Оффтопиксвятое чего?
я не за счёт и не кумиров тоже
я просто честно написал, кого мне менее интересно читать, чем Пелевина
а Пелевина мне читать не совсем интересно
Оффтопикполагаю, что даже и в сказке некоторые видели
про два мульёна речь отдельно, просто так их точно никто не даст, а если дают — значит есть за что
а вот так?
Не все читатели, даже способные воспринимать психоделику, воспринимают её легко и без внутреннего протеста. Есть категория читателей, у которых слишком «тяжёлое» сознание, — и им из-за этого пси-эффект кажется чем-то опасным, нежелательным. Иногда эти опасения у них формируются на подсознательном уровне, и тогда они даже не осознают тех причин, по которым психоделика их смущает, а просто испытывают смутное чувство внутреннего беспокойства — и стараются от него избавиться, а их ум это интерпретирует как непроизвольную реакцию «не нравицца».
Следует отличать такую «негативную» реакцию на психоделику, проявляющуюся в активном отторжении, — от отсутствия реакции, поскольку второе свидетельствует о том, что у человека слишком высокий порог восприятия — и психоделика в силу этого оказывается для него недоступной; в первом же случае психоделика человеку доступна, но он её пугается, — точнее, пугается не её, а своих реакций на неё, поскольку эти реакции выходят за рамки его обычных ощущений. Подобным образом на заре развития электричества многие боялись «нечистой силы», скрытой в проводах, которую нельзя ни понять толком, ни рассмотреть. Только в случае с психоделикой это работает, возможно, ещё сильнее, т.к. причиной испуга оказывается не что-то внешнее, а провалы собственного подсознания.
Конечно, если человек обладает достаточной решительностью, он преодолевает в себе робость от «заглядывания слишком далеко» в миры, доступные собственному восприятию, открываемые путём получения пси-эффекта от психоделических текстов. Но не всем такое под силу. Нередко именно «серьёзные, опытные и закалённые» мужчины и женщины пугаются, как дети, прикоснувшись к психоделике, — и, опасаясь повторения опыта пребывания в изменённом состоянии сознания, наклеивают на текст окончательный ярлык «не нравится». Что можно сделать с такими читателями? — Ничего. Насильно облагодетельствовать никого нельзя, а потому — следует просто оставить в покое таких робких путешественников в удалённые миры осознания, — в надежде, что когда-нибудь они отважатся перешагнуть тот порог восприятия, за который сегодня держатся мёртвой хваткой.
Это напоминает процесс обучения плаванию людей, никогда не видевших больших водоёмов: когда вы их пытаетесь заталкивать в воду, они только сильнее вцепляются вам в руки или в одежду, преследуемые неконтролируемым страхом глубины. В то же время другие люди, также не видевшие свободной воды, спокойно заходят в неё и пытаются плыть — и у них это получается! Чем же они обладают — в сравнении с теми, кто не отваживается отпустить вашу одежду? Ответ не столь очевиден, как то может показаться. Но он находится, в любом случае: у этих людей, способных шагнуть в глубину, выпустить вашу руку и поплыть самостоятельно, отсутствует страсть к контролю любой ценой. Они могут позволить себе риск, на который не способны пленники идеи контроля. Для тех же, кто продолжает цепляться за вас, возможность потери контроля над ситуацией представляет собой непреодолимое препятствие, и, таким образом, они сами для себя исключают возможность научиться новому навыку.
Примерно то же происходит с подобными «control freaks», когда они пытаются читать психоделику. Непривычные ощущения заставляют их сразу занимать защитно-оборонительную позицию, которая заключается прежде всего в блокировании свободного доступа текста к своему сознанию. А когда психоделический (да в принципе — и любой) текст начинает пропускаться сквозь поляризующие фильтры, придирчиво наложенные сознанием, то он теряет бóльшую часть своей прелести и становится просто объектом для препарирования, от которого невозможно ожидать чудес. Хамелеон, зафиксированный в лабораторных креплениях, не станет менять цвет; канарейка, удерживаемая на стенде зажимами, не будет петь. А психоделический текст, рассматриваемый в таких же обстоятельствах, не проявит своей психоделичности. Но нередко противники психоделики не дают себя смущать даже столь очевидным доводам, декларируя, что — если психоделика существует, то она обязана проявлять себя В ЛЮБЫХ условиях.
Я предлагаю не вступать в споры с такими читателями, поскольку на любой ваш аргумент они найдут десять своих, лишь бы оправдать собственное нежелание погружаться в неизведанные состояния сознания, теряя контроль над своим привычным. Для тех же, кто умеет справляться с задачей не-резистентного восприятия психоделики, психоделика способна становится дополнительным средством, стимулирующим развитие способности к познанию мира, своеобразным мостиком в неизведанное. С определённой точки зрения, психоделику можно рассматривать как личный не-опосредованный опыт исследования границ своего сознания, а в известном смысле — даже как нетрадиционную «духовную практику», которая служит серьёзным подспорьем читателю в амбициозной задаче — накопления памяти о «перемещениях» своих барьеров восприятия в пределах и за пределами феноменального мира.
… Психоделические тексты селективны, и с этим поделать ничего нельзя: это принципиальное качество психоделики. Каждый психоделический текст рассчитан на какую-то определённую (целевую) аудиторию, и если мы в эту аудиторию не попали по каким-либо причинам, то и психоделичность текста почувствовать не можем.
Многих читателей (и особенно писателей/поэтов) возмущает именно эта черта психоделики. Им непонятно — каким образом они могут не чувствовать пси-эффекта в каком-то тексте: ведь, казалось бы, и их художественный вкус, и их подкованность в поэтике, наконец, их продолжительное знакомство с классикой — должны им в этом помогать! Однако восприимчивость к психоделике имеет мало общего с чтением работ по литературоведению, а равно и с наличием собственного поэтического багажа. Зачастую, такой багаж мешает людям выйти из-под гнёта стереотипов и почувствовать свежий вкус ничем не испорченной литературы. И психоделика нередко становится тем самым пробирным камнем, который наглядно показывает — сохранил человек свежесть читательского восприятия — или утратил её совершенно.
Generation «П» помнится, зачитали до дыр в году 2000-м, мы как раз проэктик на е-бизнес делали, так текст вообще шел за типа священное писание: каждая глава, чего там, каждый абзац — как руководство к действию, как канон, как абсолют…
Остальное у Пелевина да, почитываю
Иногда «вставляет», иногда не очень, это не «та» литература, что каким-то образом на меня повлияла, но пожалуй поинтереснее разных Пановых, Кингов и Семёновой с Беляниным там будет
ну ладно, первый пошол: Анс "Текст ухватил себя за хвост"***
Хорошо в лесу. Одному очень хорошо, а с изумительной молодой дамой — вообще фантастика. Неспешным прогулочным шагом скользим по лыжне, изредка я притормаживаю, на достопримечательности разные внимание обращаю. Ольга не отстаёт, неплохо она на лыжах держится, разрумянилась вся. Белочек уже посмотрели, птичку дятла послушали, следы ей разные показал, ёлки-сосёнки заснеженные искрятся, когда солнышко выглянет, вообще выглядят сказочно.
Пора и сворачивать с проторенной лыжни, я же не просто так сегодня катаюсь, дело у меня. Вот сейчас и свернём на полузанесённую своротку, с прошлых моих прогулок натоптанную.
Ничего тут с прошлого раза и не изменилось, периметр полузанесённый, проталина внутри руин. Лыжи отстегнули, кофе по чашечке выпили — в лесу он особенно хорош, кажется, что ароматом пол леса пропитывается моментально. Ольга потопталась у входа и решительно шагнула внутрь периметра.
— Трава зелёная. А снег куда делся?
— Не знаю. Аномалия. Я вот приборы с собой принёс, сейчас может чего узнаем.
На дозиметре ничего интересного, магнетометр чего-то невразумительное показывает, вроде какие-то отклонения имеются, но очень уж незначительные. В экстрасенса с биорамками играть не хочется, неудобно как-то из себя идиота корчить. А вот рамочек-проволочек мы сейчас понатянем, и на проталину и по периметру, какая-то активность тут всё-таки имеется.
Есть активность какая-то, прыгаю с мультиметром от контура к контуру, осциллограф карманный как бы посылки высокочастотные фиксирует. Мобильники выложили, потом и совсем отключили. Ольга встала на проталину, Вот тут-то и вовсе невообразимое началось.
Импульсы скачут как бешенные, а я командую — Оля левее, Оля, правее, незаметно на ты перешли, умаял я дамочку совсем. Что интересно, на меня почти не реагирует, а как Ольга входит на проталину, понеслось невероятное.
— Антон, а можно я лягу. Так хочется полежать на травке. Она же совсем не холодная.
Легла, руки раскинула. Самолётик как будто какой, или крест. Ой-ё, а на осциллографе-то фигуры Лиссажу застабилизировались. И ведь как точно легла, прямо по компасу, вдоль меридиана. И что характерно, компас сразу встал как вкопанный. Перед этим-то он за периметром всё правильно показывал, а внутри крутился, как на аномалии, а тут встал сразу. Так, всё в память, всё в память. И зафотографируем, и на видео заснимем все эти фокусы, потом думать будем.
А на меня ну никак не реагирует.
А с биорамками я всё равно шарлатанствовать не буду. Не умею я с биорамками, а надо бы и научиться, может и получится что-нибудь путное.
Ольга лежит, глаза закрыла, я начинаю уже тихонько дёргаться — не уснула ли? Лицо спокойное, просветлённое, дышит ровно, такое ощущение, что витает где-то в эмпиреях. Надо будет потом спросить про ощущения, сейчас не буду — пусть сама, если захочет, расскажет, но что-то в этом есть, не простая это ситуация, ой не простая — аномалия на аномалию вроде, что-то там наши теоретики потом придумают, когда данные с приборов и фотографии посмотрят. Босс, конечно, всыплет за проявленную инициативу по первое число, но доволен будет жутко, не иначе как экспедицию научную сюда снарядит, оснащенную и оборудованную. А вот к Ольге у него подходов нет, но эти парадоксы явно неспроста, дамочка явно не от мира сего, впрочем, чего голову морочить — есть кому её морочить, я сам заморачиваться не буду.
а вот это в корне не правильно
автор, пишучи текст вообще ничего не имел ввиду
он писал, как пишется
ничего не вкладывая, ничего не встраивая и не напичкивая типа пельменей или там рулета какого
нет, отнюдь, всякие подтексты, надсмыслы и прочая-прочая — они как бы сами по себе возникали в голове автора и в тексте, даже трудно сказать, что первично
тем более что и названия глав, скажем, и эпиграфы — они-то существовали задолго до текста, а и до автора тоже задолго-задолго…
и если они же возникают в голове читателя, то автор будет чрезмерно удивлён, потому что у читателя должны возникать свои, соответствующие его, читателя опыту, мироощущению, культурному багажу, а текст просто даёт спусковые крючки и чуть-чуть питательного бульона, на первое время, это как белок в яйце — на время, пока птенец не вызреет
так что любое виденье и любая трактовка — правильна, истинна, имеет полное римское право на существование
автор искренне и благодарственно приемлет, благословляет и приветствует любое виденье и считает его абсолютно правильным и адекватным
я не за счёт и не кумиров тоже
я просто честно написал, кого мне менее интересно читать, чем Пелевина
а Пелевина мне читать не совсем интересно
не. ну один такой Нейгауз однажды сказал: «если вы не понимаете классической музыки, то это всего лишь печальный факт вашей биографии»
некоторые вон чорный квадрат не понимают, и то ничо
про два мульёна речь отдельно, просто так их точно никто не даст, а если дают — значит есть за что
Не все читатели, даже способные воспринимать психоделику, воспринимают её легко и без внутреннего протеста. Есть категория читателей, у которых слишком «тяжёлое» сознание, — и им из-за этого пси-эффект кажется чем-то опасным, нежелательным. Иногда эти опасения у них формируются на подсознательном уровне, и тогда они даже не осознают тех причин, по которым психоделика их смущает, а просто испытывают смутное чувство внутреннего беспокойства — и стараются от него избавиться, а их ум это интерпретирует как непроизвольную реакцию «не нравицца».
Следует отличать такую «негативную» реакцию на психоделику, проявляющуюся в активном отторжении, — от отсутствия реакции, поскольку второе свидетельствует о том, что у человека слишком высокий порог восприятия — и психоделика в силу этого оказывается для него недоступной; в первом же случае психоделика человеку доступна, но он её пугается, — точнее, пугается не её, а своих реакций на неё, поскольку эти реакции выходят за рамки его обычных ощущений. Подобным образом на заре развития электричества многие боялись «нечистой силы», скрытой в проводах, которую нельзя ни понять толком, ни рассмотреть. Только в случае с психоделикой это работает, возможно, ещё сильнее, т.к. причиной испуга оказывается не что-то внешнее, а провалы собственного подсознания.
Конечно, если человек обладает достаточной решительностью, он преодолевает в себе робость от «заглядывания слишком далеко» в миры, доступные собственному восприятию, открываемые путём получения пси-эффекта от психоделических текстов. Но не всем такое под силу. Нередко именно «серьёзные, опытные и закалённые» мужчины и женщины пугаются, как дети, прикоснувшись к психоделике, — и, опасаясь повторения опыта пребывания в изменённом состоянии сознания, наклеивают на текст окончательный ярлык «не нравится». Что можно сделать с такими читателями? — Ничего. Насильно облагодетельствовать никого нельзя, а потому — следует просто оставить в покое таких робких путешественников в удалённые миры осознания, — в надежде, что когда-нибудь они отважатся перешагнуть тот порог восприятия, за который сегодня держатся мёртвой хваткой.
Это напоминает процесс обучения плаванию людей, никогда не видевших больших водоёмов: когда вы их пытаетесь заталкивать в воду, они только сильнее вцепляются вам в руки или в одежду, преследуемые неконтролируемым страхом глубины. В то же время другие люди, также не видевшие свободной воды, спокойно заходят в неё и пытаются плыть — и у них это получается! Чем же они обладают — в сравнении с теми, кто не отваживается отпустить вашу одежду? Ответ не столь очевиден, как то может показаться. Но он находится, в любом случае: у этих людей, способных шагнуть в глубину, выпустить вашу руку и поплыть самостоятельно, отсутствует страсть к контролю любой ценой. Они могут позволить себе риск, на который не способны пленники идеи контроля. Для тех же, кто продолжает цепляться за вас, возможность потери контроля над ситуацией представляет собой непреодолимое препятствие, и, таким образом, они сами для себя исключают возможность научиться новому навыку.
Примерно то же происходит с подобными «control freaks», когда они пытаются читать психоделику. Непривычные ощущения заставляют их сразу занимать защитно-оборонительную позицию, которая заключается прежде всего в блокировании свободного доступа текста к своему сознанию. А когда психоделический (да в принципе — и любой) текст начинает пропускаться сквозь поляризующие фильтры, придирчиво наложенные сознанием, то он теряет бóльшую часть своей прелести и становится просто объектом для препарирования, от которого невозможно ожидать чудес. Хамелеон, зафиксированный в лабораторных креплениях, не станет менять цвет; канарейка, удерживаемая на стенде зажимами, не будет петь. А психоделический текст, рассматриваемый в таких же обстоятельствах, не проявит своей психоделичности. Но нередко противники психоделики не дают себя смущать даже столь очевидным доводам, декларируя, что — если психоделика существует, то она обязана проявлять себя В ЛЮБЫХ условиях.
Я предлагаю не вступать в споры с такими читателями, поскольку на любой ваш аргумент они найдут десять своих, лишь бы оправдать собственное нежелание погружаться в неизведанные состояния сознания, теряя контроль над своим привычным. Для тех же, кто умеет справляться с задачей не-резистентного восприятия психоделики, психоделика способна становится дополнительным средством, стимулирующим развитие способности к познанию мира, своеобразным мостиком в неизведанное. С определённой точки зрения, психоделику можно рассматривать как личный не-опосредованный опыт исследования границ своего сознания, а в известном смысле — даже как нетрадиционную «духовную практику», которая служит серьёзным подспорьем читателю в амбициозной задаче — накопления памяти о «перемещениях» своих барьеров восприятия в пределах и за пределами феноменального мира.
…
Психоделические тексты селективны, и с этим поделать ничего нельзя: это принципиальное качество психоделики. Каждый психоделический текст рассчитан на какую-то определённую (целевую) аудиторию, и если мы в эту аудиторию не попали по каким-либо причинам, то и психоделичность текста почувствовать не можем.
Многих читателей (и особенно писателей/поэтов) возмущает именно эта черта психоделики. Им непонятно — каким образом они могут не чувствовать пси-эффекта в каком-то тексте: ведь, казалось бы, и их художественный вкус, и их подкованность в поэтике, наконец, их продолжительное знакомство с классикой — должны им в этом помогать! Однако восприимчивость к психоделике имеет мало общего с чтением работ по литературоведению, а равно и с наличием собственного поэтического багажа. Зачастую, такой багаж мешает людям выйти из-под гнёта стереотипов и почувствовать свежий вкус ничем не испорченной литературы. И психоделика нередко становится тем самым пробирным камнем, который наглядно показывает — сохранил человек свежесть читательского восприятия — или утратил её совершенно.
тута
героически согласились нарисовать
несколько иллюстраций для конкурсантов.
Хорошо в лесу. Одному очень хорошо, а с изумительной молодой дамой — вообще фантастика. Неспешным прогулочным шагом скользим по лыжне, изредка я притормаживаю, на достопримечательности разные внимание обращаю. Ольга не отстаёт, неплохо она на лыжах держится, разрумянилась вся. Белочек уже посмотрели, птичку дятла послушали, следы ей разные показал, ёлки-сосёнки заснеженные искрятся, когда солнышко выглянет, вообще выглядят сказочно.
Пора и сворачивать с проторенной лыжни, я же не просто так сегодня катаюсь, дело у меня. Вот сейчас и свернём на полузанесённую своротку, с прошлых моих прогулок натоптанную.
Ничего тут с прошлого раза и не изменилось, периметр полузанесённый, проталина внутри руин. Лыжи отстегнули, кофе по чашечке выпили — в лесу он особенно хорош, кажется, что ароматом пол леса пропитывается моментально. Ольга потопталась у входа и решительно шагнула внутрь периметра.
— Трава зелёная. А снег куда делся?
— Не знаю. Аномалия. Я вот приборы с собой принёс, сейчас может чего узнаем.
На дозиметре ничего интересного, магнетометр чего-то невразумительное показывает, вроде какие-то отклонения имеются, но очень уж незначительные. В экстрасенса с биорамками играть не хочется, неудобно как-то из себя идиота корчить. А вот рамочек-проволочек мы сейчас понатянем, и на проталину и по периметру, какая-то активность тут всё-таки имеется.
Есть активность какая-то, прыгаю с мультиметром от контура к контуру, осциллограф карманный как бы посылки высокочастотные фиксирует. Мобильники выложили, потом и совсем отключили. Ольга встала на проталину, Вот тут-то и вовсе невообразимое началось.
Импульсы скачут как бешенные, а я командую — Оля левее, Оля, правее, незаметно на ты перешли, умаял я дамочку совсем. Что интересно, на меня почти не реагирует, а как Ольга входит на проталину, понеслось невероятное.
— Антон, а можно я лягу. Так хочется полежать на травке. Она же совсем не холодная.
Легла, руки раскинула. Самолётик как будто какой, или крест. Ой-ё, а на осциллографе-то фигуры Лиссажу застабилизировались. И ведь как точно легла, прямо по компасу, вдоль меридиана. И что характерно, компас сразу встал как вкопанный. Перед этим-то он за периметром всё правильно показывал, а внутри крутился, как на аномалии, а тут встал сразу. Так, всё в память, всё в память. И зафотографируем, и на видео заснимем все эти фокусы, потом думать будем.
А на меня ну никак не реагирует.
А с биорамками я всё равно шарлатанствовать не буду. Не умею я с биорамками, а надо бы и научиться, может и получится что-нибудь путное.
Ольга лежит, глаза закрыла, я начинаю уже тихонько дёргаться — не уснула ли? Лицо спокойное, просветлённое, дышит ровно, такое ощущение, что витает где-то в эмпиреях. Надо будет потом спросить про ощущения, сейчас не буду — пусть сама, если захочет, расскажет, но что-то в этом есть, не простая это ситуация, ой не простая — аномалия на аномалию вроде, что-то там наши теоретики потом придумают, когда данные с приборов и фотографии посмотрят. Босс, конечно, всыплет за проявленную инициативу по первое число, но доволен будет жутко, не иначе как экспедицию научную сюда снарядит, оснащенную и оборудованную. А вот к Ольге у него подходов нет, но эти парадоксы явно неспроста, дамочка явно не от мира сего, впрочем, чего голову морочить — есть кому её морочить, я сам заморачиваться не буду.
автор, пишучи текст вообще ничего не имел ввиду
он писал, как пишется
ничего не вкладывая, ничего не встраивая и не напичкивая типа пельменей или там рулета какого
нет, отнюдь, всякие подтексты, надсмыслы и прочая-прочая — они как бы сами по себе возникали в голове автора и в тексте, даже трудно сказать, что первично
тем более что и названия глав, скажем, и эпиграфы — они-то существовали задолго до текста, а и до автора тоже задолго-задолго…
и если они же возникают в голове читателя, то автор будет чрезмерно удивлён, потому что у читателя должны возникать свои, соответствующие его, читателя опыту, мироощущению, культурному багажу, а текст просто даёт спусковые крючки и чуть-чуть питательного бульона, на первое время, это как белок в яйце — на время, пока птенец не вызреет
так что любое виденье и любая трактовка — правильна, истинна, имеет полное римское право на существование
автор искренне и благодарственно приемлет, благословляет и приветствует любое виденье и считает его абсолютно правильным и адекватным
тема доминантная типа
а вообще текст — он типа сам по себе текст, и он сам ставит вопросы и даёт типа ответы (или подсказки), я типа ретранслятор
именно об этом и отсюда и эпиграфы и максимы и строение-построение текста (его на раз было бы сделать типа «читабельным», но при этом бы «что-то главное пропало»©)
так что текст построен типа по принципу, что каждый (
а пуще всего я верю Дорониной, она такая для меня вся убедительная