Игра как она есть, или Отзыв на роман Иржи Грошека «Лёгкий завтрак в тени некрополя»

Вступление первое: Если бы эту книгу прочитал мой покойный отец, он наверняка сказал бы: «М-да… Лихо закручен сюжет». А сюжет там действительно закручен, причём так, что не сразу поймёшь, что к чему. Но дело не в этом (то есть, пока не в этом)…

 

Вступление второе: впервые книга опубликована в 2001 году. Интернет в России начал распространяться ещё в начале 90-х годов ХХ века.

Какая связь между книгой Грошека и распространением Интернета в России? – к этому я вернусь чуть позже. Пока же для полного комплекта (ибо сказано в народе, что «Бог троицу любит») нужно сделать ещё одно небольшое вступление.

Постмодернизм многолик. Он может принимать облик сознательной провокации a’la Пелевин и Бегбедер; он может бравировать своей интеллектуальностью и интертекстом a’la Умберто Эко и Милорад Павич; он может балансировать на грани сна и яви и подменять одно другим, как у Джонатана Кэррола, которого по какому-то странному недоразумению называют «магическим реалистом», и многих его предшественников и будущих последователей; наконец, он может быть нарочито брутальным и маргинальным, как весь «грязный реализм» и контркультура от 60-х годов ХХ века до Сорокина и Лимонова, и проявлять какой-то болезненный интерес к тёмным и неприглядным сторонам жизни, как та же Мариам Петросян. Но везде, во всех его произведениях – то в большей степени, то в меньшей, и даже в произведениях «грязного реализма» – присутствует главная его черта: игра. Не образ игрока с жизнью, а игра как часть жизни (а, возможно, и сама жизнь в весьма расхожем о ней представлении), как часть авторского, а отнюдь не персонажного мировоззрения и как часть мира в целом. И эта игра – основа романа «Лёгкий завтрак в тени некрополя».

Но это – непростая игра. Она начинается уже в… имени автора. В полном соответствии со знаменитым таганковским пассажем: «Жил да был такой замечательный писатель Льюис Кэррол. Впрочем, нет: жить-то он жил, а быть-то его не было…» Здесь – то же самое: жил да был такой замечательный писатель Иржи Грошек, которого вообще никогда не существовало – ни в облике чеха, как можно подумать по имени и фамилии, ни в качестве кинорежиссёра, предпринимателя, спонсора и писателя. Вместо него есть некий современный российский писатель, о котором известно лишь две вещи: первое – петербуржец; второе – зовут его Игорь. Дальнейшее – тайна, покрытая мраком, и даже то, что известно, может вызывать определённые сомнения: а действительно ли он петербуржец по имени Игорь?

Впрочем, особого и принципиального значения это не имеет. В самом деле, есть ли разница, кто написал «Лёгкий завтрак…»: русский, чех, индеец племени чероки или вообще японец неяпонского происхождения? Интересен сам роман, о нём речь и пойдёт.

По своей форме роман представляет собой детектив, но понимаешь это, лишь когда добираешься примерно до его середины (а то и начав читать вторую половину). Начало – простое до невозможности: один мужчина встретил одну женщину, «и всё заверте…». И уже в выбранных типажах видно то, что называется авторским стёбом и иронией. Обычно эти слова несут добрую окраску, но не в случае с Грошеком: его стёб и ирония слишком злы для того, чтобы быть ими, но недостаточно злы, чтобы стать сарказмом. Вот на этой грани, где есть признаки иронии, стёба и сарказма, написана практически вся книга.

Итак, знакомимся с исходными типажами.

Он (в смысле, мужчина, встретивший женщину): скучающий интеллектуал-циник сорока лет от роду, считающий, что знает, видел и познал всё и вся (чему пример – знаменитые «афоризмы от Грошека», коими пестрит Интернет), представитель творческой профессии (кинорежиссёр)… Знакомо, не так ли?

Она (в смысле, женщина, встреченная мужчиной): «на вид – лет двадцать пять, смертельная брюнетка с короткой стрижкой. Тонкие черты лица. Ноги и фигура – для сопровождения денежных персон на уик-энд» (если кто не понял, это я цитирую роман). Тоже знакомо, и даже более чем. Слегка неподготовленный разум уже начинает что-то выстраивать в вполне понятном ключе, тем более что – вот неожиданность-то! – мужчина увидел её в компании с другим мужчиной. Ему посвящён целый абзац, ключевыми словами которого является: «Видели мясистого Вакха на полотне Рубенса? Он воскрес». Ну, уж это (а особенно сочетание «смертельная брюнетка» и «мясистый Вакх») знакомее некуда…

В общем, развитие в книге вроде бы как намечается вполне предсказуемое и тривиальное, тем более что даже декорации, в которых она начинается, к этому располагают: паром, плывущий из Греции на Крит, вечер, море, лето, полная греческая луна… Ррррромантика, тудыть её в качель… Первые эпизоды книги, снабжённые доброй порцией иронии по отношению к персонажам, вроде бы как читателя отнюдь не разочаровывают, и всё движется по тому сценарию, который он якобы себе наметил, исходя из уже установившегося клише (не, ну а что ещё можно представить себе при таком исходном наборе-то, а? И если кто-то подумает иначе, «пусть первый бросит в меня камень»). Но дальше…

Дальше начинаются «обломы»: один круче другого.

Во-первых, надо сразу забыть о линейности повествования: её тут просто нет. Повествование не просто нелинейное – оно перебивается многочисленными вставками-флэшбеками и разбросано по всему тексту, как мозаика, и её кусочки начинают складываться лишь в самом конце (собственно, как и положено хорошему детективу). И ладно бы оно было просто нелинейным – этим никого нельзя удивить – оно ещё и многофокальное. Я насчитал пять (5) фокалов, и все написаны от первого лица. Представляете себе петрушку? О том, кто именно из персонажей сейчас говорит, можно догадаться и сразу, и через несколько абзацев, а то и через несколько страниц. И то, не всегда можно быть до конца уверенным в том, что ты правильно идентифицировал персонажа, потому что его голос-фокал слышится ещё до того, как он сам выступает на сцену книги. Особенно неожиданен такой «сюрпрайз», когда речь идёт о новых персонажах, не заявленных в исходном наборе. Необычно, не так ли?

Во-вторых, надо сразу приготовиться к очень мощному интертексту. Это слово взято из лексикона литературоведов, и, собственно говоря, им нельзя удивить современного читателя: отсылки на те или иные книги, их авторов или явления культуры и истории, удачно вставленные в ткань любой книги, давно уже стали признаком хорошего тона для современных авторов. Но тут одними отсылками и скрытыми-прямыми цитатами дело не обходится: Грошек часто имитирует саму манеру письма ряда известных писателей, из-за чего «Завтрак» похож на многие взаимоисключающие книги сразу. В некоторых местах он может напоминать Довлатова, в некоторых – Милана Кундеру; структура книги порой напоминает «Моби Дика» Мелвилла; некоторые страницы явно написаны рукой маркиза де Сада, некоторые — вполне могли бы быть частью дамских романов невысокого пошиба (с употреблением присущей им лексики и эвфемизмов), а те самые «афоризмы от Грошека» вполне могли быть сказаны героями Оскара Уайльда, живущими в наше весёлое время. А это уже – имитация намного более высокого порядка, нежели уместное употребление цитаты в постмодернистском тексте или изящная отсылка к «делам давно минувших дней».

Нет, цитирование тут тоже имеет место, и цитат – множество великое. Но Грошек так цитирует источники, что… Об этом надо рассказать чуть ниже.

В-третьих, те самые страницы, где «Завтрак» напоминает «Моби Дика». Часть книги представляет собой пересказ истории Древнего Рима по Светонию, Тациту и некоторым другим историкам. Написано интересно, легко, по-современному (то есть, в модном ныне стиле для непосвящённых), но когда читаешь, поначалу задаёшь себе вопрос: а, простите, к чему это, тем более в явном «изложении для чайников, да ещё со свистком»? Однако в этой книге ничего не делается просто так, и эти античные вставки-пересказы в конце концов находят и объяснение, и даже применение. Но здесь уместно упомянуть об особенностях цитирования первоисточников по Иржи Грошеку.

Далеко ходить не надо: простой пример – знаменитое письмо императора Августа к Ливии по поводу будущего императора Клавдия, известное в изложении Светония:

Хоть убей, я сам изумлён, дорогая Ливия, что декламация твоего внука Тиберия мне понравилась. Понять не могу, как он мог, декламируя, говорить всё, что нужно, и так связно, когда обычно говорит столь бессвязно

Цитата этого же источника по Грошеку:

Хоть убей, но я и сам изумлён, дорогая Ливия, что декламация твоего внука мне понравилась. Ума не приложу, как он мог говорить так связно – полную бессмыслицу

«Найдите десять отличий» ©. И это не считая того, что пропуски в цитатах по правилам хорошего тона должны указываться многоточиями. И таких примеров – вагон и маленькая тележка.

Забавно, не правда ли? Причём ставить в вину Грошеку незнание источника нельзя: он так залихватски пересказывает всех римских историков, писавших об императорском Риме, что в невежестве его не упрекнёшь никак. Значит, читатель явно имеет дело с сознательной провокацией (или с игрой с ним, читателем, на тему «угадай мелодию»). Остаётся лишь понять – зачем Грошек так балуется? «Ради форсу бандитского»?

Разгадка – или одна из версий разгадки – является примерно в середине книги:

Здесь похоронена Глава о том, как в 1425 году блистательный авантюрист Поджо Браччолини из Флоренции подделал рукописи античного писателя Корнелия Тацита… О том, как в эпоху Возрождения торговали древними манускриптами за баснословные деньги… Как, шаря по христианским монастырям, разыскивали свитки языческих авторов и душу закладывали диаволу за обладание неясными письменами… О том, как Поджо Браччолини хитростью выманил у монаха из монастыря Святого Галла полуистлевшую рукопись Корнелия Тацита, почти не поддающуюся прочтению… И о том, как Поджо Браччолини в результате переписал Историю заново: измыслил события, которых на самом деле не было, наделил античный сюжет христианским содержанием… А еще о том, что теперь мы читаем Историю, созданную Поджо Браччолини, думая, что это римский историк Корнелий Тацит…

Поджо Браччолини не только жил, но и действительно был, в отличие от Иржи Грошека или Льюиса Кэррола. И его даже называют «крёстным отцом итальянского Возрождения». И он действительно собирал античные рукописи. Благодаря ему, например, до нас дошла в полном объёме поэма Лукреция «О природе вещей». И после такого отнюдь не джентльменского выпада в его сторону впору задуматься: а насколько всё, о чём написано тут, является игрой? Правда ли то, о чём тут сказано? И если правда, то какую историю мы знаем? Хотя, с другой стороны, «монастырь святого Галла» тоже как бы настораживает…

По большому счёту, после этого абзаца (а вся «похороненная глава» – это и есть один этот абзац, потому что дальше идёт рассказ о некоем фанатике, якобы погибшем в развалинах виллы Агриппины) сюжет книги катится вперёд со скоростью безумного локомотива с Оззи Осборном на борту, у которого, по выражению Яна Андерсона из группы «Джетро Талл», «Бог похитил тормоз». Не, начало развязки в виде флэшбеков начинается чуть раньше, но именно после этого момента она набирает силу снежного кома. Если до этого момента можно было улыбаться, а в некоторых местах и смеяться над стилем автора и репликами персонажей (а улыбнуться и посмеяться есть над чем – одни только сцены игры в «дамский покер» или встречи Александра в аэропорту чего стоят), то после этого абзаца начинает становиться страшно. Игра превращается в жизнь, а жизнь – в игру; остроумные реплики и мысли становятся жизненными кредо, от которых мороз пробирает по коже, потому что ты понимаешь: они слишком, слишком честно отзеркаливают умонастроение представителей разных слоёв общества и их взгляды на жизнь и на самоё себя. В самом деле, когда встречаешь нечто подобное такому:

Я рожать не хочу только по одной причине. Вдруг родится мальчик. Прелестный пухленький мальчик. Ну разве возможно его не любить? Он будет ходить в школу. Умный, причесанный, чистенький мальчик. Мы будем вместе завтракать, будем обедать. Он будет расти. И вдруг превратится в отвратительное, харкающее, гогочущее, гнойное чудовище. Я этого не выдержу. Я его растерзаю, как свой послед. И закопаю в саду ночью, чтоб не увидели соседи мой позор, мой ужас. Не-ет. Уж лучше без этих переживаний. Кто может гарантировать, что у меня родится девочка? Приходите ко мне на чашечку кофе…

или такому:

Читать мне нравится одновременно романов десять. Я оставляю книгу в раскрытом виде и принимаюсь за другую. Через неделю в голове получается полный компот. Я с удовольствием отмечаю, что в мире творится порнография и неразбериха, и принимаюсь за новые десять романов. Вы бы только видели, какие уроды рождаются между Фридрихом Ницше и Дафной Дю Морье. И в какое место имеет Корнелий Тацит старушку Агату Кристи. Мерзость, как подставляется Оскар Уайльд, как нахально извращается Джеймс Джойс с мировой литературой. Свальный грех, да и только

,

то становится немного не по себе, потому что это сказано уже не ради красного словца… «Ну до чего ж хороший человек» © этот Иржи Грошек, не правда ли? Сергею Калугину есть к чему стремиться…

Это всё было «в-третьих». Есть ещё и «в-четвёртых».

Чуть выше я писал, что одним из признаков постмодернизма является балансирование на грани сна и яви и частая подмена одного другим. В этом смысле постмодернизм не одинок: Филип Дик, которого никак нельзя причислить к постмодернистам, всю жизнь писал на тему «Реальна ли наша реальность?», так что братья Вачовски за успех своей «Матрицы» должны ему по гроб жизни, а то и больше. В «Завтраке» тоже есть нечто подобное, только вместо снов антиподом реальности выступают… фантазии. Они существуют как полноценная реальность, порой даже подменяют собой настоящую реальность, а иногда и воплощаются в неё; являются частью нелинейного повествования в виде самостоятельных флэшбеков, и когда их читаешь, то поначалу не понимаешь, что это – фантазии. Они описаны настолько реально и детально, что порой от омерзения хочется закрыть книгу и не читать дальше. Если читатель поддастся этому искушению, он так и не узнает о том, что страницы, якобы написанные рукой маркиза де Сада – это фантазии людей, возомнивших себя героями античности; если же читатель искушению не поддастся, ему впору по прочтении книги задать сакраментальный вопрос: «Почему взрослые мужчины ведут себя как недоумки?» (это – ещё одна цитата из романа). Я бы, пожалуй, немного расширил этот вопрос до «Почему взрослые мужчины и женщины ведут себя как недоумки?», и, возможно, именно этот вопрос подспудно и был задан автором, но – устами женщины… А какая женщина подумает о себе в таком ключе?

В общем и в целом, в конце всё становится на свои места: «мясистый Вакх» оказывается вовсе не таким, каким его можно было себе представить; «смертельная брюнетка» оказывается на поверку самой что ни на есть одержимой блондинкой, режиссёр, по меткому выражению той женщины, что спрашивала его про мужчин-недоумков, «полным балбесом», а сам сюжет выворачивает в совершенно неожиданную сторону. Но всё заканчивается так, как и положено закончиться любой игре – страшно, жестоко и неизбежно (Грошек не зря цитирует Апокалипсис, и, пожалуй, это – единственный источник, который он цитирует без всяких искажений)… Кстати, на Ютубе есть видеообзор, посвящённый этой книге. И автор видео, говоря о финале «Завтрака», высказалась в том смысле, что «Ну зачем надо было так заканчивать?» Признаюсь честно, после этой фразы меня разобрало злорадство: да нет, дорогая барышня, именно так и надо было закончить всю эту греко-римско-чешскую вакханалию под названием «Лёгкий завтрак в тени некрополя»! Может, хоть после этого люди задумаются кое о чём…

А, собственно говоря, о чём должны задуматься некие абстрактные люди, которые прочитают эту книгу до конца, продравшись через страницы маркиза де Сада и Германа Мелвилла? Я могу сказать лишь то, что я увидел в этой книге. А увидел я в ней историю о том, как опасна любая, даже самая невинная игра, особенно возведённая в ранг мировоззрения; о том, как мы ненавидим самих себя и убегаем от себя, и о том, что от себя убежать нельзя ни в реале, ни в Интернете; о том, что чем дальше ты убежишь от себя, тем страшнее будет расплата за побег. Ну и, пожалуй, о том, как порой не соответствует та роль, которую мы примеряем на себя, нам самим. А точнее сказать, она вообще никогда не соответствует…

Но это увидел я. Кто-то другой, может, увидит в этой книге что-то другое, благо там есть большое поле для того, чтобы увидеть что-то своё. В тех рецензиях, что мне попадались, мораль сей басни определяли как «ничто не меняется под луной» или «во все века людьми правят лишь порочные страсти». Кто-то, может, просто посмеётся над всей этой историей и над тем, как она написана – и будет по-своему прав: я говорил уже, что там есть над чем смеяться, и правы те, кто говорит, что каждый абзац этой книги можно растаскивать на цитаты. Лично меня намного больше повеселил уже упоминавшийся мною видеообзор на эту книгу – например, такими перлами словесности, как «Некий режиссёр плывёт на пароме из Чехии на Крит…» Ну вы поняли, да? – прямой паром из Чехии на Крит… Но в то же время я этому обзору благодарен: он дал мне возможность узнать об интересной книге и прочитать её.

Постскриптум. Несколько слов о взаимосвязи книги Иржи Грошека и Интернета. Дело касается стиля, в котором написана книга. По большому счёту, Грошек предугадал и где-то даже спародировал стиль и синтаксис современной сетературы. Вот эти придаточные части одного предложения, которые сделаны самостоятельными предложениями; этот небрежный стиль пересказа серьёзных вещей в интернет-блогах; это модное заигрывание с неудобными темами, с которых сексуальная революция сняла табу; наконец, это стремление к многофокальности – как всё это знакомо, не правда ли? Есть даже один момент, который меня аж порадовал – в том смысле, что я ещё на «Купале»-2017 говорил об этой тенденции:

Я вышел на лоджию, сделал глубокий вздох и поспешил выдохнуть все обратно:

маленькую лагуну цвета сочной бирюзы;

садовника, который поливал кустики под окнами отеля;

песчаный пляжик по краю лагуны;

детей с надувными крокодилами на песчаном пляжике;

надувных крокодилов, потому что я не люблю надувных крокодилов;

сотню-другую цикад, из-за того что они нахальные головастые мухи и шкварчат, и шкварчат с утра до вечера;

очень соленую воду Средиземного моря;

два парома вдали;

синее и постоянно безоблачное небо над Критом;

солнечные батареи на плоских крышах домов;

запах вчерашней текилы вместе с запахами рыбы и кальмаров

и бесконечный греческий танец сиртаки – «трам-пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам, трам-пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам!

.

Не правда ли, очень знакомо?.. А ведь когда я писал свой отзыв на «купальские» рассказы, я не читал Грошека и даже не слышал о нём…