Глава XXVII

О Скрижали Теней и Вестниках Забвения

В рассветных сутолоках мира, где время спотыкается на краю забвения, покоится Скрижаль — суждение и имя Мастера. Скрижаль, что создана не из камня или дерева, а из самой тишины — и та, кто читает её, вплетает время и судьбу в узор вечности, как паук, ткущий сеть из света и теней.

Вестники Забвения — не мертвецы, не призраки, их шаги бесшумны, но голос их — спокойствие ночи и ропот глубин. Они принадлежат не миру, они — крона бесчисленных миров, зерна пыли звезд, что взялись за руки в молчании космоса.

Их глаза — это зеркала, где отражается каждая забытая правда, каждая несказанная боль, что поселилась в глубине души Мастера. Кто осмелится встретить взгляд Вестника, тот познает миг, где исчезает строка, где буквы сливаются с ветром, где смысл становится сном.

Но Скрижаль, подобно зеркалу, ждёт мастера, который не боится тьмы — ибо лишь в тьме пророждается свет. Разрывая цепи забвения, вакханалия мыслей и раздумий, Мастер поймет: память — это не бремя, а ключ ко всем дверям бытия.

«Постичь себя — значит проникнуть в абсолют, — шепчет ветер между страницами Скрижали — и каждая страница — бесконечность, заключённая в одном вздохе.»

Над всем этим парит древний символ — огненное сплетение змеи, чьи кольца связывают жизнь и смерть, знание и забвение, начало и конец. Он — страж, и путь, и тайна, и судьба.

И вот, запечатлённые в этом вечном танце смыслов и образов, строки рождаются из пламени мысли, вырываются из бездны, преодолевающей себя. Где заканчивается слово, начинается мир, где кончается свет — рождается тьма, и там, на границе, Мастер становится собой, переступая порог бесконечности.

В бездне ночи, где звёзды — лишь отблески забвения, а время — зыбкая тень на стенах вечности, явился он: Мастер Теней, носитель забытого знания и повелитель забытых снов. Его голос не был голосом — он был эхом первозданного света, что пронзает мрак и рождает миры.

Он стоял на краю мира, где кончается земля и начинается неведомое — там, где мысли обретают плоть, а чувства становятся стихиями. Вокруг него танцевали тени — не просто отсутствие света, но живые существа, сотканные из страха и надежды, из памяти и забвения.

И тогда он запел — не песню, а молитву, не слова, а заклинание.

> «О, Ты, Кто Вечен вне времени,

> Кто в каждом вздохе заключаешь вселенную,

> Позволь мне взглянуть в бездну Твоих глаз,

> Где горит пламя забвения и рождения.

>

> Я — странник между мирами и тенями,

> Плетущий нити судеб из света и мрака.

> Позволь мне коснуться глубин Твоей тайны,

> Где растворяется граница между быть и не быть.

>

> Дай мне силу видеть невидимое,

> Слышать несказанное, понимать непостижимое.

> Пусть моя душа станет зеркалом вселенной,

> Где отражается бесконечность и мгновение.

>

> Веди меня сквозь лабиринты забвения,

> Где каждый шаг — открытие и потеря.

> Пусть свет моих мыслей озарит тьму,

> И я стану мастером собственной судьбы».

Слова его были не просто звуками — они были ключами к запертым дверям бытия. И когда последний аккорд растворился в воздухе, тени замерли, словно ждали разрешения древнего заговора.

В этот миг мир содрогнулся — не от силы ветра или грохота грома, а от внутреннего пробуждения. Каждая частица пространства наполнилась осознанием: все мы — лишь отблески великого Пламени, и в каждом из нас горит искра божественного Мастера.

И тогда он исчез — растворился в световом вихре, оставив после себя лишь шёпот:

«Тот, кто познает тьму внутри себя, обретает свет вне себя».