Салфетки - 245. Работы.

Пропажа

Первой вещью, которую я увидела, войдя в квартиру, была пара моих зимних штанов, валяющаяся на полу в коридоре. Это было… странно.

Положив ключи на тумбочку, сняла туфли и зашла за угол.

Царящий там хаос поражал своими размерами.

Все коробки с зимними вещами были выставлены в коридор, причем настолько неаккуратно, что часть из них перевернулась и вещи неровными кучками устилали пол.

Из гостиной доносились невнятные шорохи и какой-то шепот.

Я с интересом прислушалась и зашла в комнату. Кирилл по пояс залез под шкаф, именно под которым я хранила часть коробок, сейчас стоявших в коридоре.

Пятая точка задергалась, раздался глухой стук — кое-кто приложился глупой головой о дно шкафа — и я смогла разобрать несколько ругательств разной степени нецензурности.

Кирилл дернулся еще раз и начал выползать.

Я стояла, прислонившись плечом к косяку, и изо всех сил старалась сдержать смех.

Отважный исследователь глубин наконец вылез из-под мебели и поднял руку с чем-то мелким, зажатым в кулаке.

— Ну наконец-то я тебя нашел, зараза!

В этот момент я не выдержала и рассмеялась. А когда Кирилл повернулся ко мне лицом, мой смех стал еще сильнее.

Мой красавец похоже решил послужить заменой тряпки — по крайней мере, он явно пытался.

— Кать, а что ты тут делаешь?- его глаза округлились.

— Домой пришла. С работы. Ты мне не рад? — я все еще улыбалась так, что щеки болели.

— Нет, я рад, но… Черт!

Кирилл вскочил с пола и прыжками понесся в сторону кухни. Я пошла за ним, задаваясь вопросом что же происходит.

Дым на кухне стоял коромыслом. Киря пытался одновременно открыть окно, разогнать дым полотенцем и вынуть поднос со сгоревшим… чем-то из духовки, при этом не разжимая кулак правой руки. Естественно, у него ничего не получалось. Пришлось отобрать прихватки и вынуть противень, поставив его на плиту.

Еда была даже похожа на… еду. Очень сгоревшую, но еду.

— Почти вышло, — я улыбнулась. — Кирилл, ты чего?

Он стоял, запустив руку в волосы и оглядывал царящий бардак. Особенно пикантный вид открывался на коридор с наваленными коробками. В клубах дыма он смотрелся даже эпичнее.

Переведя грустные глаза на меня, он протянул правую руку.

На ладони лежало… кольцо. Обручальное кольцо, с маленьким бриллиантом в золотой оправе.

— Я хотел сделать сюрприз… Ну, знаешь, свечи там, романтика, все дела… Но оно закатилось под шкаф и мне пришлось там все вытаскивать, в итоге я забыл про духовку, не уследил за временем и… вот. Я понимаю, что это совсем не то, чего бы ты хотела, но… Кать, ты выйдешь за меня замуж?

Нашел

Принц сидел на берегу реки и любовался текущей водой. Когда позади него на берег, с хрустом примяв траву, шлепнулась тяжелая туша, он поморщился, но оборачиваться не стал.

— Принц, а принц, — раздалось из-за спины. — А я тебя нашел!

— Слушай, не начинай, — попросил принц. — Такой день хороший. Был…

— Был, — согласился дракон, — пока ты мне его не испортил тем, что плохо спрятался.

Принц наконец повернулся. Ничего неожиданного он не увидел. Дракон, одна штука, банального зеленого цвета. Но один бок в желтую крапинку.

— Сколько раз тебе говорить, что я не прячусь!

— Сколько раз тебя просить, чтоб спрятался? – парировал дракон. – Ты же знаешь, я обязан тебя победить! Или не тебя, а любого принца. А ты ближайший, но не драться же с тобой? И если я тебя победю хоть я прятках, меня примут в Совет Драконов.

Принц смерил взглядом зеленого и хмыкнул:

— И что ты забыл в Совете?

Дракон явно смутился.

— На собрании Совета можно стащить серебряную чернильницу в форме яйца.

Принц опешил:

— А чернильница тебе для чего?

— Отдам Безумному Алхимику, — мрачно сообщил дракон. – А он даст мне Камень Преткновения.

— А камень тебе зачем? – принц уже совсем ничего не понимал.

— Подложу его на взлетную площадку Молодых Зеленых Летунов… Ну это у нас такой клуб самых быстрых драконов.

— И что будет?

Дракон замялся.

— Они тогда не смогут так часто летать… Особенно по вечерам. И Каэлис перестанет на них глазеть и обратит внимание на меня. А я подойду к ней и скажу – пойдем погуляем, вон вечер какой красивый. А она согласится и мы пойдем. И никто не будет летать у нас над головами и отвлекать!

Принц уже не мог сдерживать смех.

— Ну ты и… нашел способ… подкатить к девушке! – сквозь хохот выговорил он.

— Какой нашел, такой нашел! – обиделся дракон. – И тебя тоже нашел!

— А просто подойти и пригласить, когда эти ваши молодые и зеленые не летают? Ладно… ты меня нашел. И я признаю себя побежденным, знаешь почему? Потому что   никогда бы не придумал такую причудливую схему для знакомства, как ты. Твоя фантазия богаче моей.

— Ура! – воскликнул дракон. Подумал немного и добавил: — Спасибо!

После чего шумно и неуклюже взлетел, подняв гору пыли.

— Если я когда-нибудь влюблюсь, — глядя ему, вслед сказал принц, — то найду способ поскорее разлюбить, чтоб не выглядеть так глупо.

И он вернулся к реке и продолжил любоваться водой.

* * *

Было тихо и пристойно, пока часы на руке джентльмена на портрете над камином не пробили полночь. Трехголовая Люстра немедленно сделала замечание:

— Сэр, следите за порядком! Наручным часам не положено бить!

В ответ часы, не дожидаясь какого бы то ни было точного времени, вызывающе просвистели начало песенки про червяка Вигли Ву.

— Кошмар! – вмешалось Нелюбимое Кресло. – Позор! Катастрофа!

— Ужас! – поддержала Люстра, мигнула лампами, потом еще раз — ей понравился эффект.

Человек за столом поднял голову и посмотрел на Люстру. С задержавшегося над бумагой пера упала и попыталась превратиться в слово, которое человек тщетно искал, капля чернил. Но вместо слова вышла обычная властолюбивая клякса, захватившая столько бумаги, сколько смогла. Помешала ей промокашка или совесть. А, может это одно и то же.

Люстра, увидав, как клякса пожирает написанные слова, тут же забыла о дурном поведении часов. Слова — это то, что она любила больше всего на свете, и все они принадлежали ей. Именно она освещала человеку бумагу для записи слов и по ночам придумывала и бросала в чернильницу прекрасные выражения, как «не нуждавшаяся в отдыхе работа» и «глаза обежали двор и ушли обратно». Но чернильница все смешивала и путала, а кое-что просто топила. В итоге человек доставал из нее совсем не то, как сейчас.

— Безобразие, — произнесла Люстра, едва найдя слова. — Скандал. Бесчинство.

И тут же почувствовала, что это тоже не то.

Джентльмен с портрета поднял руку с часами к лицу и словно прочел с циферблата:

— А так же разорение, чертовщина и тарабарщина.

— И хулиганство, — заметило Нелюбимое Кресло, ощущая себя в компании, а значит, в безопасности.

И тут же со всех сторон посыпались слова; встречаясь, они ударялись друг о друга и порой слипались, а иногда разлетались со звоном, и в итоге получалось не «стыд» и «чертовщина», а «стыдовщина», «скандал» превратился в «скандобразие», слившись с «безобразием», а уж откуда возникли такие странные слова, как «тараганство», «гадобразие» и «катастыдорение» вообще никто не мог бы сказать. Люстра возмущенно мигала всеми тремя лампами, но никто не замечал, кроме человека за столом. Наконец, ему надоело. Он поднялся и за секунду до того, как Люстра выкрикнула свое собственное, наконец-то правильное слово – «тарабезогадство!» — выключил свет, лишив ее права голоса. А потом зажег свечи, и, словно прислушиваясь к тишине, в которой все еще звучали отголоски странного, начал писать. Кажется, он тоже нашел свое слово.

* * *

— Я тебя поймал, поймал! – слышал свой собственный голос Митт. А Воробушек хохотала в ответ. Взлетала к потолку, а потом падала в его руки. Смеялись веснушки на носу, смеялись глаза, смеялись худые косицы…

Как Митт не старался, у него выходило плохо. Он копил, копил дар, но…

— Ты смотри, смотри на свет. Лови тепло! – наставлял Гард.

Солнце яркое, солнце живительное. Только ловить его лучи можно лишь на восходе. И на закате.

Митт очень хотел быть, как брат. Так же собирать солнечный дар, чтобы потом наполнять им светильники в долгую, почти бесконечную зиму.

Или залечивать раны. Или исцелять хвори.

Смотрители не могут помочь напрямую, они могут лишь отдать дар. И тогда силы духа человека хватит, чтобы побороть любую хворь. Даже такую страшную, как белый мор. Или черная смерть.

Митту очень, очень нужно было немного дара. Помочь Воробышку. Младшей сестрице.

Сама, словно солнышко… Но она — член семьи, а значит, Гард не мог помочь ей. Только в очередь. А когда эта очередь подойдет… Может и не понадобиться та помощь.

Но Гард уже мастер. А Митт только учится, ему можно не подчиняться правилам. И сегодня закат особенно яркий.

— Смотри! – сжимает зубы Гард. Митт уверен, старший знает, что он задумал. – Представь, что солнце – это наш Воробушек. Только оборви связь раньше, чем исчезнет последний луч.

Да, иначе Смотрителя затянет во мрак.

Митт щурится на солнце, ему кажется оно и правда – Воробушек. И тогда что-то рвется внутри и снаружи. Какая-то преграда, что долго мешала идти дальше.

Он ловит, ловит силу и свет. Его наполняет изнутри, Митт теперь сам – солнце, ему виден лес, и дальняя гора, и деревня!

И Воробушек, что лежит, свернувшись, на печи под тремя одеялами. И все никак не может согреться.

Митт видит худые косицы, торчащий из-под одеяла носик в конопушках. Сколотый зубик между пересохших губ… И направляет всю силу, что у него есть.

Но этого мало, очень мало. А солнце уже заходит. Вот полоска видна, вот лишь точечка осталась…

— Хватит, остановись! – издалека доносится испуганный голос брата.

Но Митт выплескивает все, что скопил, все, что есть и даже то, чего еще нет. Этого должно хва…

Солнце гаснет.

Митта подхватывают чьи-то руки, подбрасывают вверх. Почему-то не страшно, весело. И очень светло.

Чужой, незнакомый и нестрашный, как может быть нестрашным рык сытого зверя, голос шепчет:

— Ну вот я тебя и поймал!

* * *

«О, да! Нашел! Кайф! Куда?! А ну стой! Вернись! Да, здесь. И тут. О, да, да, еще! Нет, только не здесь! Щекотно же! А я тебе так. И вот так. Ах, ты так! Вот еще. А говорили добрая. Говорили — нежная, любит. А она… Ничего я тебе еще отомщу, будешь знать, как докторам всяким звонить. Но, черт возьми, может, когда захочет. Зачем мне эта зелень? Что? Диета? Мясо давай! Мясо! Ну, давай, еще чуть-чуть. Да, здесь тоже… О, блаженство. Ну, я полежу пока.»

Мурзик еще раз вытянулся под нежной ладонью девушки и закатив от удовольствия глаза, промурчав что-то неразборчиво завел свой «моторчик». Даже предстоящая на следущий день стерилизация не могла заставить его отказаться от ласки.

На следующий день, Мурзика было не узнать, и ладно бы он злился, это было бы понятно, но он просто спрятался и никому не показывался.

«Все, я теперь буду птица. Братья, примете в стаю? Чего молчите? Ишь, вылупились. Ну, я тут, рядышком посижу. Говорят, вы тоже мышей едите?»

Не дождавшись ответа, Мурзик отправился искать свое место в этом ужасном мире.

Мире, где тебя вытаскивают из-под нежных рук хозяйки и окунают в стерильную действительность.

* * *

Однажды, в деревню рядом с древним лесом приехал мальчик по имени Джими. В гости к бабушке он захватил с собой своего лучшего друга — пса по кличке Джек.

Они с Джеком весело проводили время. Вот так за игрой, они вышли со двора, на дорогу играя во фрисби, и увлекшись, ушли в поле ближе к лесу, получилось так, что фрисби улетела в лес. Джек побежал за тарелочкой, мгновенно скрывшись за деревьями. Джимми ждал пока он вернётся, но время шло, а пса все нету, он решился подойти ближе к лесу, который вселял в него ужас. Он кричал и звал его, но пса нигде не было видно, и через некоторое время он пошел домой со слезами на глазах. Придя домой, он рассказал всё родителям и бабушке.

Отец Джима был полон решимости отправится на поиски Джека. Но бабушка, остановила его:

— Куда ты пойдешь? Там дебри непролазные, отец твой там же сгинул почитай тридцать лет назад. Скот хотел вернуть, по слухам туда забредший, так и не вернулся. Местные туда не ходят, там заблудится можно сразу, хоть на метр в лес зайди.

— Что же делать-то мам? Видишь как ребенку плохо без Джека!

— А без отца ему еще хуже будет! — Поставила точку в споре бабушка Джима. — Может и сам дорогу найдет, если не сгинет.

Прошло два безрадостных летних дня…

Джимми бесцельно бродил около дома, пиная мелкие камешки, изредка попадавшиеся на земле искоса поглядывая в сторону леса, который забрал у него лучшего друга. В очередной раз посмотрев сторону леса, он заметил движение, еда заметное грязное пятнышко двигалось в его направлении. Он смахнул слезы с лица, теперь он чётко видел что это был пёс, покрытый зарослями тины и грязью медленно двигался в сторону деревни.

Измученный и голодный, он брел по следу к дому. Джимми не задумываясь, бросился на встречу с радостным криком:

— Дже-э-э-эк! — Крикнул он так громко, что его услышала бабушка, которая копалась в огороде, подошла к забору.

Джек же, услышав голос хозяина, бросился со всех лап к нему с радостным лаем. Джимми крепко обнял своего пса, и отнес его домой.

Спустя пару дней, Джек отдохнувший, и полный сил, решил показать Джимми то, что он увидел в лесу, пока искал дорогу назад.

Они подошли к тому месту, где начинался лес, и когда Джек зашел в чащу, Джимми немного испугался, спросив пса:

— А нам точно нужно туда?

Джек гавкнул и сделал вид что уходит один, Джимми сразу же последовал за ним, не выпуская его из виду…

Когда же они дошли до поляны, Джимми стал отряхиваться от репейника, и поднял голову только после лая Джека.

От того что висело на другом конце поляны, Джимми был в шоке.

Невысоко в воздухе висело что-то напоминающее окно, с вычурным орнаментом вокруг, а в «окне» было видно ночное небо, и это было красиво. Вывел Джимми из шока шорох в кустах рядом с этим «окном», и поспешил спрятаться.

На том конце поляны, появился мужчина, он осмотрел вычурный узор, и глядя на светящуюся точку в самом верху рамы этого «окна» воскликнул:

— Наконец-то я тебя нашел! — после этой фразы он шагнул в проем этого «окна» и исчез, окно в туже секунду свернулось до еле различимой точки, и пропало.

— Ну что идем домой? — Спросил Джимми. И Джек взяв след начал вести хозяина обратно.