Двое и океан

Позади многочасовой перелет. Грохот волн и буйство пальмовых зарослей, любопытство мант и испуг черепах, глухая чернота рэков и неоновые свечение водорослей.

Я утыкаюсь в стекло. Дома мелькают перед глазами, а синева над ними пенится белыми облачками. Словно океан падает на нас, захлестывает, давит со всех сторон, тянет на дно…

Тревожная глубина океана и бескрайний простор неба — две створки ракушки, которым не сойтись…

Все позади. А впереди — пус-то-та. Спокойная размеренная жизнь. Без бурь, без боли, без любви.

Илья везет меня до дома. До моего дома.

Не знаю, что происходит. Но что-то происходит. Словно гроза над Мальдивами: воздух звенит, а дышать тяжко и больно.

— Тебе не понравилась поездка, Ира? — не глядя на меня, бросает Илья. — В следующий раз можем махнуть в Таиланд.

— Нет, что ты! Все-все было прекрасно.

Он хмыкает. Опустив стекло, закуривает на ходу. Помимо невероятной педантичности и тяги все вокруг контролировать, это еще одна привычка, которую я ненавижу. Правда, курит он редко, лишь когда волнуется.

Что со мной? Пришло время забыть и Илью, и океан, и весь наш отдых… В городе у меня совсем другая жизнь. Мы вместе только на корабле, на краткую неделю сафари. В дайвклубе не знают, что мы в разводе. У него подрастает сын. У меня прекрасный брак… Как мне всегда казалось! Олег дает мне все, даже свободу.

Мы приехали. Илья вытаскивает мои чемоданы, открывает дверь… Муж будет только завтра. Он всегда дает мне время прийти в себя. Вот так — Олег дает, а Илья — забирает. Жизнь, сердце, любовь… О чем тут думать?

Но я никак не могу выдавить обычное: «До следующего сафари!»

Майское солнце бьет в глаза, видно поэтому слезы. Зеленая дымка окутала деревья — миг неопределенности между зимой и весной. Тополиная горечь полнит рот. Все расплывается перед глазами… «Уезжай уже, прошу!»

— Ты… Ира, ты?..

Вопрос повисает в воздухе. Удар сердца — и он перетекает с его губ на мои. Илья никогда не настаивал на встрече, он никогда не…

— Я поеду с тобой!

…никогда не целовал меня в городе. Чемоданы летят обратно в багажник. Меня забрасывают в машину вслед за ними. Это безумие, я знаю, но стараюсь не думать, что сейчас делаю. И что ломаю. А ведь ломаю — сомнений нет…

…Илья пахнет солью. И в глазах плещется океан. Он нетерпеливо сдирает с меня джинсы, рвет рубашку.

— Я был таким идиотом!.. Я так боялся тебя потерять… А ты все время, все время ускользала от меня!

Я знаю это. Я поняла, что значил его контроль, много позже. Как и то, что он изменил мне из вредности и отчаяния. А потом уже ничего было не исправить.

Родное тело. Родная душа. Я плачу, он целует меня. Неужели мы вместе? Опять? Не только на неделю сафари?

Ночь пролетает незаметно — Илья словно пытался наверстать все эти девять лет, рассказывая, делясь жизнью, делясь собой… Я даже не знала, что он год назад развелся. И его терпение, его ожидание меня вновь довело до слез.

Утром я глянула на сообщения и ужаснулась. Второпях оделась, обернулась на прощание…

Илья не спал. Приподнялся, глянул серыми глазами:

— Ты… куда? Твой… Олег, — выплевывает имя мужа, задыхаясь. — Я думал… К нему стремишься? Даже сейчас? Кто я для тебя?! Скажи!

Я молчу. И так все звучит слишком гадко и мерзко.

— Ты… Ты…

Кулак врезается в стену — в гипсокартоне дыра. Жалко висят клочья обоев. А моя щека горит так, словно ударил меня… Я не думала, что смогу спать с двумя мужчинами. За эти годы я навострилась их разделять — словно проживала две жизни. Одну — с Ильей, нереально счастливую. Другую — с Олегом. Спокойную и независимую. И я решила, что все нормально. Что их все тоже устраивает. Разделила и себя пополам…

Это все Мальдивы, это все погружение, когда мы чудом остались живы. Вернее, Илья рисковал — рисковал глупо, а я испугалась за него до полусмерти: испугалась, что могу потерять навсегда… И, кажется, теряю. А я ведь только поняла, что жила лишь в эти жгуче-соленые поездки!

Теперь не будет и их.

Я киваю, ничего не говоря. Я стремлюсь не к Олегу. Даже не знаю, смогу ли я к нему вернуться…

Я проверила сотовый, выключенный с вечера: сестра в больнице.

Илья прав в главном. Все равно ему ничего не докажешь, а спорить с ним бессмысленно. Словно бензином костер тушить. Илья может и должен меня презирать. А мне надо спешить. Я хватаю сумочку, пиджак и вылетаю из его квартиры. В чемоданах только дайверское, да и нет мне дела сейчас до чемоданов…

С сестрой уже все хорошо, она улыбается мне с больничной койки. Просто мой номер был первым в ее списке. Ее муж смотрит взволнованно… Сестра младше меня на десять лет. У нее сын и дочка, и диабет, что не мешает ей быть счастливой. А у меня — бардак в сердце. И двое мужчин. Правда, кажется, уже ни одного…

С Ильей мы прожили два года. Я ушла сама. Ушла, продолжая безумно любить и также безумно ненавидеть. У нас все было безумием. И ссорились мы из-за мелочей, понемногу вытравливая главное. Что для одного было пределом выполнимого, для другого — недостаточной малостью. Я вносила хаос в его упорядоченную жизнь. Его компьютер отключался, стоило мне подойти к нему. Принтер отказывался печатать и пропадал интернет. Протирая пыль на его технике, я задевала провода — и опять ничего не работало. Его любимая рубашка оказывалась в стирке именно тогда, когда она была ему жизненно необходима. А носки… Они вечно куда-то разбредались, даже если я их связывала вместе.

Я тратила кучу времени и наводила абсолютный, на мой интеллигентский взгляд, порядок — он, со своим армейско-крестьянским подходом находил грязь, психовал и злился, говоря, что мне плевать на нас. Мы ругались из-за того, как должны лежать губки на кухне. Я даже пасту из тюбика выдавливала неправильно! Мне казалось, он издевается надо мной, издевается изощренно и умело, каждый раз доводя до истерики. Я была молода и глупа. Он кричал на меня, я кричала в ответ. Сначала мирились, потом…

А он… Он подавлял меня. Он контролировал каждый мой шаг. Ему нужно было знать, где я нахожусь каждые пять минут, куда собираюсь, где и когда я буду. Он постарался и разогнал всех моих подруг. Он может. Может быть самым обаятельным человеком на свете, а может — самым чудовищным. Я дышать не могла от его власти надо мной. Он хотел владеть всем: не только моей жизнью, но и моей душой, моими мыслями.

И когда изменил, я вздохнула с облегчением.

Моя бывшая подруга очень похожа на его мать… Она, в двух браках не заимевшая детей, сразу забеременела. Илья детей не хотел. Но я ушла — у него осталась его работа, новая жена и ребенок от нелюбимой женщины.

Лишь через год я вновь стала смотреть на мир — читать книги, ходить на выставки, любоваться картинами… И я встретила Олега.

— Как такая красивая женщина может быть такой печальной?..

Я обернулась ответить резко, но он так смотрел… Словно видел насквозь. И мою боль, в которой я продолжала купаться, и мою вину за все, что не сложилось.

Мы проговорили в кафе, пока его не закрыли. Потом у него дома. Нет, мы просто разговаривали. Он помог мне не сойти с ума. Он дал мне все, чего я тогда хотела. Ему нравилось то, что нравилось мне, а я любила то, что любил он. Мне было хорошо рядом с ним — я желала покоя и воли, и Олег щедрой рукой дарил мне и то, и другое.

Через пять лет после развода с Ильей я проходила мимо нашего дайв-клуба, и меня окликнули. Я зашла — ничего не поменялось за это время.

— Давненько вас не было видно. Мы собираемся на сафари, вы едете? — Наш гид перебирал снаряжение, проветривал гидрокостюмы. Знакомый полузабытый запах резины и счастья…

«Это неопрен, а не резина, балда!» — тут же бы поправил меня кое-кто. Я чуть не заплакала, перебирая воспоминания. В конце брака только на погружениях у нас с Ильей все еще было хорошо.

Я открыла рот вымолвить, что никаких «мы» давно уже нет, как знакомый голос за спиной сказал негромко:

— Как жена решит…

— …Мы едем!

Я ответила, просто чтобы позлить Илью.

Я обернулась: а он изменился. Плечи стали шире. Отросшие волосы он откидывал назад, что ему очень шло. Выглядел спокойнее, по-прежнему источая силу и власть, но теперь меня это не задевало и не унижало. И я бросилась в эту поездку, как когда-то в море — безоглядно и с головой.

Олег посмотрел с грустью и сказал: «Только вернись…» И я всегда возвращалась. До этого сафари…

Каюту нам выдали тогда одну на двоих. Илья, увидев мой растерянный взгляд, усмехнулся:

— Не беспокойся.

Я знала, что он меня не тронет. Я сама обняла его. Я соскучилась по его губам, по его крепкому телу, по его безумным ласкам… Я перестала пытаться понять, люблю я его или ненавижу. Перестала анализировать себя и его. Я жила им, дышала им. Все было естественно и так, как у нас никогда не было в жизни. Разве в мечтах.

Он провожал меня после поездки, и я не знала, что сказать, как объяснить, что…

Но говорить ничего не пришлось. Он поцеловал в висок, как друга. Как бадди. Пожелал удачи, окатил холодом серых глаз и уехал, отсекая все, что было в море.

Так продолжалось пять лет. Десять поездок.

Теперь уехала я. На дачу. Позвонила мужу. Долгий тяжелый разговор… Остаться я не могла. Я точно знала, кого люблю и буду любить, и также точно знала, что моим он не будет. Так незачем мучить еще и Олега.

Наступил июнь, все цвело и зеленело. Пьяная сирень билась в окна, сотрясаясь от ливней… Затаскивая в дом тяжелый бидон с колонки и недоумевая, как же опять могла не закрыть дверь, услышала грозный вопль:

— Подальше зарыться не могла?! Я долго по всему городу буду твои чемоданы таскать?

Бидон выскользнул из рук и упал на пол.

Он не верит словам. Не верит людям. Может, поверил тому, что я ушла? И хоть немного — себе и мне.

Мы смотрим «Одиннадцать друзей Оушена».

«Дорогой, ты испортил третью годовщину нашей второй свадьбы!»

Мы оба смеемся, хоть и не сильно смешно. Мы вновь женаты. Илья познакомил меня с сыном… Олег понял, но не простил. Лишь сказал, что я так никогда и не была его. Я благодарна ему и виновата перед ним.

Мое солнце протягивает мне глинтвейн, обнимает за плечи.

— Ты опять не закрыла дверь.

— Ты невыносим, — шепчу я. — Ты уже закрыл на все замки.

— Жить с тобой — невыносимо.

— Так почему живешь?

— Без тебя — невозможно.