Правда дождя

Я стоял на холме, под высоким, раскидистым дубом, опираясь на тяжелый, отполированный многими руками посох. Стоял и смотрел на лес, который начинался у подножия холма и простирался до горизонта. Зеленые листья на ветках трепетали от ветра, деревья качали пышными кронами, словно приветствуя меня. Ветер, напоенный лесной свежестью, дунул мне в лицо, растрепав давно ставшие седыми, волосы; благоухание спелой земляники, грибная горечь, запах хвои — как хорошо слышать эти запахи, как хорошо понимать их, словно лес говорит со мной.

Но, кажется, я тут уже не один. Почувствовав чье-то присутствие, я окинул взглядом кромку леса и заметил, как качнулась ветка орешника.

— Выходи, не прячься, — сказал я громко, и эхо разнесло мой голос по всей чаще. — Зачем подглядываешь за мной?

Кусты зашелестели листьями, ветки раздвинулись, и на краю леса появилась молодая женщина. Босая, в простом сером платье, короткие волосы подвязаны красной лентой.

— Разреши подойти к тебе, — сказала она, почтительно склонив голову. — Не хотела тебя напугать и подглядывать не собиралась. Ждала, когда сам меня заметишь.

Я пристально посмотрел на нее, пытаясь понять, зачем она пришла. Гостья спокойно выдержала мой взгляд, не отведя зеленых глаз, наполненных, кажется, ожиданием и грустью.

— А ты смелая, — удивился я и велел ей: — Иди сюда, к дубу.

Женщина стала не спеша подниматься на холм, и, не дойдя до меня несколько шагов, остановилась, ожидая когда заговорю с ней сам.

Я молчал, уже догадываясь — и она не проста, и пришла сюда не просто так. Иногда — редко, потому что необычное пугает больше всего на свете и преодолеть этот страх даже ради исполнения своего заветного желания тяжело — люди приходят с просьбами. Иногда, тоже редко, потому что большую часть желаний они могут выполнить сами, я помогаю им. Какой же будет просьба женщины с красной лентой в волосах?

— Кто ты? — спросил я, и она подняла глаза и посмотрела так, словно я спросил нечто несусветное. Например, почему дождь идет сверху вниз, а не наоборот.

Но ответила, кажется, не так, как собиралась в первые мгновения. Правдой — я почувствовал бы ложь — но все равно не так.

— Ведьма. И я стала ей не потому, что люблю власть или силу.

— А почему же? — спросил я с улыбкой.

Она пожала хрупкими плечами:

— Просто иногда так случается. Что-то приходит к тебе, и понимаешь — это часть тебя, никуда от этого не деться. Можно отрицать, как то, что дождь идет сверху вниз, а не наоборот.

Она удивила меня. Неужели читает мысли? Но тут моя земля, и к тому же в руках у меня посох Силы, значит, она не может проникнуть туда, куда я сам ее не пущу — особенно в мои мысли. Совпадение?

— И тогда ты протягиваешь руку и берешь это, — закончила она. — Или выходишь под дождь…

Ведьма помолчала и выговорила зачем-то слова, которых я сначала не понял. Слова, в которых были ритм, смысл и что-то большее:

— В этом сумраке синем, где непокой — во всем,

Где за каплею капля сорваться спешат и кануть,

Если выйти под дождь, то почти растворишься в нем…

Ты — травой прорастешь. Я, наверное, эхом стану,

Эхом старых легенд, что однажды замрут, уснут,

Если подвиги старые не повторят герои.

Это правда дождя: все что есть — лишь сейчас и тут,

Только это мгновение, гулкое и смешное.

Ты отыщешь и больше, но станешь ли ты искать?

Вдруг да примешь за правду придуманную усталость?

Просто выйди под дождь. А зачем — не могу сказать.

Может, чтобы понять, как много тебя осталось.

Я слушал ее голос, и понимал что-то… Так бывает во время какого-нибудь транса, или просто если вдруг странное настроение и мир обретает какое-то сияние. Но такое понимание редко бывает полным и не задерживается надолго. Поэтому когда она замолчала, я уже ничего не понимал. Но хотел понять и потому спросил:

— У тебя есть ко мне просьба?

— Да, я пришла тебя просить… Мне всегда очень грустно, даже когда я улыбаюсь и…

— Над людскими эмоциями не властен, — резко прервал я ее, мне всегда было тяжело разговаривать на подобные темы, — вся Сила мира не сможет тебе в этом помочь. Зря ты побеспокоила меня. Конечно, можно наложить заклятье забвения, но тебе легче от этого не будет, душе нельзя приказать не страдать.

— Да, ты прав, душе нельзя приказать не страдать, — согласилась она и посмотрела глазами, полными слез, в мои. — Но я пришла просить не об этом. Грусть соединяет меня с прошлым… Вернее, с человеком из моего прошлого, которого когда-то любила. Мой избранник был старше меня, но мы проводили много времени вместе, мечтая о будущем. А однажды это будущее пришло за ним в лице одного старика. Тогда любимый исчез, я не знаю куда… Не знаю, но догадываюсь, потому что потом пошла тем же путем чтобы найти его. Получила Силу и научилась ей управлять, но так и не отыскала любимого…

— Грустная история, мне жаль тебя, — прервал я ее. — Но чего ты хочешь от меня?

— Мне дана немалая Сила, но ты сильнее. Прошу тебя, верни мне моего любимого, — ответила она.

Я нахмурился.

— Ты даже не знаешь, жив ли он… Обряд возвращения — живого или мертвого — тяжелый обряд. Во имя чего я буду проводить его? Грусть и печаль — еще не повод. Хочет ли твой любимый вернуться? Может, он давно забыл тебя.

— Наверное, он забыл, — согласилась ведьма, — но я — помню.

Я смотрел на нее, удивляясь ее упорству и верности, и ощущал, как мир вокруг снова обретает сияние, над которым не властна даже вечность. Ко мне возвращалось что-то, давно потерянное. По капле, медленно, как начинается дождь.

— Я помню, — повторила она, — помню этот посох. Незадолго до ухода моего избранника в нашу деревню приходил старый колдун, который держал его в руках. Помню, мой любимый потом рассказывал мне, как его поразило что-то… Вид или голос того старика. Или ореол Силы. В глазах любимого светился восторг. «Он дал мне прикоснуться к посоху, и я понял — это моя судьба. Понимаешь? Волшебство — величайшая сила!» Он говорил, захлебываясь словами, и казался мне мальчишкой, нашедшим новую игрушку. А я спросила…

— А ты спросила, — перебил я, наконец-то узнав ее, несмотря на заклятье, которое когда-то наложил на себя, и которое растаяло от слов ведьмы, — «зачем тебе сила волшебства, если ты владеешь силой любви?». И я ответил — чтобы защитить то, что люблю. Например, от смерти, ведь она рано или поздно берет свое.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Она, пришедшая, чтобы потревожить мой покой и я, не уверенный уже, что когда-то хотел этого покоя. Выбрав силу, а не любовь, я быстро понял, что нельзя владеть обеими. Сила ревнива, она требовала всего времени и всей воли. Мой учитель, колдун, ничего не говорил об этом. Но я сам однажды спросил, почему не все получается, мои заклинания небезупречны, а жесты неверны, почему созданные мной волшебные вещи работают так недолго. «Ты пытаешься служить двум силам, — ответил он. — Но тебя мало для двоих». Тогда я взял свои воспоминания о девушке, которую любил и заключил в желудь, а его потом, намного позже, посадил на холме, устав носить на груди — любовь была слишком тяжела. Душе в самом деле нельзя приказать не страдать, даже если память стерта заклятьем.

— Ты сделаешь то, что я прошу? — спросила она.

— Не знаю, хочу ли этого… — начал я.

— Ты счастлив? — перебила ведьма, и пришлось задуматься, потому что она не спросила, был ли я счастлив, но хотела знать именно это. Но бывшее счастье не имеет значения — как уже прошедший дождь.

— Сейчас — нет, — сказал я, — потому что ты поставила меня на границу выбора и подвергла сомнению все, чем я до этого был. Никто не любит сомневаться. Но в прошлом было и счастье. Я не хочу от него отказываться.

— Будет другое счастье, — пообещала она, и я знал, что это правда. — На свете много разных путей. Как в том стихе. Можно стать травой или цветком после дождя. Или эхом… или…

— Ты просила вернуть любимого, — перебил я. — Вернуть меня. Тот, прошлый я, остался в прошлом. Как и прежняя ты. Возвращение невозможно. Даже с помощью Силы.

— Для чего тогда она нужна? — спросила ведьма.

Я улыбнулся.

— Чтобы иногда отказываться от нее. Где-то в прошлом есть точка, в которой я выбрал Силу. Если я верну туда нас обоих, может быть, ты сумеешь убедить меня отказаться. Хочешь попробовать?

— Да! — воскликнула она. — И готова принести любую жертву…

— Не нужно. Просто назови мое имя.

Она смотрела, не веря — так просто? И я взглядом подтвердил — именно так. Самые простые вещи — самые надежные.

— Люци́н, — произнесла она, и в этом имени были запах луговых трав и звон вечерней росы, и колючесть первой звезды.

А я в ответ назвал ее именем, серебристым и прохладным, как лунный свет:

— Сели́с.

Два эти имени протянулись между нами нитями, серебряной и золотой, сплелись, соединились вместе. От них потекли вверх и в стороны другие нити, как ручьи после дождя. Я не сразу понял, что это, а когда понял — испугался, что совершил ошибку, подмешав к желанию ведьмы обрести потерянное свое желание — не терять обретенное. К ее любви ко мне — свою любовь к Силе. Но проследив до конца одну из нитей, узнал — это не было ошибкой. Просто возможностью. Вернее — всеми возможностями. Потому что из одной единственной точки разойдутся разные пути. На одном я соглашусь с Селис и останусь с ней. На другом — колдуна встретит она, и это мне предстоит ее убеждать забыть о Силе. На третьем ничего не изменится. И спустя много лет от этой точки я снова буду стоять на холме, и ко мне придет Ведьма — просить вернуть ей потерянного любимого и говорить о дожде.

Остается не то, что прославят легенд слова

И не доводы разума, что на весы положишь,

А свобода быть всем, даже если — едва-едва.

Это правда дождя, под который ты выйти можешь.