Пропуск

Завод возвышался над городом, словно колосс, голем, поднятый из земли силами неподвластными человеческому разуму. Завод и был Городом. Отдельным государством, живущим по своим правилам и законам. Меня всегда это пугало. Я не мог понять, как обычная проходная может служить входом в параллельную реальность и что будет, если я однажды не смогу из неё выбраться или оказаться внутри. Именно это и произошло со мной сегодня. Привычно сунув руку в карман куртки, я понял, что заветного пластикового прямоугольника с моей фотокарточкой там нет. Лихорадочно обыскивая другие карманы, роясь в барсетке, перекинутой через плечо, я пытался вспомнить, где мог оставить пропуск. В голову не приходило ни одной стоящей мысли. Оставалось возвращаться домой и надеяться, что просто оставил его в коридоре на тумбочке. К одной из колонн, украшающих проходную, был прикручен старенький телефон-автомат для внутренней связи. Позвонив в отдел, предупредил, что опоздаю, и опрометью бросился на улицу. Благо, жил я в пяти минутах ходьбы от Завода.

И вот тут начались проблемы. Я вовсе не преувеличивал, когда говорил, что Завод и был Городом. Подавляющее большинство населения работало на Заводе. В его собственности были больницы, роддома, школы, детские сады, торговые центры, кинотеатры, кафе и… жилые комплексы. В частности тот, в котором я имел счастье жить со своими любимыми девочками — женой и дочерью.

Женой и дочерью…

Я машинально посмотрел на часы и выругался — Элла, как всегда, забросила Светку в школу по пути на работу, а значит, дома никого нет. И не будет до вечера. Если я в течение часа не появлюсь на рабочем месте, мне засчитают прогул, а это — увольнение практически со стопроцентной гарантией. От осознания безысходности положения я встал как вкопанный посреди тротуара. Хотелось кричать, рвать на себе волосы и просто плакать от отчаяния, поскольку без пропуска я не мог не то что попасть в квартиру, но даже зайти во двор — открыть калитку можно было только изнутри. С внешней стороны двери стоял сканер, считывающий данные с пропуска. Был, конечно, ещё один шанс — оформить разовый пропуск. Деваться всё равно было некуда — часики тикали. Понуро опустив голову, я поплёлся обратно на проходную.

По правую руку от основного входа в глубине ведущего в тупик коридора горело манящим электрическим светом забранное решёткой окно. Надпись на табличке над ним гласила: «Бюро пропусков». В комнате за окном суетились люди. Стучали допотопные печатные машинки, с грохотом выдвигались ящики картотечных шкафов, кто-то кричал нечто неразборчивое в прижатую к уху трубку телефона. В общем, до меня здесь никому не было дела. Я деликатно покашлял, чтобы привлечь к себе внимание, но результата не добился. Тогда я осторожно постучал в стекло. Люди за окном замерли, как будто у всех разом отключили питание — стало так тихо, что я услышал собственное дыхание — а затем повернулись на звук и уставились на меня. Пристальным, немигающим взглядом, полным холодной, расчётливой ненависти. Казалось, ещё мгновение, и они угрожающе зашипят, готовясь вонзить ядовитые клыки мне в глотку. Я возблагодарил Бога за то, что от озлобленных фурий меня отделяло не только тонкое стекло, но и толстые стальные прутья решётки.

— Извините, — промямлил я. — Не хотел отвлекать вас, но…

— Что у вас случилось, молодой человек? — елейным голоском спросила подошедшая к окну девушка, клянусь всеми святыми, я увидел, как раздвоенный язык облизал губы и скрылся во рту.

— Я… Э… З-з-забыл или п-п-потерял…

— Что?

— Пропуск.

— Дома искали?

— Дома сейчас никого нет. Дочь в школе, жена на работе. Нельзя ли мне выписать разовый?

— На каком основании? — игриво спросила девушка. Раздвоенный язычок снова показался в углу рта.

— На том основании, что я работаю здесь! — начал закипать я.

— Но подтвердить вы это ничем не можете, не так ли?..

Её явно забавляла вся эта ситуация, а я едва сдерживался, чтобы не заорать.

Вот был бы у меня пистолет…

— И что бы вы сделали?

— Простите?

— Что бы вы сделали, если бы у вас был пистолет?

Вынес бы тебе мозги, жирная шлюха!

— Фи, как грубо! Давайте сюда свой паспорт.

— Что я вам должен дать?

— Паспорт, конечно!

— Какой ещё, к дьяволу, паспорт? Что это за хрень?!

— Это не хрень, а документ, удостоверяющий вашу личность, — отчеканила девушка из бюро пропусков.

— Мою личность удостоверяет…

— Ну?..

— Пропуск, — обречённо выдавил из себя я и побрёл на негнущихся ногах к выходу. Вслед мне звучал издевательский смех.

— Эллочка, здравствуй.

— Что-то серьёзное, Андрюш? У меня совещание через пять минут.

— Серьёзнее некуда, милая. Я потерял пропуск.

На том конце провода повисла гробовая тишина.

— Скажи, что ты пошутил, дорогой, — раздался в трубке убитый голос Эллы. — Скажи, что это просто глупый розыгрыш.

— Мне бы очень хотелось, чтобы так было. Милая, что мне делать?

— Когда ты об этом узнал?

— Примерно полчаса назад.

— Полчаса?! Примерно?! Какого чёрта ты мне сразу не позвонил?! Что я Светке скажу?!

— Что её отец — клинический идиот. И будешь абсолютно права.

— Где ты мог его оставить? Вспоминай, горе луковое.

— Элла Александровна, — раздался в трубке механический голос её секретаря, — Сергей Иванович звонил, интересовался, почему вы всё ещё не на совещании. Что мне ответить?

— Ответьте, что бегу, Ирочка. Ну, ты сам всё слышал. Погуляй где-нибудь. Как только вырвусь, перезвоню. Целую.

Короткие гудки оглушали. Я просто не мог поверить, что всё вот так быстро закончилось. «Перезвоню. Целую». Как будто речь шла о том, что купить к ужину. Нет, я не мог её винить. Сам бы, скорее всего, поступил также. Я же теперь изгой, отброс, биомусор, бесправное нечто. Респектабельные граждане избегают даже взглядом встречаться с такими как я — боятся, что ничтожество заразно. Держу пари, Элла сейчас названивает юристам из правовой службы Завода, чтобы как можно быстрее оформить развод. У неё нет другого выбора — пропуск давно заменил нам всё: это и банковская карта, и медицинская страховка, и паспорт, и много что ещё. В сущности, у нас не осталось ничего своего. Мы, в полном смысле этого слова, собственность предприятия. Даже квартиры, в которых мы живём, — служебные. Из этого следует простой вывод: если кто-то потерял пропуск, пострадает не только он, но и все члены его семьи, поскольку будут вынуждены освободить квартиру в течение двадцати четырёх часов. Единственная лазейка — в срочном порядке развестись, вычеркнуть неудачника из своей жизни. При хороших связях в суде квартира будет отчуждена в пользу супруги или супруга, потерянный пропуск — признан недействительным, а человек, умудрившийся его потерять — мёртвым. Связи у Эллы были — она спала с Сергеем Ивановичем, который был далеко не последним человеком в правлении Завода. Для меня это не было тайной. Более того, именно я познакомил их на одном из корпоративов. Идиот! Непроходимый тупица!

Что делать дальше, я не представлял в принципе. В голове царила звенящая пустота. Едва переставляя ноги, я добрёл до скверика, где любили прогуливаться заводчане в свободное от работы время, и грузно рухнул на одну из свободных скамеек. Кажется, мне даже удалось заснуть.

Сон — волшебная калитка, секретный проход в мир, где все живы, любую ошибку можно исправить, а солнце никогда не заходит. Во сне я почему-то часто возвращаюсь в тот день, когда Элла призналась мне, что беременна. Май был тогда в самом разгаре, ветерок разучивал новую мелодию, наигрывая её кронами берёз и сосен на аллеях парка, где-то невдалеке хрустально журчала речка, лениво перекатываясь в каменистом русле. Заходящее солнце окрашивало всё вокруг в нежное, едва осязаемое золото, плескавшееся в распущенных локонах Эллы, широкой улыбке, словно бы подсвечивающее её кожу изнутри. Она напоминала Афродиту, только что покинувшую тёплые волны Адриатики, или Мадонну, мечтательно застывшую у окна, полностью покорную воле кисти Рафаэля де Санти. И я держал Мадонну за руку, ловил взглядом её чуть застенчивую улыбку, кивал, не слишком вдумываясь в смысл слов. Главное для меня уже было произнесено. Я чувствовал себя счастливейшим человеком на земле и надеялся, что это счастье будет вечным. А через девять месяцев появилась Светка. Моё маленькое чудо, улыбающийся мудрец со всё понимающим взглядом… Засыпая и просыпаясь все эти годы, я мысленно спрашивал себя, чем заслужил такую благосклонность судьбы и никогда не находил ответа.

Реальность ворвалась в мой хрустальный мир грубым толчком, едва не сбросившим меня со скамейки. Я вскочил на ноги и обернулся, чтобы разглядеть обидчика. Им оказался рослый детина в форме охранника Завода. Его простоватое, в общем-то, добродушное лицо со слегка вздёрнутым носом портила лишь холодная, чуть презрительная улыбка да властолюбивый, жестокий взгляд близко посаженных бусинок-глаз.

— Ваш пропуск, пожалуйста, — нарочито вежливо сказал он.

— У меня его нет, — ответил я. Наши взгляды схлестнулись. Первым не выдержал он.

— Тогда, полагаю, вам придётся пройти со мной, — пробормотал он, отведя взгляд. — В сквере нельзя находиться в неурочное время. Тем более, посторонним лицам.

— Но я работаю здесь!

— Видя десятый сон на скамейке? — едва сдерживая смех, спросил он.

— А даже если и так? — с вызовом ответил я.

— Тогда покажите пропуск, — механически ответил он.

— Лови! — рявкнул я, бросив ему в лицо карманные часы, что подарила мне на День рождение жена, и припустил с места, как будто за мной гналась сотня-другая адских псов.

Далеко, впрочем убежать не удалось: за спиной раздался едва слышный хлопок, а через секунду кто-то словно бы выдернул землю из-под ног. Рухнув на полном ходу, я ещё несколько метров протащился лицом по асфальту — долбаная инерция, кто её только придумал?!

Неторопливо подошёл охранник, рывком поднял меня на ноги, от души ткнул кулаком под рёбра и прошипел в самое ухо, пока я пытался восстановить дыхание: «Как же вы, бегуны, меня достали! Ни разу ещё ни с кем по-хорошему не разошлись».

— В сотый раз повторяю: меня зовут Андрей Евгеньевич Ройко. Я — главный специалист отдела по сбыту. Моя жена, Элла Александровна Ройко, начальник финансового управления. Позвоните ей, чёрт побери!

— Уже звонили, — устало ответил подбивший меня шокером охранник. — И не раз. В финансовом управлении говорят, что никакой Эллы Александровны Ройко у них сроду не работало. Смекаешь?..

— Но…

— Но-но-но! — игриво погрозил мне пальцем охранник, а затем резко ударил окованным носком ботинка по коленной чашечке. Раздался хруст, я взвыл от боли.

— Значит так, сука, — сказал он мне, угрожающе приблизив лицо. — Я с тобой в игрушки играть не собираюсь. У меня через пятнадцать минут смена заканчивается. Пацаны уже наверняка на проходной собрались. Все меня ждут, косточки перемывают. А я в этой сраной каморке с тобой валандаюсь! Живо рассказал мне, кто ты и какого хрена вынюхивал в сквере! Я же из-за тебя, гнида мокроносая, на футбол опоздаю!

Однако, при всём желании ничего вразумительного я ему ответить не мог — адская боль мешала рассуждать здраво. Всё, что я мог — продолжать орать и пытаться избавиться от ремня, связывающего руки за спинкой стула.

— Тьфу ты, пропасть! — рявкнул охранник, вытягивая из-за пояса дубинку. Я понял, что это мой шанс и отомстил ему, со всей дури двинув здоровой ногой прямо по колену врага. Услышав знакомый хруст, я не смог сдержать злорадной ухмылки. Охранник, потеряв равновесие, рухнул вперёд и опрокинул меня вместе со стулом. От удара стул разлетелся в щепки. Я был практически свободен. Оставалось только выбраться из-под этой хрипящей свиньи, буквально припечатавшей меня к полу своей массой.

Извиваясь, как уж на сковородке, я пытался отпихнуть охранника от себя. Получалось плохо. Тогда я просто покатился по полу, увлекая за собой эту жирную мразь. В какой-то момент мне удалось оказаться сверху, и я расквасил ему нос головой, а затем вцепился зубами в щёку, выдрав здоровый кусок мяса. Охранник уже не кричал, он вопил, словно пожарная сирена или свинья, которой перерезают горло.

Горло… Неплохая мысль…

Через мгновение мои челюсти сомкнулись на его яремной вене. Я прокусил кожу и резко дёрнул голову вверх. По телу охранника пробежали судороги, хлещущая из рваных ран кровь, растеклась по бетонному полу. В его глазах застыл смертельный ужас, непонимание, отчаяние. Впрочем, я тоже не испытывал особой радости, пытаясь прожевать и проглотить кровавый, склизкий ком во рту. Сделать мне это не удалось, и я блеванул прямо в раззявленный в немом крике рот жертвы.

Как можно медленнее и осторожнее я отползал от трупа пока не упёрся в стену, опираясь на неё спиной, я встал и попытался сделать шаг. Как ни странно, но я удержался на ногах, хотя боль в правом колене была просто дикой. Оставалось каким-то образом избавиться от ремня, связывающего руки за спиной. Оглядевшись вокруг, я увидел зеркало, прикреплённое над раковиной. Ещё один удар головой, и оно осыпалось вниз каскадом хрустальных осколков. Один из них по счастливому стечению обстоятельств остался лежать на фаянсовом ободе раковины. Я повернулся к раковине спиной и, схватив осколок едва слушающимися меня пальцами, начал разрезать свои оковы. Когда наконец кожаные обрезки брючного ремня упали к моим ногам, я отбросил свой импровизированный клинок и с облегчением вздохнул. Я, чёрт побери, всё ещё жив! Выкусите, твари!

Дохромав до выхода из комнаты, я бросил взгляд на стену и не смог сдержать улыбки — на расстоянии вытянутой руки от меня висел пожарный щит с маняще поблёскивающим сталью штурмовым топором, а рядом на гвоздике — ключ от запасного выхода. В голове созрел замечательный план.

Предатели должны умереть.

Запасным выходом давно никто не пользовался, поскольку ни одного пожара на моей памяти на Заводе не было. Да и неудобно это — возиться с ключами, замками, спотыкаться на выщербленных ступеньках, пытаясь раньше других спастись из огненной ловушки. Зачем всё это, если есть пропуск и лифт? Так в своё время думал и я. Кажется, целую вечность назад.

Медленно, стараясь не слишком напрягать правую ногу, используя топор в качестве костыля, я поднимался на восьмой этаж — там работала Элла. Её кабинет находился в паре дверей от запасного выхода с этажа. Интересно, удивится ли она, увидев меня живым, будет ли умолять о пощаде, плакать, хватать за одежду? Смогу ли я убить её? Вправе ли? В сущности, она поступила так, как подсказывал ей материнский инстинкт — любой ценой защитить ребёнка. Даже если цена эта — моя жизнь. Вот он — ключевой момент. Я не мог ей простить того, что она так легко обрубила концы. Выбросила в мусорное ведро наше прошлое, словно смятый фантик от шоколадного батончика. Она решила всё за меня и за Светку. Лишила её отца, а меня — дочери. Просто бросив трубку, даже не попытавшись хоть что-то для меня сделать. Все проклинают Иуду, но разве не большим предателем был Пилат, в чьей власти было отпустить Христа с миром?

Где-то на пятом этаже я столкнулся нос к носу с парнем из рекламной службы. Он только-только закурил сигарету. Мы часто встречались с ним раньше и на работе, и после. Иногда пили пиво в ближайшем пабе. Он считал меня приятелем. Да и я, в общем-то, был не против его дружбы. Но сегодня он не был желанным гостем на моей вечеринке возмездия… «Извини», — пробормотал я и обрушил топор ему на голову.

Лезвие засело глубоко в правой скуле, из повреждённой глазницы вытек глаз и растёкся по кафельному полу бесформенной кляксой. Его ноги подкосились, он стал заваливаться набок, сигарета продолжала тлеть в углу рта жертвы. Наступив на голову мертвеца, я с хрустом выдернул топор из черепа. Фонтан крови и мозгов окрасил стену напротив в алый.

Покачав головой, я побрёл дальше.

Дождись меня, дорогая. Мы скоро встретимся.

Как ни странно, она не кричала. Даже когда я вогнал топор ей в живот. Из страшной рубленой раны на узорчатый мягкий ковёр с противным хлюпаньем вывалились кишки. Элла постояла несколько секунд, остановила быстро тускнеющий взгляд на мне, печально улыбнулась и упала безжизненной грудой мяса к моим ногам.

Стало ли мне легче? Нет. Хуже? Нет. Я ничего не чувствовал. Сплошная пустота и холод. С её смертью всё потеряло смысл. Я сам себе напоминал станок, в который забили программу, запустили её, а заготовку детали вложить забыли. Фрезы крутятся, свёрла дырявят воображаемые стенки заготовки, с шипением выделяется охлаждающая жидкость, а детали нет. Нет смысла…

Первый выстрел я даже не почувствовал. Просто увидел, как из груди вырывается облачко бело-красной пыли. Второй отбросил меня к столу. У меня очень намокла рубашка и подкосились колени. Если бы не стол, я, скорее всего, упал бы на пол. Цепляясь за столешницу, я попытался встать, но они продолжали стрелять. Третий, четвёртый, пятый. Моё тело просто пылало от боли.

За что они так со мной? Что я им сделал?

Я просто…

Шестой выстрел.

…забыл пропуск.