… общественность немало возмущена результатами последнего шахматного тура, вернее, отсутствием результата, потому что мнения комиссии диаметрально разделились. Для тех, кто не в курсе, напомним, что Ш, неоднократный чемпион мира по шахматам, не смог съесть слона противника, сказал, что в него больше не лезет, что он уже съел одного вражеского слона и двух коней. Из-за этого инцидента М, противник Ш, заявил, что победа не может быть засчитана. Ш приводил аргументы, что главное в шахматах – провести стратегию победы, а есть слонов – дело десятое. M же возражал, что по правилам все поверженные фигуры должны быть съедены, и хорошие шахматисты в один присест съедают и двух слонов, и двух коней, и после этого еще идут в ресторан и отмечают победу плотным ужином. Ш в ответ потребовал от олимпийского комитета разделения шахматистов на весовые категории. М смеялся, что таким худышкам, как Ш, в шахматах делать нечего, на что Ш обзывал М толстяком и обжорой, и шахматный конфликт перешел к взаимным оскорблениям.
Наконец, голосованием олимпийского комитета было принято решение присудить победу Ш, — хотя злые языки поговаривают, что решающий голос за Ш отдал слон, который так и не был съеден…
Выжидающе смотрю на аудиторию, кто-то подает голос с задних рядов:
— Здесь все так начинают, давайте что-нибудь пооригинальнее…
— … но у меня и правда абсурдная идея, идеальный абсурд, как вам будет угодно. Но если все получится, добираться до самой далекой звезды мы будем так же легко, как до соседнего дома.
Смешки в зале.
— Можете поверить, это говорили все, кто стоял на этой трибуне.
Мне не по себе, все-таки продолжаю, они меня не собьют с толку, как бы ни старались…
— … думаю, что нам нужно перемещаться не в пространстве, а во времени.
Ага, есть притихли…
— … для этого достаточно вернуться в тот момент, когда бесконечно далекие звезды, вернее то, из чего они состояли, еще были бесконечно близко друг к другу – в первые часы или даже секунды после Большого Взрыва. Разумеется, это потребует достаточно серьезных технологий, начиная от возможностей перемешаться во времени до технологий, способных сохранить космический корабль в бесконечно высокой температуре… А после корабль присоединяется к частицам, из которых миллиарды лет спустя будет составлена та или иная звезда, и вместе с ними переносится в настоящее… Межзвездные сообщения станут возможными…
Делаю паузу, лица людей ничего не выражают, о чем они думают, черт их дери…
— … разумеется, это потребует сложнейших расчетов, нужно точно знать, какая частица куда отравится…
Тишина в зале. Отчаянно пытаюсь сообразить, есть в их мире хоть какие-то намеки на подобные технологии или не стоит даже и мечтать…
— Э-э-э… – осторожно спрашиваю, — у вас есть вопросы?
— … пожалуй, что да… – кто-то поднимается с места, не вижу его лица, что за манера в этом мире закрывать лица белыми картонными кругами, — видите ли, в данном случае речь идет о трассе до Квази Квазара…
— Да, и…
— … и дело в том, что все пространство Большого Взрыва уже под завязку занято промежуточными остановками других трасс…
Холодеет спина, такого поворота я не ожидал…
— … так куда же вы предлагаете втиснуть еще один путь?
Смешки, шепоточки в зале, это какой по счету на трибуне, ну-ну…
Понимаю, что отступать нельзя, что мне нужна еще одна абсурдная идея, идеальный абсурд, что…
— … а что если уже остановившийся там корабль будет, так сказать, отодвигаться в депо?
— В какое еще депо?
— Я имею в виду пространство и время по ту сторону Большого Взрыва, так сказать, до Большого Взрыва… если они, конечно же, есть…
Думаю, есть в этом мире пространство по ту сторону начала вселенной или нет.
— Есть-то они, есть…
Ёкает сердце, получилось…
— … только они заняты кораблями с той стороны…
Вздрагиваю.
— … вы же не предлагаете начать войну с той стороной за право владеть пространством и временем по ту сторону Большого Взрыва?
Нет, но…
— … боюсь, это не поможет. Война началась сегодня утром…
Мысленно вычеркиваю еще один мир. Думаю, найдется в этой бесконечных мириадах миров мир, где два мира додумаются пропускать корабли по очереди, или я его так и не найду…
… мне досталось число е, чему я был несказанно благодарен – оно отличалось покладистым нравом в отличие от, например, числа и, хоть и было несколько ленивым. Но я предпочитал медленно ехать верхом на смирном е, нежели неуклюже гарцевать на и, как Нам Бер, затащивший меня в эту авантюру. Нам Бер уже поговаривал, что лучше бы оседлал Пи, но Пи несло нашу поклажу, которой было немало, а безумное и давным-давно бы эту поклажу сбросило и ускакало бы в неведомые дебри высших измерений. Поэтому Нам Беру не оставалось ничего кроме как сдерживать бешеные взбрыкивания и сетовать на неуемный нрав и. Я уже ждал, что Нам Бер начнет уговаривать меня поменяться, аргументируя тем, что он уже немолод в отличие от меня но ему, кажется, было не до того – он вертел головой во все стороны, оглядывал окрестности, высматривая что-то, как будто надеялся, что вот прямо сейчас мы найдем недостающие альфу, бету, гамму и прочие числа, которые до сих пор скрывала от нас математика, подсовывая только и, пи и е…
— … только три? – Нам Бер покосился на меня с презрением, — то есть, про тау и эпсилон вы никогда не слышали? Омега – первый бесконечный ординал?
— Что-то… слышал…
— Дорогой юноша, даже не пытайтесь меня обмануть, вижу же, слышите впервые… но…… глядите… глядите! – Нам Бер бросился в заросли чисел, вспугивая оттуда что-то легкое и тонконогое, я даже не успел разглядеть, что это было.
— Вы видели… видели? – не отставал Нам Бер.
— Э-э-э…
— Нет, это не е, на е вы едете.
— Ну а, а это… это… м-м-м…
— И не Эм.
— Тогда…
— О, друг мой, о!
— Это вы так восхищаетесь или так называете ноль?
— Ноль я называю нолем, и никак иначе… но число о…
— А что оно означает?
— Ну, вот представьте число и…
— И-и-и, даже представлять не надо, — подхватываю под уздцы и, готовое сорваться куда-то никуда.
— … число, которое, умножаясь само на себя, дает минус единицу, а это невозможно… Это число невозможно, но оно есть. А вот теперь представьте единицу, поделенную на ноль… может быть такое?
— Нет… нельзя.
— А почему?
— Э-э-э…
— Потому что в результате получится некое число, которое при умножении на ноль дает единицу, а это невозможно… Такого числа не может быть, значит… значит, это еще одно невозможное число, вот оно… вы видели, куда оно побежало?
Откашливаюсь:
— Уважаемый Нам Бер, сейчас я должен застрелить вас, потому что вы слишком близко подошли к разгадке тайны чисел…
— Вы… вы…
— … приглядитесь-ка.
— Не может… не может быть… вы тоже число!
— Совершенно верно.
— Но… но какое же… вот это да… Число, которое не может быть умножено само на себя…
— … я послан с вами, чтобы прикончить вас, если вы подберетесь к тайнам чисел…
Вижу, как бледнеет Нам Бер.
— … не бойтесь, я не сделаю этого…
— Э… мне вам заплатить?
— Не стоит…
— Тогда почему же вы…
— … я один из немногих, кто считает, что люди и числа могут неплохо сотрудничать… Так что давайте сотрем из рассказа этот разговор, и напишем, что я снес вам голову одним ударом меча.
— Давайте… Э… что такое?
— Похоже, у нас ничего не получилось.
— Отчего же?
— Читатели упорно видят тот, старый вариант, похоже, и правда, что написано пером…
— Ладно, пусть читают, главное, чтобы начальство ваше не увидело…
— Да вы ничего не понимаете, — вспылил я.
— Чего… не понимаю?
— Того… вы хоть понимаете, что сейчас начнется охота за каждым, кто это прочитал? Ведь никто не должен знать правды, так что…
— Ну? ничего себе… а если мы предупредим читателей…
— Боюсь, уже поздно. Числа намного стремительнее, чем кажется.
— Так значит… нам остается только попросить прощения у…
— … нет.
— Но…
— … им ничего не грозит.
— Но вы же сказали… их прикончат…
— Прикончили бы, если бы они были людьми.
— А они что же…
— … числа.
— Нет, что за бред вы не… о-ох, простите… это же абсурд… нас же люди читают…
— … не люди, а числа. Несуществующие. Невозможные. Они еще сами не знают об этом. Я сам недавно узнал о себе…
— Позвольте, а я…
— … вы тоже число.
— И…
— … хотели узнать, какое же?
— Ну… да…
— Этого я вам сказать не могу.
— А я думал, секреты между нами кончились.
— Да не секреты… Просто каждое число само должно узнать себя.
— А для этого разве не существуют математики?
— Может, и существуют, а кто их видел?
— Ну… я, например.
— Вы не математик, вы число, позвольте напомнить…
— Хотите сказать…
— … думаю, что наше путешествие нужно направить в другую сторону…
— Чуть севернее? Я слышал, там есть озеро, устроим ночлег…
— … это прекрасно, но я имел в виду другое… нам нужно попытаться найти человека… если они вообще существуют.
… доводилось мне видеть и лунные часы, не в пример солнечным, довольно странные. Под небом Ээады бывало и три луны, и больше, поэтому циферблат лунных часов представлял собой причудливое зрелище со множеством делений, каждые из которых показывали свои отрезки времени – атты, ууны, оллы, гюзы, и это лишь малая часть. Я так и не смог понять сложное движение лун по небу, время их восходов и закатов – что поделать, я никогда не был силен в астрономии, и мне оставалось только с восхищением следить за тем, как одна из малых лун вырисовывает в небе причудливые петли. Довелось мне заметить, что стрелки никогда не касаются некоторых делений, из чего я решил, что луны для них были когда-то давным-давно, а теперь их нет.
— Не нет, а будут, — сказал мне часовщик.
— Будут?
— Да, через… – (я так и не понял, через сколько), — луна Эрр распадется надвое, и появятся еще две луны, которые будут показывать время ащ и время ви.
— Вы предусмотрели даже такой момент, что вместо стрелки будет стоять странник, пришедший бесконечно издалека, чтобы увидеть часы, — заметил я, — но что будет, когда странник уйдет?
Он оглядел меня – шахматную фигуру из позабытой всеми игры.
— Когда шахматная фигура умирает, она застывает навеки, неподвижное изваяние, замершее в центре циферблата.
— Я и это предусмотрел, — кивнул часовщик, обнажая шпагу.
— Вы… – сам не пойму, как я успел отскочить из центра циферблата, от чего стрелки сдвинулись с делений, и время пошло наперекосяк; часовщик хотел броситься на меня, но на шаг впереди него уже не было времени, а вскоре его уже не было нигде – когда я соскочил с циферблата. Я так и оставил этот мир, застывшим на веки веков, этот величественный город, замерший навсегда с часовщиком, остановившимся у своего гениального творения. Я подумываю когда-нибудь вернуться сюда – через тысячи лет, когда я буду бесконечно стар, и придет мой смертный час, и я замру в центре циферблата часов, которые наконец-то оживут…
Про не совсем обычных шахматистов...
… общественность немало возмущена результатами последнего шахматного тура, вернее, отсутствием результата, потому что мнения комиссии диаметрально разделились. Для тех, кто не в курсе, напомним, что Ш, неоднократный чемпион мира по шахматам, не смог съесть слона противника, сказал, что в него больше не лезет, что он уже съел одного вражеского слона и двух коней. Из-за этого инцидента М, противник Ш, заявил, что победа не может быть засчитана. Ш приводил аргументы, что главное в шахматах – провести стратегию победы, а есть слонов – дело десятое. M же возражал, что по правилам все поверженные фигуры должны быть съедены, и хорошие шахматисты в один присест съедают и двух слонов, и двух коней, и после этого еще идут в ресторан и отмечают победу плотным ужином. Ш в ответ потребовал от олимпийского комитета разделения шахматистов на весовые категории. М смеялся, что таким худышкам, как Ш, в шахматах делать нечего, на что Ш обзывал М толстяком и обжорой, и шахматный конфликт перешел к взаимным оскорблениям.
Наконец, голосованием олимпийского комитета было принято решение присудить победу Ш, — хотя злые языки поговаривают, что решающий голос за Ш отдал слон, который так и не был съеден…
1-е место — № 7
2-е место — № 10
3-е место — № 9
Голосование закончено, всем спасибо, результаты выложу чуть позже
Форма прямоугольная
))
Инженер межпланетных сообщений
— … моя идея может показаться вам абсурдной…
Выжидающе смотрю на аудиторию, кто-то подает голос с задних рядов:
— Здесь все так начинают, давайте что-нибудь пооригинальнее…
— … но у меня и правда абсурдная идея, идеальный абсурд, как вам будет угодно. Но если все получится, добираться до самой далекой звезды мы будем так же легко, как до соседнего дома.
Смешки в зале.
— Можете поверить, это говорили все, кто стоял на этой трибуне.
Мне не по себе, все-таки продолжаю, они меня не собьют с толку, как бы ни старались…
— … думаю, что нам нужно перемещаться не в пространстве, а во времени.
Ага, есть притихли…
— … для этого достаточно вернуться в тот момент, когда бесконечно далекие звезды, вернее то, из чего они состояли, еще были бесконечно близко друг к другу – в первые часы или даже секунды после Большого Взрыва. Разумеется, это потребует достаточно серьезных технологий, начиная от возможностей перемешаться во времени до технологий, способных сохранить космический корабль в бесконечно высокой температуре… А после корабль присоединяется к частицам, из которых миллиарды лет спустя будет составлена та или иная звезда, и вместе с ними переносится в настоящее… Межзвездные сообщения станут возможными…
Делаю паузу, лица людей ничего не выражают, о чем они думают, черт их дери…
— … разумеется, это потребует сложнейших расчетов, нужно точно знать, какая частица куда отравится…
Тишина в зале. Отчаянно пытаюсь сообразить, есть в их мире хоть какие-то намеки на подобные технологии или не стоит даже и мечтать…
— Э-э-э… – осторожно спрашиваю, — у вас есть вопросы?
— … пожалуй, что да… – кто-то поднимается с места, не вижу его лица, что за манера в этом мире закрывать лица белыми картонными кругами, — видите ли, в данном случае речь идет о трассе до Квази Квазара…
— Да, и…
— … и дело в том, что все пространство Большого Взрыва уже под завязку занято промежуточными остановками других трасс…
Холодеет спина, такого поворота я не ожидал…
— … так куда же вы предлагаете втиснуть еще один путь?
Смешки, шепоточки в зале, это какой по счету на трибуне, ну-ну…
Понимаю, что отступать нельзя, что мне нужна еще одна абсурдная идея, идеальный абсурд, что…
— … а что если уже остановившийся там корабль будет, так сказать, отодвигаться в депо?
— В какое еще депо?
— Я имею в виду пространство и время по ту сторону Большого Взрыва, так сказать, до Большого Взрыва… если они, конечно же, есть…
Думаю, есть в этом мире пространство по ту сторону начала вселенной или нет.
— Есть-то они, есть…
Ёкает сердце, получилось…
— … только они заняты кораблями с той стороны…
Вздрагиваю.
— … вы же не предлагаете начать войну с той стороной за право владеть пространством и временем по ту сторону Большого Взрыва?
Нет, но…
— … боюсь, это не поможет. Война началась сегодня утром…
Мысленно вычеркиваю еще один мир. Думаю, найдется в этой бесконечных мириадах миров мир, где два мира додумаются пропускать корабли по очереди, или я его так и не найду…
Искатели чисел
… мне досталось число е, чему я был несказанно благодарен – оно отличалось покладистым нравом в отличие от, например, числа и, хоть и было несколько ленивым. Но я предпочитал медленно ехать верхом на смирном е, нежели неуклюже гарцевать на и, как Нам Бер, затащивший меня в эту авантюру. Нам Бер уже поговаривал, что лучше бы оседлал Пи, но Пи несло нашу поклажу, которой было немало, а безумное и давным-давно бы эту поклажу сбросило и ускакало бы в неведомые дебри высших измерений. Поэтому Нам Беру не оставалось ничего кроме как сдерживать бешеные взбрыкивания и сетовать на неуемный нрав и. Я уже ждал, что Нам Бер начнет уговаривать меня поменяться, аргументируя тем, что он уже немолод в отличие от меня но ему, кажется, было не до того – он вертел головой во все стороны, оглядывал окрестности, высматривая что-то, как будто надеялся, что вот прямо сейчас мы найдем недостающие альфу, бету, гамму и прочие числа, которые до сих пор скрывала от нас математика, подсовывая только и, пи и е…
— … только три? – Нам Бер покосился на меня с презрением, — то есть, про тау и эпсилон вы никогда не слышали? Омега – первый бесконечный ординал?
— Что-то… слышал…
— Дорогой юноша, даже не пытайтесь меня обмануть, вижу же, слышите впервые… но…… глядите… глядите! – Нам Бер бросился в заросли чисел, вспугивая оттуда что-то легкое и тонконогое, я даже не успел разглядеть, что это было.
— Вы видели… видели? – не отставал Нам Бер.
— Э-э-э…
— Нет, это не е, на е вы едете.
— Ну а, а это… это… м-м-м…
— И не Эм.
— Тогда…
— О, друг мой, о!
— Это вы так восхищаетесь или так называете ноль?
— Ноль я называю нолем, и никак иначе… но число о…
— А что оно означает?
— Ну, вот представьте число и…
— И-и-и, даже представлять не надо, — подхватываю под уздцы и, готовое сорваться куда-то никуда.
— … число, которое, умножаясь само на себя, дает минус единицу, а это невозможно… Это число невозможно, но оно есть. А вот теперь представьте единицу, поделенную на ноль… может быть такое?
— Нет… нельзя.
— А почему?
— Э-э-э…
— Потому что в результате получится некое число, которое при умножении на ноль дает единицу, а это невозможно… Такого числа не может быть, значит… значит, это еще одно невозможное число, вот оно… вы видели, куда оно побежало?
Откашливаюсь:
— Уважаемый Нам Бер, сейчас я должен застрелить вас, потому что вы слишком близко подошли к разгадке тайны чисел…
— Вы… вы…
— … приглядитесь-ка.
— Не может… не может быть… вы тоже число!
— Совершенно верно.
— Но… но какое же… вот это да… Число, которое не может быть умножено само на себя…
— … я послан с вами, чтобы прикончить вас, если вы подберетесь к тайнам чисел…
Вижу, как бледнеет Нам Бер.
— … не бойтесь, я не сделаю этого…
— Э… мне вам заплатить?
— Не стоит…
— Тогда почему же вы…
— … я один из немногих, кто считает, что люди и числа могут неплохо сотрудничать… Так что давайте сотрем из рассказа этот разговор, и напишем, что я снес вам голову одним ударом меча.
— Давайте… Э… что такое?
— Похоже, у нас ничего не получилось.
— Отчего же?
— Читатели упорно видят тот, старый вариант, похоже, и правда, что написано пером…
— Ладно, пусть читают, главное, чтобы начальство ваше не увидело…
— Да вы ничего не понимаете, — вспылил я.
— Чего… не понимаю?
— Того… вы хоть понимаете, что сейчас начнется охота за каждым, кто это прочитал? Ведь никто не должен знать правды, так что…
— Ну? ничего себе… а если мы предупредим читателей…
— Боюсь, уже поздно. Числа намного стремительнее, чем кажется.
— Так значит… нам остается только попросить прощения у…
— … нет.
— Но…
— … им ничего не грозит.
— Но вы же сказали… их прикончат…
— Прикончили бы, если бы они были людьми.
— А они что же…
— … числа.
— Нет, что за бред вы не… о-ох, простите… это же абсурд… нас же люди читают…
— … не люди, а числа. Несуществующие. Невозможные. Они еще сами не знают об этом. Я сам недавно узнал о себе…
— Позвольте, а я…
— … вы тоже число.
— И…
— … хотели узнать, какое же?
— Ну… да…
— Этого я вам сказать не могу.
— А я думал, секреты между нами кончились.
— Да не секреты… Просто каждое число само должно узнать себя.
— А для этого разве не существуют математики?
— Может, и существуют, а кто их видел?
— Ну… я, например.
— Вы не математик, вы число, позвольте напомнить…
— Хотите сказать…
— … думаю, что наше путешествие нужно направить в другую сторону…
— Чуть севернее? Я слышал, там есть озеро, устроим ночлег…
— … это прекрасно, но я имел в виду другое… нам нужно попытаться найти человека… если они вообще существуют.
Лунный часовщик
… доводилось мне видеть и лунные часы, не в пример солнечным, довольно странные. Под небом Ээады бывало и три луны, и больше, поэтому циферблат лунных часов представлял собой причудливое зрелище со множеством делений, каждые из которых показывали свои отрезки времени – атты, ууны, оллы, гюзы, и это лишь малая часть. Я так и не смог понять сложное движение лун по небу, время их восходов и закатов – что поделать, я никогда не был силен в астрономии, и мне оставалось только с восхищением следить за тем, как одна из малых лун вырисовывает в небе причудливые петли. Довелось мне заметить, что стрелки никогда не касаются некоторых делений, из чего я решил, что луны для них были когда-то давным-давно, а теперь их нет.
— Не нет, а будут, — сказал мне часовщик.
— Будут?
— Да, через… – (я так и не понял, через сколько), — луна Эрр распадется надвое, и появятся еще две луны, которые будут показывать время ащ и время ви.
— Вы предусмотрели даже такой момент, что вместо стрелки будет стоять странник, пришедший бесконечно издалека, чтобы увидеть часы, — заметил я, — но что будет, когда странник уйдет?
Он оглядел меня – шахматную фигуру из позабытой всеми игры.
— Когда шахматная фигура умирает, она застывает навеки, неподвижное изваяние, замершее в центре циферблата.
— Я и это предусмотрел, — кивнул часовщик, обнажая шпагу.
— Вы… – сам не пойму, как я успел отскочить из центра циферблата, от чего стрелки сдвинулись с делений, и время пошло наперекосяк; часовщик хотел броситься на меня, но на шаг впереди него уже не было времени, а вскоре его уже не было нигде – когда я соскочил с циферблата. Я так и оставил этот мир, застывшим на веки веков, этот величественный город, замерший навсегда с часовщиком, остановившимся у своего гениального творения. Я подумываю когда-нибудь вернуться сюда – через тысячи лет, когда я буду бесконечно стар, и придет мой смертный час, и я замру в центре циферблата часов, которые наконец-то оживут…
Часовая пастушка
Сборщик часового урожая
Астроном
Странные странники
Хранительница скрипки упустила свою пленницу
Погонщик ночи
Машинист конепоезда
Охотница за домами
Ловец снов
Ловец дверей
Сборщица ключей
Дрессировщик музыки
Чаеплаватели