Отзыв на "Текст ухватил себя за хвост"

Текст, хороший такой текст, круглый, очень даже не плоский, да еще и за хвост себя укусить хочет, не иначе как Уроборос, потому как не плоский, да еще и сам на себе закольцованный.   Буквов в нем много, вот все тридцать три и, чуется, что еще десяток так ненавязчиво между строк припрятано. Потому как всё там не по-нашему, не по-нормальному. И вкус у романа совсем не такой, и автор тоже не такой, потому что такой автор не такого романа никогда не напишет. Вот с читателем совсем не так, ведь читатель, он же зараза эдакая то такой, то не такой. Может настроение не то, может вырос, может грибочек собрал ненароком, да не простой, а ядерный. И вот читает читатель буквы, а там не буквы вовсе, а память, то своя, то авторская, а то вон Высоцкий меж страниц лежит и хитро так улыбается, потому как Высоцкий-то не улыбаться не может, хотя он и грустить тоже не может, потому как умер давно. Вот был бы он не Высоцкий, а Цой, то был бы жив, но тогда бы в книгу не попал, ну или попал, но не так. Так что только Высоцкому и остается улыбаться со страниц текста, грустно так, а может и не грустно, задумчиво.

Что же задумал автор, тут так просто не разберешься, может он повыпендриваться задумал, да в загадочность удариться. Богатыри вот тоже ударялись, правда, не в загадочность, а в морду, но тоже в историю попали и приходится теперь детям смотреть как на лошадках смотрят вдаль три символа исконно-посконной. Вот и книга, тоже в историю попала, не в такую, как богатыри, их-то трое, а книга всегоодна, так что и история пока у неё меньше, но богатыри-то продольные, поэтому и история у них одна, а у замкнутой на самой себе книги — совсем другая.

Вот и у автора тоже история, он о ней в книге пишет, хотя может и не пишет, может это сам читатель эту историю и читает, каждый свою. Читатель-то разный, да не просто разный, он еще и меняется, но я про это уже говорил, а вы про это читали, поэтому, я наверное тоже автор, только не тот автор, а другой, иначе я бы роман писал, а не впечатление о нем. Но роман-то уже написан, а впечатления еще нет, так что может всё-таки? Да нет, иллюзии всё это и фантазии, ибо незачем. А что есть зачем? А вот не скажу, тут пусть каждый свою “зачем” придумывает и про это свой роман пишет. Или не пишет, нечего тут (или там) романы плодить. Это раньше для романов одна газета была, она даже называлась Роман-Газета, но потом настало будущее и газета кончилась, а романы — нет, поэтому каждый может читать и писать свои. Но газета — газетой, а автор — Ансом, потому как она осталась там, а Анс решил зайти к нам из прошлого и рассказать…

Вот к чему я это? А я и сам еще не знаю, но как узнаю, обязательно с вами поделюсь. Так что вы пока почитайте, а я пока подумаю. Автор тоже подумает, пусть и не о том же, о чем и я, но обязательно подумает. Любит он подумать, вот каждую страницу думает, а если он не думает, то вспоминает. Всё вспоминает, что было, чего не было, а чего бы могло быть. И вот думает он не абы как, а в одну сторону и было бы его не один, а двадцать восемь, то мы бы его мысль на себе испытали, но вот белая обезьяна-то и не дает, потому как Дарвин-то прав был, вот к гадалке не ходи, поэтому мы и есть те, кто мы есть. Да, и вы тоже, не обольщайтесь, вы тоже есть. И пить, кстати, тоже, пивко там с воблой, например, или еще чего. Я вам разрешаю, что ж я зверь какой, радостей человека лишать, если оно никому другому не мешает. А такой способ убить время никому не мешает, разве только вобле, но воблу-то никто и не спрашивает. Хотя может сейчас вы её и спросите, мол как так вышло и доколе. И если автор к тому времени про белую обезьяну не забудет не подумать, то вобла вам ничегошеньки не ответит. А если забудет и не подумает, то тут я ручаться ни за что не буду. Только, я и так ручаться не буду, мало ли.

Вот автор, он в романе кто? Он автор. А если он еще и персонаж? Тогда он не автор, выходит. Вот и получается, что автор-то вовсе и не автор, он буквы пишет, а мы их читаем и что-то такое узнаем. А зачем нам это — Будда знает, ему бабочка рассказала, которая приснилась. Странно, да? Читаешь себе книжку, читаешь, а автор-то и не начинал писать еще ничего, он только думал, хорошо так думал, ничего не скажешь, мощно. И про физику думал, и про социологию, психологию не забыл. Может, конечно, забыл, но я всё равно прочитал, так что пусть он уж не обижается.

Стихи вот тоже автор не забыл, потому что ж ты за умная книжка, если стихов нет. А тут стихи есть, много стихов, как и сам текст не плоских. Правда они написаны в столбик зачем-то. Вы скажете, что все стихи в столбик записаны? Нет, не всё что в столбик стихами назвать можно. Точнее назвать-то можно, но лучше не надо, а то как потом потомкам объяснять глубокий смысл в умножении столбиком ученика Васи Куролесова, а что потребуется разъяснять, так я в этом не сомневаюсь, искусство оно такое неожиданное, хотя и пугающе предсказуемое. Или вот белый стих он стих или не очень? Вот и сталкиваемся мы с конфликтом формы и содержания. Прокруст бы с этим намного проще поступил, но он-то уже давно закончился, а конфликт остался. Так что приходится самому решать, что же является формой, а что — содержанием.

Персонажи тоже в книге содержатся. Даже автор в качестве героя засветился. Хотя чего ему светиться, он же сплошной позитив, а засвечивается только негативное, это вам любой фотолюбитель расскажет. Вот зайдите к нему в фотолабораторию и свет включите, когда он работает, он вам и расскажет, что вы ему негатив засветили, и он вам за это в глаз засветит. Исключительно для неувеличения энтропии. Но мы сейчас не о фотолюбителях, а о романе, и авторе, и о персонажах, и о том, что автор он не только автор, но и герой, да еще какой герой, не только Вселенную спасает, но и пишет не так как положено, а читателям это еще и нравиться может. А чему ж тут не нравиться? Текст, хороший такой текст, круглый, очень даже не плоский, да еще и за хвост себя укусить хочет.