Девочка, мальчик, лето

Нормальный ребенок

Соня никогда не спрашивала родителей о березе: сколько дереву лет и как давно оно посажено или выросло само рядом с их деревенским домом. Береза была чуть кривобока и верхушкой почти сравнялась с домом. Соня сохранила в памяти самые ранние детские воспоминания, в которых дерево молчаливым гигантом осеняло все вокруг. Семейное дерево. Березу так никто не называл, но Соня полушутя награждала этим званием исполина.

Самое приятное летом в солнечную погоду с утра — забраться на пологую крышу сеновала, сидеть или лежать и слушать с закрытыми глазами как ветер шумит в кроне. Ветер заплетается в ветках и перебирает зеленые монеты листьев. Кажется, береза говорит с Соней. Что говорит, не ясно, но это язык чувств, эмоций, он не всегда доходчив, а вот язык взрослых понятен и прямолинеен.

Вот и сейчас мать крикнула:

— Соня, ты где?! Завтракать! Неужели убежала? А, вот ты где. Слезай, пошли завтракать. Что ты как маленькая.

— Мам, ты так часто говоришь об этом, что я с каждым разом все больше в это не верю.

Соня ловко спустилась с крыши в окно сеновала, затем пробралась по пустой сеннице и оказалась в коридоре, где ее встретила мать.

— Я говорю, что маленькая, потому как ты вечно везде лазишь, как мальчишка. Ладно, иди. Мой руки. Садись за стол.

— Доброе утро, — сказала дочь, войдя в зал.

— Доброе, — ответил отец.

— Приятного аппетита.

— Спасибо.

— Вот ты посмотри на нее, — с досадой вымолвила мать.

— А в чем дело, Валь? Опять с грязными руками за стол?

— Леш, да причем здесь это. Ей уж сколько лет?

— Знаю… Знаю… Но, видимо, время не пришло.

Соня завтракала, уплетая за обе щеки творог, и делала вид, что не о ней говорят. Нет, конечно, ясно, зачем они завели эту шарманку. Во-первых, это «больная мозоль» мамы. Во-вторых, не в молчании же сидеть за столом. Молчание угнетает. А, в-третьих… А, в-третьих… Соня не успела придумать следующую причину, так как отец обратился к ней:

— Ничего, вот влюбишься в шестнадцать в какого-нибудь мальчишку, и все изменится.

— Хм, не скоро. Еще три года.

— Три года быстро пролетят. Не заметишь.

— И все-таки, — настаивала Валентина. — Какой-то ты неправильный ребенок.

Алексей неодобрительно глянул на жену и в довесок к взгляду прибавил:

— С ума сошла, женщина. Замечательный ребенок. Нормальный. Две ноги. Две руки. Посередине — бантик.

— Я не ношу бантиков. Ненавижу, — возмутилась Соня.

— Знаю. Ты только в детском саде носила. И всегда теряла.

В общем, родители у меня странные, вновь заключила Соня, с одной стороны они меня любят, с другой стороны, жалуются на какую-то непонятную неправильность. Сама Соня этой неправильности не ощущала, поэтому считала, что все в порядке. Конечно, все правильные девочки записываются в кружки, например, кройки и шитья, танцев. Соне это показалось скучным, и она заявила, что пойдет в кружок по восточным единоборствам, или как там эта школа правильно называется?

А, обрадовалась Соня, вспомнив, когда закончила завтракать. В-третьих, родители любят учить тех, кто их младше, то есть «читать мораль», и время завтрака, обеда и ужина как нельзя лучше для этого подходит.

Ненавижу бантики!

Она вышла в коридор и посмотрела на закрытую дверь сенницы, решая, чем заняться дальше. Родители ее не сильно загружали, вот и сегодня, возможно, вечером или после полудня они что-нибудь придумают для нее, какое-нибудь дело.

Можно, решила Соня, опять залезть на крышу и немного полежать, прикрыв глаза, послушать пение ветра. Солнце еще не успело накалить кровельное железо. В общем, начавшийся день оказался неопределенным. Его детали, если так можно говорить, витали в летнем воздухе и не торопились проявлять себя. Что ждет — неизвестно, поэтому это самое прекрасное в летних каникулах. Ничего не понятно, ничего не запланировано, и ты в предвкушении сюрприза. А вдруг!

Соня, пробравшись по сеннице, вылезла на крышу, легла и закрыла глаза. Ветер осторожно играл листьями. К шелесту листвы примешивались звуки деревни: квохтанье домашней птицы, лай собак, разговоры людей.

Она открыла глаза и повернулась на бок. По деревенской дороге шел мальчик. Она много раз видела его, не знала только, как зовут. Он, кажется, водил дружбу с местными и приезжими пацанами, которых Соня тоже видела.

Она проводила пацана долгим взглядом, поняв, чем он привлек ее внимание. У него был странный взгляд. И все лицо от этого становилось… Каким? Вряд ли мальчишка отдавал себе отчет, что он является обладателем особого выражения лица. Соня не могла точно назвать это выражение одним словом. Это были сосредоточенность и серьезность, которую она не видела порой и во взрослых взглядах.

Итак, мальчик без имени прошел мимо, кстати говоря, тоже посмотрев на Соню заинтересовано, а Соня, еще немного посидев на крыше и проводив взглядом мальчишку, отправилась к Ленке.

Они с Ленкой пошли на речку и пока шагали, Соня завела разговор:

— Тут один пацан мимо моего дома проходил…

— И чего? Кто?

— Откуда я знаю, кто. У него взгляд странный.

— Петька что ли? И чего дальше?

— Да так. Прошел мимо. И все.

Соня пожала плечами и мысленно выругалась: блин, вот зачем заговорила о нем? Чего дернуло, какая муха укусила? Тоже называется великое событие всей жизни. Прошел и прошел, топай дальше Петька.

Ленка посмотрела на подругу и ничего не решила. По взгляду Сони неясно, для чего она спросила о Петьке. Точнее, Сонин взгляд оказался таким, как и был в остальные дни, когда они ходили на реку. Видимо, простое любопытство, заключила Ленка.

Ленка была красавицей. Соня это понимала, вот только не могла описать, в чем эта красота заключалась. Пацаны к ней не приставали, но было видно, что их цепляло. А вот в отношении себя Соня знала наверняка, что вряд ли кому могла бы понравиться. Ну, что хорошего? Она не раз подходила к зеркалу и клялась себе, что это будет в последний раз. Ну, там причесаться после сна — ладно, но рассматривать себя — ни за что. Ведь что в ней красивого? Большие черные глаза, нос обыкновенный, а губы маленькие тонкие, порой собирались в бантик. Да блин, опять бантик! Ненавижу бантики!

Девочка-видение

Петька очень любил лето. Ну, еще бы его не любить, ведь три месяца каникул. Не любил только есть по часам. Вот какой смысл есть по часам? Куда проще завтракать, обедать и ужинать тогда, когда проголодаешься. Разве он маленький и потеряется в холодильнике, то есть не найдет в нем еды? Так всегда думал он, и было ему пять, семь, десять, или неважно сколько лет. Петька считал, что самая вкусная еда — молоко, мягкий белый хлеб со щедро намазанным сверху земляничным вареньем. Это самая летняя еда и такую традицию приема пищи он соблюдал на протяжении многих лет.

Еще Петька любил компот из сухофруктов, обязательно с косточками, потому как это самый смак. Он не выбрасывал косточки, а аккуратно собирал в кучку на столе. За недолгое время кучка подсыхала, и Петька раскалывал косточки молотком, извлекая и тут же съедая зерна. По вкусу они напоминали мед. Правда, попадались ужасно горькие. Он на всю жизнь запомнил этот особый противный привкус во рту, от которого передергивало. Как узнал позже, отвратительный вкус был не у зерен, а у синильной кислоты. Почему же он тогда не умер? Затем вспомнил из урока истории, что, вроде, египетским фараонам примешивали в еду микроскопические дозы различных ядов. Считалось, так их организм вырабатывал сопротивление к отравлению и от ядов они уж точно не умирали. Бред, конечно, фараоны все равно умирали, вот только по другим причинам.

Петька шел вдоль деревни, летнее солнце приятно припекало голову, и вольные мысли о сухофруктах бродили в разогретой зноем голове. С чего это он вдруг вспомнил о синильной кислоте в зернах, не смог бы ответить, а вспомнив о ней, физически ощутил на языке отвратительный вкус. Петьку передернуло. Ну, не солнце же напекло ему голову, и вкус померещился? Нет, конечно. Не померещилось ему и то, что он увидел на крыше двора одного из домов. Двор, судя по всему, был пристройкой, причем старой, от времени она просела на один бок так, что и без того пологая крыша стала почти горизонтальной. На крыше двора сидела девчонка и с любопытством пялилась на него.

Приблизившись, Петька рассмотрел незнакомку. Он не остановился, лишь замедлил шаг. Не, не обман зрения. Девчонка была в потертых джинсах и в светлой рубашке с коротким рукавом, светло-русые волосы собраны небрежно… А вот лица он не запомнил, в памяти запечатались огромные глаза. Она не отвела взгляда даже тогда, когда он сосредоточенно изучал ее. Подумаешь, какая смелая. И Петька прошагал мимо, спиной ощущая, что девчонка смотрит вслед.

Две пощечины

Он прошел полдеревни, свернул на асфальтовую дорогу, которая делила деревню пополам. На западную и восточную части. От асфальтовой реки поднимался жар, серая река стекала с горы и обрывалась у настоящей реки. Именно там, на деревянном мосту сидели Сашка и Димка.

— Здорово, пацаны.

Пацаны вяло ответили, соображая, чем можно заняться в такую жару. Пойти на речку купаться? А смысл? Только выйдешь из воды, и зной тут же обнимает тебя, и что купался, что не купался — бесполезно. Идешь с реки и думаешь, а не вернуться ли на пляж?

Петька сел рядом, нашел маленький камень и нехотя бросил его в реку. Показалось, что камень пролетел свою траекторию очень медленно и лениво булькнул, разбив редкие облака, отражающиеся в воде.

— Слышь, Петрович, — наконец заговорил Сашка, — а что у тебя с Катькой?

— Ничего, — честно ответил Петька.

— Я серьезно. Ты как бы подкатывал к ней. Да?

— Ну… Подкатывал. И чо дальше? — нехотя произнес Петька.

Он бы ответил, что ничего и не было, не подкатывал, но дурная гордость и желание похвастаться смелостью, которая, кстати, закончилась ничем, пересилили.

— М-м.

— Что «м-м»?

— Сань, — встрял Димка, — в любом случае, ему ничего не светит. Ей уже шестнадцать. Да и Вадька. Она с Вадькой гуляет. Ему, вроде, восемнадцать или девятнадцать?

— Да какая разница!

— Как какая разница? Да она нас в упор не видит. Типа, она на два года старше — и все, мы для нее малышня, блин.

Петька не встревал в спор, и вяло слушал.

— И все-таки Катька клевая телка, — мечтательно заметил Сашка после недолгого молчания.

— Ага, клевая, — отозвался Димка и, ткнув Сашку локтем под ребро, указал взглядом куда-то в сторону.

Вдоль реки к мосту шла Катька. Она появилась со спины, поэтому ребята ее не сразу заметили.

— Вот, блин, — громко прошептал Санька.

Он подумал, слышала ли она их разговор? Но если даже и слышала, то не подала и вида, только посмотрела с безразличием на троицу и прошла по мосту. Была она в сланцах, короткой зеленоватой юбке выше колен и купальнике. Катька шагала уверенно, покачивая бедрами, не смотря по сторонам. Кажется, изящная походка и в тоже время грубая. Катька впечатывала каждый шаг, будто цеплялась ступнями за землю, боясь улететь в небо.

Петька сорвался с места и быстро пошел за Катькой.

— Петрович! — окликнул Димка.

— Жаль, потеряли пацана, — съязвил Сашка. — Диман, ставлю на то, что отошьет. В который раз, не знаешь?

— Да пошел ты!

— Ну, ты че? Интересно же. На че ставишь?

— Ставлю на то, что если ты не заткнешься, я дам тебе в морду.

— Какой слог!

Но Димка не ответил. Он стал наблюдать за Петькой.

— Хотя… У Киркорова с Аллкой выгорело дело, м?

Димка опять промолчал.

Санаторий располагался у реки, а главный вход в санату — так мальчишки и девчонки окрестили санаторий — был в метрах ста от деревянного моста. Поэтому, что говорили друг другу Петька и Катька, пацаны на мосту не слышали.

— Кать, погоди.

Катька остановилась, закатила глаза, развернулась и фыркнула на Петьку:

— Чего тебе?

— Ты куда?

— Туда, куда не ходят поезда. Ты чо ко мне пристал?

— Может, я тебя провожу?

— Чего? — Катька рассмеялась от такого напора юного поклонника. — Отвали, мальчик! Вон тебя ждут на мосту приятели. Идите, поиграйте в песочнице. А будешь приставать, я Вадьке скажу.

И не дожидаясь ответа, Катька развернулась и скрылась за воротами санатория. Петька стоял и видел сквозь решетку Катькину фигуру, которая быстро удалялась. У Петьки горели щеки не от жары или досады, что он так неумело объяснился в который раз с ней, нет, показалось, что ему влепили пощечину, причем досталось обеим щекам.

— Мимо, — сказал на мосту Сашка, наблюдая за сценой у ворот, а Димка вновь не отреагировал.

Петька стоял и думал о том, что Санька все-таки прав. Катька красивая, только слишком выпендривается. Да еще Вадька. Чего она нашла в этом пацане?

Краем глаза Петька заметил вдалеке двух девчонок. Они появились и скрылись из вида. Одну из них он узнал по одежке. Та самая с огромными глазами, которая сидела на крыше двора.

С поцелуем наперевес

Соня не верила в судьбу. Или верила? Или не верила? Но когда она уединилась с Ленкой на чердаке у окна с колодой карт, подумала: а вдруг! И тут же: да ну, глупости.

Косой закатный луч скользил в окно и скупо освещал старый столик, на котором Ленка разложила карты.

— Сонь, на суженного?

— Вот еще!

— Давай, интересно же. Ну, тогда ты мне погадай. — Ленка, тщательно перемешав колоду, передала ее подруге. — Ты не хочешь, зато я хочу. Раскладывай карты, как я тебя учила.

Ну, что за фигня?! Опять? Чтобы скоротать время за картами — почему бы и нет. Можно. Но всерьез верить в это — нет. Тем более в судьбу. Черт с ним, с гаданием, решила Соня, ради подруги погадаю. Хотя сколько раз уже она показывала ей, как это делается, а Соня всегда слушала и смотрела рассеяно. И сейчас она раскладывала карты медленно, думая о своих движениях. Ленка наблюдала.

— Не спеши, — учила она.

— Я и не спешу. Я ж нифига не помню, как там, что…

— Вот так. Правильно. Вот и все. Видишь, ничего нет. Давай тебе.

— Слушай, может не надо?

— Боишься?

— Да ну тебя!

— Короче…

Ленка смешала карты, собрала их в колоду и посмотрела в Сонькины глаза.

— Ничего сложного, — проговорила Лена. — Твое дело думать о женихе.

— Как я о нем буду думать, если даже представить не могу?

— В этом-то и прикол. На, колоду. Тасуй и думай.

Соня добросовестно тасовала карты и думала о женихе. Представить кого-то конкретно она не могла, но при слове жених в голову лезло само слово, которое виделось Соне белой большой бабочкой, неуклюже махающей крыльями. Жених. Жених. Жених-суженный. Ссуженный. С ужином. Яблоком контуженный.

— Ну, ты все? — не вытерпела Ленка. Соня отдала карты. — Посмотрим, посмотрим.

Карты ложились на столик одна за другой, складываясь в картину будущего, которое Соня читать не научилась. Она воспринимала эти красивые картинки только как красивые картинки. Вот король и валет. Тузы отчего-то не имели человеческих обликов. Дама крестей была похожа на ее одноклассницу.

Фантазии прервал голос подруги:

— Ага, получилось. Король крестей. И кто у нас король? Кто в сердце юной дамы? — Соня хихикнула. — Ты чего?

— Никто. Мне предки сказали: вот будет тебе шестнадцать, тогда и влюбишься. Так что три года ждем.

— Но жених тебя поджидает, — сказал Ленка, вертя картой.

— За темным поворотом с поцелуем наперевес.

Девчонки рассмеялись.

— Не, Сонь, если серьезно, тебе что, никто не нравится? — спросила подруга.

— Неа. Да и рано об этом думать.

— О как.

— Я еще маленькая.

— Я серьезно.

— Ну и что?

— Скажу по секрету, мне Сашка нравится.

— А это кто?

Ленка описала его.

— Сашка? Не. Ты че, мать. Он грубый какой-то. Димка? Не знаю. А Петьку я видела. Странный он. Так что… — Соня смешала в кучу карты и сложила в колоду. — Ждем три года. — Ленка так серьезно посмотрела на нее, что Соня примолкла ненадолго. — Ты чего, не бойся в старых девах не останусь.

Ленка глянула в окно и сказала:

— Кстати, вот и они. Почти кавалеры.

По дороги шли Димка, Петька и Санька. Они не видели девчонок и, конечно, не знали, что за ними наблюдают. Они шли, о чем-то весело болтали довольно громко, перебивая друг друга. И не разобрать, отчего им так весело? Шли мальчишки — еще не кавалеры, но почти. Соня присмотрелась к Петьке и ничего особенного не заметила в этот раз. Тот задумчивый взгляд куда-то пропал. Петька был обычным пацаном, как и все остальные.

Девочка на крыше

Подруги вернулись к картам, о чем-то поболтали — так и пролетело время. Солнце село за горизонт. Соня сказала:

— До завтра. — И отправилась домой.

Проходя мимо Катькиного дома, она заметила Петьку. Он сидел понуро на лавке.

— Привет, — сказала Соня.

Петька не ответил, только поднял усталый мутный взгляд. Тогда она заметила, что губа у пацана разбита.

— Может, помощь нужна? — Он опять промолчал.

Соня подошла ближе и тогда почувствовала запах алкоголя. Ну, все ясно. Напился. Подрался.

Она села рядом на лавку на самый край. Отчего она так поступила, почему сразу не ушла, неизвестно. Она бы могла сказать, что что-то ее задержало, но что?

Петька недолго посидел, опустив голову, и опять поднял мутный взгляд на девчонку.

— А, это ты. Девочка на крыше, — вяло проговорил он.

Встреча с Минотавром

Петька любил читать детективы. К другим жанрам он был равнодушен. Таково правило, но любое правило имеет исключение. Этим исключением стали мифы и легенды Древней Греции.

Он сидел с пацанами на берегу и пил дешевое вино. Его купил Санька, Димка только помог дотащить бутылки и закуску. Петька и Димка решили, что Санька выглядит из всех троих взрослее, хоть всем и было по четырнадцать лет, но равнодушная продавщица отпустила Саньке вино и паспорт не спросила.

Так отчего же, вяло шевельнулась Петькина мысль, я подумал о мифах Древней Греции…а, да, только что болтали об этом.

Тему раскрутил Санька:

— Петрович зря к Катьке подкатывал…

— Слушай, смени тему, заколебал, — попросил Димка.

— Почему зря? — удивился Петька. — Сегодня не получилось. Потом получится.

— Ага… Получится. Вадька тебя рихтанет.

— Он здоровый, как бык, — добавил Димка.

— Минотавр.

— Только Катька не Ариадна.

— Не рихтанет, — заявил Петька.

— Прикалываешься? — Санька посмотрел на дно пластикового стакана, будто ища продолжение фразы. — У вас же это… Разные… Эти… Весовые категории.

Санька взял бутылку подлил себе вина.

— Ну, и чо?

— А ни чо!

И тема сама закрылась. Больше они не возвращались к Минотаврам. А когда допили вино и разошлись, Петька не отправился домой. Он пошел к Катькиному дому.

Петьку немного мутило. Голова, казалось, держалась на тонкой нитке и норовила оторваться и покатиться по дороге. Пару раз он останавливался и смотрел на звезды. Звезды стояли на месте и одновременно куда-то плыли.

Наконец, Петька добрался до Катькиного дома, постоял перед калиткой и смело вошел, а ему навстречу — Минотавр. Вадька немного офигел от такой наглости и даже с опаской приблизился к Петьке, но почувствовав запах алкоголя, смело схватил его за грудки.

— Ясно, значит, выпил для храбрости? — спросил Минотавр.

Петька посмотрел на Вадьку мутным взглядом и посчитал себя правым. Правильно, что назвал его Минотавром. Рогов только не хватает. Вадька не был толстым, но был широкоплечим и коренастым. В свои восемнадцать выглядел старше.

— Слышь, герой неизвестных мифов, — угрожающе начал Минотавр. — Я тебя по стенки размажу в следующий раз, если увижу рядом с Катькиным домом.

Вадька ловко развернул Петьку к себе спиной и начал толкать к калитке. Петька не сопротивлялся, но, когда ворота приблизились, он очнулся, вывернулся и начал напирать на Вадьку, вооружившись пьяной доблестью. Минотавр не ожидал, что новоявленный Тесей будет в угаре загонять его вглубь лабиринта, поэтому не сразу пригасил воинственный пыл героя. Удар — и Петька немного обмяк, но еще мог стоять на ногах. Вадька легко выкинул героя за калитку.

— Вали отсюда! — крикнул Минотавр.

Петька потрогал разбитую губу и сел на лавку рядом с домом, размышляя о проигранном сражении: вот сволочь, точно, Минотавр, только рогов не хватает. Минотавр — повторял он про себя, уперев взгляд в землю. Голос отвлек его от тяжелых мыслей.

— Привет.

Петька поднял голову и посмотрел на подошедшую девчонку. Не Катька. И он опустил голову.

— Может, помощь нужна? — спросила девчонка.

Она не ушла, а села рядом на лавку. Петька присмотрелся и узнал ее.

— А, это ты. Девочка на крыше, — вяло проговорил он.

— Может, все-таки, нужна помощь?

Петька потрогал языком разбитую губу, тяжело выдохнул и покачал головой. Девчонка не уходила.

Трудно было держать голову на плечах, но Петька собрал все силы и вновь, посмотрев на девчонку, спросил:

— Тебя как зовут?

— Соня.

— Ну, пока, Соня.

Петька встал и неуверенной походкой отправился домой.

— Может, тебя проводить?

Петька остановился и удивленно уставился на Соню. Она внимательно взглянула на него огромными глазами. В темноте, они, кажется, блестели. Да не, это только кажется, мысленно отмахнулся он. Или в мире что-то изменилось, или Петька чего-то не понимал. На самом деле настроение было паршивым. Хотелось зарыться куда-то глубоко и не вылезать.

— Ты чего ко мне пристала?! Я домой пошел! Помаешь, домой! Провожать не надо!

— Я только спросила.

— Ага, она только спросила! Прилипала! Отстань от меня, поняла?!

Петька как мог уверенно и быстро зашагал прочь. Пройдя немного, посмотрел назад. Соня все так же сидела на лавке. И зачем он на нее наорал? А все Минотавр виноват. Он. И Катька. А она ни в чем не виновата. Петька подумал, что надо вернуться, но, сделав шаг назад, застыл. Нет, нафиг — и отправился домой. Перед его пьяным взором еще долго висела картина: Катькин дом, скамейка, на скамейки сидит Соня.

На летние каникулы Петьку отправляли в деревню к бабушке. Родители оставались в городе, лишь приезжали в выходные, а в отпуск гостили дольше. Поэтому Петьку никто не ждал в деревенском доме. Да и незачем, потому как он всегда брал ключ и, уходя гулять, запирал дверь на замок.

Сейчас он вернулся и увидел, что в доме окна погашены — бабушка легла спать. Ну, и отлично, обрадовался Петька. Хотя бы сегодня его никто не потревожит, и он никого не потревожит.

Петька осторожно провернул ключ, тихо открыл дверь, вошел, также аккуратно запер и прокрался на закрытую веранду. Не включая света, лег в кровать и закрыл глаза. Чувствовал Петька себя отвратительно, но не от выпитого вина. Соня. Он повернулся к стенке и успокоил себя тем, что завра с утра пораньше, пока все не разбежались по своим делам, зайдет к ней.

Властелин колец и детективы

Перемены для Алексея, отца Сони, в этот день начались с утра. Их не могла не заметить и Валентина, и все они касались их дочери. Но пока родители тактично молчали и не спрашивали, ибо ждали объяснений от Сони. Но Соня тоже молчала.

Перемена первая, которая сразу стала заметна — дочь дольше обычного спала, поэтому на крыше Валентина ее не отлавливала.

От Ленки Соня вернулась вчера вечером как обычно, а проснувшись поздно утром, не стала жаловаться на плохой сон, а он действительно был плохим, если представить его живым существом. Он поступил плохо с маленькой хозяйкой: пришел с опозданием. Соня не сказала этого ни отцу, ни матери, так как пришлось бы признаться, что в плохом сне виноват тот мальчишка с разбитой губой.

Соня лежала в кровати и всерьез искала в себе следы собственной виновности, но, видимо, она оказалась плохим сыщиком, ибо следы не обнаружились. Соня спросила: «Почему он наорал на меня?» И ждала ответа. Ответ не пришел. Конечно, ясно, что Петька был пьян и что у него в голове, никто не знает. И все же… Все же ее вины здесь нет.

Ну, а если бы еще раз встретиться с ним, подумала Соня, и спросить только из любопытства: зачем ты это сделал? Интересно, что он ответил бы? Правда, она уже знала ответ.

Вторая перемена, которую заметили родители, а дочь упустила из вида — другая одежда. Соня надела платье вместо любимых и очень удобных джинсов. Когда пришла на кухню завтракать и сказала «доброе утро», Валентина и Алексей дольше обычного смотрели на дочь. Она же села за стол и начала есть.

Третья перемена — Соня не пошла гулять. И это она сама за собой заметила. Гулять не хотелось. И дело не в летней жаре, а в настроении, которое можно обозвать коротким словом — хочу. Хотелось уединиться. Соня ушла в комнату и стала читать «Властелина колец» в одном томе. Это была гигантская книга — настоящий кирпич, и ее явное физическое превосходство перед другими книжками, как бы говорило: попробуй справиться со мной. Да, Соня хотела победить фолиант. Казалось, она штурмует неприступную крепость. Получалось так, что Соня подступалась к книге и вязла в ней каждый раз, застряв где-нибудь на сотой странице. Так «Властелин колец» вновь откладывался до лучших времен. Но эти времена не наступали, потому как очередная попытка оканчивалась поражением.

Четвертая перемена. Ее увидел отец Сони. В дом позвонили, Алексей спустился и открыл дверь. На пороге стоял мальчик-подросток с хмурым видом и разбитой губой.

— Здравствуйте. Я к Соне. Можно? — спросил он.

— Конечно, — ответил Алексей и крикнул в коридор: — Сонь! К тебе пришли! — Никто не ответил. — Хм… Ладно, пошли. Я провожу.

Мальчик хмуро кивнул. Алексей проводил подростка до двери.

Петька вошел в комнату и заметил перемену: Соню в платье. На крыше, это он запомнил точно, она была в джинсах.

— Привет.

Соня подняла взгляд от книги и удивленно вымолвила:

— Привет.

— Я это… За вчерашнее извиниться пришел. — Петька сделал глубокий вдох. — Корче, извини. Я не прав.

— Какое вчерашнее?

— Я вчера на тебя наорал.

— А… Петь, да ладно, забудь, ты ни в чем не виноват.

Петька немного прифигел. Не виноват?

— То есть как это, не виноват? Подожди, Сонь, ну, я нажрался, но это же…

— Слушай, Петь, забей.

Петьке понравилось это обращение. Особенно грубое словечко: «забей». Она предложила говорить на равных, отчего Петька оттаял, и косноязычие исчезло.

— Сонь, я не должен был орать на тебя. Понимаешь? Ну, ладно там, ты ляпнула какую-то гадость обо мне, еще можно понять, но ты всего лишь проходила мимо…

— Но у тебя же были свои причины? У тебя настроение было фиговое, так?

— А…

И Петька осекся, подумав, а знает ли она о нем и о Катьке? Если не знает, то ей и не надо знать. Ему вчерашний вечер показался таким мелким и незначительным, что говорить об этом — такая глупость. Такая же глупость как идти к Катьке пьяным, встретить Минотавра, подраться с ним.

— Ну, да… фиговое, — согласился он.

Петька посмотрел на толстую книгу на Сониных коленях.

— Че читаешь?

— «Властелин колец». Только книга не катит. Каждый раз начинаю читать, и каждый раз застреваю.

— Понятно… Ну, я сказки не люблю. Мне детективы больше нравятся.

— Почему сказки не любишь?

— Это для детей.

— То есть, я — ребенок?

— Сонь, я не то хотел сказать. Я… Понимаешь… В фэнтези есть сказка, а в детективах все по-настоящему. Нет, я знаю, что авторы выдумывают и там, и там, но в детективах, как бы сказать, нет волшебства.

— А какие детективы тебе нравятся?

— Агата Кристи. Конан Дойл. Сименон.

— Не читала.

— Могу принести.

— Принеси.

— А что?

— Петь, на твой выбор. Я же ничего не читала.

Саната

После обеда Петька занес Сони «Записки о Шерлоке Холмсе». Они обменялись короткими фразами и расстались. Когда Петька ушел, Алексей спросил дочь:

— Твой кавалер?

— Так… Знакомый…

Соня и вправду не могла сказать сейчас кто он ей на самом деле. Ну, да знакомый. Друг? Это вряд ли.

— Понятно. Значит, знакомый, — задумчиво произнес отец.

Вечером трое друзей — Санька, Диман и Петька — пошли в санаторий на танцплощадку. Там Петька увидел свои старые занозы: Катьку и Вадьку, точнее Минотавра, и удивился тому, что Катька не такая уж и красивая. Конечно, она привлекательная девчонка, но ничего запоминающегося. Она плясала с Вадькой, а из динамиков звучало:

Ну, где же ты студент игрушку новую нашел,

Не думал, не гадал, а девочку мою увел.

Петька сидел на скамейке и рассматривал танцующих людей. Не то чтобы ему было интересно, но нужно чем-то себя занять. Взгляд его вяло плыл справа налево, а затем скользил обратно, пока не остановился на одной из девчонок. Он не поверил глазам. Она сидела на противоположном конце танцплощадки и, видимо, давно смотрела на него. Соня? Петька встал и подошел к ней.

— Привет! — перекрывая грохот динамиков, крикнул он. — А ты давно здесь?!

— Недавно!

Ну да, наврала.

— Может, пойдем?!

Соня отрицательно помотала головой.

Танцевальная мелодия закончилась, начался медляк.

— Да ладно, пошли.

Соня согласилась. Они встали друг против друга. Петька немного волновался. Он положил ладони на Сонину талию и все думал о том, только бы они не вспотели, а то кому будет приятно, что тебя лапают мокрыми ладонями? Руки Сони оказались горячими, они невесомыми перышками легли на Петькины плечи.

— Слушай, — заговорил он, — а ты часто в санате зависаешь?

— Нет. Просто захотела тебя увидеть.

— Правда? А чего не подошла, раз увидела?

— Ну…

— Понятно…

— Скажи, а Катька красивая? — вдруг сменила тему Соня, незаметно кивнув на танцующую пару.

— Конечно, красивая, но ты красивее. Нет, не так. Ты самая лучшая.

— Хм, — Соня улыбнулась.

— Я серьезно. Чего улыбаешься?

— А когда ты меня в первый раз заметил?

— Когда ты сидела на крыше. А ты?

— А я тебя и раньше видела. Ты ведь каждое лето приезжаешь?

— Да. Странно, что я раньше тебя не замечал. Но теперь буду замечать, буду с тобой рядом.

— Ты думаешь, со мной рядом надо быть, потому что я маленькая? Сдачи не смогу дать?

— Почему, не сможешь? Сможешь. Но ты же не будешь всю жизнь одна сдачи давать?

Соня ничего не ответила. Она сейчас не хотела думать, не хотела говорить, потому как это могло спугнуть то настроение, ту тихую радость, которая возникла из ниоткуда.

Вот ничего не существовало до Петьки. Нет, не так. До него был мир большой и интересный со своими радостями, такой огромный разноцветный калейдоскоп. Множество кусков собирались в причудливые картинки, но вдруг возникла одна картинка, что приковала Сонино внимание. И эта картинка — Петька.

А Петька думал о Соне, а еще немного о Катьке. Думал о том, что как-то глупо вышло вначале: зачем он подкатывал к Катьке? Зачем? Ведь Соня ближе и куда понятнее, чем эта заносчивая девчонка. Возомнила о себе… И тут Петька вспомнил то, что хотел сделать завтра: пойти за орехами. Он хотел пригласить пацанов, но уже передумал.

— Сонь, я завтра за орехами в лес пойду.

— А можно и мне?

— Конечно. Пойдем вместе. Одному же скучно.

— Обещаю вести себя хорошо, — шутя, сказала Соня.

Петька улыбнулся. Все-таки Соня намного лучше Катьки. Нет у Сони Катькиной гордости, есть непонятно откуда берущееся спокойствие, которое тебя обволакивает, словно теплая морская волна. Петька ни разу не был на море, но решил, что волна должна быть именно такой, как Соня.

Кто лупоглазый?

Уже было за полночь, когда трое друзей возвращались домой.

— Слышь, Петрович, — заговорил Санька. — А чо у тебя с Катькой, не получается?

— Че не получается? — удивился Петька.

— Ну, сам знаешь, чо.

— А зачем ему Катька? — удивился Диман. — Он с другой девчонкой сегодня танцевал, да?

— А ну, колись. С кем? — Обрадовавшись, Санька стал тормошить Петьку.

Петька молча разозлился: «Ну, началось, сейчас ржать начнут, смеяться как маленькие».

— Да с Сонькой, — ответил за Петьку Диман. — Ты чо, не видел? Он ее на медляк пригласил.

— С Сонькой? Ха! С этой-то лупоглазой?!

Петька остановился и, резко обернувшись к другу, схватил его за футболку.

— А ну, повтори, че ты сказал?! Кто лупоглазый?

— Петрович ты чо, долбанулся?

— Пацаны, стопэ, — Диман начал разнимать друзей. — Еще не хватало из-за девчонки разодраться.

— Ладно, все. Проехали. — Петька отпустил футболку.

— Ты чо, влюбился что ли? — удивился Санька.

— Дурак ты, ничего не понимаешь.

— Не дурак я. И все понимаю, — обидевшись, пробурчал Санька.

За орехами

Они шли вдоль реки под палящим солнцем, но не замечали густой жары, облепившей всё вокруг. Лениво текла вода, стрекотали насекомые. Будто в янтаре, подумал Петька. Он шагал впереди, зная дорогу к орешнику. Соня чуть сзади. Она вчера напросилась, вроде, стесняясь своей небольшой наглости, хотя он не был против.

— Вот тут. На том берегу, — сказал Петька, остановившись.

Они спустились к реке, утопая ногами в разогретом золоте песка. В этом месте река обмелела так, что видно песчаное дно, которое под полуденным солнцем казалось живым, и чудилось, это не вода, а дно змеилось, а река застыла над ним прохладным стеклом, отражая безоблачное небо.

— Пошли, — сказал Петька, не глядя на Соню.

Он стянул сандалии, взял их и вошел воду и как корабль, рассекающий гладь, создал волны.

Соня сняла обувь, окунула ногу в воду и тут же отпрянула, застыв на месте.

— Ну, иди. Тут не глубоко. Мне по колено, а тебе чуть выше будет. Ты чего? — спросил Петька с того берега, надевая сандалии.

— Вода холодая.

— Сонька! Не выпендривайся! Ты как маленькая, чесслово.

Петька еще что-то пробурчал, но она не расслышала.

— Или ты за орехами расхотела? — И через паузу: — Вот черт! — И Петька, скинув обувь, вошел в воду.

Соня уже обулась, когда он второй раз пересек реку, встал рядом с ней и угрожающе спросил:

— Ну?

— Что?

— Обними меня за шею.

— Зачем?

— Обними, — требовательно прозвучал голос.

И как только ее руки оказались на Петькиных плечах, Соня взлетела. Ноги оторвались от земли, и она крепче обхватила его шею. Она испугалась, что он сейчас над ней подшутит: поставит на ноги посреди реки, чтобы убедилась, что вода не такая уж и страшная преграда. Но Петька, пыхтя, дотащил Соню на руках до другого берега и только тогда вернул на землю. Соня ничего не ответила. Даже не поблагодарила. И пока они собирали орехи в полиэтиленовые пакеты, старалась не думать об этом. Петька тоже. Он молча забрался на орешник и сосредоточился на сборе урожая.

То ли излишняя сосредоточенность, а, скорее всего, ветка попалась под ногу не та, когда он решил сменить положение, Петькина нога соскользнула. Конечно, со стороны это выглядело смешно: четырнадцатилетний пацан падает вниз, зажав в левой руке полиэтиленовый пакет с орехами. Петьке было не смешно. Когда он приземлился на пятую точку, рядом ойкнула Соня. И тут до него дошло: повезло. Видимо, машинально цепляясь за ветки свободной рукой, Петька смягчил приземление.

— Ты как? — испуганно спросила Соня.

— Норм, — ответил он, вставая и отряхиваясь. — Только шею жжет. Крапива что ли?

— Царапина, — ответила Соня, посмотрев на Петькин затылок.

Красная узкая полоска, чуть кровоточа, шла вдоль шеи и пряталась под футболкой.

— Ну, что? Пошли? — спросила она.

— Думаешь, хватит?

Соня повертела перед собой пакет, словно подсчитывая количество орехов, и кивнула:

— Да. Потом еще можно сходить.

И они стали пробираться через заросли к реке.

На этот раз она не «выпендривалась», а сняла сандалии и вошла в реку. Петька следовал за ней и видел, как Соня осторожно перебирает ногами, боясь замочить платье, но все же речная гладь осторожно целовала подол.

Когда они подходили к деревне, Соня сказала:

— Зайдем ко мне. — Петька пожал плечами: хорошо, к тебе, значит, к тебе. — Продезинфицировать.

Он расхохотался.

— Ты чего? — спросила Соня.

— Да представил себя микробом, а ты…

— Дурак ты!

Петька даже не обиделся на дурака, так как уж очень смешно она это сказала. И ведь слово-то какое трудное выбрала: про-де-зин-фи-ци-ро-вать. Слово дежурное и холодное. Нет бы просто: протереть рану.

Незачем умирать

Она велела пройти ему на кухню и встать спиной к холодильнику. Петька не удивился, но подумал: интересно, что произойдет дальше?

— Снимай футболку, — сказала Соня.

— А… Может и так сойдет? — смущенно проговорил Петька.

— Снимай.

Удивительно, но он стеснялся перед ней. И это странно. Ведь они запросто — и мальчишки, и девчонки — ходили вместе на речку. Располагались где-нибудь на берегу и сбрасывали томившую их верхнюю одежду. Мальчишки оставались в плавках, а девчонки в разноцветных или одноцветных купальниках, таких легких и волнующих, но Петька не обращал на это внимания. Он-то не на девчонок пришел пялиться, а купаться.

Петька нехотя снял футболку. Он слышал, как открылась дверца холодильника, что-то булькнуло, а затем ледяные и мокрые Сонины пальцы коснулись затылка.

— Ай, холодно.

— Ничего, потерпишь.

— Что это?

— Водка.

— Вы пьете?

— Она здесь в медицинских целях.

— Ну-у, опять выпендриваешься.

Петька повернул голову влево и принюхался. Точно, водка. Ее противный тяжелый запах он узнал.

— А знаешь, Сонь, некоторые ее принимают внутрь.

— Ты алкоголик?

— Ни капли.

— Ага, рассказывай.

— Правда. Мне даже запах этой водки противен.

Петька не врал. Конечно, он с пацанами пил не только водку, но и пиво, вино и иную гадость, но насчет водки не обманул. Ему действительно не нравился ни запах, ни вкус. Он был тяжелым, металлическим. От водки, да и от любого алкоголя пустела голова, а в животе, казалось, надувался резиновый шарик, и становилось тяжело дышать. И никакой хмельной радости. Петька пил за компанию, но старался пить немного, отчего оставался самым трезвым среди пьяных.

Опять за спиной булькнуло, и Сонины пальцы вновь коснулись шеи и, скользнув к лопатке, вдруг замерли. Водкой запахло сильнее. Петька поморщился. Правда, был один случай, когда он распил в компании игристое вино из черной стеклянной бутылки. Жидкость оказалась розового девчачьего цвета и играла пузырьками. Вкус — сладкий и приятный.

Дверца холодильника вновь открылась — бутылка вернулась на место.

— Ну, все. Кажется, будешь жить, — прошептала Соня.

Она появилась перед Петькой и почему-то испугано посмотрела в его глаза.

— Процедура окончена? — пошутил он, но Соня все также испугано смотрела.

Петька вначале не понял взгляда: чего она так испугалась? Смотрит как затравленный зверек, но в черных как остывший уголек глазах сияет тихая радость. Радость ли? И Петька сделал это. Он обнял Соню за плечи и привлек к себе. Она уперлась ладонями в Петькин живот и вдыхала запах его кожи, разогретой жарким солнцем. Запах, в котором были аромат трав, река, золотой песок, орешник.

— Отпусти, — прошептала Соня.

— Не отпущу.

Он вдохнул запах ее волос и нежно поцеловал в макушку.

— Тогда я тебя прогоню. Навсегда.

— Не прогонишь.

— Не прогоню, — беспомощно выдохнула она и поплыла куда-то, словно погружалась в приятный сон, но в этот момент Петька отпустил ее.

Соня, посмотрев на него, подумала, вот зачем он это сделал? Зачем отпустил? Ей так было хорошо. Еще вот так бы чуточку постоять, обнявшись. А он? Ну, что он? Вот стоит без футболки, здоровый, продезинфицированный.

— Сонь, ты чего?

— Ты думаешь, я дура? Глупая? Ты так не думай. Пожалуйста. Ты шутишь, а я испугалась. В первый раз. Я сказала: «будешь жить», и тут же испугалась. Тут же подумала, а если с тобой что-то случится?

Петька все также держал ее за плечи и смотрел в Сонькины глаза, которые заблестели, а затем по ее маленькой щеке скатилась слеза. Он улыбнулся и облегченно выдохнул: значит, ничего страшного не произошло.

— Ты точно дурочка. Маленькая-маленькая дурочка. Ты пойми, зачем мне умирать, если на свете есть ты, — прошептал Петька.

Совушка

Он сказал ей, что ему нужно уехать ненадолго в город к родителям. Чего-то там помочь. Петька как обычно пропустил мимо ушей, что говорила бабушка, отчего заранее оговоренный отъезд стал неожиданностью. Соня решила проводить его до автобуса. Он проходил через деревню в семь утра, но они пришли на остановку очень рано, поэтому кроме них пока никого не было. Петька поставил спортивную сумку на траву.

— Я бы с тобой поехала, — сказала Соня.

— Я ж ненадолго. Думаю, завтра приеду.

— Ты думаешь…

— Сонь, не начинай.

Он обнял ее. Она положила голову на грудь и слушала стук его сердца. Как быстро идет время. Слишком быстро.

— Знаешь, у меня есть предложение, — заговорил Петька. — Я еще дома обдумал. Ты позвонишь мне в город?

— Ну, что ты такое говоришь, — обрадовалась Соня. — Конечно, позвоню.

— Тогда я все правильно сделал, что взял блокнот и ручку.

Петька расстегнул боковой карман сумки и извлек ручку и карандаш. Он записал номер городского телефона.

— Держи. — Петька передал листок. — Только звони сразу после двенадцати. У нас, знаешь, все по часам. В полдень мы обедаем.

— Хорошо.

Дальше они стояли в молчании. Подошел автобус. Соня проводила его печальным взглядом, и подумал: что мне делать до двенадцати? Ни читать, ни сходить к Ленке она не хотела. Поэтому долгие и мучительные пять часов еле-еле прошли для Сони.

Ну, отчего же так? Бездушные механические часы не умеют считать живое время. Они умеют считать только свое. А время течет с разной скоростью. Время ожидания расставания летит, время ожидания встречи ползет.

Соня не помнила, как дождалась полудня, а как только оно наступило, побежала на почту и позвонила Петьке.

— Алло, — прозвучал спокойно его голос. Она не ответила. — Алло! — Уже волнуясь, сказал Петька.

— Еще что-нибудь скажи.

— А, это ты? Чего молчишь-то, Совушка?

— Почему это я Сова? А, догадалась. Потому что лупоглазая?

— Никакая ты не лупоглазая. Нормальный ребенок.

— Вот и отец говорит: нормальный ребенок.

— Что ж, я с ним согласен. Слушай, Сонь, оказывается, я был прав. Так что завтра вернусь на семичасовом автобусе и с него прямо к тебе заскочу. У тебя-то как дела?

— Скучаю.

— Я ж тебе книгу принес. Читай.

— Хорошо, Петь, буду читать. Ну, пока? Только ты первый положи трубку.

— Пока. Целую, Совушка.

И Петька положил трубку.

Его мать слышала разговор по телефону и спросила:

— С кем это ты разговаривал?

— С Соней, — не стал скрывать Петька.

— Подруга?

— Нет, не подруга. Какая уж там подруга. Невеста.

— И завтра в ЗАГС побежите?

— Не, надо подождать. Лет пять.

Крылья стрекоз

В день приезда Петьки Соня встала рано, быстро позавтракала и вышла на улицу с книгой. Она решила сесть на лавку, читать и ждать его. Читала Соня медленно. Ей показалось, что так время пролетит быстрее. Погрузившись в чтение, она не заметила, как подошла Катька. Катька встала у калитки.

— Привет, подруга, — наконец сказала она.

Соня, удивленно подняв взгляд на гостью, закрыла книгу.

— Чего смотришь? Привет, говорю. Или не слышишь? — повторила Катька.

Соня продолжала молчать, шестым чувством ощущая неладное, которое ледяной волной готово окатить ее. Волна шумела где-то вдалеке, но мгновение — и вот она накрыла:

— Петьку ждешь? А зря, — хитро улыбнулась Катька. — Зачем тебе? Это я ему нравлюсь, а с тобой он так, из жалости. Ну, че молчишь-то?

Соня медленно встала с лавки, с силой сжав книгу, кожа на кончиках пальцев побелела.

Катьке было плевать на Петьку. Этот мальчишка ей не нужен, разве что только поиграть. Катьке важно внимание пацанов, ну, и мальчиков, и она не поверила вначале, когда застала Петьку выходящим из Сониного дома. Родителей ее не было дома, это Катька знала точно, значит, приходил к Соньке. Что? К Соньке? Обменял ее на эту лупоглазую пигалицу? Катька готова проиграть, но проиграть достойной сопернице, а ее, Соню, она и не считала соперницей. Катькино самолюбие было задето.

— Ну, че молчишь? Я же правду сказала, — повторила она.

— Я тебя ненавижу! Убирайся! Пошла вон! Ненавижу! — выплеснулось Сонино отчаянье.

Соня убежала домой. Катька, ошарашено посмотрев на грохнувшую дверь, проговорила: «истеричка» и ушла.

Соня испугано спряталась в своей комнате и решила ждать Петьку.

Петька сразу отправился к ней, как только вернулся из города. Подходя к дому, он заметил Сониного отца. Он, выглянув в окно, поприветствовал Петьку, будто старого знакомого.

— Здравствуйте, — ответил Петька.

— Тут к Соне Катька приходила. Кажется, они повздорили. Как думаешь, из-за чего?

Петька настороженно пожал плечами. Что сказать, он не знал, поэтому произнес:

— Разберемся.

— Она у себя в комнате сидит.

Петька зашел в дом, на пороге комнаты бросил спортивную сумку. Он увидел Соню стоящей у окна. Соня не обернулась на звук.

— Привет.

— Привет, — тихо сказала она, все также не оборачиваясь.

Петька подошел к ней и спросил:

— Твой отец мне всё сказал. Чо Катьке-то нужно было?

Он попытался обнять ее за плечи, но Соня резко обернулась и спросила:

— Это правда?

— Что правда? Ты о чем? — Петька, волнуясь, всматривался в распухшие от слез Сонины глаза.

— Ты правда со мной только из жалости, а тебе Катька нравится?

— Что? И ты поверила этой Катьке? Ей? Ну, ты чего, дурочка, я же тебя только люблю, а че Катька сказала, мне плевать, и тебе плевать…

— Это правда?

— Конечно, правда. Она тебе наплела, а ты и поверила, Катька наврет и не…

— Нет, ты другое сейчас сказал.

Петька обнял ее за плечи. Слова застряли в горле. А чего говорить? Слова — это такой мусор. Можно говорить и говорить, так вся жизнь в слова и уйдет. Петька приблизился к Соне и поцеловал ее. Правда, это был не поцелуй, скорее осторожное касание губ. Оно было теплым, мягким и легким, неуловимым и прозрачным, как крылья стрекоз. Еще — немного щекотным, отчего Соня невольно улыбнулась.

— Вот видишь, все хорошо, — по-своему расшифровал улыбку Петька. — Я тебя люблю, а ты… — Он обнял Соню. — Совушка.

— Тогда я не понимаю. Зачем она это сделала? Хотела поссорить? Разлучить?

— Хм… — Петька удивленно выдохнул. — Тогда это… глупо. Нас же разлучить нельзя.

Эпилог, или кофе без коньяка

Последние августовские дни выдались дождливыми, и завернули такие холода, что можно подумать: пришла глубокая осень. И если бы не зелень на деревьях, так и показалось бы.

Они вышли из здания железнодорожного вокзала в городскую суету. Им было холодно, одежда их намокла.

— Забежим в кафешку, погреемся, — предложил Петька.

Соня молча согласилась.

Петька заказал кофе.

Они сидели, прижавшись друг к другу, и, не торопясь, потягивали горячий напиток, грея руки. Петьке стало хорошо, его немного разморило. Он спросил ее:

— Может, еще кофе?

— Тогда уж с коньяком, — весело заявила Соня.

— А тебя не развезет в автобусе? Сумеешь одна до дома добраться?

— Ха. Ха. У нас появился мужчина. Ладно, давай уж без коньяка.

Но прежде чем Петька встал с места, Соня накрыла его пальцы своею ладонью и прошептала:

— Только ты приезжай ко мне в выходные, хорошо? Не забудь.

— Не забуду. Адресами мы обменялись. Телефонами. Так что, через неделю жди.

— Еще целая неделя. Какой ужас. — Соня посмотрела перед собой в пустоту. — Знаешь, я раньше думала, что смогу одна, что все вынесу, а теперь… Без тебя…

— Сонь, всего-то неделя. Ну, смотри. Понедельник. Раз и два — уже среда. Среда — это середина недели. За средой идет четверг, затем пятница, а пятница — конец учебной недели, а там и я в субботу приеду.

— Если бы я могла слышать твой голос всегда.

— Я буду звонить.

— Нет, чтобы навсегда вместе.

— Тем более всю неделю ты будешь занята.

— Чем это?

— Учебой. Время быстрее пролетит. Представь, что ты учишься для меня.

— Петь, ну, что ты за ерунду говоришь? — чуть не плача прошептала Соня. — Для тебя я живу. А ты — учись.

Петьку порой пугали ее наивные слова. Неужели Соня это в серьез? Соня… Маленький пугливый зверек с широко распахнутыми глазами, которые притягивают и удивляют. Хочется обнять зверька и защитить от всех бед.

Петька осторожно обнял ее за плечи и тихо спросил:

— Еще кофе?

И они выпили еще кофе, а затем отправились на автобусную остановку. Петька посадил Соню в автобус и махнул ей рукой. Она не ответила, а посмотрела на него и улыбнулась. Петька поймал улыбку и сохранил в памяти.

Жаль, что лето кончилось. Петька очень любил лето. А еще он любил Соню. Эту странную девочку с красивыми глазами. Иногда она говорила взрослые вещи, но порой выдавала такие штуки, что хоть молчи, хоть падай. Порой вела себя как маленькая. Ну, и хорошо, что маленькая.

Соня, заняв в автобусе место у окна, еще раз глянула на Петьку. Тот махнул вновь рукой и стал удаляться. Еще целая неделя до встречи, но они будут звонить друг другу.

На соседнее место села девчонка. Она была такого же возраста, что и Соня, может, немного старше. Соседка раскрыла книгу на первой странице. Название и автора Соня не успела прочесть, но машинально опустила взгляд на строчки. Она не любила, когда начинают историю с описания природы, будто автор не знает о чем рассказывать и тянет время. Например, «вечерело» или «смеркалось». Так и хочется убить автора этих банальных вступлений. Хотя начало книги Соне все-таки понравилось. Было там что-то о жарком июне и сезановских красках.