Салфетки 25. 2-ой тур. Финал.

Поздравляем победителя ТАБАКЕРКУ!!!

___________________________________________________________________________

Итоги мини-конкурса «Салфетки»

1. Эсти

2. Белка Елена — 3 + 3 +1 + 3 +2 +3 +1 +2 = 18 баллов

3. Колесник Мария — 1+1+2 +2 + 2+ 2 = 10 баллов

4. Анакина Анна — 2 +1 = 3 балла

5. Lorain — 3+ 1+ 2 +3 +2 +2 +1 = 14 баллов

6. Малышева Алена - 2+ 2+ 2+ 1+ 1 +2 + 1+ 3= 14 баллов

7. Табакерка — 2+ 3+ 3+ 3 +1 + 3 + 3 + 1 + 3 +3 + 3 + 3 + 3 = 34 балла

8. Алена Малина — 1 = 1 балл

9. Джин из кувшина — 1 + 2 + 1 +1 = 5 баллов

Вне конкурс — Тори Виктория

____________________________________________________________________________

N 1

Лежа на руках того, кого решилась возненавидеть каждым новым глотком воздуха, умирать. Столь прозрачно осознавать, что вот уж – этот миг, еще несколько упавших на охолодевшую кожу капелек ночного дождя – и все. Ощущать на кончиках пальцев прикосновение вовсе не мороза. Протягивать ослабевшую руку в надежде потрогать последний теплый глоток жизни – мягкие, угольные перья, скользящие по ладонях. Чувствовать ненавистный взгляд, выжигающий уже покидающую душу и отлично понимать, что ты не можешь ничего изменить, не в состоянии сбросить небеса, не в силах разбить хрупкий хрусталь времени, а затем вновь собрать – уже по-своему. Предсмертная апатия и горький запах темного НеАнгела, колючее прикосновении теплых рук по ослабевшему телу и отвращение. Посиневшие пухлые губы, кажется, покрытые угловатыми снежинками, запрокинутая голова и разметавшиеся темные волосы. Вспыхнувший в груди жар, раздирающий грудную клетку стальными клешнями изнутри, раскрытый рот и сиплый, гортанный звук…

Последний глоток и навеки закрытые глаза. Черные слезы НеАнгела по щекам и прижатое тельце некогда такой живой. Опущенные черные крылья и плотно сжатые губы в попытке не закричать: «Постой!» или «Не уходи!». Ее предсмертная агония, ее вечная ненависть, ее отвращение… ее мягкая кожа, ее тихий голос, ее чарующая улыбка… ее закрытые навеки глаза, ее охладевшее тело.

— Нет…нет…нет, — шуршание проносится диким зверем по мокрой улице.

Она хотя бы не была безразличной.

— Земля не посмеет забрать тебя – ты навеки отдана небесам.

Расстеленный на асфальт плащ. Бережно положенная на него девушка. Взмах рукой. Касание ветра крылом. Фиолетовое пламя. Вновь одетый плащ и вой дикой собаки.

Не сумел сказать, не посмел признаться, не смог наступить на гордость.

Она хотя бы не была безразличной.

N 2

Туман

Кто я? Боюсь, никто не ответит вам на этот вопрос. Отец и старшие братья считают меня выродком, мать, почему -то, идиотом. Глупые, наивные люди — Ангелом Возмездия. Это надо же было так обозвать. А я ни кем не считаю себя. Я просто живу. Как хочу. Отчитываясь только перед моей совестью, в собственном лице. Вот сейчас, например, сижу — ничего не делаю. Слушаю ночь. Она сегодня выдалась на редкость особенной. Май. Полная луна. Туман…

Обожаю туман. Мне нравится, как он стелиться и ползёт серыми клубами по земле, залезая в щели изгородей и ветви садового кустарника, окутывает деревья и фонари, переливаясь вокруг огня искристым флёром. О, а как боятся тумана люди! Я до сих не могу понять: почему они дрожат при мысли о том, что им придётся пройти через эту прекрасную серую пелену? Глупо — это же обычная вода.

А вот, слышите — стук каблуков по деревянной мостовой: цок-цок — кто-то идёт. Женщина. Это же Софи-Мотылёк из Кабаре «Хрустальная туфелька». Странно, куда это она ночью? На Старый мост. Топиться. Под ним думает глубже и вода чище, чем под Новым. Глупая — чего ей не живётся?.. Выгнал хозяин, да к тому же беременную. Как жить? Как жить? Просто. Э, ты куда пошла там же Змей-Бил со своей шайкой. Нет, дорогая, лучше шла бы топиться, как хотела. Ну, вот повалили и рвут платье… Дурочка, хоть бы крикнула, что-ли, — там на соседней улице патруль, авось услышал бы… «Всё равно» — о, боже, ты знаешь другие слова? Всё, потеряла сознание. Такую ночь испортить…

Опять спускаться. Лень. Ну, ладно, на три счёта. Нет — на пять. Раз — делаю шаг из тумана. Два — расправляю крылья. Три… нет, идиот, я — не «мама родная». Три — делаю зловещее лицо… Боже, да не кричи ты так, придурок, всех разбудишь… Четыре — беру Мотылька на руки. Пять… так, а дальше что? На Старый мост? Пусть топится? Жалко, сразу к моим братьям попадёт. Да и поёт ничего. И волосы белые, шелковистые — на туман похожи. Красивая. И куда её? В Кабаре обратно нельзя — завтра снова пойдёт на мост. С собой взять не могу. Придётся опять в человека воплощаться — пропадёт ведь. Сколько раз зарекался не лезть больше в людскую жизнь! И сейчас опять тоже самое… Ну, и кто я после этого?

N 3

Съёмки длились уже четыре часа и Саша порядком устал. У него нещадно болели руки и спина, он ужасно вспотел, и крепление от крыльев врезалось в кожу, даже через ткань красной шёлковой накидки. Но самое ужасное, что крылья запретили снимать и он уже успел развернуть что-то где-то, когда потянулся за бутылкой с водой.

Фотограф носился вокруг них с дикими воплями: «Дайте мне страсти! Дайте мне огня!» И Сашка с партнёршей готовы были сжечь самого Маэстро, лишь бы эти мучения наконец-то закончились. С партнёршей парню сегодня повезло: она ни стонала, ни капризничала, не строила из себя великую приму, а молча выслушивала указания Маэстро, кивала и выкладывалась на все сто процентов.

Сашка был уверен, что в жизни она носит очки, ибо в перерывах, когда смешной парнишка гримёр в рваных джинсах пытался подправить макияж, она забавно щурилась и робко улыбалась.

-Студентка? – Поинтересовался он, когда Маэстро отвлёкся и им выпала счастливая минутка отдыха.

Она еле заметно кивнула:

-Физмат.- И немного подумав, добавила. – За квартиру надо платить, вот и…

Сашка понятливо ухмыльнулся. Ему это было слишком хорошо знакомо. Наперекор родителям, он поступил не на международные отношения, а на историю искусств. Отец кричал, ругался, размахивал руками, требовал забрать документы, мать тихо плакала в углу. А Сашка молча собрал вещи и ушёл, аккуратно прикрыв за собой дверь.

С тех пор кем ему только не довелось поработать, чтобы выжить. Стипендия была, мягко говоря, смешная. Смешная до слёз. А сейчас надо было накопить на стажировку в Италию. Он, конечно, мог бы попросить отца, но они не разговаривали вот уже три года. Более того, Сашка посылал им определённую сумму каждый месяц, стараясь доказать, что он уже не маленький и может отвечать за свои поступки. Посылал, даже когда нечего было есть.

Сегодня он ощущал себя жалким подобием Ренессанса, с явным уклоном то ли в готику, то ли в декаданс. Он так и не определился. Или это намёк на неоромантизм? И всё это для рекламы стирального порошка. Куда катится этот мир? Сплошная иллюзия.

Но перед глазами предстала узкая и переполненная людьми и машинами Виа дель Корсо, мрачный, но величественный замок Святого Ангела и, конечно же, полуразрушенный Колизей, который был заветной мечтой с детства.

Сашка натянул красный капюшон и легко подхватил девушку на руки.

Ради Италии он готов был терпеть и боль в руках, и неприятно холодившую шёлковую накидку, и эти нелепые крылья, врезающиеся в спину.

N 4

Спасённый Ангел…

Луне оставалось всего пару часов и тогда будет поздно. Он должен успеть, пока не закончилось полнолуние.

Как он мог пропустить? Луна ослепила, и он отвернулся лишь на миг. И тут девушка сделала шаг.

Он кинулся, шагнув вслед за ней. Но руки лишь скользнули по лунному свету.

Он промахнулся.

Окутанная, словно паутиной, готовая стать ведьмой, девушка медленно падала, но он ничего не мог поделать, луна удерживала, не давала возможности дотянуться до неё. Ему оставалось лишь смотреть и чувствовать, как меняются его крылья. Прошёл всего лишь миг, но он показался вечностью.

Он смог подставить руки, лишь поймав её у самой земли, но крылья уже полностью почернели, не дав ему взлететь. А девушка, готовая к смерти, увидав перед собой лик искажённый болью, преобразующийся из прекрасного в ужасающий, потеряла сознание.

Не выполнил первое задание, опозорен и почти изгнан…

Но ещё осталось время…

Только не смотреть на луну…

Только не думать о её магии…

Надо спешить…

Он не мог взлететь, иначе крылья навсегда останутся чёрными, он должен был бежать, неся на руках почти бездыханное тело.

До озера оставалось совсем немного, лишь бы туча не спрятала луну, лишь бы он смог погрузить девушку в нежные воды и омыть лунным отражением. Надо успеть, пока перерождение не завершилось.

Её платье, как и его балахон уже изменились, став кроваво-красными, но ещё есть время…

Ещё шаг, и ещё один, и уже вода коснулась его ног…

В отражении озера он видел, как чёрная туча стремительно наползает, но ей не успеть.

Он погрузил в лунное отражение почти обращённую ведьму, и вода окрасилась кровью. Но почти — это ещё не ведьма.

Всплеск и волны откатились, унося грязную воду, оставив лишь ангела, держащего на руках девушку.

— Я успел, — шепнул он на ухо спящему будущему ангелу. Свет, исходящий от его крыльев, окутал их, словно покрывалом, и оно уже не допустит, что бы тьма прикоснулась своей грязной рукой к их прекрасным телам и белоснежным одеждам. К его крыльям, вновь ставшими такими, какими и вручил их Создатель.

Первое задание выполнено, осталось лишь вернуть будущего ангела в её дом.

Теперь ей ничего не угрожает и надо спешить.

Новое задание уже ждёт…

N 5

— Опять актриску приволок, — пробурчал Сивый. – Надушенная, напомаженная – в руки взять тошно.

Черная Грива опустил затянутую в шелка девушку на траву. Туман со сладким урчанием обвился вокруг ее запястий, стал карабкаться по кружевам, оплел ее бледную шейку.

— Вовсе не тошно, — он сложил темные крылья, присел рядом и с мягкой улыбкой погладил свою жертву по волосам. – У таких кровь – как патока. Густая, мягкая. Все из-за эмоций.

— Истерички, — хмыкнул Сивый, косясь на принесенную.

— Как сгущенное молоко, — ухмыльнулся Черная Грива.

— Что? – опешил его друг.

— Простое молоко – жидкое. Водичка. А сгущенное – это концентрат. Насыщенное, сахарное.

— Да ты сладкоежка, — фыркнул Сивый и снова взялся полировать кинжал.

— Концентрат жизни, — пожал плечами Черная Грива. – У остальных даже ниточки этой… как они ее называют?

Он задумчиво уставился на небо, припоминая слово.

— Любви, — вспомнил он. – Даже ниточки любви тоненькие. Куцие, как дворняжья шкура. И ухватить не за что.

Сивый поднял кинжал, любуясь своей работой. Блики фонарного света побежали по жухлой траве.

— А тут – есть, чем полакомиться, — Черная Грива с нежностью оглядел свой трофей.

Девушка была худенькая, изможденная, да и белесая пудра на лице не одаривала ее цветущим видом. Волосы не темные и не светлые, да и черты какие-то мелкие, островатые. Словом, красоты мало. Зато под роскошными театральными шелками ударяло сердце, и было в нем столько силы, столько чувства, столько жизни, что голова у Черной Гривы не на шутку кружилась. Он ловил сладкие волны, пил полной грудью, и улыбался, как мальчишка.

— И все они на одно лицо, — Сивый снова покосился на девушку. – Или актрисульки одинаковые, или это тебе один тип по душе.

— Она просыпается.

Почти с обожанием прошептал.

— Н-даа, — протянул Сивый, не сводя взгляда с друга.

— Верни мой кинжал, — Черная Грива протянул руку. – Сейчас очнется.

Он уже предвкушал ее бархатистый страх, медовый ужас, терпкое отчаяние. Хороший соус к главному блюду. Но Сивый воткнул клинок в землю. Металл искрился, словно звал на помощь, пока его оплетали суховатые травяные побеги, а потом рассыпался в пыль.

— Тебе он больше не понадобится, — Сивый, покачав удрученно головой, стал испаряться. – А себе я ужин все-таки поищу. Молодые…

Он хмыкнул и исчез окончательно.

Черная Грива недоуменно глядел ему вслед, а девушка на его руках просыпалась.

N 6

Полная луна сквозь пелену тумана безрезультатно пыталась осветить мостовую. Ничего не было видно дальше пяти шагов. Я все равно вглядывался вдаль. Она должна прийти. Обещала.

Мы встретились на балу. Арабелла сопровождала отца, короля крылунов. Я скучал. На этих балах из года в год одно и тоже.

Герольд объявил: «Принцесса Арлессы Арабелла!». Наступила настороженная тишина. Не забылась еще война с крылунами.

Я бросил взгляд в сторону входа и застыл. Там была она: белокурые волосы, сдерживаемые диадемой, гордая походка, хрупкая фигурка в алом, словно кровь, платье, решительность в зеленых глазах. И крылья… Эти прекрасные крылья, словно белоснежный плащ за спиной. Влюбился с первого взгляда, как мальчишка. Не помню, куда дел бокал с вином, как подошел к ней, пригласил на танец. Весь вечер прошел, будто во сне. Танцевали, смеялись, сбежали с бала. Гуляли под луной, рассказывали о себе. Сладостные признания в любви, горькое прощание и обещание встрет! иться на следующую ночь.

Так пролетели семь прекрасных дней, завтра крылуны улетают домой. Я собирался просить у короля руки его дочери, но Арабелла уговорила позволить ей сначала поговорить с отцом. Решили ночью встретиться на нашей аллее…

В небе раздался шум крыльев, я замер в радостном ожидании.

Но, что это? Вместо легкого перестука каблуков любимой, тяжелые шаги.

Из тумана показался брат Арабеллы. За спиной черные, словно ночь, крылья, а на руках принца…

Сердце в тревоге замерло. Я кинулся к крылуну, но под ледяным, угрожающим взглядом застыл на месте.

-Она жива, — холодно сообщил он, я с облегчением выдохнул. — Но без сознания, после всего, что ей пришлось пережить. Вы глупцы! Оба! Нельзя влюбляться крылуну в смертного. Цена — крылья и вечное изгнание! Арабелла добровольно отказалась от семьи, мальчишка! Ради тебя!

Принц Арлессы нехотя протянул мне девушку.

-Запомни, парень, узнаю, что ты ее обидел, не посмотрю ни на какие запреты. Приду и убью! — холодно процедил крылун, перевел взгляд на Арабеллу, глаза потеплели. — Прощай, сестренка. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Кинул еще один предупреждающий взгляд на меня и исчез в тумане.

Я с девушкой на руках присел на скамейку. С нежностью вгляделся в бледное лицо. Арабелла открыла глаза, на ее губах появилась слабая улыбка.

-Андерс, я люблю тебя, — выдохнула любимая.

Я крепче прижал ее к себе:

-Я знаю.

Поднял взгляд к небу и поклялся. Жертва любимой будет не напрасной. Никогда ни один человек, ни крылун, ни кто-либо иной больше не обидит мою Арабеллу. Клянусь!

N 7

Дверь в двушку распахнулась, в комнату ворвалась растрепанная Машка. Швырнула сумку на стул и с наслаждением плюхнулась на свою кровать.

— Всё, я курсовую, считай, сдала! Осталось только пищеварительную систему доработать. Элла Миховна пятерку обещала. Про тебя спрашивала. Когда собираешься проект куратору показывать, а? Лен, ты меня слышишь?

Соседка с контактами виза на висках сосредоточенно колдовала над изображением. Над пластинкой визуализатора колебались зыбкие фигуры.

— Взялась за ум? Давно пора, Миховна твоего червя ждет не дождется, — Маша заглянула через Ленино плече и разочарованно нахмурилась: вместо горного червя в разрезе та придумывала какую-то непотребщину: — Ленка!

Лена раздраженно дернула головой, сохранилась и отцепила контакты. Над столом завис кубик с картинкой: развратного вида юноша с черными крыльями держит разомлевшую субтильную девицу. Оба эффектно полуодеты в красные одежды под старину, пошитые, очевидно, из одного и того же куска ткани. Антураж соответствующий – туман, луна, фонари, таинственный сумрак. В общем, как у Ленки обычно и бывает. Очередной приступ влюбленности.

Маша вгляделась в лицо парня, полускрытое капюшоном, и в голос заржала.

— Это что? Макс? Откуда у ботаника мышцы появились? Эти, эти, что в декольте бугрятся. И где его очки?

— Ну, Макс, — кивнула Лена, — он классный, между прочим. Вчера, когда я ногу подвернула на ступеньках, он меня до лавочки донес, — она демонстративно покрутила лодыжкой, покрытой слоем медгеля: И это не декольте, это у него плащ распахнулся.

— Ленка, ты же будущий биоконструктор. Что ж все твои пассии с крылями выходят? Рисовала бы принцев или богатырей каких. Твои крылатые мало того, что неправдоподобные, так еще и произошли, если вдуматься, от предков с шестью конечностями, — Маша критично оглядела фигуру девицы в визе, — и с собой могла бы быть почестнее. Куда дела еще килограмм двадцать?

— Много ты понимаешь, — буркнула Лена, цепляя контакты на место, — Черствая неромантичная личность. Крылья – образ соблазна и порока. Я, наверное, с Максом встречаться буду. И похудею к лету, вот увидишь!

Маша закатила глаза и покрутила у виска.

-Сначала разойдись с Вадиком, — кивнула на стоящий на полочке куб с прекрасным ангелом, прикрывающем своим оперением юную красавицу, — Он же тебя своей курткой от замерзания спас, уже забыла? И вообще, садись червя думай, отчислят тебя с твоими влюбленностями. Ей-богу, отчислят.

Лена уже не слышала. Она старательно выписывала кудри своему новому герою.

N 8

Приглушенный свет исходил от окон замка Де-Вуаль. И сказать честно, ничего в этом не было необычного, так как в нем проходил бал-маскарад. Народу приехало много, все в разных костюмах. Сам же замок был украшен таким образом, чтобы воссоздать старинную и в тоже время настораживающею обстановку. В полумраке среди свеч все казалось зловещим и заставляло трепетать душу от страха.

Веселье было в самом разгаре, но чуть поодаль от шумной толпы, около камина стояла одинокая девушка с бокалом вина. Это была княгиня Бэлла Хартлиф. Ее изящный силуэт мягко освещал льющийся свет от огня. Темно-карие глаза отражали пустоту, от который бежали мурашки по коже. Бэлла витала в облаках, где не было мирской суеты. Ее бледная кожа, вишневые губы, взгляд и стройная фигура, все казалось привлекало к ней. Она поднесла бокал губам и отпила немного сладкого вина. Неожиданный шум заставил обернутся ее. В темном углу, на расстоянии нескольких шагов стоял незнакомец. Чуть присмотревшись и поймав взгляд янтарных глаз, она невольно вздрогнула, от них веяло холодом. Заинтересовавшись княгиней, он подошел к ней. Приблизившись, юноша поприветствовал:

— Добрый вечер, позвольте представиться Дориан Грей.

— Добрый, княгиня Бэлла Хартлиф.

Повисла тягучая тишина, в этот момент ей удалось немного разглядеть его. Он был недурен собою, отлично сложен, аристократической наружности. Но через несколько минут, молчание прервалось.

— Почему же вы не танцуете вместе со всеми?

— Не то настроение…, а Вы?

— Не могу, на то есть свои причины.

— Какие?

— Вы слишком любопытны.

— Но все таки расскажи о причине…

— Я расскажу, только давайте выйдем на балкон?

— Хорошо.

«Весь путь до балкона никто из нас не проронил ни единого слова. Странно, что же это за причина? Все как то подозрительно, нужно вести себя с ним осторожнее, а то мало ли что…»Думала Бэлла идя рядом с Дорианом.

Когда они вышли на балкон, их окутал свежий воздух, а полная луна осветила ее лицо, при таком освещении она казалась еще красивее. С загадочной улыбкой, она спросила:

— Так что же это за причина?

Ничего не говоря, Дориан скинул вуаль с плеч, а за спиной раскинулись великолепные, черные крылья. У Бэллы перехватило дыхание, в глазах потемнело и земля уже не чувствовалась под ногами. Дориан успел подхватить сильными руками ее бесчувственное тело. В его руках она казалась такой хрупкой и ему очень захотелось ее поцеловать. Когда она очнулась, он улыбнулся ей и признался в том что это всего лишь маскарад и крылья не настоящие.

N 9

Человеческое сердце гнало кровь громко, с каким-то мерзким звуком, словно внутри не вены, артерии, капилляры, а старая прохудившаяся помпа. Вроде той, что стояла на родительской ферме, возле неё ещё всегда была лужа грязи, даже в самые жаркие июльские. Может быть, поэтому едва он слышал этот хлюпающий звук – его начинало мутить. А может быть, он так и не смог смириться со своей новой природой… По слухам, такое бывает. Даже в холодном, насквозь отсыревшем Лондоне, самоназванной столице бессмертных, говорят, встречаются те изменённые, кот! орые ни разу не пробовали тёплой крови. Ведь и не все люди могут пить парное молоко. Мама не пила. Он почти не помнил родителей, как и жизнь до обращения. Воспоминания словно подёрнулись безжизненной дымкой, как морозное стекло – инеем. Только иногда в маленькие, нежданно оттаявшие окна, приходили кусочки неясных образов, царапающие душу, и тогда Влад становился совсем беспомощным. Просыпалась дикая тоска, от которой хотелось забиться в угол и отчаянно выть.

А девушка была красива. Когда-то ему нравились такие: сочные губы, длинные ресницы, прозрачные бездумные глаза. Держа её на руках, он ступал очень осторожно. Если споткнувшись, он не удержит равновесие, то уже не сможет встать. Неповоротливые крылья не дадут ему подняться. Влад представил, что не дошёл всего пару шагов до цели и зарычал Нет! Он должен! Он обязан! Сегодня последний шанс заработать на еду. А если он не поест, упыриный метаболизм уничтожит его.

Шаг. Ещё один. Вот заметили его приближение горгульи, вот оживились и запричитали химеры на стенах.

Ещё шаг. Рывок. Сцепить зубы – и вот она, дверь. Влад бросился вперёд, и от падения его спасла только шершавая стена, на которую он облокотился. Вампир прижался лбом к кованому железу и перевёл дух. Звонить не пришлось, дверь распахнулась, словно его ждали, стоя у глазка.

— Я… принёс… — голос сорвался.

— Что?!!! Что это? От неё же перегарищем за километр несёт! – чисто выбритый мажор брезгливо сморщился.

— Хотите с ароматическими отдушками – берите кровь в пакетах. В носителях не чистим – дорого… и дохнут…. Нежный товар.

— Э, нет, сынок, ты, похоже, не понял, кого кинуть пытаешься.

— Товар… качественный, — едва дыша, ответил вампир.

— Какой к черту качественный! Она ж не девственна!

— Нет! Я сам…, — Влад запнулся… А что – сам? Сам он даже не знал, чем девственницы отличаются от других женщин. Он слишком рано стал вампиром.

Где-то на окраине стылый туман острым ножом разрезал полный отчаянья голодный звериный вой.

Внеконкурс