Получив назначение на строящуюся ПЛАРК «К-74» 675-го проекта, которая в то время уже готовилась к заводским испытаниям, пришлось в кратчайший срок осваивать ракетный комплекс и изучать устройство ПЛА. Надо было все успевать. Заводские условия, доброжелательная обстановка в экипаже и хорошая профессиональная подготовка офицеров помогали моему становлению.
Командиром ПЛАРК был капитан 2-го ранга Е. Курдасов. Старшим помощником командира — капитан 3-го ранга Г.Симонян, замполитом — капитан 3-го ранга А. Хорин. Хорошие служебные и чисто человеческие взаимоотношения между ними во многом способствовали сплочению экипажа и воспитанию чувства порядочности и чести. Доброжелательной была обстановка и в бригаде строящихся и ремонтирующихся ПЛ, которой командовал капитан 1-го ранга Кирток, впоследствии контр-адмирал.
На заводских и государственных испытаниях экипаж ПЛАРК приобрел хороший опыт в эксплуатации вооружения и техники. При выполнении ракетных стрельб личный состав БЧ-2 под командованием старшего лейтенанта Беляева В.С. получил практические навыки применения крылатых ракет по надводным и наземным целям.
С окончанием государственных испытаний ПЛА была принята в состав ВМФ, и мы летом 1965 года перешли к постоянному месту базирования в Западную Лицу. Но пробыли там недолго. На одном из плановых выходов в море на ПЛАРК произошла авария главного турбозубчатого агрегата (ГТЗА). Турбина пошла в «разнос», начали отрываться, пробивать корпус турбины и вылетать в отсек лопатки ротора. Из образовавшихся пробоин в отсек под давлением поступал перегретый пар. Только по чистой случайности личный состав отсека не пострадал.
Подводную лодку снова поставили в завод города Северодвинска. По результатам работы специальной комиссии было установлено, что причиной аварии стал заводской дефект турбины. Действия личного состава ПЛ были признаны правильными.
С постановкой в завод меня назначили командиром БЧ-2 на другой экипаж, и я убыл в Западную Лицу. Имея определенный опыт, я вполне уверенно справлялся с обязанностями командира БЧ-2. В звании я тоже подрос до старшего лейтенанта. Командиром экипажа был капитан 2-го ранга Г.Онопко. После успешной отработки всех положенных задач по боевой подготовке, в том числе и ракетных стрельб, мы вышли на боевую службу. Целями ПЛАРК были авианосно-ударные группы вероятного противника.
Следующий выход на боевую службу был в составе экваториальной экспедиции особого назначения (ЭЭОН) «Прилив», в ходе которой в течение шести месяцев отрабатывалось маневренное базирование ПЛАРК в Атлантическом океане со сменой экипажей, межпоходовым ремонтом и перегрузкой ракет между боевыми службами. Руководил экспедицией адмирал Л.А.Владимирский, командовавший определенный период Черноморским флотом во время Великой отечественной войны. Адмирал часто приглашал командира ПЛАРК и командира БЧ-2 на беседу. В салоне за чашкой чая разговор в основном велся по поводу элементов базирования, но были и воспоминания о войне. Вместе с моим командиром ПЛ Г. П. Онопко мне довелось неоднократно бывать на таких приемах.
Мне неизвестны выводы по результатам экспедиции, но как командир БЧ-2 я не скрывал своего отрицательного отношения к маневренному базированию ПЛАРК по причине несоответствующих условий для содержания ракетного комплекса. Была очень высокая влажность. Произвести смену крылатой ракеты на ПЛАРК из-за сильного волнения в океане, при самых благоприятных океанических условиях, в районе порта Фритауна без повреждения ракеты мне не удалось. Учитывая что в то время я был секретарем партийной организации экипажа мои отрицательные высказывания по маневренному базированию командование не одобряло. Возможно, по этой причине я не получил предназначенный мне орден за участие в ЭЭОН «Прилив», который был отдан моему командиру группы. Он, понимая это, как порядочный офицер, сказал об этом командиру, а позже позвонил мне, чтобы извиниться и сказал: «Прости, что я получил твой орден». Я его, естественно, поздравил, и сказал, что ему не за что извиняться, что о нашей совместной службе у меня самые добрые воспоминания. В это время я уже был на учебе. В 1967 г. после передачи ПЛАРК «К-128» другому экипажу я был откомандирован на Высшие офицерские классы для обучения на командном факультете в г. Ленинград.
На классах я получил хорошую теоретическую и практическую подготовку на тренажерах по организации торпедных атак. Преподаватели были профессионалами своего дела. Наша учебная группа во всех отношениях была сформирована удачно. Больше половины офицеров имели хорошую практическую подготовку по кораблевождению, торпедной стрельбе и управлению подводной лодкой, от них была хорошая помощь тем, кто по каким-то вопросам имел слабую подготовку. После окончания классов меня назначили на должность помощника командира ПЛАРК «К-90». Командиром лодки был капитан 2-го ранга Лактионов Гелий Николаевич, опытный подводник, человек высокой культуры, с уважительным отношением к людям, он по-настоящему проявлял отеческую заботу о личном составе своего экипажа. У него было чему поучиться. Он пользовался большим авторитетом у экипажа. Ради справедливости надо сказать, что в то время на атомные ПЛ отбирали лучших подводников, при этом уделялось большое внимание на психологическую совместимость людей. Это играет важную роль при длительном нахождении людей в ограниченном и замкнутом пространстве, каковым является ПЛ. После недолгого исполнения должности помощника командира в 1969 году меня назначили старшим помощником командира ПЛАРК «К-104», которая в то время готовилась к выходу на боевую службу, прошла доковый ремонт и отрабатывала положенные задачи БП. В доке на ПЛ был другой экипаж, наш в это время после отпуска проходил доподготовку в учебном центре в г. Палдиски. В целом, экипаж был хорошо подготовлен к выходу на БС, но техническая подготовка лодки в доке имела существенные недостатки и недоработки. Это сказалось в процессе длительного плавания. ПЛ без всяких причин быстро раздифферентовывалась, становилась тяжелой. Это создавало напряженность в управлении ПЛ. Так было весь период плавания на боевой службе. После возвращения в базу о сложностях управления ПЛ в подводном положении было доложено по команде. Лодка была поставлена в док, где и выяснилось, что около пятидесяти клапанов и запорных устройств в дифферентовочной и осушительной системах имели дефекты, даже отсутствовали «тарелки». Надо отдать должное офицерам особого отдела КГБ, которые оперативно помогли поставить ПЛА в док, что позволило выявить причины, отрицательно влиявшие на управление ПЛАРК в море и виновных, создавших их. Для них последствия были суровыми.
В порядке отступления хочу отметить, что в то время оперуполномоченные особого отдела КГБ были в экипажах постоянно — и в море, и на берегу. Обстановку знали хорошо и способствовали предотвращению происшествий. Причем сообщали нужную информацию как правило в порядке повседневной работы. В этом плане я благодарен офицеру особого отдела, курировавшего наш экипаж в 1966 году. Звали его Николай Иванович. Взаимоотношения с офицерами особого отдела у меня складывались всегда доброжелательные. Тогда я служил на 7-й дивизии Северного флота в должности командира ракетной боевой части (БЧ-2). В звании мы оба были старшими лейтенантами, примерно одного возраста. С ним у нас установились хорошие взаимоотношения. Обращались мы друг к другу по имени, всегда находили тему для общения. Он любил вспоминать все, что у него связано с малой родиной, очень гордился своей службой в органах КГБ, если был повод, он всегда подчеркивал значимость своей работы, что он знает много, о чем мне рассказать не имеет права. Мне особенно запомнился случай, когда однажды, воспользовавшись нашими сложившимися взаимоотношениями, я допустил розыгрыш на эту тему. Как-то в разговоре я спросил, приходилось ли ему иметь дело по выявлению и задержанию шпиона. Он ответил, что приходилось, и что предыдущие два дня он этим как раз и занимался. Но как и что было, он рассказать не может. Тогда я ради подначки сказал ему, что у меня есть знакомый, который в свое время работал нелегальным разведчиком за границей, и что, якобы, он мне рассказывал о своей работе, как и с кем ему приходилось иметь дело, что добывать и как. Как я и рассчитывал, Николай Иванович на эту наживку клюнул и стал настоятельно просить меня рассказать все, что говорил мой знакомый о своей работе разведчика. Я, естественно, отказывался, ссылаясь на то, что мне это рассказали по секрету. Одним словом, он заглотил наживку и стал упрашивать, чтобы я тоже рассказал ему об этом по секрету. В конце концов, я сделал вид, что он меня убедил, и обещал рассказать о разведчике при условии, что он даст мне слово не спрашивать его фамилию. Николай Иванович вынужден был согласиться. В этот период в художественном журнале, по-моему «Юность», печатался роман Ю. Семенова «Семнадцать мгновений весны». Я взял Штирлица, как своего знакомого разведчика, и начал рассказывать Николаю Ивановичу, как он (Штирлиц) действовал у немцев. В то время я, согласно плану, производил загрузку на ПЛАРК крылатых ракет. А Николай Иванович обеспечивал работу по своей линии, и в перерывах между доставками ракет он добивался от меня продолжение рассказа. Когда я ждал очередного номера журнала, я отговаривался своей занятостью. Длилось это долго. И вот, наконец, Николай Иванович стал требовать, чтобы я назвал фамилию разведчика, обосновывая свое отступление от данного им слова не спрашивать фамилию тем, что это дело государственной важности, и по-другому он поступить не имеет права, и я обязан назвать имя этого человека. После настоятельных уговоров я согласился спросить у разведчика разрешения назвать его фамилию и поступить, как он скажет. Мы уточнили дату моего ответа. В назначенный день мы встретились, я показал ему журнал, где печатался роман «Семнадцать мгновений весны» и объяснил, что это был розыгрыш, и что мой знакомый разведчик — это Штирлиц, и все рассказанное описано в романе. Николай Иванович был поражен таким розыгрышем, и сказал, что он этого мне не простит. Возможно, я переборщил. Все обошлось, он был человеком незлопамятным. Но я не знал, что в течение года рядом со мной служил подобранный им для последующей работы в КГБ старшина команды Недолужко Н. Н. Служил он отлично, по характеру был весельчак, пел, играл на гитаре, был уважаемым моряком. Я доверял ему во всем. И думаю, что Николай Иванович знал обстановку в ракетной боевой части очень хорошо, хотя явных признаков этого я не замечал. О том, что Н. Недолужко идет в школу КГБ, я узнал перед выходом ПЛАРК на боевую службу после его откомандирования. Через несколько месяцев к новому месту службы убыл и Николай Иванович.
Заканчивая описание своей службы на ПЛАРК 675-го проекта, хочу привести еще один случай, произошедший в 1969 году, связанный с «учебой». Подводные лодки нашей дивизии базировались в бухте Малая Лопатка губы Западная Лица. Место хорошо защищено сопками от ветров, что немаловажно для стоянки подводных лодок у плавпирсов. В бухте кроме нашей дивизии базировалась дивизия дизельных ракетных ПЛ 651-го проекта, которой в то время командовал контр-адмирал Эмиль Николаевич Спиридонов, будущий командующий Тихоокеанским флотом. Выход лодок из Малой Лопатки и Большой Лопатки в Мотовский залив был непростым, надо было пройти извилистую губу Западная Лица, имеющую узкости с высокими обрывистыми скалами, с расстояниями между безопасными изобатами 4 — 5 кабельтов. Выход усложнялся при плохой погоде, особенно в зимний период во время снежных зарядов. Учитывая сложный рельеф губы лодки проходили узкость, как положено по тревоге и на скорости не более 6 узлов. Но наш заместитель командира дивизии часто заставлял командиров ПЛАРК проходить узкость на скорости до 12 узлов, мотивируя это учебой на случай экстренного выхода. Если командир проявлял нерешительность, он вступал в управление ПЛА с записью в вахтенный журнал и демонстрировал, как надо выходить при чрезвычайных обстоятельствах. Я такую «учебу» воспринимал отрицательно, так как в случае непредвиденных обстоятельств был большой риск для ПЛА встретиться со скалой. На одном из выходов в море дошла очередь и до нашей ПЛ «К-90». Нужно было пройти губу на скорости 12 узлов. Получив вводную, командир не стал рисковать, сославшись на отсутствие опыта. Тогда зам. комдива вступил в управление лодкой и дал команду «обе турбины малый вперед». Я, не нажимая тангетку «каштана», имитировал подачу команды в центральный пост. Но он быстро заметил, что скорость ПЛА не увеличивается. Началось выяснение, в чем дело, и разборки с виновным, то есть со мной. Командиру лодки тоже было высказано неудовольствие по поводу низкой исполнительности на ПЛ. В жесткой форме зам. комдива приказал выполнять его команды. Командиру ничего не оставалось, как подтвердить приказание начальника. Пока была эта заминка, мы какую-то часть узкости прошли на шести узлах, но потом увеличили ход до 12 узлов, и этой скоростью вышли в Мотовский залив без замечаний, но переволновались мы изрядно. Я до сих пор считаю, что такая «учеба» была рискованной. И тогда и сейчас я считаю что ПЛАРК длиной более ста метров, водоизмещением около пяти тысяч тонн, имея на расстоянии двух кабельтовых навигационные опасности, плюс к этому частые изменения курса, не должна подвергаться подобным экспериментам.
В сентябре 1970г. меня вызвал на беседу командир дивизии, контр-адмирал Каравашкин В.С., в ходе которой он сообщил, что в 1971 году меня планируют назначить командиром ПЛАРК на этой же дивизии. Я поблагодарил за доверие. Допуск к управлению ПЛ этого проекта я получил в 1969 году. Хочу отметить, что в то время подготовкой кадров для ПЛА занимались планово, систематически и всерьез. Каждый руководитель обязан был вести перспективный план по кадровым назначениям. Офицеры, стремясь к росту в должности и, соответственно, в звании, старались готовить себе достойную замену. Как правило, «варягов» на вышестоящую должность не брали. Но командиром ПЛ на своей дивизии я не стал. И вот почему. В 1971 году меня вызвал начальник отдела кадров флотилии подводных лодок капитан 1-го ранга Бакшиев… и сообщил, что планируется рассмотрение на военном совете флотилии назначение меня командиром экипажа многоцелевой ПЛА второго поколения и что для этого нужно мое согласие. Я ему напомнил, что в этом году меня планируют назначить командиром ПЛ у себя в дивизии и что я уже дал согласие комдиву. На что начальник ОК стал аргументировано убеждать меня, что старое — это уже уходящее, за новым будущее и что надо соглашаться, а с командиром дивизии он решит вопрос как надо. В итоге, в 1971 году я был назначен командиром экипажа ПЛА нового, 671 проекта, о чем никогда не сожалел. Семь лет службы на подводных лодках после выпуска из училища можно оценивать по-разному, но мне приобретенного опыта хватило, чтобы считать себя подготовленным к должности командира. Первая ПЛА 671 проекта «К-38», командир капитан 1-го ранга Е.Д. Чернов, впоследствии, командующий флотилией подводных лодок, вице-адмирал, герой Советского Союза, по НАТОвской классификации Victor, была спущена на воду в июле 1966 года. Полное водоизмещение лодки около 6100 тонн, глубина погружения до 400 метров, подводная скорость до 33 узлов, 6 торпедных аппаратов, боекомплект торпед 18 штук, главная энергетическая установка — 2 ядерных реактора, обеспечивали мощность до 31 тысячи лошадиных сил, две аккумуляторные батареи, 7 отсеков, длина подводной лодки около 93м, автономность 60 суток. ПЛА была оснащена всеширотным навигационным комплексом «Сигма», гидроакустическим комплексом МГК-300 «Рубин», способным обнаруживать цели в режиме шумопеленгования, согласно тактико-техническим данным, на 60 км. На практике мы имели намного больше в зависимости от гидрологии моря до 100 км режимом шумопеленгования и обнаружения активных гидроакустических средств телевизионной системой МТ-70 для наблюдения за поверхностью моря с глубины 50 м. На ТОФ приходили подводные лодки 671В проекта, которые, кроме обычных торпед, имели на вооружении ракето-торпедный комплекс «Вьюга» для поражения ракето-торпедой с ядерным зарядом целей на дальностях до 40 км. Стрельба ракето-торпедой производилась с глубины 50-60 м. Легкий корпус ПЛА имел резиновое гидроакустическое покрытие. Подводная лодка этого проекта по своему предназначению и тактико-техническим характеристикам дала мне возможность проявить командирские качества в широком плане. После сформирования экипаж прошел обучение в учебном центре под Москвой. Начальником центра был опытный подводник, замечательный человек, командир первой советской атомной подводной лодки, контр-адмирал Осипенко Леонид Гаврилович.
Система подготовки подводников в центре была хорошо отлажена. Центр имел высокую техническую оснащенность. Доброжелательный и высокопрофессиональный коллектив центра делал все от него зависящее, чтобы качественно готовить экипажи ПЛА. Теоретическая подготовка была тесно увязана с практической отработкой на тренажерах, полностью имитировавших системы, стоящие на ПЛА и в целом управление ПЛ.
Семьям подводников предоставлялись благоустроенные общежития. После обучения в центре экипаж прибыл в свою дивизию, в Западную Лицу. Командиром дивизии был контр-адмирал Воловик Ф. С., начальником штаба — капитан 1-го ранга Чернов Е.Д., начальником политотдела — капитан 1-го ранга Дьяконский Н. П.
Впоследствии Е. Д. Чернов, как я уже упоминал выше, стал командующим флотилии подводных лодок, вице-адмиралом, героем Советского Союза, а Н.П.Дьяконский вице-адмиралом, членом военного совета — начальником политического управления Тихоокеанского флота. Отработка положенных задач по боевой подготовке была выполнена успешно в запланированные сроки. Экипаж стал полноценной единицей соединения. Семьи обустроились на новом месте. Но осенью 1973 г. экипажу была поставлена неожиданная для нас задача перебазирования на Тихоокеанский флот.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.