Истоки сумрачной расколотости

На злой заре моих годин

Ты, тёмный друг ненастной молодости,

Быть может, ведал лишь один.

Светлели облачными отмелями

Провалы мартовских чернот —

Их гулкие ночные оттепели,

Ледок хрустящий у ворот.

Мы шли Грузинами, Хамовниками,

Плечо к плечу в беседе шли,

Друзьями, братьями — любовниками

Нежнейшей из принцесс земли.

Но горизонт манил засасывающий,

И дух застав был хмур и тал;

И каждый раз — ступенью сбрасывающей

Диаметр ночи возрастал.

И каждый раз, маршруты скашивая,

Дождём окутанные сплошь,

Предместья ждали нас, расспрашивая

Про святотатство, бунт и ложь.

К Сокольникам, в Сущёво, в Симоново

Блестела сырость мостовых,

И скользкое пространство риманово

Сверкало в чёрной глади их.

Как два пустынных, чёрных зеркала, мы,

Лицом к лицу обращены,

Замолкли, ложью исковерканные,

Но всё поняв до глубины.

И пусть заслоны, плотно спущенные,

Хранят теперь от мглы ночной, —

Всё давят душу дни упущенные,

Когда ты был ещё со мной.

Ни Альтаира. Ни Зодиака.

Над головой — муть…

Нежен, как пух, среди света и мрака

Наш снеговой

путь.

Шустрый морозец. В теле — отрада,

Пальцев и лбов

щип.

Ведает только дух снегопада

Наших шагов

скрип.

Кто-то усталых в домиках древних

Манит, присев,

к снам.

Пламя камина в памяти дремлет,

Душу согрев

нам.

Скверы, бульвары… льдистые стекла,

Мост — и опять

мост…

Губы целуют, добры и теплы,

Танец снежинок — звезд.

Дважды мы проходили, минуя

Свой же подъезд,

вдаль:

Жаль нам Москвушку бросить ночную,

Ласковых мест

жаль.

Вот бы на зло церемонным прогулкам

В снег кувырком

пасть!

Вот бы разуться да переулком

В сад босиком —

шасть!

Весело, что нельзя этих блесток

Вытоптать, смять,

счесть…

На циферблатах пустых перекрестков

Три —

пять, —

шесть…

Ни Альтаира. Ни Зодиака.

Над головой — муть…

Нежен, как пух, среди света и мрака

Наш снеговой

путь.

Шустрый морозец. В теле — отрада,

Пальцев и лбов

щип.

Ведает только дух снегопада

Наших шагов

скрип.

Кто-то усталых в домиках древних

Манит, присев,

к снам.

Пламя камина в памяти дремлет,

Душу согрев

нам.

Скверы, бульвары… льдистые стекла,

Мост — и опять

мост…

Губы целуют, добры и теплы,

Танец снежинок — звезд.

Дважды мы проходили, минуя

Свой же подъезд,

вдаль:

Жаль нам Москвушку бросить ночную,

Ласковых мест

жаль.

Вот бы на зло церемонным прогулкам

В снег кувырком

пасть!

Вот бы разуться да переулком

В сад босиком —

шасть!

Весело, что нельзя этих блесток

Вытоптать, смять,

счесть…

На циферблатах пустых перекрестков

Три —

пять, —

шесть…

ой, а десятого во внеке нет…

Третьи сутки пурга

И рассветы из чистого льда,

И гуляет зима –

В синий морок свой манит и манит –

Ты не плачь, дорогая,

Ты же знаешь, что не навсегда,

Ледяные туманы

Над заснеженными холмами.

Наш очаг догорает,

А дальше наступит тьма,

За закрытыми ставнями

Синий ветер поет одиноко,

Ты не плачь, дорогая,

Ведь скоро наступит май,

И небо станет

Бесконечно большим и высоким.

Синий морок пугает

В лабиринте безрадостных лет,

Давят стены тюрьмы,

За решеткой не видно рассвета.

Ты смотри, дорогая,

Там, за поворотом свет,

И райские птицы

Поют на серебряных ветках.

Желтый месяц рога

Грозно скалит издалека,

Ветер северный дует,

Больно жалит озябшие руки:

Ты не плачь, дорогая,

Это – не на века,

И годы изгнанья уйдут,

И годы разлуки.

Пусть тропа нелегка,

Пусть не встанет рассвет поутру,

И безжалостно жалит

Снег холодный следы наши врозь –

Ты не плачь, дорогая…

Твои слезы в ладонь соберу,

Чтобы в них отражались

В ночи путеводные звезды.