Блиц Министров №61. Голосование

«Безжалостные лучи летнего светила выпили нектар весенней любви. Шелковистая ткань между прожилками поблекла и распалась. Остался лишь голый остов. Из него можно сделать гербарий и заложить между станицами рукописной книги в том месте, где история прервалась. Дальше идут унылые пустые листы. Любовь отправилась в хранилище забытых чувств, и вдохновение улетело за ней следом...»

Кира захлопнула книгу. Последнюю фразу она написала месяц назад, и с тех пор ей ни удалось добавить ни строчки. Пока в её жизни кипели страсти, она создавала новые миры, наполняла их героями и событиями, и время убегало от неё семимильными шагами.

Сейчас оно одышливо тащилось за ней следом. Недавнее болезненное расставание с женихом погрузило Киру в хандру и бездеятельность.

Обидно, что роман, на который возлагалось столько надежд, завис бесполезным полуфабрикатом. После многократных попыток ей наконец-то удалось заинтересовать им модного иллюстратора Сколу. Он оценил направленный ему по электронке фрагмент и пообещал взяться за оформление книги.

Не сдав рукопись в срок, она подведёт его.

Невесёлые размышления прервал звонок сестры. Последние несколько лет они с мужем жили в деревне и безуспешно пытались заманить Киру к себе в гости.

— Наслышана о твоем подвиге, сестрица. Этот неврастеник с замашками плейбоя давно просился на свалку истории. Теперь по законам жанра тебе следует в печали удалиться в деревню, в глушь, — тараторила Зоя в трубку.

— Ты же знаешь, что я возвращаюсь из загородных поездок, как из сабельной атаки – с перевязанной головой и на костылях. Природа не прощает мне убежденного урбанизма.

— И это я слышу от автора фэнтези про лесных эльфов! Если твои идолопоклонники узнают, что ты ни разу не была в лесах, которые так мастерски описываешь, они стащат тебя с пьедестала. Трудно перескочить из лабутенов в галоши, но советую поторопиться. Пока леса не извели под корень, ты должна их увидеть.

Собственно, почему бы и нет? Перемена мест всегда была лучшим способом развеяться.

Чемодан радостно отряхнулся от нафталина и хищно разинул пасть, но на сей раз Кира заполнила его лишь на треть. Больше двух дней в сельской глухомани ей не продержаться.

Электричка мчалась сквозь умытое дождями Подмосковье, и ясность заоконных пейзажей подействовала на Киру неожиданно умиротворяюще.

К нужной станции она подъехала в почти хорошем настроении. Осталось пройти между домами по почти безлюдной дороге.

Осень, с самого начала рьяно поливавшая дождями, преподнесла в подарок сухой и солнечный день, и Кира ловила каждый миг последнего тепла, тихонько напевая под аккомпанемент шуршащих под ногами листьев.

Ах, не забыть мне вас,

Дивные очи!

Ещё б хоть раз

Увидеть вас….

— Мадемуазель из городских? – вопрос был задан следовавшим за ней небритым мужчиной в растянутом свитере терракотового цвета, заношенных джинсах и резиновых сапогах.

«Одет затрапезно, а жаль — лицо приятное», — отметила Кира.

— Вас чемодан навёл на это озарение?

— Нет, городской романс.

Мужчина подошел ближе. Ожидая волны перегара, она отшатнулась, но зря – к исходящему от него аромату кофе примешивался чуть горьковатый запах хвои.

Он понял, усмехнулся и аккуратно отобрал у неё чемодан.

— Я донесу.

— Неожиданно галантно, — постаралась смягчить свою резкость Кира.

— Надолго в эти края?

— На два дня.

— Что так краткосрочно? Ботиночки жмут?

— Время поджимает.

— Чем занимаетесь, если не секрет?

— Зачем вам это?

— Боюсь конкуренции. Вдруг вы окажетесь моей коллегой.

— А кто вы по профессии?

— А я вот уже второй день как местный свободный художник. Маргинал, можно сказать. Решил вернуться в родные места. Зовут меня Илья Школьников.

— Как же я не догадалась… Лишь представители богемы могут позволить себе выглядеть, как бомжи.

— Так мне и надо, сам напросился. Бонус за тактичность: ради вас я готов таскаться по грязи во фрачной паре.

— Не надо жертв, я не оценю. Почему вы решили, что я ваша коллега?

— У вас на лице блаженство художника, после долгих поисков вышедшего на натуру для нетленки. Вы только дайте мне время, и я дополню картину колоритным образом сельского щеголя.

— Увы, цейтнот! – объявила Кира, остановившись у бревенчатого дома. Она забрала у него свой чемодан и легко взбежала по ступенькам крыльца.

— Ого, с чемоданом! – приветствовала её Зоя, открыв на стук дверь, — И в пижонских ботиках! Заходи давай, а то мы уже переживать начали. А ты, я вижу, ухажёром обзавелась!

— Обзавестись-то обзавелась, — подтвердил стоящий внизу художник, — Но если она сейчас не скажет, как её зовут и не даст домашний адрес, то скоропостижно потеряет.

— Кира её зовут. А адрес пока запишите наш. Извините, в дом не зовём, давно не виделись, надо посекретничать.

И Зоя закрыла входную дверь на основательную щеколду.

— Кого я вижу! – приветствовал Киру муж Зои, – Располагайся и отдыхай. Завтра в лес пойдем, за грибами, силы понадобятся.

— Надевай! – в рассветный час Зоя дала Кире пару резиновых сапог и вручила плетённую корзину.

Все трое дошли до опушки и вступили под сень скрывавших небо вековых деревьев. Сразу же идти стало труднее. Земля бугрилась выползшими на поверхность извилистыми корнями, местами дорогу перегораживал колючий бурелом.

— Это не сказочный лес, — вдруг оробев, подумала Кира, — Это дремучий, сырой и беспощадный бор. Как он примет меня?

— Смотри, вот эти грибы съедобные, а эти – нет. Это вообще поганки, брось их! Сворачивай сюда, здесь идти легче!

Но Кира не ответила. Суровый лес внезапно подвёл ей под ноги почти незаметную тропку, засыпанную мягкой рыжей хвоей. Он явно призывал её к открытиям.

Доверившись приглашению, Кира вступила на узенькую дорожку и, как заворожённая, пошла по ней вглубь. Лишь иногда она отвлекалась на росшие по обочинам яркие грибы, чтобы срезать их и положить в корзину.

Лес с каждым шагом всё больше пленял её, одну за другой раскрывая свои тайные красоты. Разноцветные листья, весёлые шляпки грибов, россыпи рубиновых ягод… Он пел ей про раннюю осень, пропуская сквозь кроны деревьев солнечные лучи, и они распадались у земли тысячей радуг.

Мерное шуршание листьев погрузило Киру в транс, и она забыла об опасности, полностью растворившись в музыке леса.

Тропа неожиданно оборвалась. Кира очнулась и повернула назад…

Декорации изменились в секунду — теперь её окружала мрачная чаща. Ветви деревьев торчали, как осколки костей, ноги цеплялись за уродливые корневища, между деревьями серым саваном болталась ткань из паутины.

— Зоя… Зоя!

Ответом послужило зловещее молчание.

— Зоя! Ау! — исходила криком Кира, и ей казалось, что она слышит торжествующее хихиканье лесных духов.

Ближние кусты вдруг зашевелились… Охнув, Кира присела, втянула голову в плечи и обхватила её руками.

— Ты меня слышишь? – мужчина в терракотовом свитере осторожно отвёл её руки от лица.

— Что… кто… Как ты здесь оказался?

— Вот, возьми! – вручил он ей недописанную рукопись, — Нашёл по дороге к станции. Начал читать и понял, что это твоё. Принес, чтобы отдать, а соседи сказали, что вы ушли в лес. Искал тебя, потом услышал крик с ежиной тропы. Так ты теперь, получается, свободна, девушка-осень?

После пережитого ужаса такая ерунда, как вторжение в её личное пространство, Киру не возмутила.

— Свободна. Только опасаюсь, что после дефиле по ежиной тропе превращусь в ежиху.

— А даже если и так. Я тоже там ходил. Мы станем гармоничной парой ёжиков. Да, кстати, — вдруг посерьёзнел Илья, — В твоей рукописи я заприметил фрагмент, не так давно закинутый мне на почту. Прислала его одна молодая, но уже популярная писательница. Пишет под псевдонимом Федельма.

— Я пишу под этим псевдонимом! Так, подожди… Я отправляла одну главу Сколе, известному иллюстратору. Как она к тебе попала?

— Вообще-то я и есть Скола.

— Ты же врал, что местный художник! По фамилии Школьников! – разозлилась Кира.

— Скола – мой псевдоним. Федельма могла бы это сообразить! Послушай, у меня за плечами тяжелый развод. Я приехал сюда, чтобы отвлечься. Хотел покоя и умиротворения… пока не увидел тебя на перроне. Чёрт с ним, с покоем. Короче, радуйся, я предлагаю тебе блестящую перспективу — остаться тут со мной. Ты будешь писать рассказы, я буду их иллюстрировать, и мы умрём в один день, подарив миру наше последнее совместное издание.

— Ни за что! – запротестовала Кира, но тут к её виску прикоснулись сухие горячие губы, и её обдало ароматом кофе и хвои.

— Я ведь тебя совсем не знаю… — шёпотом сказала Кира, когда на её затылок легла его рука и серые глаза оказались совсем-совсем близко.

— Знаешь, знаешь, знаешь! – зашумел лес, качнув кронами.

Поцелуй продлился вечность, и рыжая стена вековых деревьев оберегала их от нескромных взглядов. Он прервал его только для того, чтобы сказать:

— Я сделаю всё, чтобы ты об этом не пожалела. Но у меня есть одна просьба.

— Какая? – почти не соображая, пролепетала Кира.

— Пообещай мне никогда не готовить еду из собранных тобой грибов.

Сегодня уже завтра. «00:01 сб 21 сентября» показывает экран в режиме блокировки. Я дорешиваю химию и пытаюсь прогнать из головы одного дотошного демона. Он вообще-то симпатичный, пусть без рогов и без хвоста. Но выгнать надо. Видела его года три назад в школе или где… Решил вспомниться. Да так настырно он это сделал, что теперь клещами не вытянешь.

И вот вам задача!

Дано:

позавчера никакие парни моё сознание не занимали;

я лучшая в классе;

одиннадцатый «А»;

на ЕГЭ предстоят химия и биология;

врачи говорят, у меня большой мозг и хрупкое сердце;

обожаю слонов;

есть вероятность, что у меня нетрадиционная ориентация;

мама и папа — предприниматели;

дедушка, бабушка — геологи с красными мантиями и шапками академиков;

Вчера вот прихожу утром, сажусь за ближайшую к учителю парту и чувствую скользкое перемещение в коре головного мозга. Мысль грызёт нейроны как личинка, провоцируя непонятно-приятную боль. Поправляю линзы: интенсивно моргаю. Массирую виски. Дышу. Глубоко. Медленно. Мир — большой мираж, и в нем реален только мой безрогий демон. Умозрение улавливает его очертания. Знакомая походка, знакомая прическа и что-то еще знакомое. Все паззлы есть, но в целое не собираются. Образ демона размыт, затемнен, и точно не сказать, кто именно его владелец. Весь урок литературы неизвестное, сокращаясь длинным телом, с каждой минутою становится ближе к фокусу, ближе к своей идентификации. А потом вселенная как бы схлопывается, я моргаю и вижу: он — снова издалека, снова без хвоста и без рогов — машет мне левою рукой.

Необходимо найти:

1. Кто этот человек?

2. Как он попал ко мне в голову?

3. Как его извлечь?

Пока всё, но задач по пути еще прибавится.

«Стоп, — говорю себе. — Мама зовет». Женщина с каре спрашивает, не нужен ли мне крем для лица, который она — женщина с каре — случайно заказала на каком-то сайте. Средство прибыло, по ее словам, из Непала. «Ну и зачем? От прыщей?» Родительница сначала отрицательно качает головой, царапая маникюром стеклянную бутылку, но почти сразу вытягивает «нееет», отрицая отрицание. Вот, мол, тут написано, крем, избавляющий от всех кожных недугов: прыщей, черных точек, угрей, карпов, не знаю, чего ещё, — целого морского коктейля, выносимого на носы, плечи, лбы и щёки тинейджеров. «Дай-ка мне». Большими буквами на бутылке: «КРЕМ ДЛЯ НЕКРАСИВЫХ». «Окей, сэнк, ма». Разбиваю бутылку о верхнюю — четвертую по счету — полку этажерки. Осколки сыплются на третий этаж. Бледно-зеленая жижа сползает на второй. А на первом её дожидаются одна папина бритва, один папин дезодорант и одна тысяча один материн тюбик.

Еще вчера мой черный человек (не путайте с Есенинским — мой ко мне на кровать не садится, а если б и сел, я была бы не против; why, собственnot-то?), мой милый черный человек начал, представьте себе, петь. И ладно бы Рэя Чарльза / Чета Бейкера, такое встроенное радио — ничего страшного, даже «бис!» и «браво!» Но он поёт… вот если бы у Галактики были горы, он пел бы из-за этих самых гор. Ни в одной из 30 тональностей (это я на правах обладателя абсолютного слуха говорю), не додекафония какого-нибудь Шёнберга, не какофония Кейджа, не электрофутуризм современных джазовиков-кислотников. Это музыка иного времени: не прошлого, не настоящего и не настолько банального, каким в последнее время стало будущее время. Язык его песни (есть вероятность, что гость наш прибыл с маленькой планетки в окрестностях Бетельгейзе и что на той планетке население заучивает наизусть лишь одну песню, так как память биофлэшек занята семейными фотографиями с отдыха на земном полуострове Флорида) нов для меня, не похож ни на одну языковую группу — я знаю английский, китайский, финский, суахили и могу смело об этом судить. В неразберихе частей исполняемой им композиции можно обозначить что-то вроде припева, где повторяется фраза «ди-изурва-ар ло ни-иторва-ар» пять раз. А потом снова словесный хаос. По крайней мере, наш гость понимает, что такое рифма — это уже его немножечко роднит с классическим на современной Земле понятием об эстетике.

Мама вновь отвлекает меня от ночных размышлений. Она сквозь орущие на всю комнату наушники интересуется, не желает ли дочка подкрепиться. Я делаю круглые глаза и поднимаю правую бровь. Затем переворачиваю левую руку ладонью к себе и тычу в циферблат часов. Мол, какого черта ты так поздно готовишь? Час ночи, мать! Но она, видимо, понимает мой жест иначе. Кивает и, виляя упругими бедрами, по-марафонски ушагивает обратно, где готовятся на пару крышки кастрюль и попискивают микроволны.

Значит, Химия… Нужно дорешать. Пока не появился он. Но он, будто его вызвали словом он, появился. Снова вдалеке, снова машет руками, снова поет. Гу-у-у. -Лко. Так поют в пещерах. Громадных пещерах, вроде Айсрайзенвельта. Руками размахивает без интонации сумасшедшей девушки хиппи со следами собачьих консервов на лице, собачьих же зубов на всех конечностях. Не похоже это и на хриплый «SMS» (Save My Soul) бедолаги, застрявшего меж сталагмитов Айсрайзенвельта. Мой гость подает мне знаки, что-то пытается объяснить. Жестовый алфавит! Вот эта ёлочка похожа на букву А. Теперь ладонь к виску, будто честь отдает. Видимо, Р. Теперь изображает сиусский вигвам, расставив ноги. Л. Теперь… о, Господи, что это? Ы? Скорее всего она. Ы.

АРЛЫ?..

Черный человек, не пойми меня неправильно: я бы с удовольствием играла с тобой в «крокодила» до самого утра, но ведь у меня еще пять цепочек нерешенной химии, а завтра в школу к нулевому. На классном часу обещали рассказать про секс, наркотики и рок-н-ролл. Пропускать жалко. Да и кто мне даст пропустить?

Врывается мама с тарелкой вегетарианских сосисок и пюре. Из наушников раздается: «Возьми моё сердце, возьми мою душу. Я так одинок в этот час, что хочу умереть». И мама фальшиво вторит Кипелову, вызывая в обоих ухах дочери фолдинг барабанных перепонок. И столь желанное одиночество в этот час так далеко от меня, что я хочу умереть вместе с Кипеловым. Но умирать нельзя, потому что химия. Потому что ЕГЭ. Потому что черный человек. Этот черный всё машет руками, пытаясь чего-то рассказать, доказать, указать на.

Я хватаю у мамы тарелку и с весенне-медвежьим аппетитом сжираю мясозаменители в искусственных кишках. Пюрешка, размятая по-мамински подробно — ни одного комочка — и заправленная капелькой растительного молока, проваливается в желудок мгновенно, хотя вроде и не жидкость (хотя кто её знает (хотя вы ничего не докажете даже если жидкость, потому что сами пюрешку, именно эту, не пробовали и не попробуете никогда (хотя, на самом деле, всё может быть))). Когда мама утанцевала к себе, я нырнула головою в стол и мгновенно утонула в его вязкой древесно-стружечной толще.

Вы спросите, ну и что это за?.. Друзья, признáюсь. Я всё выдумал.

Ключ от всех дверей — это средний палец, которым я сделал себя школьницей из 11А с некоторыми сомнениями касательно ориентации.

Текст был набран средним пальцем правой руки со сточенным о гитарные струны ногтем.

Место действия: Заметки на смартфоне Samsung Galaxy A5

Дата: 23.09.19

На этом ставлю многоточие: многоточие.

… Я мчался по лесной дорожке, усыпанной мокрыми пожухлыми листьями, а стылый утренний воздух неприятно холодил лицо. Невзрачное бледное небо смотрело на меня сквозь паутину веток обнаженных деревьев, чьи чернеющие фигуры наводили невыносимую тоску, и я бежал от них, зажмуривая глаза, лишь бы не видеть. Внезапно где-то прозвучал протяжный и пронзительный гудок электрички, заставив мое сердце сжаться от страха и неизвестности… и очнуться.

Очередной кошмар нарушил мой и без того хрупкий в последнее время сон. Буквально подскочив на кровати, я нервно хватал воздух ртом и стирал испарину с лица. За окном уже забрезжил серенький рассвет, сопровождаемый расползающимися тучками и мелкой моросью. Стоящее возле дома худенькое деревце то и дело наклонялось от ветра из стороны в сторону и монотонно постукивало по стеклу веточкой. Печальней звука для меня нынче не было, а ведь раньше не особо придавал значениям таким мелочам, да и всему остальному тоже. Протерев усталые глаза, уставился на знакомый загородный вид из окошка своего маленького домика — да, осень уже упрямо вытесняет подружку-лето, которая продолжала хозяйничать, несмотря на давно наступивший сентябрь. Если бы мог, то продлил этот момент навечно.

Стряхнув с себя остатки неприятного сна, поднялся с кровати. Может и хорошо, что еще так рано — каждая минута на вес золота. И почему я был так глуп и слеп раньше? Завернувшись в плед, спустился на первый этаж, где меня ждала почти остывшая печь, стенки которой еще отдавали остатки тепла. Домик, оставшийся от родителей, куда я переехал чуть больше трех месяцев назад, в прежние времена посещал очень редко, считая такое времяпрепровождения совершенно бесполезным и скучным. Раньше только и делал, что торчал по клубам да за компьютером. Только теперь, в нынешнем положении осознал, что нет ничего лучше, чем вдыхать свежий лесной воздух и прогуливаться по здешним умиротворяющим местам. Успел изучить окрестности, несколько раз пройтись по железнодорожным путям в разные направления — поблизости имелась станция, через которую электрички начинали ходить только с октября и заканчивали движение в середине весны. Странно, почему так? Даже почту, которую я все чаще игнорировал — ну что там могут нового и хорошего сообщить — присылали сюда. Вот и сейчас, растопив заново печь, лишь не глядя разворошил письма, полученные пару дней назад, и оставил их в полном беспорядке. Находиться в больнице, смотреть на медленно умирающих и разбитых людей не было сил, и я просто решил, что там мне не место — подальше от суеты лучше как-то. Теперь вот постоянно получаю результаты в письменном виде, с обязательными и никчемными рекомендациями докторов, из чьих уст прозвучал смертельный приговор. Забавно! Никогда не чувствовал себя плохо, и кто мог подумать, что простые головокружения окажутся чем-то, что вот-вот заберет мою жизнь. А ведь мне всего тридцать пять…

Летние дни в уединении протекли незаметно за мелкими делами, я даже сумел отыскать отцовские рыболовные принадлежности и несколько раз пытался рыбачить. Да, пожалуй, в этом занятии есть свое очарование. С приходом сентября стал подолгу сидеть во дворе и читать, когда выглядывало солнце, и начал замечать, что все больше похожу на старика, повидавшего жизнь. Однако меня все устраивало, даже приносило некое удовольствие, понятное только мне одному. Омрачал дух и мысли лишь проклятый календарь, который я зачем-то повесил в гостиной. Коварные цифры напоминали мне о приближающемся конце.

Получше завернувшись в покрывало и подойдя к календарю, я одним движением наконец содрал его со стены. Так лучше. Сейчас позавтракаю и отправлюсь на запланированную прогулку, пусть и в такую ненастную погоду.

Улица встретила меня промозглым и слишком свежим воздухом. Обмотав шею шарфом и натянув на голову капюшон, я прогулочным шагом двинулся в сторону железной дороги, по другую сторону которой виднелись жилые дома моих так называемых соседей. Кого-то я знал поверхностно, а кого-то и вовсе нет. Погруженный в размышления, не заметил, как добрался до платформы с «именной» табличкой и доской объявлений. Вдруг вдалеке, на путях, раздался тот самый долгий и стонущий гудок, что слышался мне во снах. Но сейчас это было не видение, а явь. Я вздрогнул всем телом: еще рано! Почему так рано появился первый поезд? К станции медленно подъехала полупустая электричка, пыхтя и грохоча. В тот же миг в груди кольнуло и похолодело, и ясно почувствовал, как вместе с первыми пассажирами из поезда на перрон выходит настоящая осень. Моя последняя осень.

Осень собиралась в дорогу, складывала в потрёпанный старенький саквояж дожди, ветра, туманы… и даже иней игольчатый, а настроение было унылое, тоскливое.

Хорошо куда-то ехать, где тебя ждут, встречают, а её никто никогда не ждёт. Иногда, правда, пара-тройка поэтов и выходит к поезду, да и то их поначалу восторженное настроение постепенно растворяется в грусти и тоске. «Уж скорей бы снежок выпал! Надоел этот мрак», — начинают думать и они.

В общем, её не ждали и не встречали. Это Весну встречают подснежниками да фиалками. И к поезду первыми прибегают влюблённые. А ещё коты. Пусть без букетов, зато с концертами. А Лето? Лето просто утопает в цветах. Не успеет выйти на перрон, как со всех сторон летят букеты, будто знаменитость приехала. И не букеты даже, а целые охапки цветов. И каких только нет: тут тебе и садовые, и полевые, и луговые…

И детишки прибегают. С лукошками. А в лукошках земляника. Говорят, что у земляники чудесный запах. Но неведом он Осени.

И даже Зиму встречают. Забрасывают снежками. Зима суровая, сердится на шутников, но всё же довольная. Ждали! И алеет в руках её прекрасная алая пуансеттия – звезда Рождественская.

Осень грустно вздохнула.

Хризантемы… прощальный её цветок. Цветок Осени. Сами же так назвали, а не приносят…

Хотя бы маленький букетик! Или венок из листьев. Больше всего ей нравятся листья клёна. Уж как она их только не раскрашивает. И золотом, и багрянцем.

Ах, да… чуть не забыла положить краски. Кадмий жёлтый, лимонный, красный, киноварь…

Вот теперь готова.

Она не стала брать билет на скорый поезд, пусть и знала, что Лето уже стоит на перроне и с нетерпением ждёт её. Обиделось на всех. Хуже для Лета нет оскорбления, чем когда его осенью называют.

Ну, так, само виновато. Нечего было отдыхать, разъезжать по югам, да звать её на подмену. «Поработай за меня недельки две, только не шибко… так… охлади слегка природу дождичками».

А вот и оно. Стоит, ждёт. А что это у него в руках?

Никак букетик? Нет, не хризантемы – астры. Цветок любви, цветок – звезда, подаренный когда-то Персефоной — несчастной супругой Аида двум влюблённым.

Не с намёком ли Лето встречает её астрами? Ведь она привезла с собой не только краски, но и смерть так любимым ею кленовым листьям.

Подошла, взяла цветы. Огляделась. Светло, тепло, тихо. На деревьях по-летнему сочная зелень, пока не тронутая её дыханием. Лишь в синеве неба чернеет печальный клин. Кричит, стонет…

Уводит птиц за собой Лето.

А оно уже готово вскочить в вагон.

— Погоди… — остановила его Осень, — не торопись… пойдём немножко прогуляемся…

А про себя подумало: «И даже это не оценят. Нет бабьей осени…»

В одной деревушке жили мальчик Колин и девочка Анабель. Дети играли в прятки и морских пиратов, собирали жуков и землянику, строили домики на деревьях и учились стрелять из лука. Колин был младшим сыном местного барона, а вот девочка самой настоящей принцессой. А почему в деревне? А потому что папенька-король считал свежий деревенский воздух очень полезным для дочки, вернее это его жена так полагала. Но Анабель характер имела очень боевой и всяческие уроки реверансов и вышивку крестиком совершенно не любила и на мачеху не обижалась. Но время идет, дети выросли. И влюбились друг в друга. Вдруг родитель вспомнил про дочку — время замуж выдавать. Прислал гонцов, и увезли принцессу в столичные дали. Колин тоже отправился в город, только пешком. Но без денег быстро не получилось добраться. А попав в столицу, узнал страшные новости, что любимую Анабель украл дракон, и что на руку принцессы нашлось много претендентов. И все они сейчас уехали освобождать пленницу. Опечалился младший сын барона, да не привык он отступать. Вызнал, где дракон живет, да и опять пошел.

Замок стоял на горе, вокруг чащоба непролазная только и есть, что тропинка узкая. Вот по ней-то и шел Колин. И вдруг в самом глухом месте увидел старушку с большой корзинкой. Бабушка пыталась ту корзинку с места сдвинуть, да сил не хватало. Колин был добрым парнем, подошел к старушке, помощь предложил, мол, бабуля давай корзину твою до дома дотащу, чего ты мучаешься. И потащил. До самой избушки. Донес до дверей, да споткнулся о корень и корзину-то выронил, и посыпались из нее, ломая шляпки, мухоморы, да поганки… Не испугался Колин, хоть догадался кто перед ним, но сильно огорчился, что столько грибов попортил. Ну, не повезло бабушке с профессией, бывает. Ведьма за то, что Колин ей помог, не ругал, не обзывал, на костер не тащил, подарила парню волшебный ключик. И рассказала, что этим ключом можно открыть любой замок, но количество замков всего сто, потом ключик теряет силу. А еще поведала, что в драконовском замке дверей полсотни, и ключик Колину пригодится, главное успеть пока дракона нет дома. Как Колин обрадовался! Даже обещал худую крышу избушки починить, как вернутся они с принцессой. И снова в путь. А чащоба редела, то хутор какой на пути встретится, то деревенька. И все случаи появлялись ключик использовать: то шкатулка с маминым завещанием, то ларь с мукой, то клетка с пичугой пойманной. Колин никому не отказывал: чего жалеть-то? С двойным запасом волшебная сила. Так и добрался до замка дракона. А солнце садилось, темнело. И вдруг перед самыми воротами кто-то как схватит Колина за ногу. Оказалось, сидит ту на цепи человек, вместо собаки охраняет вход в покои драконовские. Пожалел парень беднягу, открыл ключиком цепи, отпустил на волю. А тот без Колина отказался уходить, просил, пойдем ко мне в дом, отдохнешь, а утром, когда дракон улетит, в замок вернешься. И уговорил. Переночевал младший сын в деревеньке недалеко от замка, а утром отправился освобождать Анабель.

В замке дракона не было ничего интересного: анфилады комнат, залы и двери. Колин открывал все. И так дошел до тронного зала. А там заветная дверка нашлась за троном. Но волшебный ключик эту дверь не открыть не смог. Колин старался и так и эдак, замок не поддавался. И парень понял, что волшебство кончилось. Он так расстроился, что не услышал довольно громкого покашливания за спиной. А потому фраза:

— И вам здравствуйте, молодой человек! – заставила Колина подпрыгнуть от неожиданности и развернуться к центру зала.

А там во всей своей драконьей мощи и красоте ехидно улыбался во все свои 366 зубов хозяин замка.

— Ты! Наглый и подлый похититель! – воскликнул Колин, немного опомнясь, — Немедленно освободи принцессу! А то… — и достал единственное оружие – дедушкин меч.

Что там было бы дальше дракон не стал дослушивать, улыбка сбежала с его морды, а он сам, явно поскучнев, обиженно произнес:

— Вот ведь какие гости пошли незваные, а права качать сразу с порога… и обзываться… и некультурно, молодой человек, не здороваться с хозяином дома. Вылезай из-за трона, там неудобно…

Колин не ожидал, что дракон будет мирно разговаривать, и немного оторопел, а потому покорно вышел в центр зала. А дракон продолжал:

— За принцессой явился, говоришь? И я смотрю, даже волшебный ключик раздобыл, да только волшебство-то все потратил?

Дракон в вразвалочку подошел к трону, по пути словно ненароком задев крылом за меч освободителя принцессы. Меч, глухо звякнув, переломился, словно высохшая палка.

— Эх, молодежь, — вздохнул дракон, устраиваясь поудобнее на троне, — ну, рассказывай свою историю, я слушаю.

От обиды, что ключик не работает, меч сломан, дракон явно над ним издевается, а освобождение любимой явно накрылось чем-то большим и неподъемным, Колин разозлился и начал выкрикивать всякие нехорошие слова в адрес толстых драконов, их непомерной жадности и вообще, чтоб он подавился. Дракон смотрел на маленького человечка, который бегал вокруг него, бормотал нечто обидное и совершенно невразумительное, и вдруг ему стало того жалко, да и обидно за свою репутацию. А потому он решил все объяснить.

— Я не понимаю, ты чего так разошелся-то? И где такой ерунды наслушался про драконов?

Колин готовый умереть, оказался совсем не готов отвечать на вопросы, но на источник знаний все же указал, мол, на дворцовой площади всегда все знают.

— Ага, это значит, сплетни слушаем? – нахмурившись, и повысив голос, дракон пророкотал: — а хотя бы книжки или хроники в библиотеке читать не пробовал?!

Драконово недовольство вжало в пол несостоявшегося освободителя, но вякнуть про то, что все и так знают, зачем нужны драконам принцессы, получилось.

— Да, вот она темность человеческая, — завздыхал дракон, — ты, что же думаешь, я ем принцесс?

И, увидев неуверенный кивок, продолжил:

— А подумать слабо? Мои габариты видишь? Предположить сколько мне принцесс на завтрак надо можешь? А на обед? А на ужин? Где столько принцесс наберешь?! И вообще я вегетарианец! Ясно?!

Колин удивленно хлопал глазами, не зная, что ответить, лишь попытался повторить: — вегете…

— Ну да, он самый, — повторил дракон, — вегетарианец! – и добавил, — а для малообразованных поясняю – мясо не ем!

Озадаченный младший сын барона не успел озвучить вторую версию использования принцесс драконами, тот вытянув шею и глядя прямо в глаза парню, ехидно провещал:

— И откуда такие извращенные мысли у такого молодого отрока? – и видя, как щеки Колина начинают полыхать то ли от мыслей, то ли от смущения, довольно добавил, — межвидовым скрещиванием не увлекаюсь.

Но опять видя непонимающий взгляд собеседника, махнул лапой и пояснил:

— Теща там жуткая особа, со свету сживет на раз- два… мотай на ус, претендент…

Помолчали.

— Ладно, освободитель принцесс, деньги есть? – деловито осведомился дракон, — а то могу пособить с дверкой, за сто монет откроется. Торг уместен.

Колин за всю жизнь и одной-то золотой монетки в руках не держал, а тут сто просят. Дракон понял, что клиент неплатежеспособный и, почесав за ухом лапой, спросил:

— Денег нет, волшебства нет. Вы, молодой человек, зачем сюда явились?

Пришлось Колину рассказать про любовь, и про то, что он за счастье и свободу Анабель готов жизнь отдать. Дракон внимательно выслушал историю и подытожил:

— Что же делать-то? Договор у нас. Драконы договоры не нарушают.

И добавил, подходя к дверце и ковыряясь в замке когтем:

— Видишь, даже я не могу открыть, тут не сила нужна.

И уже дракон рассказывал Колину. Как давным-давно пра…дед нынешнего короля заключил договор с драконами. Дракон утаскивал в свой замок принцессу, скорбящий папаша объявлял о том, что кто ее освободит, тому и дочка и полцарства в придачу. И слухи распускали о том, что можно принцессу выкупить, драконы, мол, так золото любят. Героические претенденты находились всегда. Да и короли не в накладе оставались, половину суммы себе забирали. Волшебный ключик, что открывает все двери, никому не удавалось заполучить, нельзя его ни купить, ни силой отнять. А вот Колин умудрился свой шанс потерять.

— Не жалеешь, что другим помогал, всякие ерундовые замки открывал? – спросил дракон.

— Жалею, — сознался Колин, — да что уж теперь…

А дракон подвинулся ближе и почти зашептал:

— А можно исправить это… кому-то отказать, вспомни, выбери кому… и будет у тебя принцесса в объятьях.

Колин съежился, зажмурился, замотал головой.

— Я так не могу…

— Да, нестандартный вариант. Первый раз такое встречаю. Сочувствую. Причем не тебе, а твоей невесте, — добавил хозяин замка, — С таким характером, да на должности короля?

И взглянув на поникшего Колина, проговорил, уже мягче:

— Иди, открывай дверь, спасатель! – и пояснил, видя недоумение парня, — ты сохранил все свои добрые дела, не отказался от них, и вернул волшебство. Смотри, ключик снова волшебный.

Колин мгновенно оказался у заветной дверцы. Тихо щелкнул замок, бесшумно открылась дверь, и в тронный зал ворвался вопль принцессы:

— Колин! Сколько можно тебя ждать?!

П.С. №1 Для интересующихся тем, куда девались дары приносящие. Там за открывшейся дверью находилась сокровищница драконов… А до принцессы надо было еще подниматься по ступенькам… а сокровища вот они… совсем рядом…

П.С.№2 И да, крышу починили.