Татьяна Петровна Ефименко (1890-1918). Дочь писательницы-этнографа Александры Ефименко. Получила домашнее образование, слушала лекции в Париже и в Петербургском университете, с начала 1910-х гг. писала стихи, отмеченные влиянием символизма, печатая их в «Вестнике Европы», «Русском богатстве», рассказы для детей.
В 1915 году выпустила книгу лирики «Жадное сердце», привлекшую читателей редкими для литературы начала века темами — воспеванием домашнего тепла, крестьянского уклада жизни, простой и кроткой любви. Пафос поэзии Т. Ефименко критик определил как стремление «спутать прошлое с настоящим в поисках вечного», патриархальные пасторали Татьяны Ефименко воспринимались как стилизации под античность.
В 1917 вместе с матерью переехала на Украину, в имение родственников под Харьковом, и там они обе были зарезаны бандитами.
Сохранившиеся в архивах произведения Т. Ефименко позволяют сделать вывод, что «легкие» стихотворения намеренно выбирались автором для печати, а круг тем и поэтический репертуар ее творчества намного шире.
Надежда Александровна Лохвицкая (1872-1952) выступала в печати под псевдонимом «Тэффи». Отец — известный петербургский адвокат, публицист, автор работ по юриспруденции. Мать — знаток литературы; сестры — Мария (поэтесса Мирра Лохвицкая), Варвара и Елена (писали прозу), младший брат — все были литературно одаренными людьми.
Писать Надежда Лохвицкая начала еще в детстве, но литературный дебют состоялся лишь в тридцатилетнем возрасте, согласно семейному уговору входить в литературу «по очереди». Замужество, рождение трех детей, переезд из Петербурга в провинцию также не способствовали занятиям литературой.
В1900 она расходится с мужем и возвращается в столицу. Впервые выступила в печати со стихотворением «Мне снился сон...» в 1902 в журнале «Север» (№ 3), затем последовали рассказы в приложении к журналу «Нива» (1905).
В годы русской революции (1905-1907) сочиняет острозлободневные стихи для сатирических журналов (пародии, фельетоны, эпиграммы). В это же время определяется основной жанр творчества Тэффи — юмористический рассказ. Сначала в газете «Речь», затем в «Биржевых новостях» регулярно — практически еженедельно, в каждом воскресном выпуске — печатаются литературные фельетоны Тэффи, вскоре принесшие ей не только известность, но и всероссийскую любовь.
Тэффи обладала талантом говорить на любую тему легко и изящно, с неподражаемым юмором, знала «тайну смеющихся слов». М. Адданов признавал, что «на восхищении талантом Тэффи сходятся люди самых разных политических взглядов и литературных вкусов».
В 1910, на пике славы, вышел двухтомник рассказов Тэффи и первый сборник стихов «Семь огней». Если двухтомник до 1917 года был переиздан более 10 раз, то скромная книга стихов осталась почти незамеченной на фоне оглушительного успеха прозы.
Стихи Тэффи ругал В. Брюсов за «литературность», но за это же хвалил Н. Гумилев. «Поэтесса говорит не о себе и не о том, что она любит, а о том, какой она могла бы быть, и о том, что она могла бы любить. Отсюда маска, которую она носит с торжественной грацией и, кажется, иронией», — писал Гумилев.
Томные, несколько театральные стихи Тэффи словно рассчитаны на мелодекламацию или созданы для романсового исполнения, и действительно, несколько текстов использовал для своих песенок А. Вертинский, а сама Тэффи пела их под гитару.
Тэффи прекрасно чувствовала природу сценической условности, она любила театр, работала для него (писала одноактные, а затем и многоактные пьесы — иногда в соавторстве с Л. Мунштейном). Оказавшись после 1918 года в эмиграции, Тэффи больше всего сожалела об утрате русского театра: «Из всего, чего лишила меня судьба, когда лишила Родины, моя самая большая потеря — Театр».
В Берлине и Париже продолжали выходить книги Тэффи, и исключительный успех сопутствовал ей до конца долгой жизни. В эмиграции у нее вышло около двадцати книг прозы и только два стихотворных сборника: «Шамрам» (Берлин, 1923), «Passiflora» (Берлин, 1923).
Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая (1869-1905) — родилась в Петербурге, в семье известного адвоката А. В. Лохвицкого. В середине 70-х годов семья переехала в Москву, где Лохвицкая поступила в Московский Александровский институт. После смерти отца, мать с младшими дочерьми, вернулась в родной Петербург, куда в 1888 году, окончив обучение, приехала Мирра.
Литературный дебют поэтессы состоялся в 1889 году с публикации стихотворений в петербургском журнале «Север».
Литературные способности, в той или иной степени, проявились у всех детей семьи — известности достигла и младшая сестра поэтессы, Надежда, (прославившаяся под псевдонимом Тэффи), и старший брат, Николай, впоследствии сделавший блестящую военную карьеру.
По семейной традиции сестры вступали в литературу по старшинству, не одновременно, чтобы избежать зависти и творческой конкуренции. Первой была Мирра (так называли Марию друзья и знакомые). Дебют Надежды должен был состояться не раньше отлучения старшей сестры от литературы.
Выстраивая такие планы на будущее, девочки-подростки едва ли полагали, что так и произойдет в действительности: полноценная литературная деятельность Тэффи (взявшей псевдоним лишь для того, чтобы отличаться от сестры) началась только после ранней смерти Мирры.
Творчество Лохвицкой принесло ей быструю известность: хотя первые ее стихи не отличались формальной новизной, принципиально новым было в них утверждение чисто-женского взгляда на мир — в этом отношении Лохвицкую можно считать основоположницей русской «женской поэзии» XX в., она проложила путь для Ахматовой, Цветаевой и множества других русских поэтесс.
Алексей Дмитриевич Скалдин (1889-1943) родился в крестьянской семье, окончил церковноприходскую школу. После переезда в 1905 семьи в Петербург работал в страховом обществе — начинал мальчиком-рассыльным, дослужился до управляющего округом.
Слушал лекции в университете, самостоятельно выучил языки — французский, немецкий, латынь и древнегреческий; в анкетах писал: «образование высшее — самоучка». С 1910 стал печататься в студенческом журнале, потом в «Аполлоне», «Сатириконе»; познакомился с А. Блоком, М. Кузминым, Н. Клюевым, Д. Мережковским и др. писателями. Особенно значимым было сближение с Вяч. Ивановым, которому в 1912 году он посвятил свой единственный сборник — «Стихотворения».
Мнения критиков, оценивших эту книгу, разделились. Одни восхищались мастерством, другие говорили о вторичности, едва ли не эпигонстве. Н.Гумилев назвал Скалдина «бедным, захудалым двойником» Вяч. Иванова. В середине 1910-х Скалдин переходит на прозу, пишет свой первый роман «Странствия и приключения Никодима Старшего» и посылает его в «Русскую мысль»; в редакции журнала его хвалят, но не печатают, и отдельное издание выходит только осенью 1917, когда русской публике было уже не до литературных новинок.
В 1918, спасаясь от житейских неурядиц и голода, Скалдин с женой и детьми переезжает в Саратов. Несколько лет он заведует Саратовским художественным музеем, потом — всеми зрелищными учреждениями города, читает лекции, пишет новую книгу «Вечера у мастера Ха» (сохранилась только одна глава утраченной рукописи).
В 20-30-е годы живет в Петрограде, Ростове-на-Дону, потом в Царском Селе, перебивается ненадежными заработками, работает редактором издательства, библиотекарем. Изредка ему удается публиковать только небольшие детские произведения, свидетельствующие о его сближении с обэриутами (некоторые факты подтверждают и личное знакомство Скалдина с Хармсом). В доме у писателя Иванова-Разумника читает свою новую прозу.
Все романы и повести оказались утерянными, когда Скалдин вслед за хозяином литературных собраний был в 1933 арестован и сослан в Казахстан за связь с «контрреволюционным центром». Осенью 1941 в Алма-Ате он был второй раз арестован и приговорен к восьми годам заключения, погиб в карагандинском лагере.
Ольга Николаевна Чюмина (1865-1909) была из семьи потомственных военных, родилась в Новгороде, детство прошло в Финляндии, где был расквартирован полк отца. Увлекалась музыкой и готовилась к поступлению в консерваторию, к своему сочинительству серьезно не относилась.
В 1882 одно из стихотворений без ее ведома попало в газету «Свет», издававшуюся полковником Г. Г. Комаровым, после чего она стала активно печататься в журналах «Вестник Европы», «Русская мысль», «Северный вестник» «Русское богатство» (стихи, рассказы, переводы английских и французских поэтов). Поэтические произведения регулярно выходили книжками («Стихотворения. 1884-1888», 1889; «Стихотворения», 1897; «Новые стихотворения». 1905; «Осенние вихри», 1908, и др.).
Первая книга стихов прошла незамеченной, вторая была переиздана и награждена Пушкинской премией Академии наук. Была влиятельным театральным критиком, к ней с симпатией относились А. П. Чехов и К. С. Станиславский. Но популярность и внимание широкого читателя сопутствовали писательнице недолгое время: в 1905-1907, при временном послаблении цензуры, Чюмина печатала в сатирических журналах стихотворные фельетоны под псевдонимами «Бой-Кот» и «Оптимист».
АДА ВЛАДИМИРОВНА не уверена, что все стихи укладываются в период до 1950 г, но чисто скорее всего это так.
биография
07 ноября 1890 — 25 января 1985
поэтесса, переводчик
БИОГРАФИЯ
Настоящее имя Ивойлова Олимпиада Владимировна, в замужестве Козырева.
Родилась в семье крупного промышленника.
Впервые выступила со стихами в студенческом журнале «Луч» (г. Симферополь, 1906), печаталась в периодических изданиях Харькова, Петрограда (с 1910). Принадлежала к окружению Елены Гуро, в ранних стихах подражала ей, участвовала также в изданиях эгофутуристов.
В 1921 переехала с мужем М. Я. Козыревым в Москву, к литературным группировкам не примыкала. В 1920—е годы летом живёт в г. Лихославле Тверской губернии, пишет стихи.
Ранняя поэзия В. получила высокую оценку символистов, поздняя И.Бунина и профессора И. Н. Розанова.
После гибели мужа (1942) не печатается как жена «врага народа», много переводит Шиллера, Бодлера, Франса, поэтов республик СССР.
В 1960—е годы возвращается в литературу, добивается реабилитации мужа, издается, композитор А. Пахмутова пишет на стихи Владимировой несколько песен.
Ой… да всю историю человечества особо умные граждане каждое столетие и даже каждое тысячелетие, а некоторые и каждые пару лет умудряются наступать на одни и те же грабли. Бум-бум-бумммм — звучит сквозь историю бесконечное колесо ошибок.
Спиридон Дрожжин (5 (17) декабря 1848 — 24 декабря 1930) — русский поэт. Родился 5 (17) декабря 1848 года в семье крепостных крестьян в деревне Низовка Тверской губернии.
Распахнулось настежь окно. Резанул тишину крик петуха. Чуть стих — и сразу же издалека перезвон к заутрене. Пора подниматься.
Встал Пашка, поежился. Изба еще не нагрелась, холодно, ногам зябко.
Мать у печки уже что-то стряпает, позвякивает посудой, ругает вполголоса брата. Тот не просыпается, ворчит, ворочается с боку на бок, натягивает на глаза одеяло.
— Вставай, Степан, — смеется она, ставя на стол котелок. Над горлышком вьется пар. Змейкой тянется к потолку и расплывается у балок словно облачко.
— Не встану, — тут же откликается тот и нарочно сопит.
— Без тебя уйду. — Подойдя, Пашка смотрит на брата. – Вот батя узнает!
— Батя? – Голос Степана выдает тревогу. Одеяло сразу летит на пол.
— А то, — улыбаясь отвечает Пашка. Знает: против отца Степка не пойдет — боится, уважает. И любит конечно. Батю все любят.
На еду времени нет. Наскоро схватив тряпицу с двумя ломтями хлеба, бегут оба из избы во двор. Нужно спешить: мужики уже ушли в поле, никто ждать не будет. А Пашка со Степаном сегодня вместо бати должны идти. Уехал отец, а работа ждать не будет. Хозяйство держать надо крепко – впереди зима.
На траве еще видна роса. Солнце над лесом как яблоко – выкатывается на блюдечко-небо, а вокруг ни облачка и только синь… Синь повсюду.
Пашка вздохнул, приоткрыв рот, и засмеялся:
— Хорошо-то как! Гляди, Степка, красота какая! Пить ее хочется, обнять все хочется: землю, небо, лес…
— Поди слепни налетят — не до радости будет, — привычно ворчит он. – Поспешай давай, нечего без дела вокруг глазеть, – сказал, да и улыбнулся: ямочки на щеках выдают радость. Отцу подражает, дразнит Пашку.
Пашка не отвечает, не хочет. Ему хорошо. Жить хорошо, бежать хорошо, дышать хорошо. Он и слепней любит – пусть кусают, не жалко.
— Ты лучше о деле думай. — Брат хмурится, шагает быстрее. — Вот смотри, расскажу матери – отошлет тебя в город тетке, будешь грамоту грызть, авось дурь-то из головы выбьется. Да и матери полегче будет.
— Пускай отсылает. — Обижается Пашка. В город он не хочет, хотя тетку любит. Душно в городе, неба не видно, травы нет, людей много. Неволя. Да и без братца не хочется ехать, а Пашка читать-писать уже у диакона выучился, ему и школа не нужна. У Пашки силы много, только работать не любит, а так отцу уже помощник. Отец им гордится, а Степку жалеет. Первый раз велел вот в поле сходить с братом, да и то – упросил Степка.
Пес выскакивает из-под забора неожиданно. Лает, прижимает уши, глазами сверкает. Изо рта пена на траву кусками падает. Страшно Пашке. Никогда так не боялся, а тут душа дрожит, мечется, стонет будто. Бежать хочется, а нельзя – за брата боязно. Вдруг упадет Степка или отстанет?
Пес щериться, припадает на лапы – еще секунда и прыгнет.
— Поди прочь, — шепчет Пашка, часто крестясь. – Поди прочь, что тебе до нас?
Душа успокаивается, уходит страх. Не пристало человеку зверя бояться. Зверя любить надо.
Пес поджимает хвост, назад пятится – к забору. А за забором уже дед Арсений стоит с вилами. Лицо как известняк, глаза-щели. На Пашку смотрит, палец к губам подносит.
Вилы опускаются, и раздается визг. Пес бьется, пытаясь укусить, но кусать некого – не дотянуться.
— Вот тебе и юродивый… Чего ревешь-то? Укусил бы ведь – помер бы! — выдыхает за спиной Степан и обнимает Пашку за плечи. Пашка плачет, отворачивается.
— Жалко, — шепчет Пашка. – Больно ему.
Дед Арсений смотрит из-за забора, креститься, а рука дрожит, едва на лоб попадает.
упс…
Сейчас уберу, спасибо)
Татьяна Ефименко
Татьяна Петровна Ефименко (1890-1918). Дочь писательницы-этнографа Александры Ефименко. Получила домашнее образование, слушала лекции в Париже и в Петербургском университете, с начала 1910-х гг. писала стихи, отмеченные влиянием символизма, печатая их в «Вестнике Европы», «Русском богатстве», рассказы для детей.
В 1915 году выпустила книгу лирики «Жадное сердце», привлекшую читателей редкими для литературы начала века темами — воспеванием домашнего тепла, крестьянского уклада жизни, простой и кроткой любви. Пафос поэзии Т. Ефименко критик определил как стремление «спутать прошлое с настоящим в поисках вечного», патриархальные пасторали Татьяны Ефименко воспринимались как стилизации под античность.
В 1917 вместе с матерью переехала на Украину, в имение родственников под Харьковом, и там они обе были зарезаны бандитами.
Сохранившиеся в архивах произведения Т. Ефименко позволяют сделать вывод, что «легкие» стихотворения намеренно выбирались автором для печати, а круг тем и поэтический репертуар ее творчества намного шире.
Из моря вечности — бежали
Из моря вечности — бежали,
Как волны, длинные года,
Стирая медленно скрижали
И разрушая города.
В отливе мерном и негромком
Не всё ль с песков волна сотрёт?
Не так ли, жизнь моя, обломком
И ты мелькнешь в водоворот?
Но всё же дом мой я готовлю,
Сады взращаю, стерегу
И пашню тучную, и ловлю,
И козье стадо на лугу.
Как будто силы отдавая —
Через преемственность плода, —
Я жизнь мою переливаю
В иные формы навсегда.
Надежда Лохвицкая
Надежда Александровна Лохвицкая (1872-1952) выступала в печати под псевдонимом «Тэффи». Отец — известный петербургский адвокат, публицист, автор работ по юриспруденции. Мать — знаток литературы; сестры — Мария (поэтесса Мирра Лохвицкая), Варвара и Елена (писали прозу), младший брат — все были литературно одаренными людьми.
Писать Надежда Лохвицкая начала еще в детстве, но литературный дебют состоялся лишь в тридцатилетнем возрасте, согласно семейному уговору входить в литературу «по очереди». Замужество, рождение трех детей, переезд из Петербурга в провинцию также не способствовали занятиям литературой.
В1900 она расходится с мужем и возвращается в столицу. Впервые выступила в печати со стихотворением «Мне снился сон...» в 1902 в журнале «Север» (№ 3), затем последовали рассказы в приложении к журналу «Нива» (1905).
В годы русской революции (1905-1907) сочиняет острозлободневные стихи для сатирических журналов (пародии, фельетоны, эпиграммы). В это же время определяется основной жанр творчества Тэффи — юмористический рассказ. Сначала в газете «Речь», затем в «Биржевых новостях» регулярно — практически еженедельно, в каждом воскресном выпуске — печатаются литературные фельетоны Тэффи, вскоре принесшие ей не только известность, но и всероссийскую любовь.
Тэффи обладала талантом говорить на любую тему легко и изящно, с неподражаемым юмором, знала «тайну смеющихся слов». М. Адданов признавал, что «на восхищении талантом Тэффи сходятся люди самых разных политических взглядов и литературных вкусов».
В 1910, на пике славы, вышел двухтомник рассказов Тэффи и первый сборник стихов «Семь огней». Если двухтомник до 1917 года был переиздан более 10 раз, то скромная книга стихов осталась почти незамеченной на фоне оглушительного успеха прозы.
Стихи Тэффи ругал В. Брюсов за «литературность», но за это же хвалил Н. Гумилев. «Поэтесса говорит не о себе и не о том, что она любит, а о том, какой она могла бы быть, и о том, что она могла бы любить. Отсюда маска, которую она носит с торжественной грацией и, кажется, иронией», — писал Гумилев.
Томные, несколько театральные стихи Тэффи словно рассчитаны на мелодекламацию или созданы для романсового исполнения, и действительно, несколько текстов использовал для своих песенок А. Вертинский, а сама Тэффи пела их под гитару.
Тэффи прекрасно чувствовала природу сценической условности, она любила театр, работала для него (писала одноактные, а затем и многоактные пьесы — иногда в соавторстве с Л. Мунштейном). Оказавшись после 1918 года в эмиграции, Тэффи больше всего сожалела об утрате русского театра: «Из всего, чего лишила меня судьба, когда лишила Родины, моя самая большая потеря — Театр».
В Берлине и Париже продолжали выходить книги Тэффи, и исключительный успех сопутствовал ей до конца долгой жизни. В эмиграции у нее вышло около двадцати книг прозы и только два стихотворных сборника: «Шамрам» (Берлин, 1923), «Passiflora» (Берлин, 1923).
Полны таинственных возмездий
Полны таинственных возмездий
Мои пути!
На небесах былых созвездий
Мне не найти…
Таит глубин неутоленность
Свой властный зов…
И не манит меня в бездонность
От берегов!
Сомкнулось небо с берегами,
Как черный щит,
И над безмолвными морями
Оно молчит…
Но верю я в пути завета,
Гляжу вперед!
Гляжу вперед и жду рассвета
И он придет!..
______________
Засветила я свою лампаду
Засветила я свою лампаду,
Опустила занавес окна.
Одиноких тайную усладу
Для меня открыла тишина.
Я не внемлю шуму городскому,
Стонам жизни, вскрикам суеты,
Я по шелку бледно-голубому
Вышиваю белые цветы.
Шью ли я для брачного алькова
Мой волшебный, радостный узор?
Или он надгробного покрова
Изукрасит траурный убор?..
Иль жрецу грядущей новой веры
Облечет неведомый обряд?
Иль в утеху царственной гетеры
Расцветит заманчивый наряд…
Иль на буйном празднике свободы
Возликует в яркости знамен?..
Иль, завесив сумрачные своды,
В пышных складках скроет черный трон?..
В откровеньи новому Синаю
Обовьет ли новую скрижаль?..
Я не знаю, ничего не знаю —
Что мне страшно и чего мне жаль!
Волей чуждой, доброю иль злою
Для венка бессмертной красоты
Зацветайте под моей иглою,
Зацветайте белые цветы
Мирра Лохвицкая
Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая (1869-1905) — родилась в Петербурге, в семье известного адвоката А. В. Лохвицкого. В середине 70-х годов семья переехала в Москву, где Лохвицкая поступила в Московский Александровский институт. После смерти отца, мать с младшими дочерьми, вернулась в родной Петербург, куда в 1888 году, окончив обучение, приехала Мирра.
Литературный дебют поэтессы состоялся в 1889 году с публикации стихотворений в петербургском журнале «Север».
Литературные способности, в той или иной степени, проявились у всех детей семьи — известности достигла и младшая сестра поэтессы, Надежда, (прославившаяся под псевдонимом Тэффи), и старший брат, Николай, впоследствии сделавший блестящую военную карьеру.
По семейной традиции сестры вступали в литературу по старшинству, не одновременно, чтобы избежать зависти и творческой конкуренции. Первой была Мирра (так называли Марию друзья и знакомые). Дебют Надежды должен был состояться не раньше отлучения старшей сестры от литературы.
Выстраивая такие планы на будущее, девочки-подростки едва ли полагали, что так и произойдет в действительности: полноценная литературная деятельность Тэффи (взявшей псевдоним лишь для того, чтобы отличаться от сестры) началась только после ранней смерти Мирры.
Творчество Лохвицкой принесло ей быструю известность: хотя первые ее стихи не отличались формальной новизной, принципиально новым было в них утверждение чисто-женского взгляда на мир — в этом отношении Лохвицкую можно считать основоположницей русской «женской поэзии» XX в., она проложила путь для Ахматовой, Цветаевой и множества других русских поэтесс.
Врата вечности
Мне снились горы в огне заката,
Не как туманы, не как виденья,
Но как громады земной твердыни
Преддверье славы иного мира.
Они вздымались двойной стеною,
Алели ярко над облаками
Все в чудных знаках, в заветных рунах,
Хранящих мудрость Предвечной тайны.
Мне внятны знаки, понятны руны, —
В мгновенья света и откровенья.
Но как пройду я златые стены?
Как вниду в царство иного мира?
Горят вершины в огне заката
Душа трепещет и внемлет зову.
Ей слышен шепот: «Ты внидешь в вечность,
Пройдя вратами любви и смерти».
_______________
Не убивайте голубей!
Не убивайте голубей!
Их оперенье — белоснежно,
Их воркование так нежно
Звучит во мгле земных скорбей,
Где все — иль тускло, иль мятежно.
Не убивайте голубей!
Не обрывайте васильков!
Не будьте алчны и ревнивы;
Свое зерно дадут вам нивы
И хватит места для гробов,
Мы не единым хлебом живы, —
Не обрывайте васильков!
Не отрекайтесь красоты!
Она бессмертна без курений,
К чему ей слава песнопений,
И ваши гимны, и цветы,
Но без нее бессилен гений.
Не отрекайтесь красоты!
Не убивайте голубей!
Не убивайте голубей!
Их оперенье — белоснежно,
Их воркование так нежно
Звучит во мгле земных скорбей,
Где все — иль тускло, иль мятежно.
Не убивайте голубей!
Не обрывайте васильков!
Не будьте алчны и ревнивы;
Свое зерно дадут вам нивы
И хватит места для гробов,
Мы не единым хлебом живы, —
Не обрывайте васильков!
Не отрекайтесь красоты!
Она бессмертна без курений,
К чему ей слава песнопений,
И ваши гимны, и цветы,
Но без нее бессилен гений.
Не отрекайтесь красоты!
_____________
… и ее пророческое
Я хочу умереть молодой
Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком,
Золотой закатиться звездой,
Облететь неувядшим цветком.
Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем,
Я хочу умереть молодой!
Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет некошенный дрок.
Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли.
Я хочу умереть молодой!
Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет,
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.
Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца.
Я хочу умереть молодой!
Алексей Скалдин
Алексей Дмитриевич Скалдин (1889-1943) родился в крестьянской семье, окончил церковноприходскую школу. После переезда в 1905 семьи в Петербург работал в страховом обществе — начинал мальчиком-рассыльным, дослужился до управляющего округом.
Слушал лекции в университете, самостоятельно выучил языки — французский, немецкий, латынь и древнегреческий; в анкетах писал: «образование высшее — самоучка». С 1910 стал печататься в студенческом журнале, потом в «Аполлоне», «Сатириконе»; познакомился с А. Блоком, М. Кузминым, Н. Клюевым, Д. Мережковским и др. писателями. Особенно значимым было сближение с Вяч. Ивановым, которому в 1912 году он посвятил свой единственный сборник — «Стихотворения».
Мнения критиков, оценивших эту книгу, разделились. Одни восхищались мастерством, другие говорили о вторичности, едва ли не эпигонстве. Н.Гумилев назвал Скалдина «бедным, захудалым двойником» Вяч. Иванова. В середине 1910-х Скалдин переходит на прозу, пишет свой первый роман «Странствия и приключения Никодима Старшего» и посылает его в «Русскую мысль»; в редакции журнала его хвалят, но не печатают, и отдельное издание выходит только осенью 1917, когда русской публике было уже не до литературных новинок.
В 1918, спасаясь от житейских неурядиц и голода, Скалдин с женой и детьми переезжает в Саратов. Несколько лет он заведует Саратовским художественным музеем, потом — всеми зрелищными учреждениями города, читает лекции, пишет новую книгу «Вечера у мастера Ха» (сохранилась только одна глава утраченной рукописи).
В 20-30-е годы живет в Петрограде, Ростове-на-Дону, потом в Царском Селе, перебивается ненадежными заработками, работает редактором издательства, библиотекарем. Изредка ему удается публиковать только небольшие детские произведения, свидетельствующие о его сближении с обэриутами (некоторые факты подтверждают и личное знакомство Скалдина с Хармсом). В доме у писателя Иванова-Разумника читает свою новую прозу.
Все романы и повести оказались утерянными, когда Скалдин вслед за хозяином литературных собраний был в 1933 арестован и сослан в Казахстан за связь с «контрреволюционным центром». Осенью 1941 в Алма-Ате он был второй раз арестован и приговорен к восьми годам заключения, погиб в карагандинском лагере.
Поэт
Пишу стихи, как зажигаю свечи
Пред образом, в тиши благоговейной.
Слова, слова томящие, глухие!
Примите плоть, дабы открыться людям,
Живите жизнью ясною и нужной,
Служите миру дольнему по силе.
Я знаю, этот мир принять вас должен:
Я душу отдаю — какая жертва! —
И, жертвуя, не жду себе награды, —
Что злато мне? и что венок лавровый? —
Но отдаю затем, что в этом даре
Лежит зерно, рожденное для роста, —
Тягчайшего не будет преступленья,
Как умертвить начало новой жизни.
Слова, вы мною рождены, и строгим
Вас пронесу путем к последней цели.
Светите светом трепетным и чистым.
Зодиак
Памяти Н. К. Чурляниса
I. ВОДОЛЕЙ
Когда январьской темной ночью
Волнообразный Водолей,
Вияся парой мудрых змей,
Зажжется пред тобой воочью —
Взгляни, и знак понять сумей.
Припомни, как сбирались тучи,
Как сотрясалася Земля,
Богов о милости моля,
Как Океан потек могучий
На обреченные поля.
II. РЫБЫ
Над темным Океаном влажный,
Сгущенный воздух, как туман,
И солнца лик во влажном рдян.
Со дна Атлантов род отважный
Незримо зыблет Океан.
В морях гордыню мы омыли.
Слепой, вот брение. Потри
Глаза свои. Смотри, смотри,
Уж Рыбы вещие поплыли:
В морях — одна, и в небе — три.
III. ОВЕН
И на омытом Арарате
Стал Агнец чистый и глядит,
Как моря темный малахит,
Что розами горел в закате,
Иною розою горит.
Родится светлый на Востоке,
Его лучи, как сонмы сил, —
И обнажится теплый ил,
И в берега войдут потоки
Под знаком благостных светил.
IV. ТЕЛЕЦ
Из волн морских Телец спасенный
Выходит на бугор земли, —
И снова взрежут корабли
Простор пучины усмиренной,
Играя в водяной пыли.
А в четких знаках манускрипта
Латинского всегда видна,
Всегда сквозит загадка сна —
В них иероглифика Египта,
Как в зеркалах, отражена.
V. БЛИЗНЕЦЫ
Сошлися майской ночью звездной
Заложники своей вины,
Единой волей сведены
Над узкой каменною бездной,
Отца единого сыны.
То Дионис-Загрей сладчайший
И Сребролукий Аполлон, —
Кому удел определен
Вражды и дружбы величайшей
До истеченья всех времен.
VI. РАК
По каменным обломкам синий
Всползает светлой ночью Рак:
Со дна морей, быть может, враг
Посланца шлет, и хладный иней
В июне падает, как знак.
Таинственно преполовенье.
С глубоким трепетом глядим.
Голубоватый лунный дым,
Струясь, родит в сердцах волненье,
И снится нам Иерусалим.
VII. ЛЕВ
Изогнут знак на небе львиный,
Пять пальм на берегу морском,
В пустыне гор крутой излом.
Выходит Лев, и рык звериный
Со страхом слушают кругом.
Но ляжет кроткий и смиренный
Пред мудрой Девою, когда
На Океаны, города
И на поля свой свет нетленный
Прольет Пречистая Звезда.
VIII. ДЕВА
Прекрасная выходит Дева,
Таинница моей Земли,
Ее, Святую, извели
Из Океана для засева,
Как жертву Божью. О, внемли:
Так в августе, плоды сбирая
И жизни темный бег стремя,
Вновь засеваем озимя
Для жатвы будущего Рая,
Себя предчувствием томя.
IX. ВЕСЫ
Не над бездонною ль могилой,
В круговороте смертных ям,
Подобны призрачным Весам,
Что свешены Предвечной Силой,
Два корабля? — и к небесам
Уходят мачты. Вы ль, титаны,
Один грузили до краев
Тяжелым грузом, чтоб, под рев
Валов высоких, Океаны
Прияли дар в разверстый ров?
Х. СКОРПИОН
В аполлиническом виденье
Встает деревьев строгих ряд,
И Скорпиона жгучий яд
И злобный бег, в ночном боренье,
Предсмертном, сердце истомят.
Гуляет ветер по приволью,
И слышен в поле тихий звон,
Ужалит солнце Скорпион,
Да изболит тяжелой болью
И кротко примет смертный сон.
XI. СТРЕЛЕЦ
В своем круговращеньи время
Шлет за гонцом еще гонца,
И вот, как новый знак конца,
На это каменное темя
Возводит меткого Стрельца.
И тот, вознесши лик суровый,
Подъемлет свой упругий лук,
Слепая мощь узлистых рук
Стрелу пускает с силой новой,
И режет воздух смертный звук.
XII. КОЗЕРОГ
Из погребенной Атлантиды
Изыдет гордый Козерог,
И все пути земных дорог
Он, с блудной дочерью Киприды,
Пройдет как огнеликий бог.
О, братия, не соблазнитесь!
С незримого отсель холма,
Когда падет на долы тьма,
К нам съедет Божий Белый Витязь.
Покиньте, братия, дома!
1912
Ольга Чюмина
Ольга Николаевна Чюмина (1865-1909) была из семьи потомственных военных, родилась в Новгороде, детство прошло в Финляндии, где был расквартирован полк отца. Увлекалась музыкой и готовилась к поступлению в консерваторию, к своему сочинительству серьезно не относилась.
В 1882 одно из стихотворений без ее ведома попало в газету «Свет», издававшуюся полковником Г. Г. Комаровым, после чего она стала активно печататься в журналах «Вестник Европы», «Русская мысль», «Северный вестник» «Русское богатство» (стихи, рассказы, переводы английских и французских поэтов). Поэтические произведения регулярно выходили книжками («Стихотворения. 1884-1888», 1889; «Стихотворения», 1897; «Новые стихотворения». 1905; «Осенние вихри», 1908, и др.).
Первая книга стихов прошла незамеченной, вторая была переиздана и награждена Пушкинской премией Академии наук. Была влиятельным театральным критиком, к ней с симпатией относились А. П. Чехов и К. С. Станиславский. Но популярность и внимание широкого читателя сопутствовали писательнице недолгое время: в 1905-1907, при временном послаблении цензуры, Чюмина печатала в сатирических журналах стихотворные фельетоны под псевдонимами «Бой-Кот» и «Оптимист».
Лунный след
Над морем — полная луна;
Подобный борозде —
След лунный бросила она,
Дробящийся в воде.
И мы плывем в лучах луны,
Внимая тишине,
Лишь весел наших чуть слышны
Удары по волне.
Куда ведет нас лунный след —
В потерянный ли рай:
В обитель милых дальних лет
Полузабытый край?
Там — вечно ясен небосвод,
Там — дивной сказки свет.
Но в этот край закрыт нам вход,
Туда — возврата нет,
Его мы юностью зовем,
Мечтой к нему летим,
И этот край, пока живем —
Для нас невозвратим.
Но есть страна за далью дней,
Таинственно-светла,
И тихо приближает к ней
Нас каждый взмах весла.
В тумане
Густой туман, как саван желтоватый,
Над городом повис: ни ночь, ни день!
Свет фонарей — дрожащий, красноватый
Могильную напоминает сень.
В тумане влажном сдавленно и глухо
Звучат шаги и голоса людей,
И позади тревожно ловит ухо
Горячее дыханье лошадей.
Под инеем — ряд призраков туманных —
Стоят деревья белые в саду;
Меж призраков таких же безымянных
В толпе людей я как во сне иду.
И хочется, как тяжкий сон кошмарный,
Тумана влажный саван отряхнуть,
Чтоб сумерки сменил день лучезарный
И ясно вновь могли мы видеть путь.
Листопад
Раздвинулись тучи густые,
Луч солнца упал с высоты,
Кружатся листы золотые,
С дерев облетают листы.
В падении их молчаливом
Покорная дышит печаль,
Прозрачно жемчужным отливом
Подернулась бледная даль.
Кой-где остриями соломы
Щетинится поле вдали,
Ветвей обнаженных изломы
Местами висят до земли.
Безжалостный след ураганов!
Но солнечный луч в вышине,
Прорвавший завесу туманов —
Мечта о далекой весне.
Старого парка молчание,
Ветра чуть слышится вздох,
Стихло под горкой журчание,
Быстрый ручей пересох.
Чашею бледно лазурною
Кажется здесь небосклон,
В чаще меж старых колонн —
Статуя: девушка с урною.
Статуя словно расколота,
Цоколь ее поврежден,
Падают в урну времен
Листья червонного золота.
В вечность уходят часы,
И в уходящем мгновении —
Жизни былой дуновение,
Призрак минувшей красы.
Да, и правда нравится)
АДА ВЛАДИМИРОВНА не уверена, что все стихи укладываются в период до 1950 г, но чисто скорее всего это так.
07 ноября 1890 — 25 января 1985
поэтесса, переводчик
БИОГРАФИЯ
Настоящее имя Ивойлова Олимпиада Владимировна, в замужестве Козырева.
Родилась в семье крупного промышленника.
Впервые выступила со стихами в студенческом журнале «Луч» (г. Симферополь, 1906), печаталась в периодических изданиях Харькова, Петрограда (с 1910). Принадлежала к окружению Елены Гуро, в ранних стихах подражала ей, участвовала также в изданиях эгофутуристов.
В 1921 переехала с мужем М. Я. Козыревым в Москву, к литературным группировкам не примыкала. В 1920—е годы летом живёт в г. Лихославле Тверской губернии, пишет стихи.
Ранняя поэзия В. получила высокую оценку символистов, поздняя И.Бунина и профессора И. Н. Розанова.
После гибели мужа (1942) не печатается как жена «врага народа», много переводит Шиллера, Бодлера, Франса, поэтов республик СССР.
В 1960—е годы возвращается в литературу, добивается реабилитации мужа, издается, композитор А. Пахмутова пишет на стихи Владимировой несколько песен.
Умерла в писательском приюте в глубокой старости.
Вот ширь дохнула трепетно-свежо.
Огнем и гулом дали переполнив…
Нежданный вихрь голубизну разжег
Снопом блистающих, слепящих молний.
И новизною каждый час живет,
И ты, охваченный слепящим светом,
Сам рвешься в новизну, в большой полет,
И ты тогда становишься поэтом.
***
Час ночной тебя встретить готов
Напряженным росистым сверканьем,
И цветов увлажненным дыханьем,
И звучаньем лесных голосов…
Вот плывут, нарастают кругом
Полусонной земли ароматы…
Расплескался волною богатой
Теплых летних ночей водоем.
Погрузись же в молчанье, мой друг,
Окунись в эти свежие волны —
И вздохнешь, новым мужеством полный,
И окрепнешь, и вырастешь вдруг,
И великий сердечный покой
Напоит мощью радостной тело,
И откроется глубь пред тобой
Достижений и замыслов смелых.
***
Небеса по-особому чисты,
По-особому дышит простор:
Нынче ржавое золото листьев
По земле разостлало ковер.
Ветер песню затеял протяжно.
Журавли улетели вчера,
Ночь окутана холодом влажным,
Развернулись длинней вечера…
И такой небывалою лаской
Каждый солнечный луч напоен,
Как старинная русская сказка,
Грустью сдержанной теплится он…
Столько теплого, мягкого света.
Столько строгой во всем чистоты.
Так застенчивым светят приветом
В миг прощанья любимой черты.
***
Опять и опять в бесконечность
Веселое утро глядит,
И радует сна быстротечность
И неба изменчивый вид.
Стоят неподвижно туманы
Над сочной, набухшей землей,
Цветущие майские страны
Они прикрывают собой.
Я тут не склонна к оптимизму). Боюсь, когда придет понимание, времени и возможности что-то исправить у мира не останется.
Ой… да всю историю человечества особо умные граждане каждое столетие и даже каждое тысячелетие, а некоторые и каждые пару лет умудряются наступать на одни и те же грабли. Бум-бум-бумммм — звучит сквозь историю бесконечное колесо ошибок.
Да, пророческая концовка. Знали бы к чему шли, может быть и не пошли бы.
Ну почему удивительно… Такая сила духа была у человека, такая вот душа.
Какое замечательное стихотворение!
Мария Волкова
6-е декабря
Картины прошлого воскресли предо мной
И память мне встревожили не зря:
Сегодня ведь — наш праздник войсковой,
Сегодня ведь — Шестое декабря!
Забыть ли мне, как много лет назад,
Когда была Россия, цел был дом,
День этот был величествен и свят,
И чтился исстари сибирским казаком?
Обширен наш степной казачий край,
Но дух один у всех — и в этот день
Патрон наш войсковой, Святитель Николай,
Всех привлекал под храмовую сень.
Везде, везде, в один и тот же час
В соборах и церквах бесчисленных станиц
Рвались молитвы ввысь, сиял иконостас,
И праздничен был вид казачьих лиц.
А после… музыка… и дружное «ура»…
Красив парад в морозный зимний день!
Чубы казачьи завиты с утра,
Папахи ухарски надеты набекрень!
Гарцуют бойкие коньки:
Они давно отлично знают строй!
Вот и конец — уходят казаки,
И все гремит от песни удалой.
А вечером, за чаркою вина,
Все та же песня прадедов звучит:
Казачья память прошлому верна,
Она заветы прошлого хранит.
И вот теперь… под гнетом страшных лет,
Уйдя с тоской от близких, от семьи,
Узнали мы холодный, чуждый свет,
Узнали мы все горести земли…
Трудны, темны, неведомы пути…
Бороться и страдать назначено судьбой…
Но чрез мытарства все должны мы пронести
Казачий дух, свободный и лихой!
Пусть нет дороги нам к станицам дорогим,
Пусть далека желанная заря —
Но праздник войсковой за рубежом мы чтим
И помним все Шестое декабря!
6 декабря 1929 года
В стране отцов
Разве можно забвенью отдать
Эту буйную древнюю гладь,
Что кругом обнялась с небесами
И где воля коснулась чела
И навеки в груди разожгла
Непокорное времени пламя!
Разве можно не видеть во сне,
Как бредешь по родной целине,
Ни косы не знававшей, ни плуга,
Где ковыль, что в былинах воспет,
Оковал с незапамятных лет
Тело степи блестящей кольчугой!
Часто в сутолке длинного дня
Вдруг почудится топот коня,
Свист лихого, как ветер, намета,
Чьих-то слов бегло схваченный звук,
Но сомкнется разорванный круг,
И слеза набежит отчего-то…
А в иной затуманенный миг
Слышит сердце, как шепчет тальник
Про казачье житье по старинке,
Как в озерной, хрустальной тиши,
Чуть дрожа, шелестят камыши
И, кручинясь, вздыхают кувшинки…
1941
Мария Волкова
КОВЫЛЬ
Под ногами вереск лиловый,
Сосны высятся прямо и строго, —
Даже в этой стране суровой
Красоты бесконечно много.
По верхушкам кружится ветер.
Шуму леса привычно внемлю.
Грустно, грустно тому на свете,
Кто родную покинул землю.
Сколько всюду великолепий
Ты рассыпал, Господи Боже!
Но мои далекие степи
Мне навеки всего дороже.
Ах, когда-то было иначе…
Захлебнешься порой тоскою —
Вот как вспомнишь простор казачий
С серебристой ковыль-травою.
Можно свыкнуться с каждой болью,
Но одна свежа и поныне:
Нет былого душе раздолья,
Не растет ковыль на чужбине!
Спиридон Дрожжин (5 (17) декабря 1848 — 24 декабря 1930) — русский поэт. Родился 5 (17) декабря 1848 года в семье крепостных крестьян в деревне Низовка Тверской губернии.
Когда...
Когда тоска
Меня берёт,
Не я пою —
Душа поёт;
Душа поёт,
Что жизнь даёт,
В чем горе
Выражается,
На каждый вздох
Другой души
Тоскою отзывается;
И в радости, —
Как жизнь красна,
Когда шумит,
Гудит весна,
И мне в лицо
Она дохнёт, —
Не я пою —
Душа поёт.
КОНКУРС
Распахнулось настежь окно. Резанул тишину крик петуха. Чуть стих — и сразу же издалека перезвон к заутрене. Пора подниматься.
Встал Пашка, поежился. Изба еще не нагрелась, холодно, ногам зябко.
Мать у печки уже что-то стряпает, позвякивает посудой, ругает вполголоса брата. Тот не просыпается, ворчит, ворочается с боку на бок, натягивает на глаза одеяло.
— Вставай, Степан, — смеется она, ставя на стол котелок. Над горлышком вьется пар. Змейкой тянется к потолку и расплывается у балок словно облачко.
— Не встану, — тут же откликается тот и нарочно сопит.
— Без тебя уйду. — Подойдя, Пашка смотрит на брата. – Вот батя узнает!
— Батя? – Голос Степана выдает тревогу. Одеяло сразу летит на пол.
— А то, — улыбаясь отвечает Пашка. Знает: против отца Степка не пойдет — боится, уважает. И любит конечно. Батю все любят.
На еду времени нет. Наскоро схватив тряпицу с двумя ломтями хлеба, бегут оба из избы во двор. Нужно спешить: мужики уже ушли в поле, никто ждать не будет. А Пашка со Степаном сегодня вместо бати должны идти. Уехал отец, а работа ждать не будет. Хозяйство держать надо крепко – впереди зима.
На траве еще видна роса. Солнце над лесом как яблоко – выкатывается на блюдечко-небо, а вокруг ни облачка и только синь… Синь повсюду.
Пашка вздохнул, приоткрыв рот, и засмеялся:
— Хорошо-то как! Гляди, Степка, красота какая! Пить ее хочется, обнять все хочется: землю, небо, лес…
— Поди слепни налетят — не до радости будет, — привычно ворчит он. – Поспешай давай, нечего без дела вокруг глазеть, – сказал, да и улыбнулся: ямочки на щеках выдают радость. Отцу подражает, дразнит Пашку.
Пашка не отвечает, не хочет. Ему хорошо. Жить хорошо, бежать хорошо, дышать хорошо. Он и слепней любит – пусть кусают, не жалко.
— Ты лучше о деле думай. — Брат хмурится, шагает быстрее. — Вот смотри, расскажу матери – отошлет тебя в город тетке, будешь грамоту грызть, авось дурь-то из головы выбьется. Да и матери полегче будет.
— Пускай отсылает. — Обижается Пашка. В город он не хочет, хотя тетку любит. Душно в городе, неба не видно, травы нет, людей много. Неволя. Да и без братца не хочется ехать, а Пашка читать-писать уже у диакона выучился, ему и школа не нужна. У Пашки силы много, только работать не любит, а так отцу уже помощник. Отец им гордится, а Степку жалеет. Первый раз велел вот в поле сходить с братом, да и то – упросил Степка.
Пес выскакивает из-под забора неожиданно. Лает, прижимает уши, глазами сверкает. Изо рта пена на траву кусками падает. Страшно Пашке. Никогда так не боялся, а тут душа дрожит, мечется, стонет будто. Бежать хочется, а нельзя – за брата боязно. Вдруг упадет Степка или отстанет?
Пес щериться, припадает на лапы – еще секунда и прыгнет.
— Поди прочь, — шепчет Пашка, часто крестясь. – Поди прочь, что тебе до нас?
Душа успокаивается, уходит страх. Не пристало человеку зверя бояться. Зверя любить надо.
Пес поджимает хвост, назад пятится – к забору. А за забором уже дед Арсений стоит с вилами. Лицо как известняк, глаза-щели. На Пашку смотрит, палец к губам подносит.
Вилы опускаются, и раздается визг. Пес бьется, пытаясь укусить, но кусать некого – не дотянуться.
— Вот тебе и юродивый… Чего ревешь-то? Укусил бы ведь – помер бы! — выдыхает за спиной Степан и обнимает Пашку за плечи. Пашка плачет, отворачивается.
— Жалко, — шепчет Пашка. – Больно ему.
Дед Арсений смотрит из-за забора, креститься, а рука дрожит, едва на лоб попадает.
Я не поняла, текст сюда что ли выгружать?