту, помиловавших друг друга. Мы снова молчим. Нет возможности говорить, нет надобности. Любое слово кажется мелким и слишком затёртым рядом с оглушающим откровением: я нужна ему. И со вторым, которое делает меня совсем беспомощной: без меня ему тоже больно. И я уже не знаю, если мы отравляем и мучаем друг друга, то кого из нас двоих я должна защищать, кого спасать – и от кого?
Лепесток. Кровь вскипает, и нас снова разбрасывает. Но теперь нет желания прятаться. Я становлюсь свободна, он не нужен мне. Да и он – уже не он, а медленно отравляющий меня яд, глубоко проникший под кожу, убивающий нервы. Я становлюсь совсем бесчувственной. Душа грубеет, а лёгкое перо отказывается летать над бумагой. Писать тянет о боли, о крови, о мести. О восстаниях и разрушениях. Мучить персонажей, заливать улицы реками крови.
Ещё лепесток, и новое сумасшествие счастья. И ещё лепесток…
Это просто Большая гадает на ромашке:
— любит
— не любит
— к сердцу прижмёт
— к чёрту пошлет
— любит
— не любит…
Внеконкурс
Money fest
Возлаял чёрный пёс Петербург. И ринулись стрелой бумеранги в самую гущу небесной армии, разя и завораживая. Отпущенная вина пошла гулять по извилинам и колдобинам вечно молодой, вечно пьяной красавицы. Возбубнили немые златотерпцы, понесли ягнят своих на заклание мозгоправам и абортмахерам. А кои собственнодланно не погнушались вонзить мотыгу в гущу живучих сорняков, дабы исполнить завет Великого Картофеля выпалывать то, что сами и породили. Полилась голубая жертвенная кровь из тела священного демографического древа нации.
И возопила Царица Любовь, распинаемая и попираемая: «Что же творите вы, чадушки благоразумные? За какие заслуги казните мать вашу?» Возбудил сей глас почивавшую Царевну Мальвину, протянула она долгий волос своего краткого разума брату-таланту.
В тот самый миг воспылали священные тексты, гигабайты и гигабайты тайной клинописи. Дошёл сиятельный импульс куда надо. Восстал всемирный афроамериканец и сказал: «Плодитесь и размножайтесь. Святой Лукас вам в помощь и атакующие клоны». Сделался сразу большой щёлк и взвился фонтаном зелёный дождик.
Афропёс Петербург, бескорыстнейшая тварь всех антимиров, взял закушенный след и погнал голубую волну в сторону родноцветной лагуны.
Всплакнула красавица, вечно молодая, вечно пьяная, обняла демографическое древо нации, прилепилась к стволу обвешанным ушком. А там внутри звенит, шуршит, постукивает кащеева игла по винилу вселенской ДНК. Это сидит на сухом суку и вызвучивает код любви дятел цвета ультрамарин.
Эволюция неизбежна…
— Всё. Пора пить лекарства.
— Ещё немного, им там скучно. Пусть поиграют.
— Нет, милая, давай отправляй их спать.
Девушка, тяжело вздохнув, взяла со стола кого-то невидимого и, прижала руку к своему виску.
— Всё?
Девушка указала пальчиком на край стола.
— Подгоните её ко мне.
Медсестра, стоявшая напротив, сидящей на кровате девушки, провела ребром ладони по столу, будто пытаясь кого-то поймать.
— Нет, нет, — засмеялась та, — Вы, что не видите? Вон же она.
— Тут? — медсестра немного переместила руку под её взглядом. Девушка кивнула и, взяв что-то или кого-то, подгоняемого к ней рукой медсестры, отправила к себе в голову. Потом поправив волосы, взяла лекарство, выпила и послушно легла на кровать.
— Отдыхай, — сказала женщина и вышла из палаты, закрыв дверь на ключ с наружной стороны.
— Бедная девочка, — вздохнула она, глядя в стеклянное небольшое окошко в дверях.
— Да,… бедная, — кивнул в ответ пожилой доктор, стоявший у двери и всё время наблюдавший за пациенткой. — И зачем надо было кричать так громко, — он повернулся и пошёл по коридору, изредка останавливаясь и заглядывая в дверные оконца других палат.
Медсестра направилась в соседнюю палату.
— Пора пить лекарство, — послышался её голос.
Профессор дошёл до своего кабинета, встретив по пути нянечку и кивнув ей в знак благодарности за принесенный ежедневный вечерний чай и бутерброд.
Зайдя в кабинет, он закрыл дверь на ключ и, пройдя к столу сел в кресло, рядом с ним.
— Да, бедная девочка, и зачем надо было кричать на весь свет. Сказала бы мне одному.
Он выдвинул ящик стола. Достал напёрсток и аккуратно отлив в него чай, отломил и немного от бутерброда. Положив этот кусочек на край стола, рядом поставил и напёрсток. Потом выпил чай, съел бутерброд, и провёл рукой по голове, снимая парик. Отложил его в сторону, затем аккуратно отодвинул лоскут кожи и сдвинул влево часть черепной коробки.
— Просыпайтесь ребятки, пора ужинать, — сказал он, сев удобнее в кресле.
Парочка смешных рожиц выглянула из черепушки. Скинув вниз верёвку странного вида, они ловко спустились по ней на плечо, затем по руке перебежали на стол.
— Погуляйте, а я пока немного вздремну, — зевая, сказал профессор, откинувшись назад в кресле, и прикрыл глаза. — И зачем было так кричать. Могла бы просто… и у вас появились бы подружки. А так, придётся вам и дальше довольствоваться лишь моим обществом, — зевая, он ладошкой слегка похлопал себя по рту.
Если бы профессор на миг приоткрыл глаза, то обязательно заметил, что зрачок Будды, стоявшего у него на столе, сузился на секунду.
— Так, ну, вот вы и попались. Думаю, учёному совету будет очень интересно, дорогой профессор вам пора на заслуженный отдых, — потирая руки, сказал молодой человек, сидя в кресле и наблюдя на экране ноутбука за странными манипуляциями пожилого доктора. Мужчина был одет в серый плащ. Видимо уже собирался уходить, но задержался не зря. Он извлёк из дисковода заветный диск и, положив его в конверт, убрал в карман плаща. Встал и направился к выходу, остановившись у раковины, рядом с дверью, посмотрел в зеркало, висевшее на стене, и почесал глаз.
— Эх, опять вы там расплодились, — извлёк глазное яблоко и постучал им по раковине, вытряхнув несколько червячков. Потом вернул глаз на место и включил воду. Водоворот уносил визжащих и сопротивляющихся маленьких созданий. Выключив воду, человек открыл дверь, собираясь выйти. Писк заставил его повернуться. Один из червячков, поборовший поток воды, кряхтя, выбирался из сливной лунки. Первое желание было открыть воду, но затем мужчина махнул рукой, сказав:
— Ладно, живи, — и, надев шляпу, сдвинув её на глаза, вышел…
Мальвина и шизофрения
Мальвина — девочка с длинными синими волосами,
ты все еще плачешь о том, что выбор твой был неверен.
Преданный друг, любящий нытик, тупой любимый.
Никто из них тебя не любил, я в этом уверен.
Преданный Артемон, твой пудель — веселый, честный и верный,
готовый за кость влюбиться в кого попало.
Ты для него весь мир, вселенная, ты — хозяйка.
Ему наплевать, что ты от ответственности устала.
И трагик Пьеро — страдалец, пожизненно льющий слезы.
В любви к тебе он упивается только собственной болью.
Ты для него — предлог, оправдание мазохизма,
солонка, до верха наполненная жгучей отборной солью.
Безбашенный Буратино — глупец, что мнит, будто он похитрее прочих,
случайно поймавшая искру разума деревяшка.
Ты для него — манекен для эксперимента.
Он смотрит с усмешкой, надолго ли хватит тебя, бедняжка?
И ты однажды решаешь, что хватит, что все, устала.
И острой бритвой над головой безжалостно режешь воздух.
Потом врачи, палата, аминазин, диагноз — шизофрения.
Ты улыбаешься, ты убежала от них, и оказалось, что это — просто.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.