Фестиваль, Арбат, я... История продолжается...

Хроники Фестиваля. День второй. Размышления в перырыве между тем да этим…

Думала, после вчерашнего вообще не встану! Но организм – штука совершенно непредсказуемая. С первыми лучами солнца он ударился в жуткую панику: «Вставай! Проспишь все на свете! Не успеешь! Хватай мешки – вокзал отходит!» Только богатый жизненный опыт, редкие способности к сну и длительные тренировки (всю жизнь!) позволили мне заглушить голос паники и проспать все-таки часов до семи. Я же знаю, что раннее вставание мне потом аукнется сонливостью… Зато к девяти я, выспавшаяся, умытая, съевшая нехитрый завтрак ( а чай так вообще – жизненная необходимость!), была готова к любым подвигам. И тут оказалось, что почти все уже разошлись…

  Видимо, не у всех такой мудрый организм. Или программа Фестиваля составлена без учета моей чудовищной лени? Мда… Знатоков русского языка, оказывается, еще в семь часов собрали и увезли в неизвестном направлении. А журналистов, поделенных на группы, симпатичные студенты-кураторы повели выполнять задания в разных частях города. Последней группе, отправляющейся на Старый Арбат, я грустно посмотрела вслед, утешая себя тем, что на Арбате уже была вчера. Хотя там и за десять раз найдется что посмотреть. О, как я жалела о вчерашних проблемах с фотоаппаратом! Мне безумно хотелось сфотографировать памятник Булату Окуджаве. Грустный худощавый человек, держащий на сгибе руки букет живых тюльпанов… Памятник чудесен. А помните у того же Окуджавы? «На фоне Пушкина снимается семейство. Фотограф щелкает – и птичка вылетает…» На этом тексте нас, студентов-филологов, учили транскрибированию звучащего текста. Со старенького, слегка скрипящего магнитофона плыл голос чтеца с неповторимым московским «аканьем». Легким, чуть уловимым. И мы ловили его, пытаясь передать все паузы, интонации, тоны и переходы. В мою память это стихотворение так и врезалось вот с таким вот московским акцентом. А вчера я его вспомнила, глядя на туристов, фотографирующихся у храма Христа Спасителя. Неистребимо в людях стремление не просто увековечить себя, а непременно на фоне! На фоне роскошном, величественном, исторически значимом! Словно сама по себе их личность совершенно неинтересна и непременно требует декораций попышнее и поэкстравагантнее. И потом можно показывать друзьям гордо и с осознанием: «А это я у храма Христа Спасителя», «А это я у памятника Гоголю», «А это я с верблюдом в зоопарке»… Я не занудничаю, честно…

Просто иногда это смешно, иногда мило и забавно, но иногда отдает такой пошлостью, что сил нет. Особенно, когда фотографируются в местах не очень-то для этого предназначенных. Кто-то ведь и на надгробие залезет ради хорошего снимка… А по мне: хочешь снимок на память – просто сфотографируй то, что тебе запомнилось, что тебя восхитило, поразило, заинтересовало. Тот же храм можно снять куда интереснее и красивее, если не пытаться пристроить свою бесценную персону на его ступенях. А еще я подозреваю, что люди, стремящиеся непременно запечатлеть себя на «значимых» фото, просто не надеются на свою эмоциональную память, боятся не сохранить ощущения, переживания, что сопровождали их в ту минуту. А так вот он – «якорек». Только вот не помогает. Память человека – невыразимо странное устройство. Она просыпается внезапно, напоминая нам пережитые мгновения музыкой по радио или в плеере случайного прохожего, запахом мокрого жасмина после дождя, шелестом капель поливальной машины, ощущением мостовой под тонкой подошвой босоножек. И всплывает, проявляется, взрезает ткань бытия воспоминание. Иногда теплое, нежное, душистое, мягкое, как шерсть мимоходом поглаженного котенка. Иногда резкое, колючее, ледяное до озноба. Тут уж кому как повезет. А мы иногда пропускаем мимо огромные куски жизни, цепляясь за какие-то якобы нужные, вроде бы значимые. А жизнь утекает песком сквозь пальцы, и только редкие камешки-воспоминания остаются с тобой, подтверждая: «Было, было, и это было, и то…»

Что-то мне взгрустнулось, хотя и совершенно не с чего. Надеюсь, до возвращения домой все-таки удастся еще разок попасть на Старый Арбат, подойти к сутуловатому слегка растрепанному человеку, шагающему из-под бронзовой арки прямо в вечность, держа на сгибе руки букет тюльпанов. Увядших, но ведь живых! Значит, помнят, любят, дорожат памятью о вас, Булат Шалвович! И очень хочется, чтобы ребята, ушедшие на Арбат выполнять свое журналистское задание, хоть на несколько минут, хоть на миг ощутили эту магию старой Москвы, хранящую в себе память о тех, кто ходил по ее улицам, смотрел на серебристо-серую гладь Москвы-реки, читал стихи мокрой сирени Александровского парка. Пусть эти мальчишки и девчонки увидят, услышат, почувствуют… А фотографии? Что ж… Да пусть будут! Для мам, пап, бабушек-дедушек, учителей, одноклассников, самой классной девчонки в школе… «А это я на Арбате. Там классно! Там так классно, ты не представляешь!» И никто не увидит, как мудрая всепонимающая улыбка скользнет по губам человека, бронзовая тень которого вечно падает в глубину между двумя арками…

Все-таки не могу не показать…