Хрустящие кусочки

Детство у меня было самое обыкновенное, как у всех домашних котят — мама, братья-сестры, уютный дом, любящие хозяева. Правда, братья и сестры почти сразу куда-то делись, но я, признаться, совсем плохо их помню, и не знаю, что с ними случилось.

Я рос, постепенно узнавая окружающий мир. Сперва мне казалось, что он состоит только из коробки, где жили мы с мамой. Стенки у коробки были высокие, и я не мог из нее выбраться, пока однажды не встал на задние лапки и не дотянулся до верха одной из стенок. Оказалось, что наша коробка стоит внутри другой коробки, которая была больше нее во много-много-много раз.

Со временем, я научился выбираться из нее и бродил по большой коробке, разглядывая и обнюхивая все вокруг. Поначалу мама приходила за мной, брала за шкирку и уносила обратно в нашу маленькую коробку, но потом перестала, разрешив делать то, что я хочу.

Иногда в большую коробку заходили хозяева. Я очень пугался, когда они поднимали меня высоко в воздух — вдруг уронят? Но хозяева не роняли. Они гладили меня, подносили ко рту, но почему-то не вылизывали, как мама, а только тыкались в меня огромными безволосыми мордами. Но это было даже приятно. Однако гораздо больше я любил, когда они играли со мной веревочками или шуршащими бумажками.

Оказалось, что рядом с нашей большой коробкой есть и другие коробки — одни побольше, другие поменьше. Все вместе они назывались «дом». В доме было очень много интересного. В небольшую коробку, где стояло что-то большое и гудящее — «кухню» — мама ходила, чтобы есть. Впервые увидев, как она подходит к миске, я страшно удивился, потому что сам ел только вкусное молочко из маминого животика. А ее еда пахла непривычно, да и выглядела странно. Это были твердые кусочки, которые мама разгрызала с хрустом, а еще — кусочки мягкие и пахучие. Была там также вода и молоко, правда, совсем не такое вкусное, как у мамы.

Поначалу хозяева смеялись, когда я пробовал есть мамину еду, и говорили, что я для нее слишком мал. Кусочки действительно оказались слишком большими и твердыми для моего ротика и зубок. Но, когда я немного подрос, хозяева принесли мне еду, как они сказали, специально для котят. Да, забыл сказать, что звали меня тогда Котенок, а еще иногда Кис-кис. А маму мою звали Василиса.

Я научился есть новую еду, а еще научился пить воду и то молоко, что было не таким вкусным, как мамино. Мама, к слову сказать, со временем стала менее ласковой, уже не искала меня по всем коробкам, если я терялся, и была не очень рада, если я хотел играть с ней. Хозяева говорили, что я уже большой и скоро нужно будет подыскивать мне других хозяев. Я не особенно задумывался над тем, что это значит, и даже представить не мог жизни в другом доме, с другими хозяевами и без мамы.

Беда случилась, когда хозяева куда-то ушли. Они и раньше уходили, но не очень надолго. Перед тем как уйти в этот раз, они гладили нас с мамой и говорили, что вернутся, и что мы не должны волноваться. Но я все равно волновался, потому что не чувствовал их — совсем-совсем. Мама тоже стала грустная, часто лежала на кухонном столе, что было нам запрещено, и совсем не хотела со мной играть.

Без хозяев в доме стало очень скучно. Раз в день к нам приходила незнакомая женщина. Мама ее не любила и пряталась, а я, хоть и побаивался поначалу, потом начал выходить к ней навстречу. Женщина давала нам еду и чистила наш лоток. Обычно она плотно закрывала самую главную дверь в наш дом, выходить в которую нам было запрещено строго-настрого, но однажды я заметил, что дверь приоткрыта и, конечно же, мне захотелось узнать, куда она ведет. Мама ведь лежала на кухонном столе, хоть это и было запрещено, а значит, и другие запреты нарушать тоже было можно.

Что случилось после того, как я прошмыгнул в щелку, я помню плохо. Помню большую холодную коробку со множеством разных запахов, помню несколько незнакомых закрытых дверей. Я подбегал то к одной, то к другой, обнюхивал все вокруг. Незнакомые запахи обрушились на меня со всех сторон, и я совсем забыл о времени и о том, что не должен был выходить.

Вдруг раздался страшный шум, что-то загрохотало, завыло и залязгало, я перепугался, заметался, побежал куда-то вниз, а за спиной все грохотало и выло, подгоняя меня. Вдруг передо мной замаячила еще одна открытая дверь. Я бросился к ней со всех ног, обезумев от ужаса…

В себя я пришел нескоро. А придя, никак не мог понять, где нахожусь. Было холодно. Под лапками вместо привычного пола была земля — такая, как в цветочных горшках. Из нее росло что-то мягкое, с приятным запахом, гораздо лучше, чем у комнатных цветов, которые нельзя было есть. Про эти-то штуки я сразу понял, что есть их можно, но поначалу был слишком испуган, чтобы их пробовать. Среди длинных съедобных штук сновало множество крошечных живых существ. Другие маленькие существа летали вокруг меня по воздуху. Они тоже были съедобные. Некоторых я знал, они иногда залетали к нам домой, и мама ловила их, если хозяева не видели. Им это почему-то не нравилось.

Собственно, съедобные штучки, растущие из земли, и летающие съедобные существа и стали моей новой едой на то время, что я провел в этом странном месте, где все было непривычно и пугающе. Правда, здесь были и другие существа, похожие на маму и на моих хозяев. Поначалу я бросался к ним, плакал и просил отвести меня домой, но существа, похожие на маму, шипели и рычали на меня, и гнали прочь, а похожие на хозяев, вовсе не обращали на меня внимания. А еще несколько раз я встретил совсем страшных существ, которые бросались на меня, чтобы убить. Не спрашивайте, откуда я это знаю, знания приходили как будто сами по себе. Я знал, что эти, издающие громкие лающие звуки и скалящие огромные зубищи, очень опасны, и убегал от них, все дальше и дальше, пока не заблудился окончательно.

Не знаю, сколько дней я бродил среди огромных каменных коробок со множеством дверей. Все они были закрыты, а если и открывались, то похожие на моих хозяев люди, не позволяли мне войти ни днем, ни ночью, даже если с неба лилась холодная вода и было очень холодно.

Однажды, когда я перестал бояться этой новой жизни так сильно, а живот совсем подвело от голода, я решил, не бегать от двери к двери, а сесть возле одной и подождать. Вдруг мне повезет и я смогу прошмыгнуть внутрь?

Через какое-то время вдалеке показался человек. Он шел к двери и нес в руках очень знакомый с виду пакетик с хрустящими кусочками. Я встрепенулся и подался к нему, но не решился подойти, зная, что он может рассердиться и больно пнуть меня. Пару раз такое уже случалось и теперь я был осторожен.

«Ах ты, бедолага!», — остановившись, сказал человек и, открыв пакетик, высыпал хрустящие кусочки прямо на землю. Я набросился на них, позабыв обо всем, и торопливо жевал их и глотал, наслаждаясь знакомым вкусом. Если бы еще добрый человек дал мне вкусной чистой воды…

Человек не уходил. Дождавшись, пока я доем, он поднял меня, и принялся разглядывать, совсем как делали хозяева.

«Хм, — сказал он, заглянув мне под хвост, — мальчик. И, похоже, домашний, а? Потерялся или выгнали? Ну, что же с тобой делать, не бросать же здесь… Знаешь, а пойдем-ка со мной? Будешь другом моему Шебику. Пожалуй, я назову тебя Васькой, ты не против?»

Я был не против, тем более что это имя было похоже на мамино, а человек, я уже понял это, собирался взять меня к себе домой. От него пахло другим существом, похожим на меня. Наверное, для него он и нес хрустящие кусочки, которые я съел. Я мурчал изо всех сил и ластился к человеку, пока мы поднимались в том самом, воющем и лязгающем. Но сейчас мне было совсем нестрашно. Человек нес меня домой. И, не спрашивайте откуда, но я знал, что именно он станет моим новым хозяином. Я лишь надеялся, что тот, другой не будет сердиться, и не сможет прогнать меня, раз человек хочет, чтобы я остался с ними в их доме…