Блиц министров №55. Голосование

Юный Март весело шлёпал по лужам, покрытым тоненьким, ажурным ледком, что исчезнет с первыми лучами солнца, и дирижировал хором котов – птицы ещё не проснулись. И пусть, что город ещё спит, и пусть, что сны на рассвете самые сладкие – он надеялся, что его друг, к которому он торопился на встречу, услышит этот хор и не заставит себя долго ждать.

Каждый год они встречались в старом парке на заветной скамеечке, но редко когда приходили одновременно. То одному, то другому приходилось сидеть и ждать.

Иногда его друг появлялся раньше, садился на заснеженную ещё скамейку и, следя взглядом за вальсирующими снежинками, сердито думал: «И где он? Уже давным-давно должен быть тут. Где это видано, чтобы на дворе было тридцать девятое февраля? Не слишком ли много чести самому, как говорят, короткому месяцу?»

А порой и сам Март оказывался на скамейке первым и, слушая почти соловьиное пение воробьёв под аккопанимент звонких ручьёв, думал не менее сердито: «Опять опаздывает! Вот и старайся приходить пораньше…»

…

— Уррра!

Торжествующий, громкий крик взрезал сонную тишину двора. На миг затих – и вновь:

— Уррра!

К этому победному гимну присоединился ещё один певец, правда, его песня была не торжествующей, скорее напоминала страдания, но страдал певец не менее громко.

Виктор Семёнович сел на кровати, зевнул, протёр глаза и обречённо подумал: «Коты… чтоб их…»

Крики продолжались, и к ним присоединился ещё один голос. Женский:

— А, ну, брысь отсюда! Ишь, раскричались!

«Маргарита…» — улыбнулся Виктор Семёнович, узнав голос соседки, досада на котов сразу прошла.

Виктор Семёнович к своим сорока годам был одинок — ни жены, ни детей. Нет, в его жизни были женщины, но ни одна из них не снискала расположение матери – то та не эта, то эта не та, и со временем он смирился со своим одиночеством. Создал себе свой мирок — тёплый, уютный, и уже сам боялся кого-то туда впустить.

И однажды этот мирок рухнул в один момент, когда мать, придя с работы, прилегла на диван и больше с него не встала. Крохотный кровяной сгусток оказался бомбой, разнёсшей его мирок на осколки.

Первые два месяца после смерти матери, он ощущал в себе странное смешение чувств – горечь утраты и сладость свободы. Постепенно второе брало верх, и как-то раз, придя домой и, окинув взглядом теперь уже шаткие и неуютные стены, он решил, что нужно что-то менять. И… обменял квартиру, переехав в другой район.

Переезд произошёл в середине декабря, и несколько дней ушло на то, чтобы создать в новой квартире относительный уют, и лишь после этого мужчина стал замечать что-то ещё, помимо дома и работы. И соседка оказалась первой, кого он заметил.

В тот вечер, он с работы зашёл в магазин и, подходя к дому, увидел у подъезда женщину – она кормила двух котов. Коты были довольно упитанные – один рыжий, другой чёрный с белым галстуком, оба тёрлись ей об ноги, и было видно, что котам ласка была куда нужнее, чем еда.

В следующую минуту Виктор Семёнович даже не понял, что произошло – неожиданно для самого себя, он подошёл к женщине и спросил:

— Это ваши коты?

Женщина выпрямилась, и он увидел, что она молода, хороша собой, лет тридцати или чуть больше, из-под капюшона пуховика выбивались русые завитки, а сам пуховик не скрывал, а скорее подчёркивал хрупкость своей хозяйки.

— Нет, — улыбнулась она, — общие.

— Ну, раз, общие, – продолжал не узнавать себя Виктор Семёнович, — то тогда и я угощу их, — в этот момент он возблагодарил судьбу, что в магазине сделал свой выбор в пользу сосисок, а не пельменей.

Оторвав одну сосиску, разломил её и отдал котам – те сразу принялись есть, тоже сделав свой выбор между сосиской и лаской. Ели они с таким аппетитом, что пришлось им разломить и ещё одну сосиску.

И с этого вечера, Виктор Семёнович, приходя домой, садился у окна, и как только слышал внизу заветное: «кис-кис», сразу же выходил к подъезду.

Их совместное кормление котов с каждым днём становилось всё более и более длительным. Постепенно он узнал, что соседка, живущая, как оказалось, под ним, также одинока. Правда, замужем была, но два года назад овдовела – муж попал в страшную аварию, а детей так и не успели родить.

…

Резкий вопль одного из котов, заставил его вздрогнуть и выпасть из воспоминаний. Виктор Семёнович подошёл к окну и открыл форточку. И в тот же миг в квартиру ворвалась струя весеннего, свежего воздуха – чуть тревожного, волнующего, насыщенного ароматами уже призрачного морозца и впитавшего в себя тепло солнца талого снега.

Он вдохнул эту струю полной грудью, и в его душе тотчас же родилось что-то пушистое, рыжее, тёплое. Это незнакомое прежде существо потянулось, распушило хвост, царапнуло ласково коготком по струнам души, и… Виктор Семёнович чуть было не присоединился к весеннему дуэту. Но вовремя закрыл ладонью рот и засмеялся.

Услышал, как внизу хлопнула подъездная дверь, и под окнами послышался так хорошо знакомый ему голос:

— Кис-кис… а ну-ка, идите сюда, вы сейчас всех перебудите.

Виктор Семёнович не служил в армии, но скорости, с которой он оделся, позавидовал бы сейчас любой солдат.

Не прошло и двух минут, как он уже стоял внизу рядом с соседкой.

— Вас они тоже разбудили? – улыбнувшись, спросила она.

— Маргарита! Рита… — начал Иван Семёнович, запнулся, а потом на одном дыхании выпалил скороговоркой, — вы мне давно нравитесь, я хотел бы пригласить вас сегодня прогуляться, а потом мы посидим в каком-нибудь уютном ресторанчике, вы согласны…

Соседка несколько секунд смотрела на него, потом тихо засмеялась и ответила:

— Я так рада, что вы решились, а то я уже сама хотела вас куда-нибудь пригласить…

Они стояли, улыбались, а об их ноги тёрлись умолкнувшие коты… брезжил рассвет, и птицы робко пробовали свои голоса.

…

А в это время в старом парке встретились два друга. В этот год они пришли почти одновременно. Они сидели на низенькой, деревянной скамеечке, улыбаясь друг другу – Март и Амур.

Да, март – это март! Время пробуждения природы, птиц и зверей, людей больших и маленьких и психических отклонений. Короче, самый весёлый месяц в году. Время масок, неопределённости, изменчивости и сплошных праздников. Тут и Новый год, у кого-то до сих пор китайский, а у кого-то просто ёлка на столе стоит; и двадцать третье – это вообще у всех, у одних потому, что служили, у других потому, что не служили, у третьих поминки по великому, а четвёртые радуются и соболезнуют всем сразу и отмечают его между восьмым и двадцать третьим – чтобы сразу и нашим, и вашим. И да, конечно же восьмое – это совсем праздник, с настоящим выходным днём! Вот уж когда все отрываются!.. или отсыпаются. А ещё кошкин день, который в самом начале марта, и день писателя – как же без него? А ещё масленица! С блинами, гуляньем на всю неделю, чучелами и ряженными. Жаль, что не выходной, вроде как и ненастоящий праздник, хотя душа чует его задолго до наступления. Зато потом – сразу день ди-джея! Только проспался и давай заново наяривать, можно вплоть до дня тайского слона, который приходится на тринадцатое, а потом «упс» — и всем день «Пи…». В смысле, числа такого. А назавтра снова спать – ибо день сна. День, когда все начинают поститься, можно пропустить и перейти сразу к его окончанию, а вместо него отметить день парижской коммуны, который, для особо наотмечавшихся, плавно перетекает в день обслуживания клиентов, а для тех, кого не успеют обслужить в этот день, на следующий день придёт час Земли. Ну а для благополучно отметивших все эти праздники наступит тихий и спокойный день театра, когда опять можно будет немного вздремнуть или, отрешившись от мирского, просто подумать о бренном, посожалеть об ушедшем, поругать молодёжь и вспомнить цвет неба в таком же марте двадцать лет назад… Ну и на всякий случай пересохраниться в день копирования. И чем же заканчивается самый весёлый месяц в году? Разумеется, днём смеха, когда можно посмеяться над собой, своими надеждами, промашками, мечтами, упущенным или сбывшимся, но уже не нужным. Или днём дураков, кому как, ибо надувают с этими праздниками просто по-страшному! Каждый день в марте — сразу по несколько праздников, но все эти праздничные дни – рабочие! А отмечать-то когда? Идём, получается, против всего мира? У всех праздник, а мы работаем? И остаётся у нас практически единственный, но самый главный праздник марта, – день зарплаты.

Безликий март, ребёнок с неустойчивой психикой, родившийся у изможденной зимы и недоразвитой весны…

Набухшее небо готово разразиться то ли мокрым снегом, то ли ледяным дождем. Тротуары украшают грязные разводы оттаявшего снега. Под ногами хрустят подмерзшие за ночь лужи. Можно легко поскользнуться, вляпавшись носом в первые подснежники – выглянувшие из сугробов следы собачьей жизнедеятельности. Да еще и покалечиться при этом.

А нам сейчас предпочтительнее расстаться с почкой, чем травмировать руки или ноги. Ведь через несколько дней состоится наше первое выступление на сцене.

Вот уже две недели мы беспрерывно долбим осточертевший танец. Очень, очень коварный танец! Когда его танцует наш хореограф Лена, то глаз не отвести. Зато в нашем исполнении он превращается в неуклюжие конвульсии и притопывания. Мы изо всех сил стараемся перебороть природу, наградившую одну из нас неподъёмным задом, другую – отсутствием координации, третью – сутулостью, но танец поддаваться не желает.

Он преданно, как домашний пёс, льнёт только к Лене, а мы для него — взвод топорных теток солидного возраста, охваченных маниакальным желанием до наступления альцгеймера во что бы то ни стало научиться танцевать.

Не имея представления об азах хореографии, эти без пяти минут бабули в тупую штурмуют элементы, требующие гибкости и изящества! Нет уж, танец им без боя не сдастся! Пусть хоть круглосуточно корячат свои неподатливые туловища.

В нашей группе семь женщин. Каждой из нас можно присвоить название одной из нот. При техничном и слаженном исполнении дивная хореография нашей Лены зазвучала бы гимном весне. А сейчас наши потуги можно сравнить лишь с сумбурной молотьбой по клавишам вконец расстроенного пианино.

Мы люди адекватные, и прекрасно осознаём, как эта какофония выглядит со стороны. Потому о выступлениях даже не помышляем. В наших планах — регулярное и методичное повышение мастерства на ежедневных занятиях. А уж потом… потом мы будем брать на абордаж концертные залы и купаться в лучах славы. Если успеем.

Но все наши карты спутала темпераментная Лена. А карты – это её стихия, потому что в крови её бушует неуёмная цыганская кровь.

Буйные гены подтолкнули нашего хореографа к авантюре — чтобы сделать школе рекламу, она задействовала знакомых и записала нашу дислексичную группу в программу солидного концерта. И на очередном занятии мы были огорошены известием, что наше первое выступление состоится в середине марта. Ровно через пятнадцать дней.

Услышав от неё шокирующую информацию, мы покрылись холодным потом и проорали нечто нестройно-протестное.

Лена задавила сопротивление на корню, доверительно поведав, что иметь всего семь учениц ей крайне невыгодно – получается, что почти все её заработки уходят на аренду зала. А у неё, между прочим, двое детей, и их будущее сейчас зависит от нас. Если мы оттанцуем на достойном уровне, значит, привлечём новых учеников, и это обеспечит школе раскрутку, а её детям – кусок хлеба.

Завершив речь апелляцией к нашей совести, она сложила на груди руки и застыла в патетической позе.

Разумеется, семь сентиментальных переростков всплакнули, кинулись ей на шею и поклялись довести номер до совершенства.

И началась страда… Мы часами репетировали на занятиях. Тренировались в коридорах. Отстукивали ритм в общественном транспорте. Дрыгались, стоя на остановках, топали на эскалаторе метро. Пассажиры бросали испуганные взгляды на колошматящих ногами солидных дам, но кого волновала их реакция?

У нас была цель – спасти школу и Лену, и мы продирались сквозь тернии, не реагируя на синяки и ссадины.

Наша обсессия в полной мере отразилась и на работе. Как-то раз я занесла начальнику документы и, заметив его изумлённый взгляд, поймала себя на том, что самозабвенно отбиваю бойкую дробь прямо перед его столом.

Учительница Света устраивала представления на уроках. Бдительные родители уведомили директора, что педагог математики положила условия задач на музыку и напевает их на занятиях, поколачивая в такт каблуками.

Врач Лина выделывала па под столом во время заполнения больничных карт. В результате её и без того корявые записи стали похожи на обезумевшую синусоиду.

Из всех нас на рабочем месте не практиковалась только таксист Лида. У неё уже был печальный опыт – на один из акцентов в музыке она страстно двинула по газам и чуть не влипла в аварию. С того дня, находясь за рулём, она строго контролировала свои импульсы.

Сложная профессия воспитала в Лиде решительность и авторитарность. Достигнув сорока шести лет, она решила выйти замуж.

А когда Лида чего-то хотела, она не тратила время на раздумья. Сразу приступала к реализации.

В один прекрасный день она объявила понравившемуся ей холостяку, что отныне он её жених. Тот, сообразив, что сопротивление бесполезно, безропотно к ней переехал.

Невозможность репетировать на работе Лида компенсировала упорными тренировками дома. Теперь у неё имелся свой зритель, и она постоянно интересовалась его мнением.

Жених поначалу хвалил Лиду, но через какое-то время затянувшийся танцевальный марафон его изрядно утомил.

Отклонение невесты явно перерастало в хронику, и, отчаявшись дождаться, когда она придет в статичное состояние, жених не выдержал и сбежал.

И случилось это прямо накануне выступления.

Понятно, что в день концерта настроение у Лиды было отвратительным.

А когда у Лиды было плохое настроение, она предпринимала всё возможное, чтобы у остальных оно стало таким же.

По просьбе Лены, Лида принесла на диске музыку для нашего номера. Видимо, исходившие от неё флюиды повредили магнитное покрытие, потому что протестировавший диск звукорежиссёр сообщил нам, что музыка не воспроизводится.

Порывистая Лена атаковала звукорежиссёра, безосновательно обвинив его в неумении обращаться с аппаратурой.

Тот запустил диск со своего ноутбука, но и с него музыка не читалась. Лена призвала на его голову громы и молнии и отобрала злосчастный носитель.

Мы по очереди пытались реанимировать диск на имевшихся при себе гаджетах, но он отвечал невнятными всхлипываниями. Обиженный Леной звукорежиссёр издавал примерно такие же звуки.

А до начала концерта, между прочим, оставались какие-то полтора часа. И все билеты были проданы.

Когда остался всего час, мы бросили диск и стали откачивать хватавшуюся за сердце Лену. Но тут одна из девочек неожиданно нашла музыку у себя на флешке.

Мы облегчённо выдохнули, однако вектор на казусы в тот день был задан бесповоротно.

Пока Лена пыталась замириться со звукорежиссёром, время для прогона было упущено. Мы толпились у кулис растерянной отарой, гадая, как распределиться по незнакомой сцене.

И вот, час пробил. Объявили наш номер, и мы толпой вывалились под свет софитов.

Не наметив заранее точки, наш коллектив стихийно разметался по сцене и пустился в нескоординированный перепляс, отчётливо напоминавший отжиг подвыпивших дам на дискотеке в турецком олинклюзиве.

От окончательного краха наш номер спасла Лида. В хореографии был момент, когда мы поворачивались к залу спиной и кокетливо подергивали вверх широченные юбки. Лида вложила в это движение весь протест своей оскорбленной души и не рассчитала силы – её юбка взвилась так, что глазам зрителей предстала аппетитная филейная часть в черных стрингах.

Заведённая неожиданным элементом стриптиза, публика взревела. Поощрительные возгласы вселили в нас воодушевление, и вторую часть композиции мы оттанцевали на таком подъёме, что нас вызывали на бис.

Обессиленные, но сияющие, мы отвесили поклон и уползли со сцены.

За кулисами к нам подбежала радостная Лена.

— Девчонки! Вы сделали невозможное! Лида! Ты секс-бомба! Я внесу эту фичу в хореографию! Но в следующий раз надень нижнюю юбку. Да, и ещё… Уже несколько человек спросили название школы. Они придут к нам заниматься. Слышите, девочки! Какой счастливый день! Какая чудесная весна!

Ну, вот и всё… Школе жить… Нет, не так. Школе жить!!! Жить долго и счастливо. Ей суждено пережить и этот депрессивный март, и множество следующих.

Даже в самый муторный месяц можно одержать большую победу. Над собой и над обстоятельствами. Нужно только желание. И тогда праздник состоится при любой погоде.

Лёд начал таять ещё в конце февраля. И как раз к восьмому марта сухой серый асфальт доминировал в борьбе с грязными снеговыми грудами, уменьшающимися день ото дня без чьего либо вмешательства.

И вот, когда начала появляться первая зелень, Иннокентий отправился в цветочный магазин, расположившийся за его домом. Букет для любимой, конечно же, захотел он купить.

Глаза Иннокентия избирательно и тщательно рассматривали всё подряд: от лаконичненько-белоснежненьких орхидей до страстно-красных пионов. На устах просверкала улыбка. Да. Однозначно. Конечно же. Именно так. Хотя. Лучше понюхать. Так? Нет. Не то. Эх…

В голове прошло больше часа, пока он выбирал подходящий по запаху цветок невиданной красоты, словно привередливый парфюмер, желающий заполучить один единственный в своём роде спектр ассоциаций при изучении всех возможных запахов. Однако со стороны прошло не больше двух минут. Окружающим казалось, что Иннокентий летал мимо витрин, на которых красовались зелёные стебельки с яркими и разнообразно-цветастыми головками, что подобно Эросу он вынюхивал с жадностью каждый цветок до предела, лишая бедных и несчастных созданий былого их целомудрия.

И, раскрутившись наконец до максимальной скорости вращения вокруг своей оси, Иннокентий рухнул вниз, зацепив одну из витрин своими пальцами, из-за чего та покачнулась и скинула во след нашему герою китайскую вазу фарфоровую.

В ушах послышался лёгкий звон маленьких колокольчиков. Всё вокруг замерло. Ваза так и осталась висеть в воздухе в двух сантиметрах от головы везучего паренька. Посетители тоже замерли в удивлённом положении с раскрытыми ртами.

Иннокентий аккуратно вынырнул из своего неловкого положения и почесал задумчиво затылок.

— Я знаю, что ты ищешь, странник. И я могу тебе дать это, но с одним условием, — заговорил невидимый голос.

— Эм…

Иннокентий замялся. В его мыслях залетали вопросы. Неужели, это сон? Или просто глюки? Интересно, а может ли перенюхивание цветов вызвать галлюцинации?

— Ну? Ты хочешь найти невиданный никем цветок?

— Невиданный? — переспросил Иннокентий. — Но ведь, если я его найду, то смогу увидеть его?

— И не только увидеть.

— Отлично. Только вот. Как же его можно увидеть, если он невиданный?

— Эм…

Голос замялся. Раньше ему никогда не задавали подобных вопросов.

— Да. Не спорю. Мне нужен цветок. Но существующий. Как иначе моя любовь потрогает его, поставит в вазу или просто отличит его аромат?

— Но у него же есть запах.

— Тоже невиданный? Или неощутимый? Простите, мистер Голос, но, если вам больше нечего предложить, тогда возобновите ход времени. У меня нет времени на ваши фокусы.

— Ну, как хочешь. Учти сразу, что ты многое теряешь…

— Соглашусь. Времени с тобой я потерял достаточно.

— Гм…

Послышался лёгкий хлопок в ладоши. Время возобновило свой ход. Ваза тут же стремительно продолжила полёт, но Иннокентий ловко поймал её, поставил обратно на витрину.

Это всё хорошо. Но какие же цветы выбрать? Хмм. Наверное, ассорти — лучший выбор.

Взяв букет с пионами и тюльпанами, Иннокентий вылетел из магазина на крыльях любви. Лёгкий весенний наряд обдувался морозным ветерком, на что наш герой не обращал внимания, ибо, будучи окрылённым, парил и парил с улыбкой на устах по заснеженному асфальту.

Иннокентий представлял себе реакцию своей любимой. Воображал её радость, удовольствие, благодарность. Но все его мысли просто покинули сознание, когда, подойдя к месту встречи, заметил немного издали её… не одну.

На фоне зеленеющей и постепенно цветущей аллеи, Иннокентию предстала она… с неизвестным ему парнем. Они улыбались вдвоём также искренне, как раньше такое случалось с Иннокентием, стоящим сейчас в холодной и морозной стороне, покрытой льдом, где даже цветы в букетике загрустили.

— У меня есть для тебя подарочек, — сказал некто рядом с ней тем самым голосом, который говорил с Иннокентием в магазине. Это обстоятельство очень шокировало и удивляло.

— Подарочек? — спросила девушка, и глазки её засияли ярче всех звёздных светил.

— Да. Смотри.

Некто сжал ладони в кулачок и медленно-медленно раскрыл их, показывая ничего.

— Видишь? Это невиданный цветок. Его не существует в природе. Он такой один во всём мире. И он — твой.

После такого подарка Иннокентий раскрыл шокировано рот, поражаясь реакции любимой, которая прыгнула на шею некому неизвестному с радостными восклицаниями.

— Иннокентий! Это лучший подарок!

Влюблённый посмотрел на неизвестного парня внимательней и в этот момент увидел своё отражение, где двойник усмехался над ним, сжимая в руке несуществующий цветок.

— Бред! Шарлатан! Ты ответишь за свои фокусы!

С криками и стенаниями Иннокентий бросился на свою поддельную копию, но врезался лбом в невидимое стекло, покрывающееся неспешно инеем. Он рыдал в то время, как другой Иннокентий веселился с любимой в лучах весёлого мартовского солнышка, среди цветущих зелёных растений.

***

Бзы-бзы-бзы — зазвонил будильник в шесть утра, поднимая с кровати Иннокентия и пробуждая его от ночного кошмара.

— Да уж. Ну, и присниться же такое, — пробормотал он, зевая.

А тем временем на календарном листе красовалась красная восьмёрка.

Журчали ручьи. Таял лёд. На пороге стояла весна. Цвела любовь. Цвела жизнь. И также расцветал этот весёлый месяц март.

Мартик лежал на крыше и нежился в теплых лучах солнца. Тут за трубой, укрывавшей от пронизывающего ветра, было так хорошо. Воробьи орали в кустах сирени как оглашенные, то ли ругались, то ли чему-то радовались – не поймешь их, чирикают и чирикают. Солнце играло в синем небе, рассыпало золотые зайчики по крыше, зажигало искры в глазах и даже что-то такое непонятное проснулось внутри Мартика и просилось наружу. Да так сильно, что рот открылся сам собой и над крышей разнеслось:

– Мрряяууууууууууу!!! – от неожиданности Мартик сел и ошеломленно прислушался к себе.

– Ты чего вопишь? – рядом мгновенно образовался дядя Вася. Странно, но старенький, умудренный опытом кот всегда оказывался поблизости.

– Не знаю, — честно признался котенок, – что-то как-то непонятно…

– А как непонятно? Грустно или радостно? – допытывался дядя Вася.

– Радостно, очень даже радостно, – Мартик зажмурился от удовольствия, – так хочется чего-то такого… только не знаю чего…

– А я знаю! Это весна! А хочется любви! – продолжал просвещать юного представителя хвостато-полосатых старший товарищ. – Время такое пришло, все ищут любовь.

– А что такое любовь? – спросил котенок, – и где ее искать?

Дядя Вася задумался, а потом ответил:

– Да так сразу и не скажешь… Вот то непонятное в тебе и есть частичка ее, а вторая у кого-то другого… Когда встретитесь, то вместе будет настоящая любовь…

– А как узнать? – продолжал допытываться мелкий.

– Не переживай, мимо не пройдешь, – ответил кот и с удивлением посмотрел на Мартика, котенок уже слезал с крыши, – Ты куда?

– Так любовь искать! – прокричал снизу Мартик.

***

На следующий день, когда дядя Вася забрался на крышу, то увидел занимательную картину. Мартик изо всех сил вылизывал свою шубку и, судя по всему, занимался этим уже давно.

– Привет, Мартик! – окликнул котенка сосед, – у тебя сегодня день чистоты?

– Ага, – хмуро откликнулся тот, – смотри, мне кажется или правда дырку протер?

Дядя Вася внимательно осмотрел шкурку, обнюхал и, чуть поморщившись, подтвердил:

– Что-то такое просматривается, — и добавил – а ты чем это пахнешь?

– Эх, дядя Вася! Да я любовь искал, помнишь, вчера говорили?

– Нашел?

– Ага, нашел. Мимо не прошел… Ты же сам говорил это, да?

Старый кот подтвердил, кивнув, а потом осторожно поинтересовался, – Так кого же ты нашел? Хм, такого ароматного…

– Ну, мне первые на пути воробьи встретились, – начал рассказывать Мартик, – их же много, я и решил, что кто-то да найдется… Сел под кустиком, пригласил поговорить, пообщаться более тесно… А они! – тут голос котенка совсем стал жалобным, – они всей стаей как налетели, как разорались, как накидали мне подарков своих… Мол, разбойник, обманщик и видели они таких… Вот никак отмыться не могу, язык стер, шуба лысая стала…

– Ох, Мартик, – стал утешать котенка дядя Вася, – ну кто же с этой шантропой связывается? Они только орать и умеют, а еще и стая… Ну ничего, зато ты такой теперь чистый, блестишь как солнышко. Будет тебе еще любовь, не торопись…

***

Дядя Вася лежал на крыше и нежился в теплых лучах солнца. Тут за трубой, укрывавшей от пронизывающего ветра, было так хорошо. Кот уже было и задремал, разомлев в тепле, и вдруг… Из-за трубы выпрыгнуло нечто круглое, взъерошенное, когтистое, глазастое и завывающее непонятно на каком языке, но точно ругательное. Кот от неожиданности проехал по крыше до самого стока и чуть было не упал. Хорошо зацепился за металлическую скобу и уже тогда смог разглядеть эту так напугавшую его неожиданность. В надувшемся меховом шарике был опознал Мартик. Тот старательно изображал боевую стойку рассерженного взрослого кота.

– Ты это чего творишь, а? – строго вопросил дядя Вася, – а если бы я упал?

– Ага! Испугался! – уже гораздо тише провопил Мартик, а потом и совсем перешел на нормальный тон, – вот и я сегодня утром так испугался… А еще и по уху получил… Вон смотри, царапина какая… Это еще хорошо, что я бегаю быстро, а то бы и уха не было или еще чего… Дядя Барсик так ругался…

– А ты чего к нему полез, мелочь? – удивился кот, – ты чего у него забыл?

И вдруг охнув, проговорил:

– Опять любовь искал?

– Так утро-то какое! Солнце! – подтвердил котенок, – Ну и скучно… а он тут пришел, сидел на люке, тоже грелся на солнышке, и я решил поделиться с ним тем, что внутри меня щекочет и заставляет жмуриться… А он как услышал, как начал шипеть, из глаз искры пускать, как шерсть дыбом поднял, и лапой меня…

– Ой, Мартик, ну кто же с взрослыми котами связывается? Это точно не твоя любовь… Да и Барсику не надо. Он Мурку любит, давно уже.

– Ту из подвала, с черным пятном на правом ухе? – удивился Мартик, – Так она же некрасивая и вредная… никогда не поделится…

– Это для тебя некрасивая, и то не вредность, а жизненный опыт, – печально ответил старенький кот, – не очень-то ей хорошо живется… И вообще, тебе тоже даму надо искать…

– Даму… – протянул заинтересованно котенок, – ага, понял!

***

Мартик пропал. Его не было на крыше, не было в подвале, нигде не было. Дядя Вася очень беспокоился. Кот помнил, как наткнулся в подвале на крохотный мохнатый комочек, тот уже и не пищал. Куда пропала котенкина мать никому не известно. Чем уж ему приглянулся этот сирота дядя Вася и сам не знал, но мимо не прошел. Лег рядом, отогрел, а потом и кормил, и учил, как мог. Осень и зиму они пережили, а к весне Мартик, как он сам думал, стал вполне взрослым и самостоятельным котом, но дядя Вася все еще присматривал за ним. Мало ли что… Старый кот уже ругал себя за длинный язык, зачем рассказал котенку про любовь, маленький он еще и глупый… И вот теперь исчез…

– Чего старый, своего рыжего шалопая ищешь? – подал голос Барсик. Он вальяжно развалился на своем любимом месте – люке канализации.

– А ты знаешь, где он? – дядя Вася бросился к соседу, – Барсик, ты знаешь, что с ним? Видел его?

– Да чего ты так волнуешься? – неторопливо продолжил Барсик, – это недоразумение нигде не пропадет…

– Да как же не пропадет, маленький он еще, не знает многого. Ты сосед не серчай на него, он просто хотел поделиться…

– Ага, я в курсе, чем он хотел поделиться, – проворчал кот, – то и спасло нахаленка, что мелкий еще…

Барсик помолчал, наблюдая за волнением дяди Васи, а потом все же сказал:

– А ты знаешь, что Дамка, ну та, что в соседнем дворе живет, сегодня в ночь кутят принесла? Догадываешься, где твой обретается?

Старый кот окаменел от ужаса и некоторое время не мог даже ничего произнести. А Барсик продолжил:

– Твой-то, не будь промах, сейчас в будке сидит. Он туда подкатил, когда Дамка еще не в себе была, что-то там ей пел, да и свалился с козырька прямо в щенячью кучку… Вот везет же некоторым!

Видя, что слушающий его кот сейчас от страха умрет, Барсик быстро закончил:

– Он там облизанный, обласканный вместе с дамкиными детьми предается радостям жизни…

– Каким радостям? – еле прошептал дядя Вася.

– Да он там молока насосался от пуза и спит, а ты тут волнуешься, переживаешь… Вот кого вырастил!

Мартик проснулся от того, что его схватили за шкирку и пытались куда-то тянуть. Котенок спросонья никак не мог понять: кто, куда, зачем? И только вытащенный из собачьей будки на свежий весенний воздух, окончательно пришел в себя и узнал дядю Васю.

– Ты чего, дядь Вась? – спросил котенок, – там так хорошо, тепло, кормят и заботятся…

– Сейчас Дамка придет, давай быстрее отсюда уходить, – прошипел старый кот, подталкивая мелкого, – давай, лезь выше.

– Ничего не понимаю, – ворчал Мартик, – сам говорил любовь, тепло, дамы… А сейчас меня от всего этого тащишь на крышу, где не очень тепло, нет ни любви, ни дам…

– Лезь, – продолжал шипеть дядя Вася, – где любовь нашел! Кому сказать – засмеют! Позор на мои седые усы! И вообще детей объедать не хорошо!

– Да, там и тебе бы хватило, объел я их как же, – продолжал препираться Мартик, – а Дамка добрая…

– Все! Довел ты меня до крайности! Как дам лапой! – дядя Вася был рассержен, – никаких походов, никаких любовей! Она сама тебя найдет, ты просто жди!

***

Мартик и дядя Вася лежали на крыше и нежились в теплых лучах солнца. Воробьи продолжали орать в кустах, но котам было лень даже смотреть на них. Про любовь было забыто. Но кушать-то хочется всегда. В последние дни бабулька, что их подкармливала, почему-то не появлялась, и приходилось трудиться. Проверив пустые плошки под лоджией у знакомого подъезда, парочка собралась уже отправиться в подвал, как вдруг из открытой двери выпорхнула девушка. И в руках у нее был пакет, который умопомрачительно пах едой. Вкусной едой. Заметив котов, девушка потрясла пакетом и позвала:

– Кис-кис! Кис-кис! Идите я вам вкусняшку принесла. Ну, чего там застыли? Кис-кис!

Девушка выложила еду из пакета, немножко отошла и вновь стала зазывать котов.

– Не бойтесь, я теперь вас кормить буду. Бабушка приболела, я ей помогаю, а она о вас беспокоится. Как говорит там мои хвостатые? Кис-кис!

– Как ты думаешь, дядя Вася, эта вот дама для любви подходит? – спросил Мартик, облизываясь.

Ночью выпал снег, завалил дома в Берестянке по самую макушку. Даром что март заканчивается, на дорогах подтаяло и на реках вот-вот начнется ледоход. Однако здесь, в деревушке на реке Мста, все еще царит настоящая зима. Словно и не сжигали соломенное чучело Марены, не провожали надменную королеву к себе в чертог, где она будет ждать начала следующей зимы.

-Бабушка, а кто такая Марена?

— Снежная Королева, Владычица Нави, подземного царства, где царит вечная зима и куда души людские после смерти идут.

-А где это подземное царство?

-Не один вход в царство Нави, Кирюша. Попадают туда из разных мест.

Баба Тася ведунья и травница. В ее голове хранится много сказок и былин. А уж какая она рассказчица! Смотрит Кирилл в выцветшие глаза бабушки и верит, что она была свидетельницей всех событий, о которых говорит.

-А какой самый ближний?

Баба Тася загадочно усмехается и собирается с мыслями, прежде чем ответить.

-Далеко, Кирюша, ходить не надо. Одно из них прямо за лесом на реке Мста, которую у нас прозывают Пучай-рекой за ее бурные воды. Через Пучай-реку мост перекинут, по нему души мертвые в царство Морены идут. Там за рекой подземное царство и есть.

Кирюшка верит и не верит: здесь все не так, как у них в городе. В городе давно пришла весна, птицы поют и ручьи вовсю бегут, верба сбросила чешуйки с почек, выпустила пушистые сережки-“котики”. А в Берестянке тихо, вокруг леса и бескрайние белые поля, из которых торчат черные крыши домов. Из труб там и сям тянется дым: хозяева печку топят. И только по дымку и понятно, что в этой покрытой снегом тишине есть люди.

Снег белый и пушистый. Так и хочется попробовать его на вкус. Кирилл, как приехал к бабе на каникулы, так и принялся снег есть горстями. И вкуснее ему казалось, чем городское, с кусочками шоколада, мороженое. И Дашуня, сестренка, ему есть помогала, она, как собачонка, за старшим братом ходит и его копирует. Кирилл снеговика лепить – и Даша с ним. Кирилл коз и кур в сарай кормить – и Даша кусочек хлеба козе Машке сует. Брат в снегу валяется – и Даша в снег бух! Кирилл снег горстями ест – и Даша за ним тянется.

Оттого и разболелась сестренка. Наелась вволю сладкого снега, обсосала задубевшие от мороза ледяные варежки – и слегла.

И какая же Даша горячая, прямо как печка у бабы Таси! Так и пышет пламенем ее румяное личико и дыхание жаркое, как огонь в горниле. Баба Тася приподняла Дашу в постели, поит отваром трав и чего-то шепчет.

-Баба!

-Что, сынок?

Кирилл медлит. Ему становится страшно.

-Ба, а Даша тоже к Марене уйдет?

-Типун тебе на язык! – Бабушка что-то бормочет и аккуратно опускает Дашу на подушку. Даша дышит хрипло и глаз не открывает – спит, наверное. Баба Тася поворачивается к Кириллу и говорит. Ее глаза загадочно блестят.

-Не уйдет, коли ты не пустишь. Одолеешь в бою трехглавого Змея, что Калинов мост стережет. Вызволишь сестренку из цепких рук Марены.

-Расскажи, бабуля, про Змея!

Кирюшка радуется. Он страсть как любит сказки бабы Таси. Да и не сказки они вовсе, а быль. Мальчик верит, что так и было в древности – трехголовые крылатые змеи шли на землю русскую в полон народ брать. А богатыри землю защищали и бились с ними не на жизнь, а на смерть. Побеждали змеев и назад к Марене отправляли.

Баба Тася рассказывает про Еруслана Лазаревича, Никиту Кожемяку и других славных воинов, память о которых сохранилась в сказках. Кирюшка слушает, разинув рот.

Улучив момент, он бежит в сарай. Там, среди дров, газет и разных инструментов находит он три ножа заветных, что помогут ему со Змеем справиться – два старых, покрытых ржавчиной, и один поновее – перочинный. По ножу на каждую голову Змея.

И только бабушка на кухню — обед готовить, Кирилл бегом на улицу. От домов через лес к реке ведет широкая дорога, иди все время прямо – не заблудишься.

Лес затаился, смотрит испытующе, гадает, что здесь нужно мальчишке, бегущему к Пучай-реке. А Кирилл торопится, увязает в глубоком снегу, морщится от боли. Снег покрыт сверху твердой коркой и ранит ноги. Сапожки у Кирилла городские, короткие, не для таких суровых зим, как в Берестянке. Однако мальчишка спешит, знает, если не успеет, то перейдет сестренка Даша через висячий мост над Пучай-рекой. А перейдет – не вернется в Берестянку, навсегда останется у Марены в далекой темной Нави.

Сильным ветром встретила его река. Сверху, с высокого берега, Кириллу видно, как через пороги-перекаты бежит- скачет Пучай-река, блестит черной водой, щерится пенистыми волнами. Дрожит под порывами ветра хрупкий висячий мостик, ходит взад-вперед. И кажется мальчишке, что вместе с мостом ходит взад- вперед фигурка девчонки, вот-вот упадет в бурные воды реки.

А наверху в низком пасмурном небе парит черная точка – это Змей летает, осматривает свои владения. Увидал девчонку – и камнем на землю упал. Страшно Кирюшке, убежать бы ему домой под прикрытие бабушки, спрятаться на печке и зарыться с головой в теплое пальто. Только жалко ему Дашутку было. -Не тронь Дашу, зеленая жаба! – закричал.

Услыхал его Змей, повернул к мальчишке сразу три свои головы. Зашипели головы, побурели от злости. Взмахнул Змей чешуйчатым хвостом, расправил кожистые крылья и взлетел на берег. Выставил вперед Кирилл ножи, один в правой руке, другой в левой. Эх, неудачно человек скроен для битвы с Трехголовым! Не хватает Кирюше третьей руки – ударить бы враз по трем головам, отправить Зеленого к Марене.

Взмахнул ножом Кирилл – и отсек правую голову. Снова взмахнул ножом – и левой головы не стало. Завизжал от боли змей, взмахнул крыльями да неудачно. Оступился Одноголовый и полетел вниз по уступам в реку. А Кирилл схватил сестренку за руку да домой через лес побежал.

-Кирилл! Просыпайся. Пошли обедать. А ножи из сарая зачем в дом принес?

Смотрит Кирилл вокруг и ничего понять не может.

Эх, соня, соня! Пропустил горе-вояка битву со Змеем!

-Бабушка, а как Даша?

-Лучше стало Дашеньке. Пришла в себя, выздоравливает. Да ты сам зайди посмотри.

Увидела Даша Кирилла, засмеялась, в ладоши захлопала.

Рад за Дашу Кирилл, только обидно ему, что не он ее спаситель. Взял мешочек с ножами Кирюша, пошел в сарай отнести. Вот один нож –столовый, вот другой – столовый, а третий нож – перочинный. Только не одни ножи лежат в мешочке. Сочится мешочек влагой, черной влагой, густой. Заглянул Кирилл внутрь, а там два черных змеиных языка лежат.

Март, март в Берестянку пришел! Конец зиме, конец владычеству Марены! Бегут, бегут по дорогам вдоль домов ручьи, несут жизнь, радость, веселье! 

Весенний Холодок летел-струился по мостовой вдоль бордюра. Это было весело. На уже просохшем асфальте валялись конфетные фантики, смятые сигаретные пачки, какие-то бумажки, салфетки и даже прошлогодние листья, невесть как сюда попавшие, и шуршали ломкой коричневой кромкой при малейшем движении воздуха. Холодку было весело все это задевать, заставлять двигаться, шебуршать и завихряться вместе с мелкими турбулентностями от колес мчащихся мимо автомобилей.

Весенняя улица была еще мокрой и грязноватой. В тени домов лежали низкие гряды серой массы, когда-то называвшейся снегом. На сухих местах от малейшего шевеления воздуха поднималась пыльная взвесь. Это было не очень приятно, честно говоря, но Весеннему Холодку все-таки больше хотелось поноситься по улице, чем залетать в форточки и приоткрытые балконные двери и шевелить пыльные шторы. На улице было такое яркое, умытое, свежее солнце, что серые, еще не проснувшиеся дома будто щурились поблескивающими окнами, и не смотря на свою непрезентабельность, угрюмыми не выглядели. Деревья стояли голыми, но как будто прислушивались к чему-то. Машины казались особенно грязными, а их выхлопы в этом весенне-солнечном великолепии были совершенно неуместны. А люди… Людям Холодок больше всего удивлялся: они шли в тяжелых ботинках, куртках, шапках, штанах. Словно совершенно не видели этого ясного, свежего, острого солнечного великолепия у себя над головой и вокруг.

Весенний холодок взвился к фонарному столбу и задергал полуотклеевшееся объявление: «Продам лыжи и валенки», с бородой отрывных телефонов. «Какой безумец написал? Или это такая пост-зимняя шутка?» Холодок задумался, но потом увидел в шаге от столба девушку с букетом в руках. Букет был удивительный – ветка черемухи с едва распустившимися листочками, пара веточек вербы и багульника, несколько пролесков и один мохнатый подснежник, с большой голубоватой колокольчиком-головой.

Девушка стояла босая, в светлом, с серыми и коричневыми рябинками, чуть балахонистом платье без рукавов. Золотисто-русые распущенные волосы горели на солнце.

— Веснянка! Привет! Ты откуда здесь? – Холодок закружился вокруг нее. Девушка рассмеялась:

— Из лесу вестимо. Там сейчас ручьи, зайцы скачут, птицы поют!..

— А здесь чего? — Холодок дунул ей в лицо, и легкие пряди челки откинуло назад.

— А здесь у меня первый дождь. Пора уже, а то видишь сколько зимней пыли?

— Да ты что, какой дождь? Небо ясное, сама посмотри. – Холодок перебирал лепестки пролесков, заглянул в чашечку подснежника, попытался раздуть лепестки. Веснянка прикрыла подснежник рукой:

— Ну перестань. Дождь будет ночью. А я пока просто… гуляю…

— Ты ждешь его! – догадался Холодок и щеки Веснянки вспыхнули.

— И ничего не жду… просто смотрю… тут… что да как….

Холодок рассмеялся и взвихрил подол платья

— Хол! – прикрикнула девушка, — перестань! Ну, что мне, маме на тебя жаловаться?..

Вообще-то Веснянка была Весенней Оттепелью — дочерью Весны. Но Холодку нравилось имя, которое дал тот, кого Веснянка сейчас ждала – Холодный Ночной Дождь.

Этот Дождь ходил по улицам городов поздней осенью, часто уже по снегу. Ночь, холодно, промозгло, темно и горят фонари. На улицах никого, даже бродячие собаки попрятались. И только редкие-редкие машины неуверенно прошумят по улице, торопясь домой, в тепло — люди спешат в уют, к кружке чая и телевизору. А Дождь все шагает-идет по улицам, весь в черном, элегантен и прост. И только свет фонарей отражается в глянце черной ряби луж и мокрого асфальта. Этот дождь мудр и неприкаян, но ему не нужно тепла – он привык быть один. Он и так очень многое знает, зачем ему еще кто-то рядом?

Этот тип Холодку не очень нравился. Во-первых, Дождь был из другого времени года, а во-вторых, они были так не похожи с Веснянкой. Мрачный, почти угрюмый тип, и она, сотканная из солнца, свежести и обещания тепла. Холодок уже бросил уговаривать девушку больше не связываться с такими темными личностями – она его все равно не слушала.

Примиряло только то, что Веснянка с Дождём было хорошо. Кажется, она была в него влюблена.

Веснянка и Холодок до вечера бродили по городу, заглядывая во все скверы и парки. Разговаривали там с деревьями и кустами, птицами и белками. Забирались на крыши домов поздороваться с голубями. Разнимали дерущихся мартовских котов в подворотнях. Распахивали пошире окна и балконные двери, отражались в лужах. Беззаботно болтали и смеялись.

А потом пришел вечер. Солнце покатилось за крыши домов, удлинились тени. Веснянка стала задумчивой.

— А он точно придет? – тихонько спросил Холодок.

— Да, — кивнула Веснянка, — он обещал.

— Тогда пойдем в парк, — предложил Холодок. На него вдруг напало романтичное настроение.

И они пошли в парк и еще немного там погуляли. Познакомились с дымчато-серой кошкой с голубыми глазами, которая жила под кустом в деревянном ящике. Холодок изображал мышь, шурша прошлогодними листьями. Кошка пыталась мышку поймать, а Веснянка тихонько смеялась.

Потом, когда стало совсем темно, Холодок улетел к реке.

Потому что когда встречаются Холодный Ночной Дождь и Весенняя Оттепель, лучше им не мешать. Это очень важно, что бы они были вместе. Потому что после такой встречи мир просыпается другим.