Сапоги 41. Читаем, голосуем, хиляем!

Слуги засуетились – прибыл посол. Мне было скучно наблюдать эту церемонию, поэтому я развалился на троне, слегка прикрыл веки и задремал. Внесли сундук с подарком. Пора просыпаться. Кланяются, голдят…. Как же все это надоело, скучно. Но ритуал есть ритуал – подхожу к сундуку. Его торжественно открывают, и извлекают кинжал из раковины тримида. Я немного удивлен – достойный подарок, редкий. На костяной рукояти кинжала пробка с золочеными рунами. Мне неохота их читать – вытаскиваю пробку и… В полой рукояти плещется прозрачная жидкость, в которой шустро бегают два паучка. Карапусы — вот это сюрприз! Они быстро перебираются на мою руку и дважды кусают. Первая мысль – кто посмел меня отравить!? Потом становится интересно… Неужели они думают, что меня так просто убить? Яд начинает распространяться по телу. Руки и ноги уже онемели, скоро будет невозможно дышать. Слуги что-то заметили, началась паника – плевать! Лекари сейчас не помогут. Начинаю собирать вниманием пульсирующий в венах яд. В ноги, в ноги! Уходит. Не знаю, как сейчас выгляжу со стороны — на мне разрезают камзол, освобождая грудь для дыхания, ко лбу прикладывают тряпки со снадобьями и зельями. Дурачье… Раскидываю всех и устремляюсь к балкону – след оттуда, я хочу знать — кто! Далеко… След… Чувствую и навожу фокус внимания – есть! Миль десять, не меньше, на холме – женщина в черном плаще. Это она! Могу убить сразу, но не хочу – меня к ней тянет. Что такое? Связь? Улыбаюсь. Она не ведает – пусть уходит, отпущу. Еще не время. Скачи – мой несостоявшийся убийца, и моя любовь… Скачи!

Черт! Да что ж такое, боже мой… Сарра? Любимая… Тьфу – я еще не проснулся, и не надо мне в ухи орать! Что, кофе в постель — совсем одурела?! Как же хорошо проснуться дома, в Одессе…

Кофе в постель — со мной такое впервые. Протираю глаза, беру обжигающую чашку и удивляюсь поцелую жены на своей щеке. Она что, пошла на какие-нибудь курсы семейной психологии? Сюрприз так сюрприз! Но раз предлагает — грех отказываться. Целую её в ответ и делаю маленький глоток. Ставлю чашку на тумбочку и лениво поднимаюсь с постели. Потягиваюсь, закуриваю утреннюю сигарету и кладу руку на мягкую талию Сарры.

— Спасибо, любимая. Мне приснилось, что…

Вид на поселок Котовского начинает темнеть. Ноги подкашиваются. Приходит мысль — я все еще сплю или в этот раз все взаправду? Сигарета выпадает из моих онемевших пальцев, пол решительно надвигается… Сквозь пелену вижу как вздуваются мои вены. Слышу стук каблуков за спиной… Её каблуков… Но мне не хочется мстить — меня к ней тянет. Это любовь?

— Я люблю тебя, — шепчу из последних сил. Беги! Убегай как можно дальше! Люблю тебя! К горлу подступает удушье и мир исчезает. Из последних сил надеюсь, что сейчас проснусь. И просыпаюсь.

Комната вокруг меня не похожа на комнату. Нет ни стен, ни пола, ни потолка, только белесая пелена вокруг… Напротив сидит седоволосый врач. Узнаю это по белому халату. Рядом с ним — моя Сарра. Неужели опять захочет меня убить?

— Вам легче? — спрашивает врач. Не меня. Жену.

— Да, — легонько кивает она.

— Вы больше не злитесь на своего бывшего мужа?

— Нет.

— Вы можете простить его? Прямо сейчас?

— Но ведь он ненастоящий!

Я? Я ненастоящий…

— Он настоящий. Для вас. Мы вытащили из вашей памяти все, что с ним связано и на основании этого сделали виртуальный слепок личности. В квазиреальности, в которую мы вас поместили, вы дважды убили его, — объясняет врач. — Вы согнали зло. Дали выход эмоциям. Вы все еще хотите его убить?

— Нет, — она медленно поворачивается ко мне. — Я прощаю тебя. Прощаю! Иди с миром.

— Сегодняшний сеанс виртуальной психотерапии можно считать удачным, — улыбается врач, а я чувствую, как исчезаю. Ног и рук больше нет, дыхания тоже, белесая пелена застилает взгляд.

Люблю тебя. Убегай как можно дальше… Я все еще тебя люблю!

"— Они издеваются!

— Да, они издеваются.

— Ну… И что нам теперь всем делать?

— Лично я не собираюсь делать ничего из того, что уже мог бы. — ответил лейтенант Кружин.

— Как так «ничего», Рудольф Наумович? — встрял престарелый рептилоид Филиппыч.

— Да вы что уже, Филиппыч, понимаешь в стратегиях?

— Что знаю, то знаю, больше ничего не знаю, прямо сказать, совсем. — Филиппыч почесал хвостом под шлемом.

— Хватит, любезные! — отрезал капитан Штепсер. — Мы — те три человека, на которых надеется уже целая свободная Одэсса!

И это было правдой. После падения Хельсинок, когда фины открыли ворота со словами «А мы всём думали, что вы тут стоите? Танки лучше вон туда припарковать… Надо же сразу дать понять людям, что вы приехали нападать на нас. А мы-то думали...»

Но это было пол года назад, войска Властелина Мира уже оправились от финского банкета и успели дойти до свободной Одэссы, единственного населённого пункта, ещё не признавшего Владычества Властелина Мира.

*

Меж городом и Армией стоял одинокий гарнизон, внутри два человека и один рептилоид. Властелин Мира наблюдал за этим домиком в бинокль.

— Генерал Герхард, что они делают?

— Сер, один из фактических бойцов противника выливает заварку из чайника в компостную кучу, сер.

— Генерал, какие предвидятся потери вследствие этого манёвра?

— Сер, я полагаю…

— Генерал!

— Нулевые, сер.

— Тогда какой в этом смысл?

— Возможно, на это ответит перехваченная нами шифровка?

*

— Я просто не могу сидеть без дела, когда моему городу угрожает опасность.

— Тогда достаньте вашу шашку, и в бой, как на перекрёсток!

Ещё на прошлой неделе Штепсер выменял у Вали Канарейщика шашку на отличную новую магнитолу. И Филиппыч об этом прекрасно знал, ибо именно у его бабушки хранилась почти вся партия.

— Тогда, дайте мне хоть сковороду.

— Ты же сам просил её выкинуть. В ней дырка больше, чем она сама.

— А что у меня есть?

Кружин покопался в карманах.

— Брелок с логотипом «пиво Коломенское. Надёжность с 2073-го года.»

Мало, кто знал, что капитан Штепсер был самым лучшим метателем брелков всей Одэссы..."

Анатолий Петрович Правильный, редактор всеми уважаемого городского издания, отложил прочитанный текст в сторону, посмотрел на автора и улыбнулся. Веньямин Опусов — молодой человек, наружностью схожий то ли на индуса, то ли на цыгана, стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, обутый в не по размеру сапоги, ожидая вердикта своему творчеству,

-Браво! Браво! Потрясающе! Дайте пожать руку мастеру, — редактор протиснул своё тело между столом и стенкой и начал трясти руку смутившегося автора своей немаленькой «граблей»

— И вы желаете, чтобы мы опубликовали ваш рассказ в «Вечерней Одессе», — продолжил Петрович — Молодой человек, я дико интересуюсь, а собственно, почему именно у нас? Это же не ваш уровень. Такой текст, и в простую газету. Идите сразу в еженедельник «Земля и глына" — серьёзное издание, и читателей у них поболее.

Я уже там был, отказали, — недовольно произнёс Вениамин

— Как это отказали?! Ну что за люди, — возмутился Петрович. — Они наверное и не читали? Ведь так? А главред видел? Как это нет? Что значит, его не беспокоят по пустякам? Это не пустяк, это шедевр!

Петрович закатил глаза и заметался по тесному кабинету

Потом быстро написал несколько строчек на листике, после чего аккуратно сложил авторскую рукопись в папочку и вручил и то и другое ещё неизвестному читательской Одессе, но уже талантливому Опусову

— Вот держите. С этой рекомендацией отправляйтесь прямо в еженедельник и сразу к главреду Осипенькасу. Это мой старый знакомый, уверяю, что он двумя руками ухватится за вас. Нет, нет, не благодарите, что вы. Таланты нужно поддерживать, — улыбаясь и всем своим видом выражая глубочайшее почтение, Петрович проводил экзотического автора на самую улицу.

— Да, и по дороге на Новом базаре купите живого петуха в качестве презента — напутствовал новооткрытый талант Петрович. — Осипенькас обожает этих птиц.

Молодой человек, держа портфель в одной руке и прижимая к груди связаного петуха другой, быстро проследовал через зал с сотрудниками в кабинет главного редактора еженедельника „Земля и Глына“. Как только за ним закрылась дверь в зале, грянул гомерический смех: — «За сегодня это уже третий!»

Мало кто знал, что Петра Осипенькаса с детства дразнили петухом, но сотрудники еженедельника знали.

В Одессе умели и шутить и ценить юмор. И делают это до сих пор.

Отец обожал Бернеса и был на него немного похож. Лучшими номерами домашних концертов было отцовское исполнение песен великого актера и певца. Конечно, мы, дети, о Бернесе ничего не знали и были уверены, что все песни придумал отец.

Мне и брату тогда было совсем мало лет, но мы активно участвовали в представлении. Клеили реквизит, готовили «журнал новостей», расшивали пайетками или перьями занавес. Кое-как, конечно, но помощь взрослым и старшим была для нас обязательной.

Я слышала выступления отца много лет, но никогда не прислушивалась к текстам песен. Куда там! Столько хлопот! Потанцевать перед импровизированной сценой, сбегать к столу, чтобы слямзить кусок пирога, примерить в прихожей ботильоны тети Фаины, пока та наливает стопочку за стопочкой пахнущей клубникой настойки…

Но в тот год меня почему-то «прибило» к стулу на первых же строках. Я собиралась через несколько месяцев пойти в первый класс, и была уже «достаточно взрослой».

Дождавшись, когда отец сойдет со сцены и уединится с дядей Колей на кухне у кастрюли с солеными груздями и бутылкой, спрятанной за той же кастрюлей, я смело приблизилась к ним и заявила отцу с порога:

«Не стыдно?! Взрослый человек, а ругаешься нехорошими словами!»

Отец икнул, дядя Коля поперхнулся.

— Мадам! Вы чуть не сделали мне смертельный номер! – сказал отец строго. — В каком месте я, по-вашему, мате… неправильно подобрал выражение?

— «Шалавы полные тефалей…» — начала я не менее строго.

Дядя Коля, помню, отвернулся и затрясся, как будто прямо на табурете поехал по булыжной мостовой.

— А это, — продолжила я, — пиндюжники! Я знаю, про кого ты поешь. Про таких людей нельзя даже упоминать.

Отец посинел, как «море над бульваром», но сохранял спокойствие.

— Может, тебе ещё что не нравится в этой песне? – спросил он.

— Да. Рыбачка – соня. Почему? Спит постоянно? Почему она такая… не вежливая? А молдаванка? Почему Костя ее не полюбил? И «переса» — неправильно. Прин-цес-са!

Похоже, я уличила отца в чем-то ужасном, потому что после этих слов дядя Коля, закрыл лицо руками и у него сквозь пальцы потекли слезы. Мне стало даже немного жалко папу, но отступать не собиралась — он сам учил, что начатое нужно доводить до конца. Гордо подняв голову, я стала ждать объяснений.

Через несколько секунд лицо отца приняло свой естественный цвет, а глаза неожиданно хитро прищурились.

— Вижу, что твое понимание, мудрое и проницательное дитя, бежит впереди возраста. Что-ж… В таком случае, не соизволите ли нам поведать, мадам, как Вы поняли смысл этой песни?

Признаться, такой поворот событий оказался для меня неожиданным, но вызов был брошен, и оставалось только его принять.

— Костя зачем-то привел в Одессу нехороших тетей со сковородками и к ним присоединились дяди, которых нельзя называть. Потом Костя взял гитару, начал петь песни и хвалиться перед ними. А мама говорит, что хвалиться некрасиво… Еще Костя ходил в пивную, а потом начал видеть над городом каштаны и море, прямо как дядя Виля, когда тетя Софа уезжает в командировку и он остается дома один – я слышала, как она тебе об этом рассказывала. Рыбачка все проспала, а когда проснулась, даже не поздоровалась с Костей — а только сказала, что его не знает. И правильно он ей ответил – если бы я была принцессой, мне тоже было бы неприятно, что мой жених с нехорошими тетями и дядями вместе. А Костя наверно хороший, раз его принцесса полюбила. А потом он поехал к ней во Францию, и они там сыграли свадьбу. Вот!

Отец улыбнулся, а тело дяди Коли затряслось с новой силой и, вдруг, он безудержно захохотал в голос, утирая слезы обеими руками. Я совершенно перестала понимать происходящее. Видя мое состояние, отец подошел и погладил меня по голове.

— Ты неправильно поняла слова этой песни, но сейчас я не буду рассказывать, о чем она. Чуть повзрослеешь, и узнаешь сама. Поверь, это хорошая песня — в ней нет ничего дурного. Думаю, что сегодняшний день ты будешь вспоминать еще не раз и с улыбкой рассказывать эту историю своим детям, а может и внукам.

И вы знаете… Отец оказался прав!

Один акын, родные бросив степи

Решил то ли хильнуть, то ли хилять

Напялил вместо тюбетейки кепи

И укатил в Одессу щеголять

Алтын-бобо с самого детства мечтал. Мечтал стать известным всем акыном.А ещё он мечтал о море. О море даже больше, чем об известности. Песок в его краях был. Море песка, но вот того самого, настоящего, моря не было. И хотя бактрианы бороздили его родную пустыню, как море корабли, это всё было не то. Он мечтал, о настоящих кораблях, о шумной гавани, разноязыком люде в портовом городе и представлял, как от там будет «хилять». Что такое «хилять» вьнош толком не знал, но полагал, что это сродни погулять.

Влекло его не куда нибудь, а в легендарную, воспетую песнями Одессу. Почему именно в неё? А почему бы и нет?

Одесситы народ гостеприимный, любят песни, а он, как-никак, акын.

Не в силах противиться зову сердца, не внимая доводам разума и друзей, что путь туда неблизкий и что без денег по Одессе особо не «похиляешь», да и вообще, что там он нужен, как зайцу стоп-сигнал, Алтын-бобо напялил доставшиеся по случаю, изрядно потоптанные, но ещё имевшие приличный вид, сапоги, собрал все наличные деньги и отправился за три-девять земель к своей мечте.

Много ли времени провёл он в пути, о том неведомо, но однажды из 6-го купейного вагона скорого поезда Москва-Одесса сошёл приметный пассажир. Бритую голове украшало немыслимого цвета кепи, на теле красовались голубая майка и шорты в клеточку, в руках котомка, за спиной болтался то ли кобыз, то ли жетыген, а на ногах не по сезону обувка…

" Ну, здравствуй мечта моя, Одесса! Ща я по тебе не хило похиляю!"… Услыхав сию речь приезжего, вокзальные грузчики согнулись пополам от смеха, а усатый чернявый тип, лихо жаривший чебуреки застыл с открытым ртом, словно подавился продуктом собственного производства…

Не обращая внимания на местных аборигенов кавказского происхождения, Алтын-бобо быстро углубился в сияющий на солнце город, почти растворился в дымке его улиц. Он прошелся по Французскому бульвару сначала с севера на юг, а потом обратно несколько раз, но так и не заметил, чтобы его «хиляние» кого-то удивило.

В конце концов, Алтын-бобо сильно устал, проголодался и, добредши до парка Шевченко, пал «смертью храбрых» на скамейку. Настроение было подпорчено. Денег хватило на жиденький шашлык и ужаренную курицу. Лямка кабыза натерла плечо. Пот тек по щекам из-под кепи. Алтын-бобо не знал, что есть термин «высокая влажность». И что в этой сконцентрированной смеси воздуха, настоянного на запахе цветущих садов, моря, рыбы, креветок, духов статных дам и пыли мощенных улиц, живут особенные люди. Которые чужих акынов видели в гробу в синих тапочках.

Алтын растёкся по скамейке, исторгая запах печали, голода и неизвестности собственной судьбы.

Старичок с несколько синюшным оттенком нижней оттопыренной губы появился из воздуха. Ну, может и не из него, но Алтын не заметил в пустынной аллейке никого до этого.

— Я значительно рад, что вы не в куфии, — заметил старичок. — Хотя понимаю, что путь был проделан не близкий. Надеюсь, верблюда вы припарковали в теньке и под присмотром?

Алтын обрадовался собеседнику. Тем более, знающему толк в культуре Востока.

— Я прибыл на поезде! – с гордостью сообщил акын. – Скорый Москва-Одесса.

— Я вас умоляю, — не восхитился старичок и, осмотрев собеседника с ног до головы, сказал: – То есть, это не наши последователи Бени Крика вас раздели?

— Я сам, — пожал плечами Алтын. – Я — поэт.

— И поклонник Эйзенштейна, я полагаю.

— Почему?! – удивился Алтын.

— У вас такие сапоги, словно вы собрались отчеканить каждую ступеньку Потёмкинской лестницы. Я бы мог помочь вам коляской. Но, увы, без младенца.

Алтын хмуро осмотрел свои сапоги. Связи с детьми он не обнаружил.

— Я «хилять» хотел. По Одессе, — признался он.

— Я вам не скажу за всю Одессу, но на Хаджибейском лимане вам это сподручнее будет.

— Хаджибей… — зачарованно произнес Алтын. Родным повеяло.

— Могу я узнать, есть ли у вас мелуна?

— Нет, — сказал Алтын. Он не знал, о чем идет речь, но этого у него точно не было.

Старичок вздохнул.

— Я имею интерес обновить потолок и поправить несколько ступенек на крыльце. Вам, как «хаджубею», могу предложить для отдыха ковер на веранде…

— Вы мне работу предлагаете?! – воскликнул Алтын. – Я напишу про вас песню!

— Я вас умоляю! Надеюсь не на обоях, как это сделал один одесский поляк!

Из тени аллеи «ушли в солнце» маленький старичок и иноземный щеголь в сапогах на босу ногу.

Это — Одесса. И здесь все «хиляют», но по делу.

Кто угодно испугался бы войдя в супермаркет в Киеве, а выйдя в Одессе. Кто угодно, но только не Андрей.

Столицу юмора он узнал сразу — памятник кардиналу Ришелье, невысокие старинные домики, художник-карикатурист, рисующий портреты прохожих на заказ, десятки снующих по улицах отдыхающих.

— Опять с работы уволят, — усмехнулся про себя Андрей. Собирался купить себе пару булочек на обед, а оказался в другом городе.

Это еще ничего. Как-то Андрей попал в Пхеньян. Языка он, конечно же, не знал, и долго искал того, кто смог объясниться с ним на английском. Но страшнее всего было в первый раз, когда Андрей из школьного туалета вышел в глухой сибирской деревне, а владелец сарая, из которого он появился, подумал, что это вор, и чуть не пристрелил парня из охотничьей двустволки.

Андрей никогда не знал, куда выведет его очередная в его жизни дверь.

Попадал он и в совсем курьезные места — летевший в Лондон самолет, покои Папы Римского в Ватикане, съемочная площадка какой-то телепередачи. Но больше всего запомнился супружеский люкс в немецком отеле. Какие же крики были, когда во время плотских утех новобрачной парочки из шкафа вышел незнакомец!

— Привет из Нарнии! — тогда закричал он и пулей метнулся из номера.

Но теперь Андрей был готов. Всевозможные карты в телефоне, международная виза в кармане, несколько паспортов и пачек всевозможных валют в дипломате, китайский, английский, испанский и португальский языки в голове.

— Ах, Одесса, жемчужина у моря! — затянул он про себя. Затянул, сверился с картой и пошел хилять по Одессе.

А что еще делать? С работы все равно уволят, до Киева шесть часов ехать, такого прогула ему точно не простят, а тут как раз пляжный сезон, холодное пиво и полуголые женщины.

К сожалению, цвет неба намекал на обратное. Всё же, Андрей не считал себя экстремалом, чтобы в небольшую морось, хоть и тёплую, купаться. Отсюда и облом с женщинами. А вот пиво – хорошая идея.

Андрей нашёл пёструю вывеску питейного заведения. Внутри оказалось темно и пусто. Видимо, обычные посетители заходят сюда куда позже. Только два-три человека за столиками.

— Я похож совсем на человека, который принимает эти пластиковые карточки? – С подозрением спросил трактирщик.

— А чем тогда можно заплатить?

— Валютой, уважаемый. Только хорошей валютой!

Но гривны трактирщик тоже не принимал. «Тоже мне хорошая валюта! Шоб я продавал жизнь за гривны?»

— Андрюха! Ты, чтоль? – Вдруг вскрикнул один из посетителей.

— Эдик, ты откуда здесь? – Да, это он, Эдик Кончаловский, однокурсник Андрея.

— Долго объяснять. Виталий, сделайте нам с приятелем, чтоб всё было шикарно.

— А деньги, Эдик?

— Договорюсь.

Сели. Выпили. Разболтались. Тут оказался впору и рассказ о злоключениях Эдика, в том числе, и о том ряде событий, виной которым послужила та самая пресловутая «газель» с ящиками кабачковой икры. Затем и Андрей рассказал о своих особенностях времени и пространства. Эдик же на то нисколько не удивился.

— У нас пол Одессы такие, уже не знаем, что у кого лежит, а ты тут комплексуешь, как страшно вспомнить, кто! Почему в Одессе столько волшебников, спросите вы, и на это я вам отвечу. И отвечу я вам так: сама земля тут волшебная, Андрей.

— Брешешь!

— Да, брешу. Но поверь мне за то, что я знаю человека, который знает человека, который в этом всём разбирается.

Андрей удивился – никто до этого не относился к сей мистике настолько спокойно.

И вот, ведёт Эдик Андрея настоящими Одесскими улочками. Вокруг пахнет собаками. Какие-то дети бегают и орут, а сверху капает сушащееся бельё. Наконец-то выглянуло солнце. Прохожие, никуда не спеша, обменивались впечатлениями, громко и лирически.

Наконец, Эдик добрался до старого подъезда, сказал Андрею, чтоб тот ждал, и скрылся в дверном проёме. Через пару минут из окна высунулся усатый мужик в грязно-белой майке и крикнул Андрею:

— Неужели это совсем он?

— Да, это я. – Счёл должным подтвердить Андрей.

— О, тогда я доставлю тебя в лучшем виде и без трещинок.

— И что мне делать?

— Жди, студент.

Студент, значит студент. Всё же только семь лет назад перестал им быть.

И вот уже шагают по улицам этот мужик, которого звали Денис Карпович, Андрей, Эдик и ещё пять человек, которые захотели проводит нас и показать дорогу. Время от времени один из них спрашивал «А куда мы вообще идём?», на что все кидались объяснять ему, куда. При этом на этот счёт у каждого оставалось своё неповторимое мнение.

Наконец, вся орава добралась до дома, ещё более старинного, чем все остальные. «Ну а шо ви казави, Ленинская улиица?» Раздалось из кампании сопровождающих, уже насчитывавшей свыше двадцати человек.

Однако, когда Денис Карпович, Эдик и Андрей направились к входу, никто и не попытался следовать за ними. Воцарилась зловещая тишина.

«Шо вы тут? Раскулачивать меня собрались? К чему этот митинг?» — Ещё на лестнице послышался голос. Бойкий старческий, сухой и насмешливый.

— Нет-нет, дедушка Хама. Мы пришли к тебе.

— Вижу, что не к Шалом-Алейхему.

Старичок оказался под стать голосу. Старый, бородатый и с хитрым выражением лица.

— О… Понимаю вашу проблему! – Заявил он, только взглянув на Андрея.

— А чего ты тогда такой взъерошенный? Если меня спросят, отчего в Одессе столько волшебников, я отвечу, сама земля такая.

— То есть, я – Избранный.

— Сам ты избранный.

— Магия?

— Нет. А теперь проверь кошелёк.

Пустота. Чёрная дыра. И часы, и кредитки, и мобильник – всё свистнули.

Мало кто знает, на что способен хороший одесский вор ради такой прибыли. Запихнуть человека в Пхеньян – это ещё ничего. Когда-то один такой поманил одного англичанина мечём из проруби… Но это совсем другая история.

Пиво было холодным, рыба солёной, дул приятный ветерок, а солнце играло бликами на воде. Мир был прекрасен. И Лёша просто балдел. От лета, от хиляния и вообще потому что всё было хорошо. Одесса оправдала его ожидания. Она вообще всегда оправдывала ожидания и надежды.

Он приехал сюда по секрету ото всех, от родителей, друзей и даже Насти, своей актуальной девушки. Прямо с поезда пошёл гулять. Естественно, по Дерибасовской, где всегда «отличная погода», а потом по Приморскому бульвару мимо статуй и домов, чтобы просто подышать морем. А, возвращаясь, заглянул на Привоз, просто так, по старой памяти. А вот теперь сидел на террасе маленькой кафешки и пил пиво, радуясь жизни.

— Молодой человек! Молодой человек!

Все сидящие за столиками лица мужского пола, как один, вне зависимости от возраста, обернулись на голос. Лёша тоже. И обрадовался, что это явно не ему. Потому что обладательница визгливого голоса с настоящим тягуче-вяжущим одесским акцентом весила не менее центнера и радостно махала рукой, отчего необъятные телеса весело колыхались под кокетливым коротким платьицем в цветочек. Усмехнувшись, Лёша отхлебнул глоток пива и чуть не поперхнулся, когда увидел, что чудо в цветочек направляется к нему:

— Молодой человек, вы мене таки не узнали? Я Циля! Циля с площади Пятьдесят лет без урожая!

— Чего? — невежливо отозвался Лёша. Она плюхнулась на хлипкий стул рядом и кокетливо махнула в Лёшу полной ручкой:

— Циля! Ну?! Племянница дяди Изи Циммермана, аптекаря! Ой, да я вас вот таким маленьким знаю!

И она отмерила от земли расстояние в рост небольшого добермана. Или бульдога-переростка. Лёша смотрел на неё слегка обалдело и думал… Да не думал ни о чём, кроме как смыться по-быстрому отсюда! Ибо никакой Цили с немыслимой площади какого-то урожая он, естественно, с детского возраста знать не мог. И желанием узнать не горел!

Женщина тем временем пододвинулась поближе вместе со стулом и жарко дыхнула в ухо:

— Молодой человек, раз уж мы так удачно встретились, окажите мне небольшую услугу!

Лёшино желание, смыться усилилось, так как, мало ли какую услугу захочет от него эта толстая тётка с чернеющими под носом усиками. Но смыться по-тихому уже было поздно.

— Да не волнуйтесь, вы так, ваше пиво от вас никуда не денется — продолжала обладательница рыхлых телес — всего-то делов помахать ручкой Розочке и сказать, шо вы домой не придёте, потому шо, у вас имеется срочных делов Понимаете, к моей Розочке приехала подружка, а Розочка не хочет, чтобы та узнала её размолвке с женихом. Вы ведь знаете, как оно бывает сегодня вместе, завтра не вместе, да и зачем этой подружке знать чужое горе? Шоб радоваться, шоли? А ведь наша Розочка это ж просто цимес. Только полный шлимазл мог от такой сбежать. Но кто ж знал, что жених окажется идиотом? Вам же и делать ничего не нужно и Розочка в курсе. Соглашайтесь быстрее, молодой человек, они уже на подходе

Лёша, понимая, что назойливая тётка просто так не отстанет, согласился. К тому же, ему самому интересно было взглянуть на эту хвалённую Розочку.

— Вот они уже рядом стоят с подругой разговаривают… молодой человек, поприветствуйте Розочку — Цыля ткнула пальцем в сторону за Лёшиной спиной, а сама быстро присела прячась за стол. При её комплекции это было комическое зрелище. Выполняя обещанное Лёша поднялся, и увидел эту самую Розочку. Девушка как девушка, полноватая, совсем не в его вкусе. Фигура подружки стоявшая спиной к террасе однозначно интереснее.

«Привет, лапуля! Розочка ты меня сегодня не жди, у меня делов!» — крикнул Лёша и помахал в приветствии ручкой.

В этот момент Розина подружка повернулась на голос к терассе и Лёша увидел знакомое Настино лицо.

Лёша ещё не знал, что такое шлимазл, но уже имел очень похожий вид.