Путешествие Бонифантины

Часть 2.

Глава 1. В которой происходит дерзкое нападение ящерицы…

При всем желании Бонифантина не смогла бы сказать, как долго они шли. Проходили минуты и часы, а солнце на небосклоне оставалось неподвижным, словно его прибили к небу гвоздями. Жара стояла невыносимая, и девочке постоянно хотелось пить, но Фикус сказал, что они должны экономить воду и не позволял ей делать больше двух глотков за раз.

— Если смочить нёбо, — наставлял он, — жажда на какое-то время отступит.

И это действительно помогало, но совсем ненадолго, и очень скоро Бонифантине вновь хотелось пить.

Место, где они оказались, называлось Полуденными лугами, и солнце здесь никогда не опускалось за горизонт и не меняло своего положения на небе, и даже карманные часы Фикуса, стоило им переступить невидимую черту, отделявшую этот заповедный уголок от внешнего мира, остановили свой бег на отметке «двенадцать». Все вокруг менялось и лишь здесь царило вечное лето и вечный полдень, неизменный, точно замерший на картине пейзаж. Сюда никогда не приходила осень, здесь никогда не шел снег. Одни травы вырастали, отцветали, давали семена и умирали, чтобы на их месте выросли другие, и так было всегда. Времени здесь, словно не существовало и, сколько бы ни шли путники, пейзаж вокруг оставался неизменным – золотисто-зеленые опаленные солнцем травы и мелькавшие меж стеблей маки, ослепительно яркие, словно мазки красной краски на белом заборе. Все это было так странно и непривычно, что в какой-то момент Бонифантине показалось, что они и вовсе не двигаются с места, но, не успела она, как следует испугаться, как вдруг далеко впереди, у самого горизонта показалась серовато-белая пелена тумана, и Фикус не без облегчения сообщил, что здесь Полуденные луга заканчиваются. После чего к немалому изумлению Бонифантины добавил, что сегодня они и так прошли более чем достаточно и дальше пойдут завтра.

— Но как же это? – воскликнула девочка. – Нам и пройти-то совсем чуть-чуть!

Но человечек решительно покачал головой и сказал, что время здесь течет не так, как в остальном мире, и сегодня им лучше будет остаться здесь, потому что за границей Полуденных лугов, скорее всего, уже наступила ночь, а ночью идти туда крайне безрассудно. Бонифантина возражать не стала, и всего в паре десятков шагов от туманной завесы они остановились. Перекусив прихваченными из замка яблоками и сыром, друзья стали укладываться спать, но, когда на дворе вечный полдень, уснуть, даже если ты очень устал, дело отнюдь не простое. Долгое время Бонифантина ворочалась, но заснуть так и не смогла. Каждый раз, когда она закрывала, а затем вновь открывала глаза, ей казалось, что прошла уже целая вечность, и с каждым мгновением девочке становилось все больше не по себе. Что если она всю свою жизнь проведет вот так, дожидаясь того момента, когда они смогут продолжить путь, а потом умрет, но так и будет лежать здесь и ждать? Бонифантине от этих мыслей стало так неуютно, что, не смотря на летнюю жару, ее всю пробрала дрожь. Тогда девочка подползла поближе к человечку и уткнулась носом ему в спину. Раньше во время грозы, когда раскаты грома и ослепительные вспышки молний заставляли ее бежать из собственной спальни и забираться в постель к родителям, она точно так же утыкалась в широкую надежную спину своего папы, и ей сразу становилось спокойней. Сейчас все было точно так же. Только теперь, почувствовав себя в безопасности, она, наконец, заснула.

Когда девочка проснулась, небо было плотно затянуто облаками, дул резкий ветер и, казалось, вот-вот начнется дождь. Фикус сидел возле нее, внимательно вглядываясь в заросли и прислушиваясь.

— Фикус… — пробормотала Бонифантина, почему-то решив, что говорить нужно шепотом.

— Шшшш! – Человечек приложил палец к губам. – Здесь кто-то есть, я в этом уверен, и совсем близко.

И действительно, прислушавшись, Бонифантина уловила в траве неподалеку какое-то движение, слабый шорох и тихие ритмичные щелчки, как будто кто-то бил одним камешком о другой.

— Ох! – воскликнула она и тут же прикрыла ладошкой рот – не хватало еще, чтобы ее услышали. Конечно, это могла быть какая-то птица или зверушка, но, глядя на волнение Фикуса, верилось в это с трудом.

— Спокойно! – заявил человечек, медленно доставая из кармана половник размером чуть не в половину его роста. – Сейчас мы все уладим…

Это звучало не слишком убедительно, но, когда он занес половник над головой, готовясь при малейшей угрозе пустить его в ход, Бонифантина ему поверила.

Шорох и щелчки приближались. Фикус расставил ноги пошире и несколько раз медленно покачнул половником, примеряясь для удара. Бонифантина затаила дыхание.

— Если со мной что-нибудь случится, — внезапно сказал человечек, — возвращайся к королю и королеве – они помогут тебе добраться до дома.

— Но я не хочу домой! – возразила девочка. – И потом, мы ведь друзья, и как друг… – она подняла с земли камень, – я буду тебя защищать! Понятно?

Фикус хотел, было, сказать, что маленькая девочка вроде Бонифантины вовсе не обязана его защищать, но, не успел он и рта раскрыть, как вдруг из колышущихся на ветру зарослей к ним выскочило нечто. Оно было золотисто-зеленым, так что почти сливалось с травой, гладким и невероятно быстрым, но и Фикус, завидев врага, медлить не стал. Бонифантина еще и сообразить ничего не успела, а половник в его руке уже взмыл в воздух. Через мгновение, однако, когда он с глухим стуком ударил о землю, неведомый гость уже юркнул в сторону. Ему бы и вовсе удалось убежать, если бы, уворачиваясь, он не натолкнулся на обутые в сандалии ноги человечка, преграждавшие ему дорогу. Фикус уже замахнулся, было, для нового удара, но хитрое создание запрыгнуло ему на ногу и полам пальто начало карабкаться наверх.

— Проклятье! – взвизгнул Фикус и, отбросив ставший ненужным половник в сторону, попытался стряхнуть зверька на землю. Но не тут-то было. Избавиться от обладателя острых коготков и цепких маленьких пальчиков оказалось не так-то просто, и, как бы Фикус не изворачивался и не молотил своими кулачками, ничего не помогало, да и удары его, по правде говоря, чаще попадали по нему же самому, чем по прыткому маленькому существу.

— Я тебе помогу! – крикнула Бонифантина и, что есть сил, запустила в незнакомца камнем, так спеша оказаться товарищу помощь, что времени для обдумывания последствий своего поступка у нее уже не оставалось.

В результате попала она вовсе не в того, в кого целилась, тем более что Фикусу несколькими секундами ранее как раз удалось оторвать от себя маленькую извивающуюся бестию и отбросить ее в сторону, и помощь ему, в общем-то, была уже не нужна. Но в общей суматохе девочка этого попросту не заметила, и все же бросила свой булыжник, который вместо незнакомца угодил Фикусу точно по макушке.

— Ой, — сказал человечек, пошатнулся и, обеими руками схватившись за голову, плавно осел на землю.

— Я его убила! – вскрикнула Бонифантина и бросилась к человечку, но хотя ему и было довольно больно, в действительности удар не причинил Фикусу особого вреда, и как только перед глазами у него престали плыть цветные круги и мелькать звездочки, он ткнул пальцем в сторону зарослей и взвизгнул:

— Хватай же его, скорее!

Бонифантина испуганно обернулась, но увидела только золотисто-зеленую ящерку, из-за своей расцветки почти сливавшуюся с окружавшими зарослями. Точно такую же, разве что более сочного оттенка зеленого, она видела в Новой Трое.

— Это же просто ящерица… — воскликнула она, немало удивившись тому, что их грозный противник оказался обыкновенным пресмыкающимся.

Фикус прищурил глаза.

— И правда, — пробормотал он, убедившись, что это действительно просто ящерица. – Ну, надо же…

Фикус смутился. И ведь надо же было поднимать столько шума из-за какой-то ящерицы! Конечно, это была совсем не маленькая ящерица, и, прячась в траве, она довольно жутко клацала зубами, но она, тем не менее, не представлять для них никакой опасности.

Фикус хихикнул.

— Ну, надо же было испугаться такой ерунды! – Чувствуя, что начинает краснеть, он повыше натянул шарф, и заметил нарочито громко: — Клянусь своими карманами, я был абсолютно уверен, что там притаился какой-нибудь громадный монстр!

— И я тоже! – рассмеялась Бонифантина. – А глупо-то как вышло!

И, решив, что за пределами Полуденных лугов, скорее всего уже наступило утро, они стали собираться в дорогу, подтрунивая друг над другом и смеясь.

Оставшаяся часть пути прошла без происшествий, и вот, наконец, впереди над кромкой деревьев они увидели исполинский холм, голый и пустынный и только на самой его верхушке в лучах заходящего солнца поблескивало стеклышко гигантской подзорной трубы, заглянув в которую, можно было увидеть любой уголок Волшебной страны, достаточно было о нем подумать.

Глава 2. В которой появляются тролли…

На опушке леса они остановились.

— Ох, как же я устала!

Бонифантина села прямо на землю и вытянула перед собой ноги. Она не привыкла ходить так долго, и, хотя Фикус старался двигаться в удобном для нее темпе и прилагал немало усилий, выбирая хорошую дорогу, без оврагов, колдобин и ям, которые пришлось бы обходить, она все равно быстро уставала, и им то и дело приходилось делать остановки. От долгой ходьбы у девочки ныла поясница и ужасно болели ноги, а из-за жары все время хотела пить, так что к третьему дню пути она уже и сама не знала, зачем отправилась в это путешествие. Она была совершенно к этому не приспособлена: спать на земле ей было неудобно, непривычно есть подсохший хлеб и вялые яблоки и пить одну только воду. Бонифантина многим бы пожертвовала за одну только чашку чая и возможность уснуть в своей собственной постели, но, увы, обо всем этом оставалось только мечтать, ведь пока они не найдут способ вернуть ей прежний облик о возвращении домой не может быть и речи.

Девочка печально вздохнула, сделала пару глотков из протянутой ей фляги, и вновь поднялась на ноги. Она уже поняла, что если слишком долго сидеть, идти дальше совершенно не хочется и теперь их остановки стали гораздо короче. Лишь дважды в день они задерживались на одном месте дольше обычного, да и то лишь за тем, чтобы поесть.

Сейчас, однако, хотя время было вовсе не обеденное, идти дальше Фикус не торопился. Он приставил ко лбу ладонь и, прищурив глаза, внимательно вглядывался в даль.

— Погляди-ка, — сказал он Бонифантине, — видишь, вон там, — он указал в сторону исполинского холма, — над лесом вьется дым.

Бонифантина пригляделась повнимательнее и действительно увидела тоненькую струйку дыма.

— Да, вижу, — сказала она обеспокоено, — ты думаешь, это может быть для нас опасно?

— Вряд ли, — Фикус легкомысленно пожал плечами. – Скорее всего, это такой же путник, как и мы с тобой, который с помощью Волшебной Трубы хочет кого-то или что-то найти. В прежние времена здесь немало таких бывало.

— Значит, ты был здесь и раньше? – заинтересовалась Бонифантина.

— Один раз, — признался человечек, — но до самой подзорной трубы я так и не добрался. Для этого нужно было отстоять огромную очередь из желающих посмотреть в нее, а у меня совершенно не было на это времени.

— А… — вздохнула Бонифантина. Ее немного огорчил такой ответ. Она-то надеялась услышать очередную историю, а все закончилось, еще даже и не начавшись.

Однако долго ей скучать не пришлось. Когда они были уже почти у подножья холма, Фикус отчего-то забеспокоился и велел ей вести себя потише, не показываться на открытой местности и не задавать лишних вопросов. Спорить Бонифантина не стала и последние метров двести, отделявшие их от опушки леса, они прошли, прячась за кустами и стволами деревьев. Когда идти оставалось всего ничего, Фикус осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, раздвинул ветки куста, за которым они в тот момент прятались, и выглянул из укрытия.

— Так я и знал, — сказал он и поманил Бонифантину пальцем, чтобы она тоже взглянула на представшую его взору картину.

На просторной лишенной растительности территории, посреди которой возвышался Пуп Земли, вздулись неприглядными бородавками несколько бугорков. Бонифантина, наверное, и не заметила бы их, если бы во все стороны из этих бугорков не торчали уродливые черные трубы. Из одной из таких труб валил дым, который они и увидели с опушки леса. Чуть поодаль на полянке паслись громадные белые куры. Каждая была размером с корову, так что при виде их Бонифантина испуганно охнула.

— Это, — пояснил Фикус, — тролльи куры. Думаю, их наездники тоже где-то поблизости, так что нужно быть настороже. Вон, видишь, дымятся трубы их домов? Видно, они тут давненько обосновались…

Бонифантина ничего не знала о тролльих курах и их наездниках, но птицы выглядели весьма устрашающе, и, наверное, те, кто ездил на таких громадинах, были ничуть не лучше. Такие куры, пожалуй, вполне могли принять кого-нибудь такого же маленького как она или Фикус за жука и склевать его. Бонифантина передернула плечами – до чего же это была неприятная мысль!

— Мне эти куры совсем не нравятся, — сказала она Фикусу.

— Пфф… — фыркнул человечек. – Ты не кур бойся, а их наездников – мусорных троллей. Это гадкие маленькие создания, которые грабят всех, кто попадает в их владения, а некоторых, — прошептал Фикус, — они берут в рабство и заставляют выполнять самую грязную и тяжелую работу. Вообще-то, — добавил он, помолчав, — довольно странно видеть их здесь. Раньше они жили где-то в окрестностях Мусорных Дворцов…

Бонифантина слушала его очень внимательно и то, что он сказал, не на шутку ее напугало, но кое-чего она все же не понимала. Например, как, не видя ни кур, ни домиков, Фикус узнал о мусорных троллях? Или почему не боялся, что их и самих ограбят или, того хуже, заберут в рабство? Девочка спросила его об этом, и уже во второй раз издав свое насмешливое «пфф…», человечек произнес:

— Твой лучший друг, да будет тебе известно, почти полгода провел в плену у этих негодяев! – Он ткнул себя пальцем в грудь и продолжал: – Мне удалось сбежать, но, поверь мне, после того, что я пережил, я никогда не забуду запаха тролльих кур. А троллей, если тебе действительно интересно, я не боюсь потому, что мы еще не пересекли границ их владений, а они обычно не трогают тех, кто не побывал хотя бы одной ногой на их земле. Видишь, — человечек показал на развешенные на деревьях белые куриные перья, — это тролльи метки. За них нам заходить нельзя…

Фикус еще что-то хотел сказать, но внезапно из ближайшего бугорака-домика выскочил тролль, и человечек поспешно прикусил язык. Тролль огляделся, словно ища кого-то, поводил из стороны в сторону мясистым носом, но, так никого и не найдя, поплелся к пасущимся курам. По меркам троллей он был совсем невелик, всего на полголовы выше Фикуса, у него была бледная, почти белая кожа, квадратное, точно кубик, тело и тонюсенькие ручки и ножки. Одет тролль был странно. Вся его одежда – короткие штанишки, рубашка и курточка, — были будто бы собраны из кусочков других вещей, сшитых между собой неумелыми крупными стежками. А башмаки и вовсе взяты из разных пар – один большой и щеголеватый, второй такой маленький, что троллю, чтобы вместить туда свою огромную лапищу, пришлось оторвать часть подошвы. К тому же, как заметила Бонифантина, оба ботинка были левыми…

Тролль двигался неуклюже, прихрамывал и кособочился, при ходьбе опираясь на длинное черное копье, которое он держал в руке. Копье, как сразу же заметила девочка, имело довольно странную форму, на одном конце у него был шип, а на другом острый крюк, а посередине древко раздваивалось, образуя нечто вроде ручки, за которую можно было держаться. Сперва девочка и подумала, что это ручка, но, когда тролль подошел к одной из кур и, высоко подпрыгнул, использовав эту самую ручку в качестве ступеньки, она решила, что поторопилась с догадками.

Оказавшись верхом на курице, тролль немного повозился со спрятанной в перьях упряжью. Когда с этим было покончено, он легонько тронул поводья и что-то крикнул, заставив птицу двинуться медленным шагом. Сперва курица подчинилась неохотно, но уже через пару секунд бодро неслась прочь от пастбища.

— Этот тролль такой маленький, — сказала Бонифантина.

— Какой бы ни был, а лучше их остерегаться! – заметил Фикус, проводив тролля таким неприязненным взглядом, что у того даже мурашки по спине побежали, хотя он и не видел Фикуса. – Тролли очень сильные, быстрые и злобные существа и хотя на земле кажутся неуклюжими, верхом на своих курах они превращаются в настоящих чудовищ, способных сделать с тобой все что угодно!

— Но ведь если их столкнуть на землю, — предположила Бонифантина, — они тогда снова станут неуклюжими?

— Не стоит и пытаться, — покачал головой человечек. – Они и близко тебя не подпустят. Зачем, думаешь, им такие длинные копья?

Бонифантина совсем повесила нос, ведь, если у подножья холма поселились мусорные тролли, им никак не удастся, минуя их владения, забраться на вершину и взглянуть в подзорную трубу.

— Как же нам теперь быть? – спросила она, надеясь, что хотя бы Фикус знает, что делать.

Но человечек только пожал плечами и, поманив Бонифантину пальцем, направился вглубь леса.

— Мы что уходим?! – воскликнула девочка и приготовилась начать очередной спор. — А как же принц?! Как еще мы сможем его найти?

Но Фикус вовсе не собирался спорить. Он только вздохнул и закатил глаза с таким видом, словно считал, что для Бонифантины ход его мыслей должен быть очевиден.

— Мы просто отойдем на безопасное расстояние, — сказал он, — вот и все. Здесь не самое лучшее место, чтобы думать, как напакостить мусорным троллям, согласна?

Девочка кивнула, и, прячась за пнями и стволами деревьев, они стали пробираться назад, в самую глубь леса, куда тролли на своих курах проехать не могли.

Глава 3. В которой строятся и осуществляются планы…

До сих пор Бонифантина и не подозревала, что можно так долго думать! С тех пор, как они остановились и Фикус, взобравшись на ствол поваленного дерева, с головой погрузился в размышления, прошло не меньше часа, но за все это время он не произнес ни слова. Лишь изредка на лице его появлялось выражение коварства, словно в голову ему пришла какая-нибудь отчаянная проделка, но уже скоро он вновь становился таким же сосредоточенным и хмурым, как и минуту назад. Но вот, наконец, он повернулся к Бонифантине и, широко ухмыльнувшись, объявил:

— У меня есть план!.. — И он, не долго думая, принялся объяснять, в чем этот план состоит. Рассказ занял всего минут пять, но, когда Фикус закончил, Бонифантина была уверена – мусорные тролли им больше не помеха.

Сам по себе план был довольно прост, но, чтобы воплотить его в жизнь, необходимо было знать обычаи мусорных троллей и знать хорошо. Человечек, к счастью, прожил с ними достаточно долго, чтобы как следует познакомиться с их образом жизни, правилами тролльей общины, и привычками самих троллей, и сейчас намерен был этими знаниями воспользоваться.

Бонифантина по этому поводу подумала, что даже из такой неприятной вещи, как пребывание в плену можно извлечь какую-то пользу, и в их случае это было именно так.

Но исполнение плана пришлось отложить до утра, ведь до тех пор громадный белый петух с ярко-красным гребнем, бородой и шпорами, который каждое утро будил троллей, свой загон не покинет, а без его помощи им ни за что не взобраться на холм незамеченными.

Спрятавшись глубоко в лесу, они могли не опасаться троллей, и спокойно ложиться спать. Фикус сказал, что какое-то время он постоит на страже. Бонифантина кивнула, завернулась в одеяло и почти тот час же заснула. Сегодняшний день, как и все предыдущие, был слишком утомителен.

Незадолго до восхода солнца Фикус растолкал девочку, и сказал, что собирается отправиться на разведку. Бонифантина зевнула. Еще никогда в жизни ей не приходилось вставать так рано, но, видя, что человечек настроен решительно, ей пришлось отогнать от себя дрему, и вслед за ним плестись к тролльему поселку.

В поселке было тихо. Куры дремали в своих загонах, а тролли в своих домиках. Спал в своей норке и часовой, с заката до полуночи стоявший на вершине холма. И только большой напыщенный петух уже проснулся и важно расхаживал по лужайке, готовясь к совершению своей каждодневной обязанности – будить спящих. По счастью, часовой, чтобы оттянуть время своего пробуждения, спускаясь ночью с холма, рассыпал у его подножья немного сушеных гусениц и сейчас петух с увлечением разыскивал их в жухлой серой траве.

— Очень кстати! — ухмыльнулся Фикус, потирая ладони в предвкушении приключения. – И как я сам до этого не додумался! – Здесь он повернулся к Бонифантине. — Помнишь, что делать?

Девочка кивнула. Конечно, она помнила. Все что от нее требовалось, это стоять на стреме и крикнуть по-птичьи, когда проснутся, чтобы покормить кур, первые тролли, больше ничем она помочь человечку не могла.

— Тогда я пошел, — объявил человечек, и пригибаясь к самой земле, чтобы остаться незамеченным, стал пробираться к поселку.

Бонифантине подумалось, что его серый плащ, шляпа и штаны, для таких вылазок подходят как нельзя лучше, ведь они позволяли Фикусу слиться с местностью, да так, что, если смотреть на него уголком глаза, он больше смахивал на поросший мхом валун, чем на маленького человечка. Возможно, виной тому была какая-то магия, на манер той, которая делала карманы Фикуса бездонными, – девочка точно не знала, – но во всяком случае, это ее успокоило, ведь, если даже она могла спутать человечка с камнем, чего еще ожидать от троллей, которые, по его словам, не отличались хорошим зрением.

Фикус бегом добрался до ближайшего бугорка. Возле него он остановился, чтобы перевести дыхание, осмотреться и продумать свои дальнейшие действия. Пока все складывалось на удивление хорошо.

Петух находился в десятке шагов от его нынешнего укрытия. Он неторопливо прогуливался, время от времени наклоняясь, чтобы подобрать с земли очередную сушеную гусеницу, и, казалось, попросту не замечал незнакомца. Фикусу это было только на руку, но идти дальше он не торопился. Последние десять или двадцать шагов ему предстояло сделать по территории поселения, где любой тролль, выйдя из домика или просто выглянув в окно, увидел бы его. И, хотя все, что требовалось от него, это добраться до птицы и спрятаться в пушистых перьях, он медлил. Но до бесконечности откладывать последний рывок было нельзя и, выждав еще мгновение, человечек пригнулся к самой земле и едва не ползком двинулся дальше.

Когда до петуха ему осталось всего пара шагов, и тот, заметив человечка, замер в напряженном ожидании, а после и вовсе воинственно опустил голову, Бонифантина испугалась, что сейчас он накинется на Фикуса и заклюет. Но петух, вопреки ее ожиданиям, делать этого не стал. И даже напротив, подошел к человечку, наклонил к нему коронованную массивным алым гребешком голову и издал странный клокочущий звук, прося, чтобы его покормили. Фикус, готовый к такому повороту событий, запустил руку в карман и секундой позже протянул петуху горбушку хлеба, которую петух тот час же склевал. После этого, не встретив препятствий, Фикус взобрался к петуху на спину и поглубже зарылся в перья, чтобы его не было видно. Петух еще немного побродил по лужайке, после чего, неуклюже орудую громадными крыльями, взлетел на холм…

Когда через некоторое время он вернулся, Фикуса на его спине не было и единственное, что оставалось Бонифантине, это надеяться, что человечек благополучно добрался до вершины и с наступлением ночи, когда тролли заснут, он вернется. И все же, когда из домика показался первый тролль, как учил ее Фикус Бонифантина прокричала по-птичьи, предупреждая, что до наступления темноты дорога для них закрыта.

Она просидела в своем укрытии до сумерек. В обед она съела большое яблоко и кусок сыра. На полянке, где они провели последнюю ночь, в корнях дерева было спрятано еще немного еды, но Бонифантина не хотелось уходить – вдруг человечку удастся вернуться раньше. По крайней мере, она надеялась, что ему это удастся, ведь с наступление темноты, когда все остальные тролли лягут спать, на вершину холма поднимется тролль-часовой и, если к тому времени Фикус не успеет спуститься, он вполне может его заметить.

Человечек вернулся гораздо позже, чем Бонифантина предполагала. До наступления ночи ему так и не выдалось шанса спуститься и, когда часовой занял свой пост, ему пришлось, медленно обходя холм по спирали, спускаться к подножью. Он дожидался, когда часовой отвернется, и осторожно сползал по крутому склону все ниже и ниже, а когда тролль вновь обращал взгляд в его сторону, человечек прикидывался булыжником, благо весь склон был ими усыпан.

Девочка уже начинала волноваться, когда позади нее послышался негромкий шорох и знакомый голос произнес:

— Я же просил держаться подальше от селения, разве нет?

— Да, но я хотела убедиться, что с тобой все будет в порядке! – возразила девочка, и человечек не мог ее за это винить. Если бы в подобную авантюру оказалась втянута Бонифантина, он бы, наверное, места себе от беспокойства не находил, и уж конечно он и шага бы не сделал, пока не убедится, что с ней все в порядке. Поэтому вместо того, чтобы ругать девочку, он только вздохнул и поведал ей о печальном итоге своего путешествия к вершине Пупа Земли…

Дело в том, что Фикус оказался слишком мал, чтобы дотянуться до окуляра подзорной трубы и, сколько бы он ни прыгал, заглянуть в трубу так и не смог. Он даже нашел в своих необъятных карманах несколько поленьев, которые носил с собой на тот случай, если вдруг ему придется разводить костер, а хвороста рядом не окажется, но и это ему не помогло. Поленья были не самой устойчивой опорой, разъезжались и то и дело норовили скатиться с холма прямо в поселок троллей, что привлекло бы ненужное внимание.

Бонифантина совсем, было, повесила нос, но Фикус сказал, что у него есть новая еще более гениальная идея. Идея состояла в том, что на этот раз девочка должна была пойти вместе с ним. И поскольку она решительно не понимала, как он собирается это устроить, Фикусу вновь пришлось пуститься в объяснения. Бонифантине предстояло спрятаться у него кармане, как они проделали это в замке, но, так как на этот раз, чтобы держаться за перья, человечку нужны были обе руки, ей следовало обвязать вокруг запястья конец его шарфа.

На следующее утро они вновь попробовали добраться до вершины холма, но на этот раз один из троллей проснулся раньше времени, и вторая попытка также как и первая закончилась неудачей. Лишь на третий день они оказались на вершине холма. Для Бонифантины, которая была выше Фикуса, дотянуться до подзорной трубы оказалось не так уж и сложно, хотя и ей пришлось встать для этого на цыпочки. Труба была огромная, медная и за годы своего существования от дождей и снега потемнела и стала теперь почти черной. Фикус уважительно называл ее Волшебным оком, но когда девочка заглянула в окуляр, к своему изумлению не увидела в нем ничего.

— Кажется, он сломался, — пробормотала она огорченно. Если она права и это действительно так, все их старания были потрачены впустую, и теперь они ни за что не найдут принца. Бонифантина всхлипнула от обиды. – Как же так? – сказала она и сама же предположила: — Может, это от того, что ей давно не пользовались… или ее надо как-то включить?

— Я разве не говорил, что нужно сперва подумать о том, что ты хочешь увидеть, а уже потом смотреть? — проворчал Фикус, скрестив руки на груди. Он хмурился. Ему ужасно хотелось посмотреть в подзорную трубу, но с таким ростом, как у него, об этом нечего было и мечтать. Он даже немного завидовал Бонифантине.

— Подумать… — прошептала девочка. Это было довольно сложно, ведь она понятия не имела, как принц выглядит, как одевается, что любит. Она вообще ничего о нем не знала, кроме разве что его имени.

— Подумать, — подтвердил Фикус и пояснил: — Ну, допустим, хочешь ты увидеть хромую розовую собаку с шестью ногами и крыльями как у летучей мыши. Смотришь в трубу и думаешь: «Хочу увидеть хромую розовую собаку с шестью ногами и крыльями как у летучей мыши». А если хочешь увидеть, скажем, принца, то думаешь так: «Хочу увидеть принца такого-то, будущего правителя такой-то страны или такого-то королевства».

— Понятно, — кивнула Бонифантина, но вместо того, чтобы подумать сразу же о принце, решила сначала подумать о чем-нибудь еще.

«Хочу увидеть… — девочка слегка замешкалась с выбором, в Волшебной стране было слишком много такого, на что она хотела бы посмотреть. — Хочу увидеть единорогов», — решила она, и стоило ей об этом подумать, как перед ее взором раскинулся цветущий луг. Вдалеке поблескивала река, а прямо перед ней, так близко, что, казалось, можно дотянуться рукой, паслись белые как молоко существа. Внешне они немного напоминали лошадей, но, если и так, то самых прекрасных лошадей на свете. У единорогов были раздвоенные копыта нежно-медового цвета, а гривы и хвосты легкие и воздушные точно сотканные из морской пены, и, конечно же, во лбу у каждого рос длинный закрученный рог. Бонифантина ахнула и всплеснула руками – еще никогда в жизни она не видела существ подобных этим, столь же чистых и благородных. Но стоило ей пошевелиться, прекрасное видение исчезло. Перед глазами повисла темнота, и недовольный голос Фикуса произнес:

— Эй, хватит ерундой заниматься! Если ты не забыла, мы здесь по делу.

И, чтобы не расстраивать Фикуса, которому – Бонифантина была в этом уверена – тоже очень хотелось посмотреть в волшебную трубу, ей пришлось сосредоточиться на поисках принца. Это не заняло много времени, но результат превосходил самые смелые ее ожидания. Нет, это просто не укладывалось в голове! Неужели это и в самом деле принц? Глядя на юношу, которого увидела Бонифантина, верилось в это с трудом, но не могло же в Волшебной стране быть два принца Вильяма.

— Фикус, я, кажется, нашла его, — сказала Бонифантина, когда видение померкло. Она все еще была не вполне уверена в том, что увидела именно принца, и, на всякий случай заглянула в подзорную трубу еще раз.

«Хочу увидеть принца Вильяма сына короля и королевы Яблочных садов и наследника самих Яблочных садов и всего, что к востоку от Новой Трои и до самых гор», — подумала она.

Но и на этот раз результат оказался прежним.

— И где же он? – нетерпеливо вопросил человечек, которому уже надоело ждать.

— Я не знаю, как называется этот город, — призналась Бонифантина, — но там, на площади стоит большая статуя, а рядом с ней несколько маленьких фонтанчиков и много-много разноцветных птиц…

— Поподробней, — потребовал Фикус, начиная потихоньку догадываться, о каком городе идет речь. – У нас, чтоб ты знала, почти в каждом городе и почти на каждой площади стоит статуя и несколько маленьких фонтанчиков.

— Статуя – это две мышки, танцующие на хрустальном шаре, — ответила Бонифантина, — а фонтаны немного похожи на человечков.

— Молгрим, — определил Фикус. – Отсюда примерно два дня пути. Ну, что ж, дождемся сумерек, и будем спускаться…

Глава 4. В которой находится принц…

К середине третьего дня они были в Молгриме. В сравнении с Новой Троей город показался Бонифантине крохотным – всего восемь улиц и небольшая площадь в центре, вот и все, чем он мог похвастаться, – но при этом было в нем нечто притягательное, и едва ступив на камни мостовой, тебе уже не хотелось его покидать.

«Это какое-то волшебство», — решила Бонифантина и не ошиблась. В Молгриме жил кудесник Гиней, прославленный маг и рассказчик историй, и благодаря нему этот крохотный городок наполняли самые невероятные чудеса и такие диковины, каких нигде больше не увидишь.

Но кудесник Гиней помимо того, что он был волшебником и известным болтуном, был еще и старинным приятелем Фикуса. И, человечек, узнав, что путь их лежит в Молгрим, решил заодно навестить старого товарища и спросить у него о том, как снять с Бонифантины заклятье.

— Ты не могла бы одна поискать принца? – попросил Фикус девочку. – Я провожу тебя до площади, а уж там, думаю, ты и сама разберешься, что делать. А мне надо навестить одного знакомого, который живет здесь неподалеку. Кудесник Гиней. Помнишь, я тебе о нем говорил? Возможно, он знает, как избавить тебя от заклятья.

Фикусу не хотелось оставлять девочку одну в незнакомом городе, но он боялся, что, если они и дальше будут тянуть время, принц может уехать из Молгрима, и, чтобы продолжить его поиски, им придется вновь возвращаться к Пупу Земли.

— Хорошо, — согласилась девочка. Она была примерно того же мнения, и только поэтому не стала напрашиваться вместе с Фикусом. На самом же деле ей ужасно хотелось познакомиться с кем-нибудь из его друзей, ведь они, наверное, замечательные люди и, возможно, она тоже могла бы с ними подружиться…

Но – одернула себя Бонифантина – раз уж она пообещала найти принца, нехорошо будет отвлекаться на что-то еще.

Площадь, хотя Бонифантина и видела ее в подзорную трубу, в действительности оказалась еще изумительнее. Мостовая выложена серовато-розовым булыжником, мерцавшим в лучах солнца, аккуратные каменные домики, стоявшие по окружности, напоминают фарфоровые фигурки, а в центре в окружении крохотных фонтанчиков, держась за руки, на хрустальном шаре танцуют бронзовые мыши, и везде, куда не кинешь взгляд, на изящных кованых скамейках, верандах и балконах, крышах и флюгерах, и даже на печных трубах сидят птицы. Розовые, зеленые, золотые, красные – им не было числа и невозможно было перечислить всех цветов и оттенков их оперения.

— Когда я был здесь последний раз, — заметил по этому поводу Фикус, — этих маленьких бестий было гораздо меньше. Наверное, этот простофиля Гиней делает все новых и новых, хотя, сдается мне, ему давно уже пора остановиться.

— Делает? – не веря своим ушам, повторила Бонифантина. – Ты серьезно, кто-то в этом городе делает птиц?

— Приглядись, — велел Фикус, — разве они похожи на обычных птиц?

И в самом деле, когда Бонифантина стала рассматривать птиц, она увидела, что это вовсе не настоящие птицы, хотя и очень на них похожи. Все до единой они были сделаны из бумаги, и то и дело, гулявший по улицам ветер, подхватывал с десяток и уносил прочь от площади, но вскоре они возвращались. И это было удивительно, ведь это означало, что все эти бумажные птицы действительно были живыми! Они щебетали, перелетали с места на место, клевали с рук прохожих хлебные крошки и, в целом, вели себя так же, как ведут себя живущие в городах голуби или воробьи.

— Этого не может быть! – воскликнула девочка. – Бумажные птицы не могут ожить!

— Конечно, не могут, — согласился Фикус, — до тех пор, пока не получат имя, а кудесник Гиней дает имена всем своим творениям, совершенно наплевав на правила!

— Какие такие правила? – изумилась Бонифантина. Ей показалось глупым, что вещам нельзя давать имена. Дома она давала имена всем своим вещам. Подушку звали Молли, тапочки Левый и Правый, даже у карандашей были имена! Так почему же этого нельзя было делать здесь?

— Какие такие правила?! — вопросил Фикус, так, словно Бонифантина и сама должны была это знать. – Правила ремесел, естественно! Нельзя давать вещам имена, только названия! Если дать вещи имя, она ведь непременно оживет, а кому это нужно?! Ожившие вещи весьма своенравны, они уже не хотят делать то, для чего были созданы, их нужно постоянно уговаривать, а, если им что-то не понравится, они убегают. Ты только представь, сколько от них хлопот?!

Бонифантина на минуту задумалась, а потом, смущаясь и краснея, пробормотала:

— Фикус, когда я жила в королевском замке… видишь ли… я, кажется, дала имена нескольким своим игрушкам. Это очень плохо?

Человечек вытаращил на девочку глаза.

— Ты серьезно?! – выпалил он, но, видя, что Бонифантине стало не по себе, кашлянул, и, сделав вид, что ничего не произошло, добавил: — Ну… ты ведь не из Волшебной страны, может, они и не оживут.

— Тогда ладно.

Бонифантина и не знала радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, она не хотела нарушать здешних правил, не зная, каковы будут последствия, а с другой, ей очень хотелось, чтобы господин Ворон, Заяц, Налим, Пуговка и Светлячок ожили. Но о своих сомнениях она не обмолвилась и словом, ведь Фикус, кажется, не слишком хорошо относился к тем, кто нарушал правила ремесел, а ей совсем не хотелось его разочаровывать.

Около статуи Фикус оставил Бонифантину и пошел к кудеснику Гинею, который жил на другом конце города.

Девочка немного постояла, провожая человечка взглядом, и отправилась на поиски принца. И хотя остаться совсем одной в чужом городе было страшновато, Бонифантина не позволяла себе трусить, в конце концов, после того как они обхитрили мусорных троллей, стыдно было бояться такой ерунды!

Дважды девочка обошла площадь по кругу и дважды пересекла по диагонали, но принца нигде не было. Не было вообще никого хотя бы отдаленно его напоминавшего. Тогда Бонифантина решила поспрашивать горожан, может, кто-то из них его видел или знал, где он остановился.

В Молгриме в отличие от Новой Трои жили в основном люди, но встречались и различные странные существа. Такие же странные, подумалось Бонифантине, как и она сама.

Девочка в очередной раз коснулась кончика носа. То, что это произошло именно с ней уже не пугало даже, а попросту изумляло, ведь это надо же было за несколько дней успеть побывать в таком количестве переделок, да еще в итоге остаться с длиннющим как у слона хоботом и громадными ушами! Даже думать не хотелось о том, сколько еще ей предстоит так ходить, пока они не найдут способ снять заклятье.

Бонифантина вздохнула, и окинула площадь взглядом, ища кого-нибудь, у кого можно было бы спросить про принца.

Очень кстати поблизости оказался высокий смуглокожий мужчина в широком серо-синем халате, малиновых шароварах и таких же сандалиях как у Фикуса. Голова у него была абсолютно лысая и сверкала на солнце, как отполированная, а глаза, не смотря на смуглую кожу, голубые-преголубые, как небо ясным летним днем. Мужчина сидел на бортике одного из фонтанов и пытался выловить из воды маленькую красную рыбку. Но, по-видимому, это была очень прыткая рыбка, потому что человеку никак не удавалось ее поймать. Всякий раз, когда казалось, что его пальцы вот-вот сожмут ее, она ускользала, прячась среди своих серебристо-зеленых товарок.

Заинтересовавшись, девочка подошла поближе и стала следить за бесплодными попытками человека выловить рыбку. Вскоре она уже и думать забыла о принце.

— Зачем вы ловите бедную рыбку, – спросила Бонифантина, — хотите, чтобы она умерла без воды?

— Что? – удивился, было, мужчина, но, сообразив, о чем именно идет речь, протестующее замахал руками. – Нет, конечно, нет! Я хочу пересадить ее в другой фонтанчик, где плавают такие же красные рыбки как она. – Человек широко улыбнулся, демонстрируя ряды безупречно-белых зубов. Когда он улыбался, в уголках его голубых глаз собирались веселые морщинки, а на щеках появлялись детские ямочки. – Понимаешь, — признался он смущенно, — я почти каждый день пересаживаю рыбок из одного фонтана в другой, но потом они снова путаются. Каким образом, понятия не имею! Я уже начинаю подозревать местных мальчишек… А… — Он, кажется, хотел сказать еще что-то, но сообразил, что впервые видит стоящую перед ним девочку, и вместо этого лишь приветливо поинтересовался: – Ты не из местных, верно? Как тебя зовут?

— Бонифантина, — ответила девочка.

— Чудное имя, — улыбнулся мужчина. – Такое… фонтанирующее. Бо-ни-фан-тии-на… — по слогам повторил он и снова улыбнулся. Улыбка на его лице смотрелась удивительно хорошо, точно он был создан только для того, чтобы вот так вот улыбаться.

Девочке не очень понравилось сравнение ее имени с чем-то фонтанирующим, и она решила сразу прейти к делу:

— Извините, что вас прерываю, но вы случайно не видели где-нибудь здесь темноволосого мальчика в черной кожаной куртке, черных кожаных штанах и черных ботинках?

— Мм… — задумался человек. Наверное, это описание, показалось ему очень странным. – У него была с собой гитара?

— Да! – кивнула Бонифантина. – Была!

— Ну, тогда совсем недавно он прошел мимо меня по улице, а, вообще говоря, он собирался уезжать завтра или послезавтра. Думаю, сейчас он пошел купить припасов в дорогу, так что, Бонифантина, если желаешь, можешь поискать его в магазине.

Девочке решительно не нравилось, как человек произносит ее имя. И хотя в остальном он показался ей довольно приятным господином и, к тому же, только что он оказал ей неоценимую услугу, она решила поскорее закончить разговор и продолжить поиски принца.

— Большое спасибо, — сказала Бонифантина вежливо. – А как пройти до ближайшего магазина?

— Ближайшего? – усмехнулся мужчина, весело сощурив глаза. – Ты, наверное, жила в очень большом городе, раз у вас там было столько магазинов! У нас же городок маленький и магазин всего один. Он немного дальше вон по той улице, — человек протянул свою громадную руку, указывая направление. — Если хочешь, — предложил он, — я могу тебя проводить.

Бонифантина хотела возразить, но, прежде чем она успела это сделать, человек поднялся на ноги и, махнув ей рукой, чтобы она шла за ним, зашагал по улице. Встав, он оказался даже выше, чем девочка думала. Это был настоящий гигант, с широченной, похожей на бочку, грудью, большущими руками и огромными ножищами и, к тому же, наверное, еще и очень сильный.

Пока они шли, он начал рассказывать девочке одну из многочисленных известных ему историй. Он говорил легко и весело, и видно было, что рассказ доставляет ему не меньше удовольствия, чем Фабио рассуждения о тяготах жизни бродячего музыканта.

— Как-то раз, — начал мужчина, — мы с моим приятелем – настоящим коротышкой, если ты понимаешь, о чем я, — отправились на рыбалку на берег Устричного моря. До нас дошли слуха, что неподалеку видели чудесного золотого карпа, и, поскольку оба мы в ту пору были молоды и самоуверенны, мы тут же захотели поймать эту рыбину. Не для того, разумеется, чтобы съесть ее или покрасоваться перед друзьями, а просто, чтобы посмотреть, каков этот карп из себя. После, конечно, мы бы его отпустили… Но не о том сейчас речь. – Мужчина достал из-за пояса трубку, набил табаком и раскурил. Лениво пожевывая мундштук и время от времени выпуская из уголка рта дымовые колечки, он продолжал рассказывать: – Придя на берег, мы сообразили, что в спешке ни прихватили с собой ни удочек, ни наживки. Единственное, что у нас оказалось это длинная веревка из волос со спины пещерного тролля и, поскольку, как я уже говорил, мы в ту пору были молоды и самоуверенны, мой маленький приятель предложил в качестве приманки себя. Я, конечно, посчитал эту идею бредовой, но он и слушать меня не хотел! В конце концов, я сдался, обвязал веревку ему вокруг пояса и закинул его далеко в море. Другой конец веревки я держал в руках, а, чтобы мой маленький дружок не утонул, в воду рядом с ним я кинул хорошее крепенькое бревнышко, чтобы при случае он мог за него ухватиться. И вот мы стали ждать, когда появится волшебный лещ… — Девочка хотела сказать, что еще недавно речь шла о карпе, но человек опередил ее и заговорил раньше. – Прошло не больше трех часов, как вдруг на поверхности воды появился золотой плавник с длиннющими острыми, как копья шипами! А мгновение спустя показался весь хребет рыбины и, веришь ли, это оказался окунь таких чудовищных размеров, каких мы с моим приятелем и представить себе не могли! – Девочка попыталась напомнить, что это был вовсе не окунь, а карп, но не успела она и слова вставить, как мужчина заговорил вновь. – Мой дружок к тому времени задремал и не мог знать об опасности, но я был настороже и, едва завидев эту громадину, со всей силы потянул веревку на себя, чтобы поскорее вытащить его из воды. Почувствовав, что веревка натянулась, он проснулся и прямо перед собой увидел оскаленную пасть гигантского карпа, в которой каждый зуб был с половину моей руки! – Мужчина хлопнул себя по сгибу локтя. – В момент растеряв всю свою самоуверенность, он закричал мне: «Дружище Гиней, вытаскивай меня, пока эта рыбина не сделала из меня котлету!»

— Гиней? – переспросила девочка. – Вас зовут Гиней?

Она определенно где-то слышала это имя, но никак не могла вспомнить где.

— Я не представился? – удивился мужчина. – Необычайная опрометчивость, тем более для меня. Что ж, я Гиней или как еще меня называют кудесник Гиней.

— Так вы и есть тот самый кудесник Гиней?! – воскликнула Бонифантина. Вот теперь все встало на свои места! Она и в самом деле знала это имя! Гиней был спутником Фикуса во множестве приключений, и история, которую он рассказывал, не случайно показалась Бонифантине знакомой. Она слышала ее от Фикуса, хотя тот и рассказывал ее несколько иначе. В его версии Гиней сам зашвырнул его в море, а потом заснул на берегу и Фикуса едва не сожрала гигантская рыбина. Кажется, на этом их совместные приключения и закончились, хотя Бонифантина не была в этом до конца уверена. – Но, если вы здесь, — сказала она, — то к кому же пошел Фикус?

— Фикус? – переспросил кудесник, задумчиво нахмурив брови. — А я-то слышал, будто бы он ушел в мир по ту сторону Большого леса. Не думал, что он решит вернуться. А вы, выходит, с ним знакомы?

— Ну, да, — ответила девочка. – Мы вместе путешествуем, а сюда пришли в поисках принца.

— Ах да, принц! – хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул Гиней. За разговором он совсем забыл, куда и зачем они шли. – Нам сюда, — сказал он и галантным жестом пригласил Бонифантину следовать за ним.

Магазин оказался прямо за поворотом.

Принц сидел на ступеньках у входа и выглядел таким удрученным, что Бонифантине поневоле стало жаль его.

Вильям был довольно высоким для своих четырнадцати лет юношей, бледным с длинными темно-каштановыми волосами, собранными на затылке в хвост. На нем был просторный темно-серый свитер, по меньшей мере, на два размера больше нужного и столь же объемистая куртка из грубой кожи. Худые ноги обтягивали узкие черные брюки, которые, к тому же, были слишком длинны, и их приходилось подворачивать, а завершали картину массивные кожаные башмаки на рифленой подошве и гитара за спиной.

Несколько мгновений Бонифантина потратила на то, чтобы убедиться, что это действительно тот, кого она видела в подзорную трубу. И хотя ошибки, кажется, не было, на всякий случай она все же спросила:

— Простите, вы принц Вильям?

— Вив, сколько раз повторять! – грубовато поправил ее юноша. У него был хриплый ломающийся голос, и произносимые им слова тоже были хриплыми и ломаными, будто они скреблись обо что-то, проходя через его горло. – Не зовите меня этим идиотским именем! Я Вив, ясно!

Только теперь, сказав это, он вдруг сообразил, что в этом городе его впервые называют настоящим именем, а ведь за неделю, проведенную здесь, он никому его так и не назвал! Юноша поднял взгляд на Бонифантину и некоторое время внимательно ее разглядывал, а заодно и ее здоровенного спутника, который, очевидно, был одним из местных.

«Только жители Молгрима, — подумал принц, — могут так долго и бессмысленно улыбаться».

Но тут принцу в голову пришло еще кое-что и, схватив Бонифантину за руку, он потащил ее ко входу в магазин.

— Пойдем! – бросил он второпях. – Скажешь ему, что я действительно принц!

Бонифантина не совсем понимала, о чем идет речь, но, когда юноша потянул ее за руку, последовала за ним.

Колокольчик на двери магазина звякнул, когда они входили. Оказавшись внутри, принц ткнул пальцем в сторону невысокого круглого точно колобок продавца и сказал:

— Я же говорил тебе, что я принц! Вот, — он грубовато вытолкнул Бонифантину вперед. – Эта девочка может подтвердить мои слова!

— В самом деле, детка? – спросил продавец, слегка наклонив голову на бок, как будто бы для того, чтобы получше рассмотреть Бонифантину.

«Небось, тоже пришла попросить чего-нибудь взаймы!» — подумал он, окинув девочку пристальным взглядом. В своем помятом, пропитавшемся дорожной пылью платье и грязных башмаках Бонифантина, по его мнению, внушала доверия не больше, чем этот, с позволения сказать, принц.

— Это действительно принц, — решительно сказала Бонифантина и на всякий случай уточнила: – самый настоящий и единственный принц Вильям, сын короля и королевы Яблочных садов!

Продавец нахмурился.

— Детка, — сказал он, — разве мама не учила тебя, что врать не хорошо?

— Я вовсе не вру! – возразила Бонифантина, немного обидевшись.

— Она не врет! – подтвердил принц. – Я уже говорил, я Вильям Тринадцатый, принц Яблочных садов и сверкающего озера, и темной речки, и заливных лугов по обе стороны от нее, и всего-всего, что к востоку от Новой Трои и до самых гор!

Но продавец и слушать их не стал. Он замотал головой и что есть сил рявкнул:

— Хватит с меня ваших игр! Что, думаете, я всему этому поверю? И не надейтесь! Я никогда и никому не отпускал товары в долг, а тем более маленьким бродягам, которые выдают себя за принцев!

— Ха! – Вильям или, как он предпочитал, Вив, гордо задрал подбородок и заявил: — Посмотрим, что вы будете делать, когда я запрещу все поставки яблок, яблочного джема и сидра в ваше королевство!

Сказав это, он взял Бонифантину за руку и с гордым видом направился к выходу.

— И не появляйтесь здесь больше, оборванцы! – рявкнул им вслед продавец.

На улице их ждал кудесник Гиней. Он сидел на ступеньках около магазина и, бормоча себе под нос какую-то песенку, мастерил что-то из кусочков цветной бумаги.

— Ну, как? – не отрываясь от дела, спросил он. – Как прошло на этот раз?

— Не твое дело! – бросил принц и отвернулся, скрестив руки на груди и вызывающе задрав подбородок. – И вообще, чего ты тут расселся, ты же не оборванец, не то, что я!

— Ну, ты вроде принц, — заметил Гиней. Юноша не ответил и волшебник, убрав свое новое творение за пазуху, обратился к Бонифантине: — Кстати, детка, куда, ты сказала, направился мой маленький приятель?

— К вам, конечно же! – ответила девочка. – Куда же еще?

— Ну что ж, — мужчина поднялся на ноги и потянулся, разминая мышцы, — тогда, пока ему еще не надоело меня ждать, лучше и нам пойти туда же.

— Нам? – недоверчиво переспросил принц.

— Ну, ты, по-моему, уже пару дней нормально не ел, — пожал плечами волшебник. – Так что можешь пойти с нами.

— Я в подачках не нуждаюсь! – напыжился принц.

— Но в еде-то ты нуждаешься? – сказал Гиней и ухмыльнулся. – Оставь препирательства, тебя только что пригласил в гости самый великий маг этого королевства, невежливо будет отказывать!

И поскольку отказываться действительно было невежливо и еще потому что принцу очень хотелось есть, он пошел вместе со всеми.

Глава 5. В которой пьют чай и накладывают чары…

Даже к лучшим друзьям приходить в гости без приглашения было невежливо. Фикус знал об этом и даже заготовил извинительную речь на тот случай, если его визит окажется совсем уж некстати. Но извиняться не пришлось, хотя бы потому, что к его приходу кудесника Гинея не оказалось дома, и, сколько бы Фикус не расспрашивал соседей и случайных прохожих, оказавшихся рядом с домом волшебника, никто из них не мог с точностью сказать, где пропадает Гиней и когда он вернется.

Человечек вздохнул и присел на пыльный тротуар возле дома. Он обязан был поговорить с волшебником. От этого зависела судьба Бонифантины, и ради такого случая он готов был просидеть здесь весь день, и следующий тоже, и еще столько дней, сколько потребуется.

К счастью, ждать так долго Фикусу не пришлось. Прошло не больше получаса, как вдруг на соседней улице, краешек которой мог видеть человечек, показалась странная компания: исполинского роста смуглокожий мужчина с гладко выбритой головой и ослепительно-белой улыбкой, маленькая девочка с огромными ушами и длинным хоботом вместо носа и худой мрачный юноша. Двоих Фикус знал, а третьего видел впервые, но уже несколько минут спустя и он, и вся эта странная троица во главе с Гинеем сидели за большим круглым столом в доме волшебника и пили чай.

Волшебник жил один и, поскольку все свободное время он проводил в городе, своей магией помогая местным жителям, убираться ему было некогда, и в доме царил полнейший беспорядок. Тут и там громоздились стопки книг, лежали свернутые в трубочку листы пергамента, карты, сделанные от руки записки, клочки пожелтевшей от времени бумаги, коробочки и бутылочки с порошками и снадобьями, и еще множество различных предметов. Но среди этих крайне необходимых волшебнику вещей, встречались и другие, которым здесь было совершенно не место: огрызки яблок и немытая посуда, слипшиеся от краски кисти, куски проволоки, фантики от конфет и горы другого мусора, а пару раз Фикус видел сновавших среди всего этого мышей. Но друзьям, как водится, прощают многое, и человечек старался не обращать на все это внимания. Примерно то же делала Бонифантина. Она была слишком воспитанной девочкой, чтобы открыто заявить о том, что сновавшие по дому мыши ее пугают, а запах плесени на кухне и почерневшие от налета чашки отбивают всякий аппетит. Принц, однако, подобной деликатностью похвастаться не мог и, хотя он и не произносил вслух того, что вертелось у него на языке, по одному только его виду становилось ясно, что такого отвратительного грязного дома он не видел никогда в жизни.

Волшебник извинился перед гостями за беспорядок и предложил пройти в столовую. Повозившись на кухне, он принес несколько чашек, старенький закопченный жестяной чайник, и большое блюдо с плюшками, а затем, сказав, чтобы гости начинали без него, исчез на втором этаже. Несколько минут все сидели молча. Ни у кого не хватало духа приступить к еде, которая провела в этом ужасном доме дольше минуты, но вот, наконец, Фикус осмелился взять одну плюшку. Он долго жевал ее под пристальным взглядом Бонифантины, а потом потянулся за следующей, и здесь, убедившись, что ничего страшного с ним не случилось, к трапезе подключились и остальные. А вскоре вернулся Гиней с большой бутылкой, в которой плескалось что-то густое и белое. Загадочным напитком в бутыли оказалось козье молоко.

Когда все наелись, Бонифантина рассказала Фикусу о том, что с ней случилось, и, окинув Вильяма пристальным взглядом, человечек спросил:

— Ты действительно принц?

— Да, — ответил юноша и, расхрабрившись, добавил: — а еще я музыкант. Мы с моей группой открыли совершенно новое направление в музыке! – Он гордо выпятил грудь. — Мы странствуем от города к городу и даем представления, а еще…

Но больше Гиней не дал принцу сказать ни слова.

— Нет у него никакой группы, — заметил он и, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, добавил: — Ты ведь один в город пришел, парень, разве не так? – Принц сердито насупился, из чего стало ясно, что Гиней говорит правду.

— Это ничего не значит! – тем не менее возразил Вив. – У меня есть своя группа! Просто… — Тут юноша смущенно замолк. Вся его уверенность улетучилась в мгновение ока и, когда он заговорил вновь, его слова звучали так, словно он и сам верил в них с трудом. – Просто, — сказал он, — им понадобилось уйти.

— Ну, да, — как ни в чем не бывало, продолжал кудесник, — им срочно понадобилось уйти, и на всякий случай они прихватили с собой все твои деньги, да и вещи в придачу. – Он повернулся к Фикусу. – Ты только представь, парнишка пришел в город без гроша в кармане, из всей поклажи старая гитара и пара яблок…

— Вам не говорили, — произнес принц очень строго и официально, — что иногда лучше держать язык за зубами?

И вновь кудесник Гиней беззаботно хихикнул.

— Бесчисленное количество раз, мой юный друг! Но я никак не возьму себе за правило умалчивать от людей правду…

Принц только фыркнул в ответ. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным, но самое обидное, что все, о чем говорил Гиней, было правдой. Вильям и сам не понимал, как так вышло, что люди, которым он доверял, сбежали, бросив его одного с жалкими тремя монетами в кармане!

«Бедный, — подумала Бонифантина, — Фикус со мной так никогда бы не поступил!»

К сожалению, ободрить принца ей было нечем, а Фикус, который, возможно, и мог бы что-нибудь придумать, не испытывал к бедному юноше никакого сочувствия. В конце концов, считал человечек, он сам виноват в своих проблемах. Впрочем, раз уж гастролям Вильяма и его группы не суждено было продолжиться, почему бы не повернуть это себе во благо?

— Ну, раз уж так неудачно получилось с твоими друзьями, — сказал Фикус подчеркнуто равнодушно, словно бы его это и не касалось вовсе, — почему бы тебе не вернуться домой?

Но в ответ, Вильям лишь скрестил на груди руки и высокомерно задрал подбородок, из чего следовало, что домой он не собирается.

— Вот еще! – заявил он. – Уж лучше я буду выступать один, без группы, и зарабатывая деньги, как странствующий музыкант, чем вернусь туда! После такого провала, представляю, как они будут надо мной насмехаться!

Принц вновь понурил голову. Никто никогда не принимал его увлечение музыкой всерьез. Чтобы на время исчезнуть из дома, ему пришлось солгать, что он намерен найти себе невесту! И никто ему не возразил! Подумать только, никто не сказал, что жениться, когда тебе всего четырнадцать, это слишком рано, но при этом все наперебой утверждали, что до выступлений он еще не дорос. Вильям вообще сомневался, что когда-нибудь дорастет до выступлений. Можно было подумать, что он будет ребенком до тех пор, пока однажды не станет королем, а, когда это случится, ему все равно скажут, что до выступлений он еще не дорос, да и не положено это королям. Парнишка тяжело вздохнул. Нет, домой он не собирался. Ему ни за что не объяснить матери, где он пропадал столько времени, куда делись все его вещи и почему рядом с ним нет принцессы. Вильям ненавидел лгать. Однажды ему и так уже пришлось пойти на обман, и делать этого вновь он не собирался.

— Ваше высочество, вам не стоит становиться странствующим музыкантом, — сказала Бонифантина, которая знала из рассказов Фабио, что живется им очень и очень непросто. – Вы и так очень худенький, а странствующие музыканты ужасно питаются и, если вы вдруг станете странствующим музыкантом, тогда и вы будете плохо питаться и станете совсем худым и слабым и даже, наверное, не сможете держать гитару, поэтому, пожалуйста, возвращайтесь вместе с нами в замок.

Но принц был неумолим. Он ни за что не хотел возвращаться домой, какими бы тяготами и опасностями его ни пугали. Но ни Бонифантина, ни, тем более, Фикус в упрямстве ему не уступали, и, как бы не отнекивался принц, они продолжали убеждать его, что возвращение домой в его ситуации единственное разумное решение. И поскольку со временем реплики с обеих сторон становились все громче и пронзительнее, и разговор уже больше походил на ссору, кудесник Гиней, который до сих пор не сказал ни слова, посчитал необходимым вмешаться. Он не стал никого успокаивать или требовать, чтобы все замолчали, вместо этого он мечтательно вздохнул и сказал:

— Подумать только, Бонифантина, — здесь кудесник Гиней сделал паузу и ненадолго припал к чашке с густым солоноватым козьим молоком, — какое интересное заклятье на тебя наложили! Непросто его заметить и еще сложнее будет от него избавиться. – И этих слов, как это ни странно, было достаточно, чтобы заставить шумную троицу замолчать. Фикус затих потому, что вспомнил, зачем именно искал встречи со старым товарищем. Бонифантина замолкла смущенно – на какое-то время она и думать забыла о досадном недоразумении, превратившем ее в настоящее страшилище. А принц, который немного разбирался в волшебстве, заглушил свои возмущенные вопли из любопытства – ему не терпелось услышать, что же такого интересного нашел прославленный маг…

Когда все замолчали, кудесник продолжал. Говорил он будто бы сам с собой, но все внимательно его слушали.

— Ну, надо же, как все непросто. – В его глазах поблескивал азартный огонек – ему очень давно не приходилось сталкиваться с чарами других волшебников, и сейчас он радовался как ребенок, увидевший у своего приятеля новую интересную игрушку. — Чтобы снять такое заклятье нужно выполнить определенное условие. – Гиней весело улыбнулся. – Идея стара как мир, но исполнение просто великолепно! – Бонифантина, да и Фикус тоже, не видели в этом ничего великолепного, но оба почтительно промолчали, боясь упустить что-нибудь действительно важное. — А что, если мне повторить что-нибудь в том же духе? – предположил волшебник.

— Нет, только не это! – в один голос воскликнули Фикус и Бонифантина.

И только принц с деловитым любопытством поинтересовался:

— Повторить? Но на ком?

— На тебе, — серьезно ответил Гиней и, прежде чем юноша успел возразить, шепнул три заветных слова.