Плеоназм:
1. Средство лексической выразительности, основанное на использовании в предложении или тексте близких по значению слов, создающих смысловую избыточность.
Плеоназм встречается в фольклоре: жили-были, грусть-тоска, путь-дороженька, море-окиян. Также это средство широко используется в художественной литературе, обычно с целью конкретизации деталей повествования или усиления эмоций, оценок: В самом деле, чрезвычайно странно! – сказал чиновник, – место совершенно гладкое, как будто бы только что выпеченный блин. Да, до невероятности ровное! (Н. Гоголь, «Нос»); Давешний страх опять охватил его всего, с ног до головы (Ф. Достоевский, «Преступление и наказание»); – Я не видел вас целую неделю, я не слышал вас так долго. Я страстно хочу, я жажду вашего голоса. Говорите. (А. Чехов, «Ионыч»).
2. Разновидность лексической ошибки, связанной с нарушением норм лексической сочетаемости, когда в словосочетании или предложении употребляются излишние со смысловой точки зрения слова.
Некоторые плеонастические словосочетания закрепились в языке и не считаются ошибочными, например: спуститься вниз, подняться наверх, период времени, экспонат выставки (латинское exponatus означает 'выставленный напоказ'), народная демократия (демократия в переводе с греческого языка 'власть народа').
В художественной литературе и публицистике ненормативная лексическая избыточность может выступать средством речевой характеристики персонажей: – Вот вы смеетесь и зубки скалите, – сказал Вася, – а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю (М. Зощенко, «Любовь»).
Е.Н. Геккина
старший научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН,
кандидат филологических наук
Так что плеоназм, — в первую очередь, средство художественной выразительности, и только во вторую — лексическая ошибка.
Да, канцеляризмы употреблять тоже можно, и абсурдизмы, и причастия с деепричастиями, и даже — о, ужас! — тавтологию, если она используется в речи персонажа)). Профессионалы ничего не чуждаются
Мой 5-5-летний пока сам не читает, но абсолютными лидерами последнего полугодия были:
«Винни Пух и все-все-все» (кайфовая книжка, сама с нее тащусь))
«Комета прилетает» и «Шляпа волшебника» Туве Янссон, а еще отдельные мелкие сказки про муми-троллей.
«Волшебник Изумрудного города» (читали раз 10-ть, и я утомилась — язык довольно-таки деревянный, особенно после Милна и Янссон)
не сказки, реалистические повести про сестренок Мадикен и Лисабет (еще и исторические, действие в начале прошлого века) Астрид Линдгрен. Очень стоящая и многослойная вещь, история взросления по сути; жалею, что этой книги не было в моем детстве.
А сам по себе, без конкретики, предмет спора вообще не имеет смысла, — так, интеллектуальная разминка)). Потому что если для доказательства идеи нужно, чтобы крутому магу лишенный магии противник настучал по рогам — да будет так. Как, впрочем, и наоборот
Да я согласна насчет очень даже вероятного наличия других желаний, но возможности столкновения интересов это не исключает. Банальный пример: защита территории от захватчиков.
Нет, ну если такой человек и без амулета чувствует какие-то магические флуктуации, видит сущности и испускает флюиды, то он ведь уже и не совсем простой человек. Амулеты и заклинания тогда — просто проводники этой неоформленной магической силы. Все равно маг, получается).
Неа, смотря какая магия. А если она завязана на заклинаниях, волшебных книгах и артефактах? Не окажется, например, нужного амулета или не знаешь подходящего заклинания, и все, пиши пропало
Суэнвика читаю, «Дочь железного дракона». Постиндустриальный мир, населенный эльфами, гномами, троллями и бог знает кем еще. Магия там насквозь технологична, и как любая технология, доступна всем, нет понятия некоего сверхъестественного таланта, дара, как у большинства авторов. Маги — инженеры, по сути.
Еще мне нравится, как такое сплетается с архетипическими законами, вроде того, что знание имени дает власть над его носителем, или что сожжение куклы, в которую зашиты обрезки ногтей недруга, причиняет ему вред. Вот такой мир.
Вот показательная цитата:
— Некоторые явления, — сказал он, — познаваемы, и их мы изучаем, чтобы расширить свое понимание и увеличить власть над природой. Например, алхимия, метафизика и некромантия — как раз такие области знания, и на них и на родственных им науках основана наша индустриальная цивилизация.
Неа, все-таки без знания подробностей нельзя ответить кто кого.
Мне у Сапковского в Рейневане понравилось, когда могущественного мага убил обычный человек, выстрелив в упор из примитивного ружья))). Правда, пулю использовал начиненную, кроме пороха, всякими магическими травами.
Дело опять упирается в заданные параметры магии, в особенности изначальной расстановки сил и во многие другие моменты. Так просто, в абстракции, ответить на этот вопрос невозможно.
Да, приспособление вооружения к особенностям противника — тоже элемент стратегии, если я не ошибаюсь.
(а теперь рекламная пауза): Ответ на этот вопрос уважаемые читатели найдут в тексте под названием «Дорога в северный Б.»
Если серьезно, то смотря какая магия, и смотря какие технологии. Если магия очень крута, то противнику придется извращаться и отходить от привычных нам средств вооружения.
1. Средство лексической выразительности, основанное на использовании в предложении или тексте близких по значению слов, создающих смысловую избыточность.
Плеоназм встречается в фольклоре: жили-были, грусть-тоска, путь-дороженька, море-окиян. Также это средство широко используется в художественной литературе, обычно с целью конкретизации деталей повествования или усиления эмоций, оценок: В самом деле, чрезвычайно странно! – сказал чиновник, – место совершенно гладкое, как будто бы только что выпеченный блин. Да, до невероятности ровное! (Н. Гоголь, «Нос»); Давешний страх опять охватил его всего, с ног до головы (Ф. Достоевский, «Преступление и наказание»); – Я не видел вас целую неделю, я не слышал вас так долго. Я страстно хочу, я жажду вашего голоса. Говорите. (А. Чехов, «Ионыч»).
2. Разновидность лексической ошибки, связанной с нарушением норм лексической сочетаемости, когда в словосочетании или предложении употребляются излишние со смысловой точки зрения слова.
Некоторые плеонастические словосочетания закрепились в языке и не считаются ошибочными, например: спуститься вниз, подняться наверх, период времени, экспонат выставки (латинское exponatus означает 'выставленный напоказ'), народная демократия (демократия в переводе с греческого языка 'власть народа').
В художественной литературе и публицистике ненормативная лексическая избыточность может выступать средством речевой характеристики персонажей: – Вот вы смеетесь и зубки скалите, – сказал Вася, – а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю (М. Зощенко, «Любовь»).
Е.Н. Геккина
старший научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН,
кандидат филологических наук