Глава 3

Утром меня разбудила Аня и, едва я успела привести себя в порядок, сразу потащила в излюбленное нами место на открытой террасе у бассейна. Погода за окном была все такой же солнечной, чего нельзя было сказать о моем настроении, вчерашняя хандра и самобичевание сменились беспокойством и желанием развить бурную деятельность, поэтому во время завтрака я сообщила подруге о своей вчерашней находке. Сказать, что это известие ее совсем не порадовало — значит, не сказать ничего. Она замерла в немом молчании и как-то странно на меня посмотрела, взгляд ее стал серьезен и задумчив. Я с самым невинным видом поерзала на стуле, словно намеривалась устроиться поудобнее, и уже начала обдумывать, как смягчить первое впечатление от этой новости, но тут мое внимание привлек пролетевший за Аниной спиной огромный разноцветный мяч, послышались счастливые детские визги и фонтан брызг полетел в нашу сторону. Подруга мигом вышла из оцепенения, а я украдкой подмигнула белокурой девчушке, плещущейся в бассейне, вместе с парочкой еще нескольких ребятишек и спряталась за чашкой кофе. Надо сказать, было отчего, потому что Аня сразу принялась отчитывать меня за беспечность. Когда же моя забывчивость и несерьезное отношение были подвергнуты жесткой критике, она настоятельно рекомендовала мне проверить свою сумку еще раз, вдруг, когда мы будем уезжать, у меня там обнаружатся еще и наркотики или какое-нибудь оружие. Я, конечно, рассмеялась, но крупица сомнения в душе осталась, поэтому я решила, что сумку все-таки проверю тщательно.

— Что ты об этом думаешь? — спросила я, когда мы поднялись в номер, где подруга хмурясь пролистала записную книжку от начала до конца.

— Алиша, ты же знаешь, испанский — не мой язык, — она вздохнула и отложила ее в сторону, — эти записи мне ни о чем не говорят.

— Прости, я забыла, но я поняла не больше, чем ты. Что могут означать эти даты и кто все эти люди?

— Ты говоришь там названия морских судов? — задумчиво протянула Анюта.

— Я не уверена, просто иногда упоминаются названия портов, отсюда и вывод. А что, есть какие-то догадки?

— Что, если они перевозят контрабанду? А даты — своеобразное расписание.

— Это вполне возможно, — заключила я, — ты гений, Анюта! Мы можем это проверить, набрав в поисковике эти названия, чтобы убедиться, действительно ли это грузовые суда или…

— Ты уверена, что нам нужно это знать, — перебила меня подруга, — мне все это не нравится. Если те двое хотели получить эту информацию, значит, мы с тобой находимся в опасности, не будь здесь этой вещицы, — она кивнула на лежащую рядом записную книжку и вновь невольно вздрогнула от вида кровавых пятен на ее обложке, — я бы чувствовала себя куда спокойнее. Надеюсь, это все, больше ничего нового в твоих вещах не обнаружилось?

Прозвучавший в последней фразе явный сарказм вынудил почувствовать себя провинившимся ребенком, иногда Анин тон очень напоминал мне о моих родителях. Хотя стоит ли удивляться, наши семьи тесно общаются между собой, могла нахвататься.

— Перестань, это все, — буркнула я, напоминание о родителях сейчас не способствовало моему душевному равновесию.

— Почему же ты не сказала об этом раньше? — простонала подруга.

— Я совершенно о ней забыла, вспомнила лишь сегодня ночью, но не могу забыть его лицо…

Я замолчала, воспоминания уже обрисовывали запечатлевшуюся в голове картину яркими, свежими красками. Я снова видела перед собой встревоженное напряженное лицо молодого парня, чувствовала, как он до боли сжимает мою руку, тогда я почти не обратила внимания на какую-то там вещь. Зато запомнила его слова, все слова и даже простую, на первый взгляд, просьбу. За что его убили, почему? Что связывало его с этими людьми? Я взглянула на Аню, я хорошо ее знала, она вовсе не стремилась меня обидеть, просто была напугана. Нам обеим очень хотелось, чтобы наше маленькое приключение не возымело продолжения, так и осталось щекочущим нервы воспоминанием, о котором никто никогда не узнает. Но пришел новый день, а проблема никуда не делась и, похоже, оставить все как есть, не получится, нужно что-то делать. Пока подруга размышляла над моими словами, я нерешительно продолжила:

— Тот парень… он хотел, чтобы я обратилась в полицию.

— Хорошо, — Аня вздохнула, — представь, что мы именно так и поступили. Полиция начинает расследование, ты проходишь по делу как свидетель и затем даешь показания в суде, насколько все это затянется неизвестно, но то, что в течение всего этого времени нам нельзя будет покидать пределы этого города, просто гарантировано. И это еще не самое плохое, хуже всего то, что ты будешь свидетельствовать против этих людей и не факт, что им это понравится. Тогда у тебя будут все шансы не дожить до окончания процесса. И как тебе такой вариант?

Меня передернуло, в ее словах определенно была доля правды. Действительно, неизвестно как все пойдет, так что развитие такого сценария далеко не сказка, ведь иметь дело придется не с обычным правонарушителем, а с самой что ни на есть настоящей мафией. Это, конечно, риск и рискую ни я одна. Я опустилась на кровать и устало провела рукой по волосам.

— Ты права, но… я себя виновной чувствую, понимаешь? — слова дались с трудом, будто в горле застрял какой-то комок. — Если бы сразу позвала на помощь, этого бы не случилось.

— Ты не виновата, — подруга вдруг смягчилась, присела рядом и участливо поглядела мне в глаза. — Не знаю, как бы я повела себя в такой ситуации, скорее всего, вообще бы спасовала, и одним убитым стало бы больше. Неизвестно как бы все сложилось, даже если бы ты это сделала.

Она обняла меня, и я уткнулась в ее плечо.

— Я не знаю, как поступить, — произнесла я, борясь с желанием расплакаться. — Он мне доверился, я не могу просто взять и избавиться от нее, это было для него важно.

Мне все-таки удалось совладать со своими эмоциями, я отстранилась и взглянула в серо-голубые глаза. Аня покачала головой, на лице ее отражались и сомнение, и печаль, она ласково улыбнулась:

— Ты упряма как мул… даже не знаю, что сказать.

— Не говори ничего, я знаю, что ты права, это опасно. Быть может, я найду какой-то другой вариант.

— Прежде чем воплотить его в жизнь, ради бога, расскажи сначала мне.

— Договорились, — я невольно улыбнулась, расслышав ее наставительный и беспокойный тон.

На самом деле я думала об этом все утро и после разговора с подругой в голове уже начал созревать некий план. Я могла бы передать эту вещицу не самостоятельно, а через курьера, например, узнать точный адрес ближайшего полицейского участка в наше время совсем не проблема. Только нужно будет приложить письмо, в котором следует кратко изложить ситуацию, причем вовсе не обязательно указывать свое настоящее имя, и сделать это лучше всего перед самым отъездом, так будет гораздо спокойнее. Мои размышления внезапно прервал телефонный звонок. Я была уверена, что звонят родители, сердце пропустило удар, я представила, что мне опять придется лгать и невольно поморщилась. К счастью, это оказалась Виктория, выяснилось, что какое-то время она пыталась дозвониться до меня, но, когда ей это не удалось, связалась с Аней. Общались мы по громкой связи, наперебой рассказывая о недавнем происшествии, вытекающих из него последствиях и возникших в связи с этим сомнениях. Вика выслушала нас внимательно, а после предложила приехать к ней и прожить оставшееся время на Маргарите. Если мы готовы, она тут же забронирует для нас номер в том же отеле, где остановилась и сама, встретит нас в аэропорту и проводит перед вылетом домой. Мы поблагодарили ее за предложение и пообещали перезвонить чуть позже, на мой взгляд, идея была просто замечательной, поэтому долгие размышления здесь были излишни. В итоге после кратких обсуждений мы сообщили, что готовы приехать и что снова свяжемся с ней, как только на руках у нас будут билеты.

«Как же все-таки хорошо иметь таких знакомых…» — подумала я и включила ноутбук, чтобы проверить расписание вылетов. Пальцы неожиданно замерли над клавиатурой, на рабочем столе была фотография на весь экран — совместное фото: я и Аня с нашими новообретенными друзьями на пляже «Эль Яке», все улыбаются, такие счастливые и беззаботные. Подумать только, все это было всего несколько дней назад! Я вздохнула и начала просматривать онлайн-табло на сайте аэропорта, затем спустилась в холл и объяснила портье, что мы вынуждены съехать раньше времени, а также попросила подыскать для нас курьера. Оплата за наше двухнедельное проживание была внесена заранее и в полном размере, родителям хотелось, чтобы мы по приезде по этому поводу уже не беспокоились. Вопрос был решен даже с обратными билетами, они уже изначально имелись у нас на руках, и здесь мы ничего менять не собирались, билеты нам еще пригодятся, ведь домой мы вернемся в срок, как и положено. Деньги за оставшиеся восемь дней нам вернули, и я не кривила душой, когда сказала, что мы будем рады вернуться вновь. Уезжать вот так не хотелось, не входило это в наши планы, от мыслей, что так быть не должно, становилось грустно.

Когда я вернулась в номер, Аня уже собирала вещи. Мы планировали вылететь рейсом Каракас-Порламар авиакомпании Conviasa в 18:20, если, конечно, не случится ничего непредвиденного. Анюта выглядела задумчивой, я точно знала, что на душе у нее творится тоже, что и у меня. Как и обещала, я рассказала ей о своей идее с отправкой записной книжки, подруга идею одобрила, сочтя ее довольно здравой. Я взглянула на часы, было пять минут первого, чтобы собраться времени предостаточно, поэтому со сборами я пока решила повременить и принялась за написание письма. В нем я кратко рассказала о произошедшем инциденте, указала название кафе и улицу, где все произошло, наши с подругой имена из-за соображений безопасности я сообщать не стала. Пожалуй, в данной ситуации это было все, что я могла сделать, хотелось надеяться, что к изложенным мной фактам отнесутся с должным вниманием, очень уж хотелось, чтобы тех негодяев все же привлекли к ответственности. А к тому времени, когда письмо это дойдет до полиции, самих нас в городе уже не будет.

Выехать мы решили в четыре, примерно к тому же времени я просила вызвать курьера. «Скорее бы оказаться в кругу друзей, сидеть и болтать под открытым небом, растянувшись на шезлонге и потягивая пина-коладу, тогда, возможно, на сердце не будет так тяжело и тоскливо…» — думала я, укладывая вещи. Когда я управилась со своим чемоданом, мы спустились в ресторан, чтобы поужинать перед отъездом. На этот раз говорили только по существу, отвлеченной беседы как-то не получалось, поэтому довольно быстро вернулись в номер, еще раз все проверили и начали одеваться. Я окинула скептическим взглядом то, что еще не было уложено, и облачилась в классические темно-синие прямые джинсы и белый топ на тонких бретелях — комплект одежды на все времена. Не доставало только кроссовок, но их я уже упаковала, поэтому решила остаться в босоножках, ходить все равно много не придется, немного подумав, добавила легкий розовый джемпер, который просто накинула сверху. Затем принялась собирать волосы в хвост, но от волнения пальцы уже не слушались, я поборолась еще немного и в результате оставила все как есть. После чего с чувством выполненного долга подкатила чемодан к двери и присела на кровать, машинально расправляя складки покрывала. Подруга стояла у окна и задумчиво рассматривала открывавшийся городской пейзаж. Сейчас на ней была синяя футболка с v-образным вырезом, светло-голубые джинсы и легкий белый пиджак с рукавом три четверти, в отличие от меня, темные волосы аккуратно собраны на затылке. Едва она уловила обращенный на нее взгляд, как обернулась ко мне и поинтересовалась нарочито бодрым тоном:

— Что за кислая мина? Уже через пару часов мы будем на Маргарите, на острове вполне безопасно… в любом случае, гораздо безопаснее, чем здесь.

— Да, — я кивнула, даже попробовала выдавить улыбку, но, кажется, ничего не вышло, — мне просто как-то неспокойно, как будто… да ладно, проехали.

Я махнула рукой, решив не сообщать о своих тревожных предчувствиях, вообще, интуиция меня обычно не подводит, но стоит ли упоминать об этом сейчас? Я и сама не вполне понимала, отчего вдруг так разволновалась, все идет как нельзя лучше, никаких сложностей с отъездом не возникло, Виктория уже забронировала для нас номер, родители в счастливом неведенье, проблема, можно сказать, решена.

— Все будет нормально, — заверила меня Аня и взглянула на часы. — Давай спустимся в холл, сдадим ключи, боюсь, что можем опоздать из-за пробок, нам ведь еще такси заказывать.

Я молча кивнула и подхватила сумку вместе со стоящим у порога чемоданом, после чего мы вышли из номера. У стойки регистрации я сразу заметила вошедшего курьера, надо признать, когда избавилась от тяжкого бремени в виде небольшой записной книжицы, стало гораздо легче, оставалось надеяться, что и терзающая меня тревога тоже вскоре пройдет. Ждать такси долго не пришлось, машина подъехала уже минут через пять, услужливый водитель помог нам с вещами, и мы тронулись в путь.

Анины опасения очень скоро оправдались, после поворота направо на Avenida Lecuna наша машина пристроилась к веренице из десятков таких же спешащих, впереди практически никто не двигался. Я с грустью посмотрела в окно и подумала, что уж лучше бы мы отправились утренним рейсом, но поделиться своими размышлениями не успела, потому что мое внимание переключилось на хлопнувшую рядом дверцу. Не знаю как здесь, а у нас иногда бывает, что к водителю подсаживаются особенно спешащие люди, даже когда у него уже есть пассажиры, так в основном бывает у тех, кто занимается частным извозом. Я обернулась, готовясь увидеть какого-нибудь новоприбывшего пассажира, но то, что я увидела, заставило меня замереть на месте. Перед глазами тут же всплыла картина злополучного вечера: я застигнута врасплох, страх и растерянность, чувство нереальности происходящего. Глядя на улыбающееся лицо итальянца, я испытала все тоже еще раз. Выглядел он как всегда ухоженным и холеным: идеально сидящие светлые брюки, рубашка темно-бордового цвета с подвернутыми до локтя рукавами, слегка пряный аромат дорогого одеколона, через правую руку небрежно переброшен пиджак.

— iBuenas tardes! [1]— улыбнулся он, встретившись с моим обескураженным взглядом.

Его голос заставил меня вздрогнуть, до сего момента я все еще тщетно надеялась, что зрение меня обманывает. На лице подруги мелькнуло удивление и любопытство, в ее глазах присоединившийся к нам незнакомец был не лишенным обаяния галантным мужчиной, умеющим держаться легко и непринужденно в любой ситуации. И отчасти она была права, если бы пару дней назад я встретила его при других обстоятельствах и не знала бы, к какому кругу людей его отнести, то, возможно, посчитала бы точно также. Однако мне уже было известно, что первое впечатление может быть весьма обманчивым, а также и то, что ему нет никакой необходимости с нами любезничать, мы вовсе не входим в число тех, на кого бы распространялись подобные привилегии. Несмотря на все эти умозаключения, весь ужас происходящего дошел до меня не сразу, ведь я всю дорогу убеждала себя в том, что скоро мы окажемся в салоне небольшого лайнера и будем держать курс на Маргариту. Словно не желая расставаться с воображаемой картиной, я инстинктивно отпрянула, пытаясь оказаться от него как можно дальше. В его правой руке неожиданно появился браунинг, полагаю, прикрытый пиджаком, он был там с самого начала.

— No hagas las tonterías, belleza,[2] — темные глаза его хищно блеснули.

Я точно знала, что в случае необходимости итальянец воспользуется им не моргнув и глазом. Насколько мне известно, в этом пистолете магазин на тринадцать патронов, хватит на всех с лихвой. Мне стало дурно, взгляд у него был такой, что дух захватывает и хочется стать как можно меньше, а лучше вообще куда-нибудь провалиться. Интересно, так смотреть где-нибудь учат или это природный дар?

— Я думаю, Вы кое-что должны мне, сеньорита, — обратился он ко мне.

Я по-прежнему не могла выдавить из себя ни слова. Анюта все поняла и тоже побледнела, затем взволнованно огляделась по сторонам и метнула в сторону водителя негодующий взгляд.

— Да что же Вы сидите? Вызовите полицию!

Уверена, она понимала, что он вряд ли мог бы это сделать, в конце концов, мы все трое сейчас находились в одинаковым положении, однако она была не на шутку встревожена и злилась от собственной беспомощности. Ее, как и меня, шокировал тот факт, что все происходило посреди белого дня, можно сказать, на глазах у множества других людей. Как и ожидалось, водитель лишь недоуменно покосился на нее, но ничего не ответил, то ли не понимал по-английски, то ли делал вид, что ничего не понимает, а может, хотел таким образом намекнуть, что не намерен рисковать собою зазря. Упоминание о стажах порядка никак не отразилось на поведении итальянца, он остановил на моем напряженном лице насмешливый, самоуверенный взгляд, как будто давал мне понять, что никаких действий сидящий впереди нас мужчина предпринимать не станет.

— Я вижу, Вы не разговорчивы, — произнес он все тем же светским тоном, — но ничего, я думаю, мне удастся Вас разговорить. А сейчас давайте немного прогуляемся.

В этот момент дверца с Аниной стороны распахнулась, и в машине появился еще один человек — высокий мускулистый парень в черной облегающей футболке и джинсах. В сравнении с итальянцем выглядел он далеко не так респектабельно: черты лица были немного резковаты и не несли на себе отпечатка глубоких мыслей, темные волосы коротко острижены, смуглую кожу густо покрывал южный загар, вероятнее всего, он был метисом. Я сразу мысленно прозвала его «верзилой». Прежде чем мы успели что-либо понять, он схватил подругу под локоть и принялся тянуть ее из машины, однако испуг не помешал ей дать ему отпор, она замахнулась, целясь парню в лицо, но тот лишь ухмыльнулся и ловко перехватил ее руку у запястья. Поскольку силы были явно не равны, ей пришлось сдаться. Я попыталась было вмешаться, но тут итальянец приобнял меня за талию, и я почувствовала, как дуло пистолета уперлось мне в бок. Он поднял глаза на перепуганного водителя и широко улыбнулся.

— О, не волнуйтесь, я заплачу за дам, — свободной рукой он вынул из кармана сложенные пополам купюры.

— Gracias, señor, [3]— изумленно пробормотал тот и торопливо спрятал полученные деньги, по-видимому здраво рассудив, что не стоит вмешиваться не в свое дело, особенно если сам он при этом ничего не теряет.

[1] Добрый вечер! (исп.)

[2] Не делай глупостей, красавица. (исп.)

[3] Спасибо, сеньор. (исп.)

Итальянец беспрепятственно вывел меня из машины, я взволнованно огляделась по сторонам в надежде как-нибудь привлечь постороннее внимание, однако никто даже не смотрел в нашу сторону. Впереди по-прежнему еле тянулась вереница машин, прохожие сновали по улице, занятые своими делами. Со стороны все выглядело весьма обыденно, четверо молодых людей просто вышли из такси, не став дожидаться, когда рассосется образовавшийся на дороге затор. Сердце колотилось с удвоенной силой, я с трудом переставляла подкашивающиеся ноги, стараясь не думать о том, что в бок мне упирается пистолет калибра 7,65. Аня находилась всего в нескольких шагах от меня, точно почувствовав мой взгляд, она обернулась, в глазах ее я разглядела отчаянье и страх. Пару мгновений мы молча глядели друг на друга, потом я заставила себя перевести взгляд с ее бледного лица с застывшим на нем немым вопросом на ее спутника, крепко держащего ее под руку. Мне требовалось определить, есть ли у него оружие, к тому же его мощная фигура была мне хорошо видна. На первый взгляд он показался безоружным, да и его облегающая одежда не позволила бы скрыть огнестрельного оружия, хотя у него вполне мог иметься нож, а мне бы не хотелось подвергать подругу дополнительной опасности. Однако мы уже свернули с главной магистрали на узкую боковую улочку, заставленную кучей припаркованных машин, что уменьшало наши шансы привлечь внимание окружающих. Времени на размышления больше не оставалось, нужно было что-то предпринять, пока не стало слишком поздно

Чувство вины перед Аней занимало все мои мысли, из-за меня она оказалась в этой ситуации. Когда наши взгляды снова встретились, я поняла, что решилась. Молясь только о том, чтобы она правильно меня поняла, я едва заметно кивнула и перед тем, как сымитировать свой внезапный обморок, успела заметить отразившуюся в ее глазах растерянность. Поскольку я действительно была близка к подобному состоянию, это не составило мне никакого труда. Как и ожидалось, взгляды обоих мужчин машинально обратились ко мне, что позволило подруге воспользоваться предоставленным моментом. Она что есть силы ударила верзилу локтем в грудь и, как только тот от неожиданности выпустил ее руку, бросилась бежать. Звук ее удаляющихся шагов и приглушенная мужская ругань стали для меня настоящим бальзамом, но не успела я возликовать, как итальянец, так и не позволив мне упасть, рывком поставил меня на ноги, по выражению его лица я сразу поняла — он догадался, что инициатор здесь я.

— Клянусь, я пристрелю тебя, если увижу еще что-то подобное! — зло прошипел он мне на ухо.

Оказавшись зажатой в плотном кольце его рук, я была вынуждена упереться ладонями в его грудь. На этот раз пистолет больно давил мне на спину, однако со стороны ничего этого по-прежнему не было видно, перекинутый через руку пиджак надежно скрывал его от посторонних глаз. Если бы в эту минуту кто-то смотрел на нас из окон ближайшего дома, то наверняка увидел бы только обнимающуюся парочку.

— Нет, — выдохнула я, — я еще нужна тебе.

— Тогда, может, готова рискнуть своей подругой? — он посмотрел куда-то поверх моей головы.

Неожиданно я услышала негромкий женский вскрик, вздрогнула и попыталась обернуться, но его тяжелая ладонь опустилась мне на затылок. Темные глаза, казалось, прожигали меня насквозь.

— Ты будешь делать все, что я скажу, иначе она умрет, — с этими словами он развернул меня в сторону длинной улочки, где я увидела, как настигший Аню парень ведет ее к большому внедорожнику, стоящему неподалеку среди прочих машин.

От увиденной картины и произнесенных им слов в горле у меня застрял комок, я стояла молча не в силах двинуться с места.

— Ты меня поняла? — услышала я вкрадчивый, будто обволакивающий, шепот.

Ответить я не смогла, только кивнула.

— Прекрасно, — он улыбнулся и подтолкнул меня вперед, — тогда шевелись, у меня мало времени.

Вскоре мы оказались в просторном салоне черного Land Cruiser Prado. На переднем сидении из светлой кожи находился водитель — на первый взгляд точная копия верзилы, но утверждать наверняка я бы не взялась, так как видела его только со спины. Я поглядела на подругу и на краткий миг мне даже удалось встретиться с ней взглядом, хотя между нами уже успел устроиться ее «конвоир». Она была подавлена и заметно нервничала, почти машинально торопливо поправляла выбившиеся из прически пряди темных волос, ей было неловко передо мной за свою неудавшуюся попытку к бегству, за то, что я рисковала собой, чтобы у нее появился шанс. Я хотела сказать, что все это глупости, что если кто и виноват в случившемся, то только я, но будто онемела, а кроме того, мне не хотелось, чтобы кто-то из этих людей мог нас услышать. Пока я мысленно подыскивала слова, способные хоть чуточку ободрить нас обеих, итальянец поднял с пола лежащий у его ног небольшой чемоданчик, поставил его к себе на колени, затем извлек оттуда наполненный прозрачной жидкостью шприц и, сорвав с него колпачок, обернулся ко мне. Я уже заметила, что бы он ни делал, все его движения всегда были проворными и точными, ни одного суетливого или лишнего. Его пальцы сомкнулись на моем левом предплечье, я почти инстинктивно отдернула руку назад, что вызвало с его стороны явное неудовольствие.

— Мне казалось, ты уже поняла, что ее благополучие напрямую зависит от твоего поведения.

Я с тревогой поглядела на Аню, ухмыляющийся мне верзила уже успел приставить к ее горлу нож. В широко распахнутых серо-голубых глазах читались смятение и протест, лицо было бледным, губы слегка подрагивали, глядя на меня, она что-то беззвучно шептала, и я вдруг поняла, что она хочет мне сказать. Ей не хотелось, чтобы я соглашалась с выдвигаемыми условиями, чтобы ее использовали как средство давления на меня. Я с замиранием сердца взглянула на спокойно наблюдающего за всей этой сценой итальянца.

— Не надо!..

В моем дрожащем голосе явно слышались просительные нотки, но сейчас мне было все равно, я чувствовала, что, если немедленно что-то не предпринять, подруга совершит какую-нибудь героическую глупость. Я расслабила сведенную напряжением руку, за которую он продолжал меня удерживать, мой взгляд переместился с его лица и замер на тонкой длинной игле, усилием воли я заставила себя не двигаться.

— Я знал, что ты выберешь разумное решение, — произнес он, довольный тем, как легко ему удается обернуть ситуацию в свою пользу.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть их насмешливые лица, а через краткий миг боли ощутила, как струится по венам прохладная жидкость, как учащается пульс и усиливается овладевавшая мною паника.

— Лови момент, — посоветовал верзила со знанием дела, слегка хлопнул меня по плечу и захохотал, — когда тебе теперь еще будет так хорошо.

Я предпочла оставить его реплику без внимания и с ужасом представила, каковы могут быть последствия. Меня бросило в жар, я чуть подалась вперед и постаралась восстановить сбившееся дыхание. После того как машина тронулась с места, я безвольно откинулась на спинку сидения, очень скоро мне стало гораздо легче, краткое ощущение удушья сменилось приятной легкой расслабленностью. Окружающие меня голоса теперь звучали как-то приглушенно, я слышала их, хотя и не могла разобрать слов, и только один из них внезапно смог вызвать во мне отклик. Я подумала об Ане, попыталась приподняться, но руки и ноги будто налились свинцовой тяжестью, я как-то сразу обмякла, уже не понимая где я и что происходит вокруг, страх отступил, остался лишь блаженный покой.

***

Я приподняла голову, по всему телу тут же разлилась ноющая боль, отчего я замерла, опасаясь новых неловких движений, и немного помедлила, прежде чем осмелилась открыть глаза. Вокруг было темно, в первое мгновение я даже не смогла ничего различить и повернула голову так, чтобы можно было лучше осмотреться, к горлу неожиданно подкатила тошнота, и я вновь была вынуждена сделать паузу. В помещении все-таки был источник света, им оказалась одиноко свисающая с потолка лампочка на длинном тонком кабеле, которая не могла полностью осветить всех углов, а лишь рассеивала окружающий мрак своим тусклым теплым светом. Он отражался на полу золотистым полукругом, отбрасывая тени на все, что находилось за его пределом. В одной из стен почти под самым потолком обнаружилось небольшое зарешеченное оконце, судя по тому, что свет оттуда почти не проникал, на улице уже успело стемнеть. Немного погодя я все же попробовала сменить положение, стараясь на этот раз действовать более осторожно, несмотря на это, очередное движение снова вызвало боль, я застонала и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Когда я собралась смахнуть с лица уже заблестевшие на щеках влажные дорожки, то обнаружила, что руки у меня крепко стянуты за спиной. Страх пробежал по телу холодной волной, я не понимала ни где я, ни что произошло.

Бежать… прямо сейчас и неважно куда, я с трудом подавила этот первый возникший порыв и попыталась уловить обрывки ускользающих мыслей, что мне никак не удавалось, затуманенное сознание не спешило формировать полную картину происходящего. Зато к телу постепенно возвращались утраченные ощущения, из-за чего боль в руках и пояснице становилась все более настойчивой. Чтобы хоть немного разработать затекшие мышцы, я уперлась ногами в пол и попробовала привстать, ножка деревянного увесистого стула с протяжным скрежетом проехала по бетонному полу, я поморщилась от неприятного звука и вновь вспыхнувшей боли, но лишь закусила губу и с маниакальным упорством продолжила осуществление своей затеи. Она отняла у меня немало сил, однако после мне действительно стало легче и я смогла продолжить осмотр. Теперь я окончательно убедилась, что меня окружали одинаково серые бетонные стены, в углах которых таились густые темные тени, было совершенно очевидно, что это не что иное, как обычное подвальное помещение. Правда, находиться оно могло где угодно, а я совсем не помнила, как оказалась здесь, будто кто-то нарочно стер этот эпизод из моей памяти. Неожиданный звук лязгнувшего металлического засова заставил меня вздрогнуть. Тяжелая дверь со скрипом распахнулась, на пороге в потоке света стоял какой-то человек, некоторое время он оставался недвижим, затем вошел внутрь, и почти сразу же дверь за ним закрылась. Темнота помещения скрыла его из виду, послышались неспешные шаги и уже затем в золотистом полукруге, отбрасываемого лампой света, я смогла разглядеть вошедшего.

— Сеньорита, я уже начал беспокоится, — услышала я уже знакомый слегка насмешливый тон, — Вас так долго не было с нами.

Итальянец окинул меня изучающим взглядом. Я ничего не ответила, в голове по-прежнему был туман, в горле пересохло, лишь теперь я поняла, как мне хочется пить. Я опустила глаза, не желая показать, как жутко мне находиться с ним наедине в одном и том же пространстве.

— Я думаю, ты знаешь, о чем у нас пойдет речь, — продолжил он тем временем и не спеша подошел ближе, после чего остановился и все с той же манерной неторопливостью повернул в другую сторону.

Внезапно я вспомнила светлый салон черного Land Cruisera, бледное лицо подруги, предупреждающей о том, чтобы я не доверяла этим людям и не соглашалась на их требования. Картина вспыхнула в сознании с невероятной точностью, я медленно оторвала взгляд от пола и краем зрения принялась следить за траекторией движения моего собеседника. Казалось, он совсем этого не замечал, однако стоило мне ослабить бдительность, как он остановился за моей спиной.

— Ты уже можешь адекватно отвечать на мои вопросы, легкая затуманенность сознания скоро пройдет, — он чуть оперся на спинку моего стула и погладил меня по щеке костяшками пальцев, отчего я точно остолбенела. — Не волнуйся, это не наркотик… раствор натрия оксибутирата для внутривенного наркоза, нам ведь нужно, чтобы ты могла мыслить трезво. Ответишь на мои вопросы, сможешь получить шанс вернуться домой. Ты ведь знаешь, что мне нужно?

— У меня ничего нет, — пробормотала я, едва шевеля губами.

— Подумай хорошо, — итальянец отступил на шаг и двинулся дальше, — пока я предлагаю тебе сотрудничество.

По спине пробежали мурашки, конечно, я знала, что ему нужно, и даже почти поверила в его слова. Вот только интуиция подсказывала, что здесь все не так просто, ведь я — нежелательный свидетель, от которого лучше избавиться, дабы обезопасить себя от ненужных проблем, а чтобы получить желаемое, вполне можно обойтись простым обещанием оставить меня в живых. С другой стороны, я просто туристка, которая уже через неделю вернется к себе на родину, и, может статься, никогда более не пересечет границу этой страны. Я здесь чужая и доказать что-либо мне будет куда сложнее, к тому же мне совсем не нужны подобные неприятности, а если так, то и впрямь не проще ли меня отпустить. Впрочем, теперь ли мне об этом гадать, ведь я все равно не могла сказать, что нужная им вещь, скорее всего, уже попала в полицию и что я лично об этом позаботилась. Если об этом станет известно, меня убьют или же сначала сделают нечто похуже. Вполне возможно, что и Ане тогда придется поплатиться за это своей жизнью. Мысли о подруге заставили сердце болезненно сжаться, я не могла допустить, чтобы с ней что-то случилось, меня пугало то, что сейчас мы не вместе, что я и понятия не имею о ее дальнейшей судьбе. Однако только в моих силах было попытаться это изменить, пока я обладаю необходимыми сведениями, у меня есть небольшой шанс.

— Скажите что с моей подругой? Что Вы с ней сделали? — наконец, набралась я смелости задать тревожащий меня вопрос, я решила, что не стану сообщать ничего, пока не буду уверена в том, что Аня вне опасности, иначе говоря — блефовать и торговаться.

— Могу сказать, что она жива, — коротко ответил он, остановившись передо мной, и с любопытством взглянул мне в глаза.

Я напряженно ждала продолжения, однако его не последовало, вся эта ситуация лишь забавляла его, словно он играл со мной в какую-то неведомую игру, где я совершенно не знала правил.

— Сначала я должна знать, что Вы ее отпустите, — упрямо заявила я и в ту же секунду получила звонкую пощечину.

От изумления и неожиданности я растеряла все слова, какие только что намеревалась сказать. Когда первая волна потрясения схлынула, я молча подняла на него взгляд, на этот раз в его глазах помимо интереса я заметила и искру раздражения, от которой, впрочем, легко мог начаться настоящий пожар. Я ощутила, как от резкого выброса адреналина начинает покалывать кончики пальцев, а страх скручивается в животе тугим комком, подобно болезненным спазмам. Однако мысли в голове стали постепенно проясняться, я осознала, что он легко раскрыл мой замысел и ясно дал понять, что не позволит себя шантажировать.

— Так не пойдет, — при этих словах итальянец снисходительно покачал головой, — условия здесь ставлю я. Итак, я спрошу еще раз… советую тебе хорошенько подумать, прежде чем ответить.

Он скрестил на груди руки и выжидающе посмотрел на меня. Я с трудом пошевелила онемевшими руками, стараясь хоть немного ослабить давление врезавшейся в кожу веревки, что вызвало лишь еще большие неудобства. На какое-то мгновение я испытала искушение во всем признаться, рассказать все, о чем меня не спросят, но вовремя напомнила себе, что это только усугубит мое положение. «Надо держаться!» — приказала я себе, о том, что будет дальше и как долго мне придется это делать, я старалась не думать.

— Я скажу, если буду знать, что с ней ничего не случится, — вновь заговорила я, собравшись с духом, не хотелось искушать судьбу, но другого выхода у меня не было.

— Ты скажешь мне все в любом случае, — зловеще прошептал он, наклонившись ко мне и схватив меня за подбородок, — ведь я могу сделать так, что ты сама будешь умолять меня о смерти.

Это было чистой правдой, я поняла это, лишь взглянув в его темные, горящие недобрым блеском глаза, и замерла от ужаса не в силах пошевелиться. На лице его появилась довольная усмешка, я сознавала, что мой страх доставляет ему заметное удовольствие, но ничего не могла с собой поделать.

— Уже лучше, красавица, думаю, мы сможем договориться, — он медленно провел большим пальцем по моим губам, затем вдруг жадно и настойчиво впился в них своими.

Мой крик так и не успел сорваться, застряв где-то в горле, в ушах застучало то ли от разом хлынувшей к лицу крови, то ли от гула бешено заколотившегося сердца, я попыталась вырваться, но он лишь крепче сжал пальцы. Все внутри меня протестовало, точно это была личная битва, поражение в которой могло стоить мне жизни. Инстинкт самосохранения настойчиво твердил, что не стоит лезть на рожон, что никто от этого еще не умирал, однако его заглушал уже поднявшийся во мне дикий бунт, не приемлющий никаких компромиссов. Я не успела толком понять, что произошло, рот неожиданно наполнил металлический солоноватый привкус, итальянец, выругавшись, отстранился и дотронулся кончиками пальцев до прокушенной нижней губы. Тяжело дыша, я в немом испуге глядела на него, слишком потрясенная, чтобы осознать, что из-за своего крутого нрава я только что нажила себе врага, врага, который легко мог меня уничтожить и которому я ничего не могла противопоставить. Я видела, как его изумление быстро перешло в негодование, не сводя с меня буравящего взгляда, он стер проступившую кровь и с размаху ударил меня по лицу. Голова запрокинулась и закружилась еще сильнее, чем прежде, перед глазами вспыхнули снопы ярких искорок, смутно напомнивших праздничный фейерверк. Ножки стула коротко проскрежетали по полу, отчего мне сначала показалось, что он меня не удержит, и я непременно свалюсь.

— Любишь боль? — раздался надо мной голос, в котором отчетливо звучали яростные нотки. — Что ж, я займусь тобой как следует.

Я зажмурилась, уронив потяжелевшую голову на грудь. «Больше я этого не вынесу!» — билась в мозгу отчаянная мысль, я пыталась найти какой-то выход, подходящий ответ, что позволил бы мне отстрочить тот страшный миг, когда он решит привести свою угрозу к исполнению. Внезапно раздалась трель мобильного телефона, она показалась мне каким-то иным, потусторонним звуком из прошлой и далекой жизни. Итальянец поднял трубку и раздраженно заговорил, возникла непродолжительная пауза, после чего в его голосе послышалось какое-то напряжение, он громко выругался и, продолжая говорить, направился в сторону двери. Я расслышала его быстрые удаляющиеся шаги, и вскоре лязг металлического засова возвестил о том, что дверь за ним закрылась.

Любимая дочь своих родителей, а также ярый борец за справедливость, я привыкла отстаивать свои права и добиваться поставленных целей. Как и у других личностей с подобным характером, у меня имелось свое мнение и свои принципы, коими я руководствовалась в своей обычной повседневной жизни в соответствии с велениями совести и собственного сердца. Однако здесь такие вещи не проходили и то, что сошло бы мне с рук за пределами этих стен, в этом чужом для меня своеобразном мире могло навлечь на меня серьезную опасность. Теперь я начинала это понимать, но могла ли я что-то сделать? Я тревожилась за свою жизнь, за Аню, за то, что так и не сумела ей ничем помочь, и неустанно гадала, что сталось бы, если бы я была хоть чуточку посговорчивее. Единственным утешением для меня было то, что она оставалась жива.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова услышала лязг засова и скрип распахнувшейся двери, правда, сейчас звуки показались мне более приглушенными. Измученное потоком беспокойных мыслей сознание нерешительно маячило где-то на границе между явью и сном, я отчаянно цеплялась за последнее, но понимала, что уже неумолимо возвращаюсь к суровой действительности, где меня не могло ждать ничего хорошего. Наконец, я различила негромкие шаги, но даже не стала поднимать головы и снова крепко зажмурилась, не желая, чтобы все опять повторилось. Я так и не успела продумать, как и что буду отвечать, как мне следует держаться. Когда чья-то рука коснулась упавших на мое лицо волос, я была готова разрыдаться, слезы душили, готовые вот-вот политься из глаз, я упрямо сжала подрагивающие губы, чтобы удержать вертящиеся на языке мольбы, как бы мне не было страшно, просить я ни о чем не буду. Та же рука вдруг осторожно приподняла мое лицо, я коротко вздохнула и медленно открыла глаза. В первое мгновение мне показалось, что воображение сыграло со мной злую шутку, потому что увиденное никак не могло быть правдой. Я обескураженно глядела в синие глаза некогда спасшего меня человека, несмотря на догадки, какая-то часть моего сознания все еще противилась мысли о его связи с этими людьми, даже его появление здесь не было для меня достаточным аргументом. И тем не менее реальность была такова. Он долго смотрел на меня, я не могла сказать наверняка, о чем он думает, и как всегда не выдержала первой. Когда он увидел, как я отвожу глаза, то отступил в сторону. Мне было неловко, я подумала, что каждый раз при нашей встрече оказываюсь в какой-то нелепой ситуации. Мелькнувшее в его взгляде сожаление лишь усугубило это ощущение и вместе с тем невольно вызвало раздражение, точно моя гордость была этим задета.

— Не стоит меня жалеть, — тихо пробормотала я, так и не решаясь поднять глаза.

— Как скажешь, — тут же согласился он, — просто я не испытываю удовлетворения при виде избитой женщины.

— Зато кое-кто очень даже испытывает, — не смогла удержаться я.

— Ты слишком строптива, это заставляет людей реагировать по-разному.

— Кажется, это я уже поняла.

— Ты знаешь что от тебя хотят? — спросил он после недолгой паузы.

Я только кивнула, по-прежнему избегая смотреть в его сторону, и вдруг поймала себя на мысли, что наслаждаюсь звучанием его голоса, голос этот очаровывал, завораживал, успокаивал, отчего его хотелось слышать вновь и вновь.

— Но тем не менее решила молчать, — заключил он и, подойдя ко мне, извлек из кармана складной нож, с помощью которого принялся аккуратно подрезать веревку.

— Не совсем так, — я покачала головой, потому что не знала, как, не раскрывая всей правды, объяснить, что другого выхода у меня не было.

Тут я почувствовала, что руки у меня свободны и все мысли мигом выветрились из головы, так как боль в затекших мышцах заставила меня поморщиться и стиснуть зубы. Я подумала, что, пока есть возможность, неплохо было бы размять ноги и поясницу и поспешила встать, что оказалось ошибкой. С тихим стоном я осела на пол, едва не растянувшись на нем плашмя, боль пульсировала в каждой клеточке тела, я беззвучно чертыхалась сквозь выступившие слезы, проклиная часы вынужденного почти неподвижного сидения и наполнявшую тело слабость. Вид у меня, должно быть, был невероятно жалким, оттого я была благодарна своему спасителю за отсутствие вопросов о моем самочувствии. Он не торопил меня с расспросами, лишь молча наблюдал, затем опустился рядом, вынул из поясной сумки небольшую фляжку, отвинтил с нее крышку и протянул мне. Я безо всяких вопросов с жадностью прильнула к открытому горлышку.

— Нет-нет, — тут же остановил он меня, — тебе следует пить маленькими глотками

Я снова кивнула и постаралась следовать его совету, когда живительная влага была выпита до дна, я вернула пустую фляжку назад и, встретившись с пронзительным взглядом его синих глаз, испытала настоящую признательность.

— Спасибо…

— Почему ты не уехала, как я тебе говорил? — вдруг поинтересовался он.

Вопрос был логичным и очень простым, однако я все равно ощутила неловкость за то, что всерьез не отнеслась к его предупреждению. Если бы я прислушалась к его словам, то ничего бы не случилось, я не сидела бы в темном подвале, ожидая, когда кто-то из членов мафиозного клана решит мою участь, и не подвергла бы подругу детства опасности. Но вместо этого я нажила себе множество проблем, в которые невольно втянула и Аню. Муки совести в очередной раз заставили задуматься о недавних событиях, и стыд стал обжигать меня пуще раскаленных углей, как только я осознала, что двигало нами обеими в момент принятия решения. Мы вырвались из-под родительской опеки и жаждали свободы и развлечений, пусть и в рамках дозволенного, хотели доказать, что уже достаточно взрослые и способны отвечать за свои поступки. Желание это оказалось столь сильно, что обе мы пренебрегли собственной безопасностью и здравым смыслом. Мне думалось, что для сидящего рядом со мной мужчины, уже давно вышедшим из моего возраста, все это, должно быть, казалось очевидным. Я провела тыльной стороной ладони по все еще влажным от слез щекам и слегка вздрогнула, едва рука коснулась образовавшейся от удара припухлости, что только усилило мое смущение.

— Мы должны были уехать сегодня, — я обвила колени руками и опустила взгляд на свои переплетенные пальцы, — никто не предполагал, что все обернется так.

— Вам следовало сделать это раньше, — тон его был спокойным, почти бесстрастным. — Ты знала человека, который передал тебе информацию?

— Нет, я видела его впервые в жизни.

Воображение уже воскрешало в памяти лицо молодого парня, пытающегося укрыться от своих преследователей, он хотел лишь переждать опасность, в тот момент он и не думал, что с кем-то столкнется, действовал по наитию. Позже я поняла, что этот вопрос был задан неслучайно, ведь ответ на него мог дать сразу несколько разгадок. Но тогда я не думала об этом, просто говорила, говорила, потому что не могла иначе, словно мне требовался кто-то, кто смог бы меня выслушать.

— Он наткнулся на меня случайно и чуть не сбил с ног… Это мог быть любой другой человек, но на его пути оказалась я, — я крепче обхватила колени, точно вновь и вновь сожалела об этом обстоятельстве. — Когда я заметила, что он ранен, то хотела позвать помощь, но он протянул мне этот чертов ежедневник, просто опустил в мою сумку и попросил обратиться в полицию. Я понятия не имела, что в нем такого, для чего мне идти в полицию, не успела ничего понять, потому что через мгновение была вынуждена спасать уже собственную жизнь. Мне пришлось скрыться в туалетной кабинке, я слышала весь разговор и ничего не могла сделать, мне хотелось только одного — чтобы все это поскорее закончилось, чтобы они перестали его бить, чтобы…

Я запустила дрожащие пальцы в волосы и уткнулась лицом в колени, все тело было напряжено, словно сейчас я наяву переживала те же события, мне пришлось сделать глубокий вздох, чтобы успокоиться.

— Где теперь эти записи? — голос мужчины звучал все также ровно.

— Я передала их в полицию через курьера, — ответила я и подняла на него усталый взгляд.

Пока мы смотрели друг другу в глаза, я гадала над тем, кто же был инициатором этого диалога, вынудил ли он меня заговорить, ловко и незаметно направляя ход беседы в нужное русло, или это я сама решила вдруг ему открыться. Я, конечно, допускала мысль, что он появился здесь не случайно, а чтобы выполнить вполне конкретную миссию — добиться от меня необходимых сведений. Хотя, памятуя наш разговор с итальянцем, разобраться со мной лично теперь было для него делом чести, и он бы не упустил возможность продолжить допрос. Однако сейчас мне было все равно, я чувствовала себя измученной и опустошенной, впрочем, последнее приносило нечто сродни облегчения, точно я только что покаялась в содеянных грехах.

— Назови мне участок, — попросил он, — какой у него адрес?

Я задумалась, вспоминая, что указала в строке получателя.

— Avenida Leonardo Ruíz Pineda, — произнесла я через мгновение и добавила: — если бы я знала, то вернула бы эту вещицу сразу, еще в тот вечер, просто передала бы Вам. Но тогда я не придала ей какого-то значения, я вспомнила об этом только через сутки.

Внезапно я подумала, не ошиблась ли, рассказав всю правду, особенно ту ее часть, что сначала решила держать при себе, но тут же отмела эту мысль — сделанного не воротишь. Не то что бы я ждала, что он окажет мне какое-то содействие, однако уже тот факт, что я обратилась в полицию, не мог оказаться незамеченным и грозил мне серьезными неприятностями. Незнакомец коротко вздохнул и устало провел рукой по волосам.

— Встать можешь?

Вопрос прозвучал неожиданно, я растерянно пожала плечами, тогда он поднялся и помог встать мне.

— Пожалуйста, я только хочу, чтобы мою подругу отпустили, — поторопилась я донести свою единственную просьбу, понимая, что моя аудиенция подходит к концу.

— Ты ведь понимаешь, что я не могу тебе ничего обещать, — он подвел меня к одиноко стоящему стулу и опустил ладонь на плечо, давая понять, что я должна сесть.

Я хотела было возразить, но поняла, что абсолютно не знаю что сказать, как убедить его, что Аня вообще непричастна ко всей этой истории и знает ее только с моих слов. У меня больше не осталось ни сил, ни вразумительных доводов. Он подобрал с пола веревку и мягко завел мои руки за спину, я слегка вздрогнула, однако не решилась сопротивляться.

— На случай, если кто-то войдет, — пояснил он и, заметив мое беспокойство, прибавил: — не бойся, это только для видимости. Я сделаю так, что ты сама сможешь освободиться в случае необходимости.

— Хотите сохранить инкогнито? — по моему лицу скользнула ироничная усмешка. — Значит, у меня снова будут гости?

Прозвучавший в моем голосе сарказм все равно не смог скрыть моего ужаса при одной только мысли, что мне снова придется кому-то повторять свой рассказ и что на сей раз слушатель его может оказаться не столь тактичным и терпеливым. Незнакомец покончил с хитроумными узлами и вложил один конец веревки мне в ладони, чтобы, потянув за него, я смогла ослабить свои путы и выбраться из них, затем встал напротив и посмотрел мне глаза.

— Я надеюсь, что нет, — произнес он со своей обычной сдержанностью. — Что касается нашего разговора, то я передам недостающие сведения. А сейчас я должен идти.

Я смотрела на него в надежде понять его намерения, ход мыслей, то, как он собирается поступить, но не смогла разглядеть больше, чем мне было положено, этот человек, в отличие от меня, слишком хорошо умел контролировать свои эмоции. Сердце у меня сжалось, теперь я боялась остаться одна, боялась неизвестности, таящей в себе множество опасностей. Он развернулся и направился к двери.

— Постойте!.. — не выдержала я. — Я ведь даже не знаю Вашего имени…

Может быть, это было глупо, но мне почему-то важно было это знать.

— Кристиан… — он остановился и обернулся, — Кристиан Каррерас.

Я хотела было сказать что-то еще, однако так и не решилась, и он вышел, затворив за собой дверь. Некоторое время я тревожно поглядывала на нее в опасении, что она вот-вот распахнется, и я вновь увижу разъяренное лицо итальянца, пришедшего поквитаться со мной за нанесенные оскорбления. Затем обдумывала наш разговор и так погрузилась в свои размышления, что, наконец, перестала ждать какого-то подвоха и, вообще, замечать окружающее пространство. Не хотелось думать, что это конец, что ничего хорошего в нашей с Аней жизни уже не произойдет, что мы просто сгинем здесь в безвестности. Мне было тревожно за нее, крутящиеся в голове вопросы не давали покоя и сводили с ума. Где ее держат, каково ее самочувствие, как с ней обращаются? Если бы я только знала, что ее отпустят, какова бы ни была моя судьба, это стало бы для меня хоть каким-то утешением. Конечно, я очень боялась и за свою жизнь, особенно пугало то, что эти люди могут сделать со мной перед смертью, да и просто погибнуть от рук бандитов и убийц в столь юном возрасте в мои планы не входило.

Я освободила руки и нетвердой походкой направилась исследовать свою темницу, сидеть и ждать, чем все закончится, я вовсе не собиралась. Света не хватало, почти все время мне приходилось двигаться с вытянутыми вперед руками и ощупывать стены в поисках какой-то зацепки. Я и сама не знала, что именно ищу, но бездействие только усиливало страх. Минут через десять, если, конечно, я еще могла верно судить о времени, мои бесплотные поиски закончились полным провалом. С моей стороны на двери не было ни замка, ни даже ручек, лишь почти гладкое дверное полотно, стены оказались точно такими же, да и в самом помещении не нашлось ничего, что могло бы мне пригодиться, вообще ничего. Я беспокойно заметалась, вновь оглядываясь вокруг. Когда на глаза мне попалось маленькое зарешеченное оконце, я тут же бросилась к нему, затем схватила стул и подвинула его к стене. Взобравшись на него, я потянула решетку на себя, но тщетно, та оказалась довольно прочной, тогда я дернула ее изо всех сил, результат оказался тем же. Оконце в стене все равно находилось довольно высоко, чтобы можно было выбраться через него без посторонней помощи, однако упрямство заставляло меня тянуть проклятую решетку снова и снова, пока, наконец, меня не охватило отчаянье. Ощущать полную беспомощность было ужасно, я спустилась со стула, прислонилась к стене, еще раз окинула взглядом подвал и безвольно соскользнула на пол. Пальцы рук ныли от бессмысленной борьбы с прочным металлом, я закрыла глаза, ощущая усталость и слабость, и подумала о родителях, о том, что не рассказала им правду, заставив поверить в то, что у меня все хорошо. Теперь они даже не будут меня искать, а к тому времени, когда все станет ясно, меня уже не будет в живых, они так и не узнают, что случилось с их дочерью.

Мне показалось, что кто-то потряс меня за плечо, я попыталась открыть глаза, но ничего не получалось, темная пелена сна спадала слишком медленно. Я даже слышала чей-то голос, хотя никак не могла разобрать слов. Это было похоже на подъем после долгого погружения, поднимаясь к поверхности, ты уже различаешь свет и начинаешь слышать отдаленные голоса людей, но пока еще не понимаешь смысла слов.

— Я больше ничего не знаю, — пробормотала я в слабой попытке отстраниться, как будто так можно было вернуться назад, в мир без мыслей и ощущений, откуда меня так внезапно решили вырвать.

— Может быть, — согласился голос рядом, — но сейчас мне нужно, чтобы ты пришла в себя, вставай, нам нужно идти.

Тело было ватным, я все еще не понимала, что происходит, мне казалось, что я даже не в состоянии сдвинуться с места, не то что бы встать и пойти. Держащие меня руки вдруг потянули меня куда-то вверх, и я тут же запротестовала:

— Пожалуйста… я не хочу…

На мгновение я ощутила себя безвольным манекеном, которого собираются переместить на другое место, больше я не пыталась удержаться за безмятежную темноту, дававшую мне мнимый покой и столь же мнимое ощущение безопасности. Я была почти уверена, что за мной пришли по приказу итальянца, что теперь мне уготована какая-то неприглядная участь. Вдруг я расслышала свое имя, наконец, сумела поднять отяжелевшие веки и уже во второй раз за сегодня увидела перед собой человека, чье имя смогла узнать лишь совсем недавно.

— Успокойся… — шептал он, — это только сон.

Его руки все еще держали мои плечи, я сидела на коленях прерывисто дыша и старалась понять, что именно из всего этого было игрой моего подсознания, сон ли это или же спутанная реальность, в которой воплощено и то и другое.

— Кристиан… — выдохнула я и недоуменно огляделась по сторонам, — почему Вы здесь?

— Нет времени объяснять, идем, — он поднял меня ноги, однако не отстранился, чтобы при необходимости я могла на него опереться.

— Вы знаете мое имя? — запоздало заметила я.

— Не только это, — отмахнулся он, голос его звучал серьезно и напряженно. — Послушай, если хочешь спасти свою жизнь, ты должна делать то, что я говорю. Сейчас мы отсюда уходим.

— Но куда?.. — начала было я, но пронзительный взгляд его синих глаз заставил меня замолчать.

— Я же сказал, сейчас никаких вопросов.

Все еще ничего не понимая, я проследовала за ним в узкий хорошо освещенный коридор, открывшийся сразу за стальной дверью. После темноты подвала яркий свет тут же ослепил меня, я прищурилась, поставив ладонь козырьком, и растерянно заозиралась по сторонам, Кристиан молча взял под руку и потянул за собой. После небольшого поворота перед тем, как мы начали подниматься вверх по небольшой лестнице длиною в пол лестничного пролета, он чуть оттолкнул меня назад, к себе за спину. Теперь я следовала за ним, старалась держать его темп и необходимую дистанцию, для чего приходилось сосредотачивать буквально все свое внимание. Тело откликалось на мои усилия не слишком охотно, тяжелый сон, в который я провалилась, явно не пошел мне на пользу. В конце пролета нас ожидала еще одна дверь, едва Кристиан отпер ее, в лицо ударил свежий ночной воздух и аромат каких-то цветов, стемнело, судя по всему, уже давно, но вся территория хорошо освещалась разнообразными настенными светильниками и уличными фонарями. Я юркнула в дверной проем вслед за ним и вновь огляделась. Очень скоро я поняла, что мы вышли через неприметную дверь боковой стены какого-то большого коттеджа, мне удалось насчитать два этажа, вдобавок ко всему здание имело надстройку в виде высоких башенок, рассмотреть которые с моей позиции никак не получалось. Под ногами был идеально ровный зеленый газон, вокруг росли декоративные пальмы и деревья, белые, розовые и желтые орхидеи в больших кадках, расставленных у бассейна перед центральным входом. Парадную дверь окружали белоснежные колонны, держащие на себе просторную открытую веранду второго этажа, подняться на нее можно было, даже не входя в дом, по лестницам с резными перилами, которые находились по правую и левую стороны. И это только то, что я смогла увидеть, вся территория была просто огромна и окружалась высоким забором из светлого камня. Честно говоря, я совсем не ожидала увидеть нечто подобное, хотя если подумать, то все довольно очевидно. Люди, столь дерзко похитившие нас посреди белого дня, далеко не простые ребята, особенно учитывая то, чем они занимаются, и бизнес у них наверняка весьма прибыльный. Однако обычным туристам никогда не придет в голову ожидать подвоха от состоятельных людей, казалось бы, вероятность того, что наши пути когда-нибудь пересекутся, сводится к нулю. И уж, конечно, гораздо привычнее опасаться мелких бандитов и хулиганов из бедных районов, ведь им-то как раз и может что-нибудь от тебя понадобиться.

Кристиан сделал знак оставаться на месте, приблизился к углу здания, от которого нас отделяло всего несколько шагов, окинул взглядом пространство перед парадным крыльцом и задумчиво взглянул на меня. Я подняла на него вопросительный взгляд и только теперь ясно осознала, что он намерен помочь мне бежать, сердце беспокойно застучало в груди.

— Мы что уходим? — прошептала я после того, как он вернулся ко мне. — Но как же…

Мне не удалось сдержать волнения, отчего последние слова прозвучали уже гораздо громче, однако договорить я так и не успела, его ладонь плотно накрыла мои губы, и я оказалась тесно прижата к его груди. Он ничего мне не ответил, а только снова оглядел территорию перед домом.

— Черт бы тебя побрал, Гектор! — тихо выругался он, когда вдалеке показался бредущий нетвердой походкой охранник. — Надо было уложить тебя насовсем.

Мужчина остановился, приложил руку к затылку, после чего отдернул и недоверчиво покосился на окрасившиеся кровью пальцы, он явно ругался, хотя его негромкое бурчание почти нельзя было расслышать. Через мгновение он уже брел дальше, все также покачиваясь и пытаясь оживить неработающую рацию. Я глядела на него во все глаза, потому что направлялся он в нашу сторону, хотя пока и не мог нас видеть. Кристиан потянул меня вдоль стены в противоположную сторону, все также удерживая, поначалу во мне шевельнулось было возмущение, при необходимости я в состоянии вести себя очень тихо, однако сейчас я совершенно позабыла о связанных с моим положением неудобствах. Сердце уже начало отмерять тревожный ритм, я опасалась, что нас могут заметить и лихорадочно размышляла о возможных путях отступления.

— Ты делаешь то, что я тебе говорю, и не задаешь никаких вопросов, — произнес он, наклонившись к моему уху.

Только его близость и звучащий в голосе решительный тон не позволяли страху окончательно завладеть мной. Я неуверенно кивнула, только тогда он медленно опустил ладонь, будто все-таки опасался, что я немедленно подниму крик или продолжу свои расспросы. Кристиан отстранился и развернул меня лицом к себе, мой встревоженный взгляд замер на его поясной кобуре, лишь теперь я заметила, что он был вооружен.

— Сейчас этого делать нельзя, — сообщил он точно в ответ на мой молчаливый вопрос, — шум выстрелов привлечет и других.

Я все поняла, но ничего говорить не стала, и он торопливо потянул меня за собой. Мы удалились от стены коттеджа, прошли между невысоких цветущих деревьев и уперлись в высокое ограждение из светлого камня.

— Когда переберешься на ту сторону, жди меня и никуда не уходи.

Я недоверчиво оглядела двухметровый каменный забор с укрепленной на стойках скрученной спиралью колючей проволокой и в замешательстве посмотрела на своего спутника. Робкая надежда на то, что он всего лишь решил надо мной подшутить, угасла, как только он подвел меня ближе.

— Мы не успеем добраться до задних ворот, скоро они снова подключат систему безопасности, это самый кратчайший путь, — быстро проговорил он. — Не беспокойся, сейчас здесь все обесточено.

Я мельком взглянула на свою непредназначенную для подобного трюка обувь, подумала, что неплохо было бы разуться, однако на возню с босоножками тоже требовалось какое-то время, и молча перевела взгляд на внимательно глядящие на меня синие глаза.

— Ладно, — нервно выдохнула я и принялась рассматривать наиболее выступающие из кладки камни.

Он крепко обхватил меня за талию, легко поднял так, что я смогла без труда дотянуться до края, и страховал меня, пока я не заняла уверенное положение. Ухватившись обеими руками, я сразу попыталась встать на примеченные мною ранее места и довольно ловко принялась карабкаться вверх. В детстве мне частенько доводилось лазать по заборам и крышам и теперь я не без удовольствия отметила, что навыки, в общем-то, остались. Движимая только одной мыслью — успеть перебраться на противоположную сторону, я быстро достигла верха ограды, но столь же быстро столкнулась с новой проблемой. Укрепленная на стойках проволока, которая в другое время находилась под напряжением, занимала в высоту добрых полметра, что значительно усложняло мой спуск на землю. Я с ужасом представила, как перебрасываю через нее ногу и, не найдя нужной опоры, лечу прямиком на торчащие во все стороны шипы. Несколько мгновений я боролась с необходимостью сделать то, что только что во всех красках представляла в своем воображении, затем набрала в грудь побольше воздуха и все-таки решилась. Я уперлась руками в край ограды и перекинула одну ногу, тут она заскользила по шероховатой каменной поверхности совсем как в моем воображаемом кошмаре. Руки заныли, я зажмурилась, пытаясь нащупать хоть какой-нибудь выступ, после многократных неудачных попыток мне все же это удалось, тогда я осторожно перенесла вес тела на уже постановленную ногу и ухватилась за край ограждения с другой стороны, предварительно расцарапав руки в нескольких местах. К счастью, оставалось уже совсем немного, я перекинула вторую ногу, тут же отыскивая для нее опору, но внезапно поняла, что мой рукав зацепился за шипы проволоки. «Что б тебя!» — прошипела я сквозь стиснутые зубы и постаралась высвободить руку. Ничего не получалось, я чувствовала, что левая нога уже затекла и начинает соскальзывать, поэтому с остервенением дернула руку в сторону. Послышался тихий треск ткани, нога съехала с уступа, я тихо ахнула, на миг задержав падение пальцами одной из рук, и полетела вниз, на тротуар.

Приземление вышло не особенно мягким, потому что обувь на каблуках, пусть даже и не высоких, абсолютно для этого не предназначена, едва мои ноги коснулись асфальта, как я неуклюже плюхнулась на пятую точку и принялась с изумлением оглядываться вокруг. Кругом возвышались разнообразные по величине и вычурности строения виллы, окруженные подобными ограждениями, пешеходных дорожек как таковых, кроме почти единственного узкого тротуара, сидя на котором я по-прежнему продолжала пребывать в растерянности, не было, только дороги для автомобилей. По всей видимости, я оказалась в каком-то богатом районе города, жители которого проживают в таких вот просторных домах и пешком не ходят. Все они дорожат своей уединенной частной жизнью и рьяно стерегут ее от посторонних глаз, а потому предпочитают обитать среди себе подобных. Оно и понятно, ведь многие из них наверняка бизнесмены, политики и банкиры, словом, фигуры публичные, часто бывающие на виду. Что ж, похоже, мне удалось увидеть Каракас во всех его ипостасях, оставалось только в очередной раз поразиться такой необычайной многогранности: убогая нищета и блистательная роскошь, в общем, жизнь на любой вкус. Я осторожно поднялась, закатала до локтей рукава джемпера, один из которых успела порвать о злосчастную проволоку и, не переставая осматриваться, медленно двинулась вдоль каменной ограды. Внезапно за спиной почудилось какое-то движение, после чего послышались негромкие шаги, я вздрогнула и резко обернулась, однако в приближающемся ко мне мужчине сразу узнала Кристиана и вместе со вздохом облегчения расслабила сведенные напряжением мышцы.

— Все в порядке? — спросил он, беря меня под руку.

— Да, — я кивнула.

— Тогда идем.

Он снова не стал вдаваться ни в какие объяснения, быстро зашагал вперед и потянул меня за собой, так что мне пришлось семенить рядом. Я все еще была слишком ошеломленной, чтобы о чем-то его спрашивать, опомнилась я только когда мы подошли к стоящему поблизости мотоциклу. Это оказалась мощная спортивная модель марки BMW, при других обстоятельствах это привело бы меня в полный восторг, но сейчас мои мысли занимало совершенно иное.

— Постой, — я повернулась к нему, — а как же Аня? Я не уйду без нее.

Я подняла на него молящий взгляд, в котором в тоже время была решимость, он не отвел глаз и вопреки моим опасениям не выказал раздражения и не попытался нетерпеливо оборвать разговор. Просто смотрел так, будто знал каждую мою мысль, каждый оттенок чувств и разделял вместе со мной вину и теснившую душу боль.

— Я не успел бы сейчас добраться до восточного крыла, — наконец, заговорил он и уточнил, когда уловил скользнувшее в моем взгляде непонимание: — вас ведь сразу намеренно разделили.

Я опустила глаза и покачала головой, едва сдерживая подступающие слезы, затем вновь упрямо вскинула голову.

— Что я должна сделать?

В моих словах слышался вызов, но голос уже дрожал, а по щекам уже катились слезы. Кристиан обхватил мои плечи, точно желал подбодрить старого друга.

— Просто довериться мне, ты ничем ей не поможешь, если останешься здесь. Запомни, что это не конец.

Я прижала ладонь к губам и отвернулась, ясно сознавая, что больше не владею собой, отчаянье и безысходность все это время собиравшиеся темными грозовыми тучами настигли меня внезапно, подобно пронесшемуся над городом урагану. Тело сотрясали беззвучные рыдания, изредка перемежаемые тихими всхлипываниями, и я была не в силах остановить это. Мои слезы были выброшенным белым флагом, извещающим о безнадежной капитуляции, он понимал это и просто позволил мне быть слабой, такой, какой я сейчас, в сущности, и была, он усадил меня позади себя, предварительно надев на меня шлем. Понукаемая его мягкой настойчивостью, я совершала все действия почти машинально, не задумываясь о значимости происходящего, как не задумывается о том маленький ребенок, которого усаживают в коляску взрослые во время прогулки.

— Держись крепче, — сказал он и, взяв мои руки, положил их себе на талию.

Я молча кивнула, послушно обвила его руками и прижалась теснее. Раздался рев мотора, и мы помчались стрелой по ровному полотну дорог, поначалу почти пустых и свободных, а затем и лавируя среди множества машин. Слезы застилали мне глаза, отчего дорога представала бесконечным мельканием сменяющих друг друга картин ночного города, лишь иногда внимание выхватывало из этого калейдоскопа что-то конкретное. И все же захватывающая дух скорость, та легкость и быстрота, с которой мы маневрировали среди городских джунглей, поразила, притупила на время отчаянье. Вскоре мы свернули к одному из домов, выходившему главным фасадом на находящуюся рядом магистраль. Небольшой и уютный он имел всего два этажа и совсем не походил на увиденные мною ранее огромные виллы и коттеджи. Кристиан сразу отогнал мотоцикл в стоящий рядом гараж и обернулся ко мне, я стянула с себя шлем, затем встала и осторожно пристроила его на руле.

— Извини, я… — пробормотала было я, но обнаружила, что не знаю, как объяснить свое недавнее поведение, хотя, в общем-то, даже и не знала, стоит ли мне извиняться.

Я не сделала ничего дурного, за исключением того, что так скоро сдалась и позволила себя увести. Должна ли я была настоять на своем? Хотя, какой у меня был выбор, что я могла противопоставить всем этим людям? Так и не найдя слов, я вздохнула и провела рукой по волосам, откидывая со лба разметавшиеся пряди, я устала от раздирающих меня противоречий и злилась на себя из-за своего бессилия. Одно я знала точно — как бы там ни было, на душе у меня было ужасно скверно.

— Тебе не за что извиняться, — ответил он и кивнул в сторону гаражных ворот. — Идем, это дом одного моего друга, сейчас он в отъезде, но я уверен, он не будет на меня в обиде.

Несколькими минутами позже он набирал какой-то код у входной двери и некоторое время возился с замком. Все это время я сидела на крыльце, подперев отяжелевшую от мрачных мыслей голову двумя руками и полностью погрузившись в свои переживания. Потом Кристиан провел меня на кухню и усадил за стол, свет включать он не стал, как и раздвигать шторы, а ограничился лишь довольно яркой мебельной подсветкой, пояснив, что со стороны дом должен казаться как можно менее обитаемым. На мой взгляд, это было логично, ведь горящий в окнах яркий верхний свет при таком расположении дома виден за версту. Я молча огляделась, небольшая кухня в ярких оранжевых тонах выглядела очень современно: довольно вместительный холодильник, красивая барная стойка, небольшой мини-бар, чуть поодаль обеденный стол, окруженный четырьмя стульями с мягкой обивкой, плазменный телевизор на стене. Пока я привыкала к новой для меня обстановке, Кристиан выудил из мини-бара початую бутылку с темной жидкостью, так напоминающей виски, плеснул в маленькую хрустальную рюмку на тонкой ножке и протянул мне. Я недоверчиво покосилась на ароматный напиток.

— Пей, станет легче, — сообщил он и сам отхлебнул немного прямо из бутылки, после чего вернул ее назад.

Не знаю, что на меня больше повлияло: его убедительный тон или обещание того, что мне непременно станет лучше, но я все-таки взяла рюмку и разом опрокинула в себя ее содержимое, жидкость обожгла горло, разлившись внутри приятным теплом. Это был ром, очень хороший, истинный ценитель по-настоящему смог бы его оценить, однако я не была таковым и потому закашлялась, смахивая выступившие слезы.

— Не пью крепких напитков, — поспешно пояснила я.

— Понимаю, — кивнул он с серьезным видом, — но у меня нет цели тебя напоить, а такое количество тебе точно не повредит.

Кристиан подошел к столу и устроился напротив меня.

— Послушай, у меня не было никакого плана и времени, чтобы его подготовить тоже, я едва успел вывести тебя оттуда, — заговорил он, и я подняла на него настороженный взгляд.

— Дон Мигель распорядился оставить вас в живых, во всяком случае, до своего возвращения, сейчас он в штатах и, я полагаю, скоро вернется. Антонио — его правая рука, был в настоящем бешенстве, узнав, что информация уже просочилась, он просто жаждал поквитаться с тобой.

Я сразу поняла, кого именно он имел ввиду, невольно вздрогнула и сцепила лежащие на коленях руки в замок, я все еще хорошо помнила прожигающий яростный взгляд темных глаз и горячий нрав этого человека.

— Антонио… — тихо проговорила я, как будто кто-то мог нас услышать, — ты говоришь об итальянце?..

Я собиралась добавить что-то еще, но тут же умолкла, прочие уточнения показались мне излишними, как и упоминание о том, что я с первой встречи сумела настроить его против себя и что теперь он всерьез точит на меня зуб.

— Да, Антонио Мональди, я говорю о нем. Пока он не может тебя убить, но может сделать многое другое, о чем не говориться, то не запрещается. Тебе просто повезло, что ему позвонили во время разговора с тобой, этот звонок помог выиграть время. Я не зря уточнял адрес, у дона Мигеля в полиции есть свои люди, один из них предупредил его, однако я узнал об этом гораздо позже, когда он уже уехал, чтобы решить этот вопрос. Он должен был вскоре вернуться, поэтому у нас оставалось так мало времени.

Что ж, теперь я знаю имя своего врага. Я поглядела на свои сцепленные пальцы, желая унять начинавшуюся дрожь, и не выдать отразившегося на моем лице страха, теперь мне была ясна причина такой спешки, а также и еще кое-что, о чем я старалась не думать, но никак не могла.

— Значит, он вернется, и когда не обнаружит меня, то решит отыграться на Ане, — высказала я вслух свои подозрения, хотя губы упорно отказывались даже произносить подобное.

Кристиан ничего не ответил, но я знала, что он считает также, и его молчание красноречиво это подтверждало.

— Сколько у нас есть времени, чтобы попытаться ее спасти? — я взглянула ему в глаза с затаенной надеждой, страшась услышать ответ.

Я сказала «у нас», однако не была уверена, что и здесь он станет мне помогать, в конце концов, он уже спас мне жизнь и спас не единожды. Могу ли я просить о большем, есть ли у меня такое право?

— Возможно сутки, во всяком случае, не больше двух дней, — ответил он, не питая на этот счет никаких иллюзий.

Я закрыла лицо сплетенными пальцами, еще никогда в жизни я не находилась в такой безвыходной ситуации.

— Господи, как они нашли нас? — простонала я, задыхаясь от душивших меня слез.

— В твоем телефоне масса информации, — коротко пояснил Кристиан.

Я вспомнила, что обронила его в тот вечер и что он так и остался лежать на дороге, потому что тогда мне было совсем не до того, потеря мобильного в сравнении с жизнью казалась мне сущей безделицей. А ведь там полно наших с Аней фотографий, включая и те, что были сделаны на фоне отеля, как и другой подобной личной информации.

— Это я во всем виновата, — прошептала я и почувствовала, как на меня вновь надвигается безысходность, грозящая перерасти в настоящую бурю, подобную той, что настигла меня перед недавней поездкой.

Мне захотелось остаться одной, чтобы никто не смог увидеть, насколько мне сейчас тяжело, насколько я не способна контролировать себя. Я всегда считала, что слезы не предназначены для посторонних глаз, ведь человек способен на подобное проявление чувств, лишь когда по-настоящему страдает, а это всегда связано с какими-то личными переживаниями, с чем-то, что лучше оставить при себе. Я метнулась из-за стола, готовая броситься вон, хотя сама еще не знала, что намерена делать. Но тут Кристиан внезапно преградил мне путь, я очутилась в крепком кольце его рук и машинально попыталась высвободиться. Должно быть, он посчитал, что в таком состоянии я вполне могу причинить себе какой-то вред, сотворить какую-нибудь глупость, за что его совсем нельзя было винить, однако мне, подобно раненому зверю, всего лишь хотелось забиться в любое укромное место, где бы можно было скрыться и зализать полученные раны. Едва я осознала это, как тут же оставила сопротивление.

— Самобичевание еще никогда никому не помогало, — произнес он и опустил ладони на мои плечи. — Я сделаю что смогу.

Я все еще прятала глаза и только кивнула, не осмеливаясь до конца поверить в услышанное или произнести слова благодарности.

— Мне хотелось бы умыться… могу я воспользоваться ванной? — нашла я, наконец, хороший предлог, чтобы немного побыть в одиночестве и привести мысли в порядок.

Кристиан отвел меня в ванную и отыскал для меня чистое полотенце. Как только он вышел, прикрыв за собой дверь, я позволила пасть последним рубежам, отделяющим меня от пропасти сомнений и страха. Я так и не смогла двинуться с места, едва держась на ногах, я прислонилась к двери, закрыла глаза и стояла так, пока вся сжимавшая сердце боль не выплеснулась наружу потоком безудержных слез и пока на смену бури не пришла равнодушная усталость. Я окончательно потеряла счет времени, словно затерялась в существующем только для меня пространстве, меня никто не беспокоил, но вскоре я осознала, что не могу простоять тут весь вечер, отчуждение не решит моих проблем и не подскажет выход. В конце концов, я заставила себя встретить реальность такой, какая она есть, и окинула взглядом свое новое прибежище.

Меня окружали теплые золотисто-бежевые тона, на полу и стенах встречался античный орнамент, изображающий цветы лотоса. На полках располагалось множество всевозможных ванных принадлежностей: разноцветное мыло в виде морских звезд и ракушек, соль, пена и гели для душа. Я шагнула к раковине и, открыв кран, подставила ладони под струю холодной воды, которую затем несколько раз плеснула себе в лицо. Внутри царило настоящее смятение, страх, стыд, растерянность, отчаянье, благодарность за спасение — все это смешалось в один бесконечный круговорот мыслей и чувств, в которых просто невозможно было разобраться. Но было и что-то еще, какое-то новое чувство, которое я пока не могла выразить словами. Оно заставляло трепетать, заставляло сердце биться быстрее или вовсе могло заставить его замереть, то едва уловимое, то невероятно сильное, оно не покидало меня с того злополучного вечера, пробиваясь через бурю других разнообразных эмоций и чувств, будто пытаясь до меня достучаться. Я вгляделась в свое отражение в зеркале, там я увидела бледное изможденное лицо с испуганными заплаканными глазами. Что же со мной происходит, что со мной не так? Я почувствовала, что пальцы у меня занемели, выключила воду и поглядела на испещренную мелкими царапинами кожу рук. В голове вдруг в один миг пронеслось все, что успело случиться со мной за сегодняшний день, теперь меня не покидало ощущение, что меня точно изваляли в грязи, пошатнули устоявшиеся каноны, буквально перевернули мировоззрение. Мне захотелось как-то противостоять этому, очистить, если не свой внутренний мир, то хотя бы его внешнее проявление. Я сбросила с себя одежду и, не обращая внимания на боль, принялась усердно натирать себя кусочком какого-то ароматного мыла, стараясь ни о чем больше не думать.

Закончив приводить себя в порядок, я оделась и, только когда почувствовала, что окончательно успокоилась, покинула пределы ванной комнаты. Тянущийся за мной тонкий шлейф душистого мыла, состоящий из ненавязчивого аромата розы и сандала, ощущался в воздухе, пока я шла на кухню через гостиную. Я мельком оглядела комнату, она была довольно просторной, здесь повсюду преобладали светлые тона: вместительный диван молочного цвета, пушистый ковер на полу в том же тоне, небольшой столик из темного дерева, пара картин, висящий на стене телевизор, на этот раз гораздо больше, чем на кухне, и настоящий камин. Пламя в нем сейчас не горело, только лежала небольшая горстка уже истлевших углей, но желание посидеть рядом все равно возникло. На кухне к этому времени уже витал аромат кофе, я заметила на столе несколько блюд и без труда определила пару тарелок карне-эсмечада*_, лепешки тамале и несколько кусочков куэсильо*.

* Карне-эсмечада — мясо со специями и овощами.

* Куэсильо — пирог с фруктами.

— Садись, тебе нужно поесть, — произнес Кристиан, едва заметил мое появление.

Я повесила джемпер на спинку стула и села за стол, только сейчас, глядя на расставленные блюда, я вспомнила, что уже давно ничего не ела.

— Все, что нашлось у старины Карлоса, — добавил он, разливая кофе по чашкам, — если б не мы, все бы испортилось.

Я попыталась улыбнуться, однако у меня ничего не вышло, затем приняла предложенную мне чашку, сделала маленький глоток и впервые за целый вечер ощутила себя человеком, а не заключенным, с которым дурно обращаются.

— Спасибо.

Живительный напиток с каждым глотком постепенно прибавлял мне сил, мне даже самой начинало казаться, что к моей нынешней бледности добавился и легкий румянец. Я не стала возражать против ужина, здраво рассудив, что возможность поесть в ближайшее время может мне и не выпасть, к тому же еда действительно оказалась очень вкусной. И все-таки наслаждаться ею не получалось, я все еще была замкнута и полностью погружена в свои переживания. Видя это, Кристиан ничем не нарушал моей отстраненности, давая возможность во всем разобраться, а потому почти весь ужин прошел в молчании.

— Кристиан… — неуверенно заговорила я, отставив в сторону пустую тарелку, после долгого молчания голос звучал чуть приглушенно, — раз уж я все равно во все это ввязалась, то хотела бы знать обо всей этой истории немного больше. Например, кто такой дон Мигель и что за информация содержалась в той записной книжке?

Задумчивый взгляд устремленных на меня синих глаз навел меня на мысль, что сейчас он решает, как много может мне сказать и стоит ли вообще что-то объяснять. Мне не хотелось, чтобы он сослался на необходимость скрывать эти сведения ради моего же блага, поэтому я не стала ждать, когда пауза слишком затянется.

— Послушай, за мной охотятся люди, желающие от меня избавиться, моей подруге грозит опасность, по-моему, я имею право знать за что могу погибнуть.

— Что ж, я скажу тебе, — Кристиан откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, теперь взгляд его стал предостерегающим, точно он давал мне возможность передумать и все-таки надеялся убедить меня не впутываться во все эти дела еще больше, однако я не передумала, и он продолжил: — Дон Мигель — местный олигарх, как бы сказали у вас в России, один из богатых людей, получающий свой доход преимущественно от торговли наркотиками, — голос его звучал непринужденно, будто мы говорили о каких-то обыденных вещах, — далее все по цепочке — отмывание полученных денег и легализация своего бизнеса. Общественность до сих пор не связывает его имя с мафией, для большинства людей он просто бизнесмен и начинающий политик, о его настоящей деятельности известно лишь в узких кругах. Ему принадлежит множество магазинов, мастерских, прачечных, несколько баров и автосалонов, я сам долгое время занимался перегоном автомобилей, таким способом иногда даже перевозились небольшие партии наркотиков. Он также является инвестором в некоторых крупных компаниях и вскоре планирует заняться политической деятельностью уже всерьез. Как и большинство богатых людей, он оппозиционер, хотя и разделяет некоторые взгляды президента. Он даже занимается благотворительностью.

Последнее замечание вызвало у меня нервный смешок:

— Криминальный филантроп? Вот это да!

— Дон Мигель честолюбив… — Кристиан пожал плечами, затем внимательно посмотрел на меня. — Теперь об интересующей тебя информации. Эти записи вел сам дон Мигель, все они так или иначе относились к каким-то рабочим моментам, о которых важно было помнить. В основном он хранил все бумаги в своем кабинете, куда и проник тот парень… Луис. Сделать это было не так уж просто, беспрепятственно попасть туда могли лишь члены семьи, либо те, кто был лично приглашен. Парень работал на дона около года и сам неоднократно выступал в качестве курьера, а иногда выполнял и некоторые другие поручения. У него был брат, которого он хотел приобщить к делу, однако из этого ничего не вышло, тот в итоге сам стал наркоманом и в один из вечеров погиб при перестрелке с полицией. Тогда-то он и решил отойти от дел и отомстить за смерть брата, он хотел придать огласке основной источник дохода своего хозяина, но просто обратиться в полицию не мог, нужен был хороший компромат. Разумеется, он не знал что именно надо искать, к тому же он был очень сильно ограничен во времени, можно сказать, ему просто повезло. Оставалось только передать эти сведения неподкупным полицейским, то есть тем, кто еще не имел никаких дел с доном Мигелем и не успел получить от этого сотрудничества никакой выгоды. Однако люди Антонио узнали об этом, остальное тебе известно.

Некоторое время я молча переваривала услышанное, невозможно было поверить в то, что я стала невольным участником этих событий. Мне снова вспомнилось искаженное болью лицо молодого парня, множество раз я прокручивала в голове этот эпизод, гадая, что могла бы изменить, тогда он виделся мне невинной жертвой, и я даже ощущала за собой некоторую вину. Хотя жертвой он и был, сначала собственных корыстных побуждений в погоне за легкой наживой, а затем и отправившихся вслед за ним убийц. Я вздохнула и вновь задумалась, на ум вдруг пришла статья, случайно попавшаяся мне на глаза полгода назад. В ней говорилось об отце-основателе «кокаинового маршрута», главе Медельинского картеля Пабло Эскобаре. Он был убит еще в 1993 году при попытке задержания, однако Колумбия с его подачи до сих пор остается крупнейшим мировым производителем кокаина, на втором и третьем месте идут Перу и Боливия. Статья тогда очень запомнилась, особенно меня поразила биография крупнейшего в мире наркобарона. Кто бы мог подумать, что подобное чтиво когда-нибудь обретет черты реальности в моей жизни.

— Я видела эти записи, но мало что поняла, — сказала я, когда очнулась от невеселых раздумий, — эти упоминания о портах и суда… мы полагали, что речь идет о контрабанде.

— Но этот бизнес даже более прибыльный и в нем занято множество людей, в чем ты уже наверняка убедилась, — бесстрастно заметил он.

— И как все происходит? — любопытство тут же вынудило меня задать очередной вопрос.

— Большая часть кокаина идёт в США через Мексику, в Мексику он перевозится из Колумбии преимущественно морским путём на рыболовецких судах и самодельных подводных лодках через Тихий океан, остальное попадает в Европу. У дона Мигеля есть свои люди, работающие на плантациях коки. Небольшие плантации имеются на юго-западе Венесуэлы, но основная их часть все же расположена в Колумбии.

— О Колумбии я наслышана, но никогда раньше не слышала о самодельных подводных лодках. Неужели это возможно? — изумилась я, пытаясь представить, как все это должно выглядеть.

— Для местной транспортировки в Центральную и Северную Америку вполне могут сойти самодельные малолитражки одноразового использования, — принялся объяснять Кристиан, — даже металлический корпус подлодки заменяется на более легкий — пластмассовый. — Гонорар капитана за удачно осуществленный рейс составляет 300 тысяч долларов, его помощников — в среднем по 50 тысяч долларов. Конечно, экипаж такой подлодки очень рискует, ведь нет никакой техники безопасности. Одна самодельная мини-подлодка может перевозить партию порошка весом от 4 до 12 тонн на сумму до 200 млн. долларов. Из-за небольшой глубины погружения в 5 — 6 метров их невозможно ни увидеть, ни засечь с помощью радаров и сонаров. Но если она все же будет обнаружена, то весь груз просто выбрасывается в море через специальные люки, и сам экипаж, по сути, обвинить становится не в чем.

Я в очередной раз поразилась такой изобретательности, на каждую уловку полиции у преступников найдется свой отпор. Что и говорить, человеческие жизни не стоят для них ничего, лишь бы все это приносило хорошую прибыль, тогда игра стоит свеч.

— Идем, — вдруг сказал он и встал из-за стола, прежде чем я успела поделиться своими соображениями на этот счет, — я покажу тебе спальню, нужно отдохнуть пока есть такая возможность.

Я подумала, что вряд ли смогу уснуть, особенно после того, что он мне только что рассказал, о чем и поспешила сообщить, почти машинально принявшись собирать посуду со стола.

— Боюсь, сейчас я не смогу уснуть, мне нужно немного времени, чтобы подумать, — я подошла к раковине и сгрузила туда все тарелки, мытье посуды как нельзя лучше могло помочь мне над всем этим поразмыслить. — К тому же раз уж мы в гостях, негоже оставлять после себя беспорядок.

Я улыбнулась, едва заметила, что он намерен мне возразить, видимо, это сработало, потому что Кристиан неожиданно отступил от своего первоначального плана.

— Ну хорошо, даю тебе пять минут, — смягчился он и будто для убедительности вскинул руку, продемонстрировав мне пять пальцев, после чего вышел, оставив меня наедине со своими мыслями.

Пока руки механически проделывали привычные действия, я старательно раскладывала полученные сведения по полочкам и все отчетливей понимала, что дела мои совсем плохи. Даже если мафия вовремя замнет всю эту историю и, так сказать, не вынесет сор из избы, не позволив информации просочиться, все равно остается угроза сведения личных счетов. Антонио Мональди не успокоится, покуда не сживет меня со свету, я оскорбила его, такие люди этого не прощают. К тому же у него моя подруга, и он сколько угодно может меня шантажировать, давить на меня, пока ему самому это не надоест, а потом разом уничтожить нас обеих. К тому времени, когда Крис появился на кухне, я сидела на стуле, положив локти и подбородок на его спинку, мысли в голове, несмотря на их мрачность, ворочались медленно и неохотно.

— А говорила, что не сможешь заснуть, — улыбнулся он.

Я совсем не заметила, как он вошел, и слегка вздрогнула, едва услышав его голос.

— Я не спала, — я встала и откинула назад упавшие на лицо пряди волос.

— Что ж, значит, я пришел вовремя, идем.

Я молча последовала за ним наверх. Комната, в которую мы вошли, была обставлена довольно просто, но со вкусом, во всяком случае, выглядела она очень уютной. Кристиан зажег стоящий на прикроватной тумбе торшер со светлым абажуром, и мягкий свет заполнил небольшое помещение. Я увидела две прикроватные тумбы по обе стороны от просторной кровати с резным изголовьем и множеством маленьких мягких подушечек, трюмо с зеркалом и небольшой платяной шкаф в углу. Вся спальня, как и гостиная, была выполнена в светлых тонах, изящная мебель цвета слоновой кости, окна, красиво декорированные шторами из тонкой вуали и парчи кремового цвета с тонкими серебряными нитями, потолок венчала миниатюрная люстра из хрусталя, слегка переливающаяся при этом приглушенном освещении.

— Располагайся, я буду в соседней комнате. Скажи, если что-то понадобиться, — сообщил он и уже вознамерился выйти.

— Хорошо, — я кивнула и нервно сцепила руки в замок.

Меня вдруг охватил внезапный острый страх, возникший абсолютно спонтанно без всякой видимой причины и столь же неожиданно стихший в тот момент, когда Кристиан обернулся и остановился на пороге.

— Что-то не так? — спросил он, заметив мою растерянность и испуг.

— Нет, — я покачала головой, — просто мне…

Страх сменился ощущением неловкости, мне было стыдно признаться, что я боюсь остаться одна, это приводило меня в замешательство и в тоже время вызывало раздражение. Я чувствовала себя маленьким несмышленым ребенком, прокравшимся посреди ночи в спальню к родителям и во всеуслышание заявившим, что под его кроватью притаилось чудовище. «Господи, когда ты уже повзрослеешь!» — мысленно возопила я, ругая себя за то, что поддалась сиюминутному порыву и не смогла удержать своих эмоций. Я вздохнула и опустила глаза, как будто там, на полу, можно было отыскать нужные слова, чтобы избежать этой нелепой ситуации.

— Ничего, — я решила, что не стану идти на поводу у охватившей меня безотчетной паники, — ничего… все в порядке, спокойной ночи.

Я постаралась придать своему лицу безмятежное выражение. Но Кристиан уже вернулся в комнату и подошел ко мне, отчего мое волнение только усилилось, я чувствовала на себе его проницательный взгляд, от которого, как мне казалось, ничто не могло укрыться. Он осторожно дотронулся до моей пострадавшей щеки, я снова чуть заметно вздрогнула скорее от неожиданности, чем от боли, и подняла на него робкий взгляд.

— Может принести лед? — участливо поинтересовался он.

— Мне уже не больно, — почти прошептала я и, наконец набравшись храбрости, добавила: — я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Прости, что не всегда должным образом могла это оценить.

— На самом деле ты держалась молодцом, — на его губах появилась легкая улыбка, — не у каждой девушки хватит смелости выдержать разговор с Антонио, не открыв ему при этом всей правды, не кричать и не умолять, чтобы тебя оставили в живых, да еще и справиться с этим ограждением.

— Мне просто повезло, ты ведь сам говорил. Да и я совсем не смелая.

— Не говори так, — мягко произнес он, — ты думала о подруге, когда сама находилась в смертельной опасности. И ты все сделала правильно, если бы сразу сказала Антонио, куда передала эти сведения, скорее всего, я бы уже не смог тебе помочь.

— Но ты это сделал… и я не понимаю почему. Ты спас мне жизнь… дважды… почему?

Я так и не поняла, как смогла решиться задать так долго мучивший меня вопрос. Какое-то время он молча смотрел на меня, сердце застучало чаще, я боялась не получить ответ и в тоже время боялась услышать его.

— Ты напомнила мне кто я, — тихо ответил он, и в его синих глазах вдруг промелькнула какая-то печаль, — что никогда не поздно изменить свою жизнь, что даже один человек может многое. Ты напоминаешь мне сестру.

Он помолчал еще немного, затем устало опустился на край кровати, точно давящая на его плечи ноша была слишком тяжела, чтобы вот так запросто с ней совладать. Я впервые увидела его таким и подумала о том, насколько ужасным должно быть произошедшее с ним горе, чтобы суметь надломить даже такого сильного уравновешенного человека, казалось, всегда знающего как разрешить ту или иную проблему. Я, ничего не говоря, присела рядом, было ясно, то, что он собирался мне открыть, причиняло боль. Однако он поглядел на свои сцепленные в замок пальцы и продолжил:

— Она погибла много лет назад, стала свидетелем убийства и не стала об этом молчать. В то время одна из банд терроризировала город, полиция не раз предъявляла им обвинения, но если и были против них какие-то улики, то лишь косвенные, и ни один из сколько-нибудь значимых людей ни оказался за решеткой. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы не случилось междоусобной войны, закончившейся перестрелкой на одной из центральных улиц, при этом погибли трое мирных жителей, а двое оказались ранены. Несколько человек из их группировки были схвачены, остальные скрылись. Но когда полиция начала расследование, пострадавшие отказались давать какие-либо показания в суде. В тот злополучный день Эвелин тоже оказалась на той улице и видела произошедшее из окна своей машины, она сняла все на свой фотоаппарат и сама отправилась в полицию. Ей угрожали, но она решила пойти до конца. Тогда мы жили вдвоем, я был еще пятнадцатилетним мальчишкой и находился на ее попечении, родители погибли в автокатастрофе за год до этих событий. И вот в один из вечеров Эвелин не вернулась домой, а за мной пришли люди Хосе Мартинеса. Как и многие другие банды, он занимался торговлей наркотиками, это был громкий процесс, и на этот раз у полиции оказалось достаточно доказательств. После заявления Эвелин, пострадавшие все же заговорили, арестантам вынесли приговор и они сдали Мартинеса, почти вся банда накрылась. Однако полиции не удалось задержать самого главаря.

— А что было с тобой? — проговорила я дрогнувшим голосом.

— Меня держали его люди, те, что еще оставались на свободе и питали надежду на возрождение, когда стало ясно, что их клан фактически развалился, появились люди дона Мигеля. В этом бизнесе тоже есть своя конкуренция, слабых всегда вытесняют. Я не представлял для них никакой угрозы, да к тому же мечтал отомстить Мартинесу, а дон Мигель хотел избавиться от конкурента, здесь наши взгляды совпадали, так я начал работать на него. Через несколько лет я настиг своего врага, но это не принесло мне облегчения, сестру уже было не вернуть.

— Я сожалею… терять близких всегда нелегко… — пораженная историей его жизни, я не смогла больше ничего сказать и вновь опустила глаза.

Я подумала о том, каково это потерять всех своих родных и остаться одному, ведь с их уходом из твоей жизни исчезает всякий смысл и вот тогда, просто чтобы не сойти с ума на помощь приходят такие мысли и идеи, которым раньше, казалось бы, просто неоткуда было взяться. Одни продолжают жить во имя чего-то или ради кого-то, если, конечно, такой человек встречается, другими движет месть, а некоторые уничтожают все на своем пути и медленно разрушают себя. Я вспомнила Розу — замечательную женщину, очень искреннего и доброго человека, и у нее тоже никого нет. Наверное, это даже хорошо, когда такие люди встречаются, они могут найти утешение друг в друге. Кто сможет понять тебя лучше, чем человек, испытавший на себе всю горечь такой потери? Только тот, кто прошел через это сам. Кристиан поднялся и сделал несколько неторопливых шагов, точно старался совладать с болезненными воспоминаниями, напоминающими вновь открывшуюся рану. Я немного помедлила и тоже поднялась, оставшись в нерешительности стоять на месте, через мгновение он приблизился ко мне.

— Ты во многом похоже на нее, — он поглядел мне в глаза. — Я вижу в тебе те же качества: та же смелость, невероятное упрямство и искренность… Я не мог допустить, чтобы с тобой что-то случилось, просто не смог бы вынести это еще раз, я понял это сразу, как только впервые увидел тебя.

Пораженная его неожиданным признанием, я не могла отыскать подходящих слов. Кристиан коснулся моей руки, пальцы его плавно заскользили по ней вверх до самого плеча, в этот момент по всему моему телу словно бы пробежал электрический ток. Я смотрела на него, завороженная происходящим между нами действом, этим разговором без слов. Взгляд его небесно-синих глаз, оттененных темно-синей рубашкой еще больше подчеркивающей их глубину, темные волосы, в которых еще поблескивали капельки воды после душа, его ладонь на моем плече — все это вызывало во мне трепет и в тоже время вселяло уверенность, в которой растворялись все опасения. Сейчас я чувствовала себя защищенной, способной противостоять любым влияниям извне. Я закрыла глаза, давая свое молчаливое согласие, лежащая на моем плече ладонь скользнула вверх по моей спине и шее. Когда его пальцы погрузились в копну моих волос и замерли на затылке, я слегка откинула голову назад, ощутила его теплое дыхание на своих губах и вдруг поняла, что хотела этого с самого начала, со дня нашей первой встречи. «Так нельзя!..» — мелькнула в голове запоздалая мысль, однако я была не способна преодолеть это искушение. Я обвила его шею руками, боясь утратить под ногами прочную опору, второй рукой он обнял меня за талию и привлек к себе еще ближе. Поцелуй вышел долгим и нежным, едва он отстранился, с губ моих сорвался тихий вздох, я опустила голову и постаралась перевести дыхание. В его руках я ощущала себя расплавленным воском, из которого при желании можно было слепить все что угодно.

Разум вяло пытался что-то возражать, приводя различные доводы, твердя о том, что я совершаю большую ошибку, что поступки мои опрометчивы и что я слишком доверчива. Я и так понимала, что наша встреча — результат чьей-то чудовищной ошибки, наши миры при обычных обстоятельствах никогда бы не пересеклись, а значит, мы уже заранее обречены. Я понимала, что этот человек никогда не будет мне принадлежать, чем бы все не закончилось, нас в любом случае ждет расставание. Знала, что разлука станет мучительной, знала, что сердце мое разобьется, но все это будет потом, только не сейчас, не сегодня. Сейчас мне было слишком хорошо, чтобы всерьез обо все этом задуматься, и мне совсем не хотелось омрачать отведенные нам короткие мгновения. Кристиан приподнял мое лицо, медленно очертил большим пальцем линию моих скул, только теперь я заметила, как часто бьется его сердце, оба мы были не в силах ничего сказать. Я подняла на него затуманенный взгляд, он наклонился, чтобы вновь меня поцеловать, и я с готовностью прильнула к его губам. Его руки принялись ласкать мои плечи и спину, на этот раз я отвечала более пылко и смело, заставляя прорываться сдерживаемую им страсть, однако в каждом его действии чувствовалась все та же обезоруживающая бережность и нежность. Не отрываясь от моих губ, он мягко подтолкнул меня к кровати и опустил на разостланное поверх нее покрывало, по телу пробежала дрожь. В какой-то миг я подумала, что не знаю что делать, ведь это была моя первая близость с мужчиной, а еще, что никто никогда не целовал меня так. Однако все мысли очень скоро развеялись, я словно попала в поток бурной реки, течение которой было во сто крат сильнее меня.

Я вздрагивала от каждых прикосновений, моя кожа под его руками была будто наэлектризованной, как если бы каждая клеточка тела испускала свой импульс. Его губы неторопливо скользили по моей шее, а затем плечам и груди, я прерывисто дышала, едва удерживая стоны. Ощущение стремительного полета сменялось столь же стремительным падением, реальность ускользала, словно очередная меняющаяся декорация. Он медленно провел ладонями по моим бедрам снизу вверх, я тут же ощутила легкие прикосновение его горячих губ на своем животе, по телу волной прокатилась сладостная истома, я крепче сомкнула и без того отяжелевшие веки и приглушенно застонала. Потом он вновь накрыл мои губы долгим поцелуем, который мы оба были вынуждены прервать, чтобы избавиться от моего топа.Тонкая ткань скользнула по моим вытянутым вверх рукам и осталась лежать среди груды маленьких подушечек. Кристиан встретился с моим затуманенным взглядом, за которым теперь угадывалась легкая растерянность, я снова обвила его руками, но на этот раз они заметно дрожали, к своему ужасу я почувствовала, как на моих щеках проступает стыдливый багрянец. В тот краткий миг, когда нам пришлось разжать объятия, будто разорвалась и установившаяся между нами незримая связь, мной овладело внезапное смущение от осознания того, что мне придется отказаться и от прочих элементов одежды. Никогда прежде мне не приходилось представать перед мужчиной обнаженной, а потому в наготе мне всегда чудилась особая незащищенность, уязвимость, от которой никуда не скроешься. Я сделала короткий вдох и на мгновение прикрыла глаза, стараясь побороть волнение. Кристиан взял мои руки в свои ладони и поднес их к своим губам, я ощутила его порывистое дыхание. Сейчас он казался погруженным в себя: закрытые глаза, склоненная голова, но, несмотря на внешнюю сдержанность, я чувствовала растущее в нем смятение, когда я, наконец, осознала, что он обо всем догадался, то окончательно оробела.

— Крис, я… — обескураженно пробормотала я, однако тут же умолкла.

— Не говори ничего, — произнес он едва слышно, все еще не выпуская моих рук и не глядя на меня, — ты не должна этого делать.

— Но я… я делаю это по своей воле, мы оба этого хотели, разве не так? — я не представляла, что сказать, знала только, что все больше запутываюсь.

— Все так, — он вздохнул и поднял на меня взгляд, в котором отражалось замешательство, — однако я далеко не самый лучший вариант для тебя, наша встреча — лучшее, что произошло со мной за все эти годы, но я не имею права воспользоваться твоим расположением ко мне.

— Не лучший вариант… — рассеянно повторила я, от осознания его слов стало невыносимо больно, к глазам подступали слезы, но я дала себе слово, что сдержу их. — Послушай, я знаю, что мы не можем быть вместе, и все-таки мы в силах сами распорядиться отведенным нам сегодня временем.

— Ты будешь жалеть об этом позже, — он поднялся, подошел к окну и устремил взгляд на темную пустующую улицу сквозь тонкие вуалевые занавески, чтобы скрыть раздирающее душу смятение. — Прости, я не должен был этого допускать…

Он по-прежнему глядел куда-то вдаль, и хотя я не могла видеть его лица, мне все равно было ясно, что сейчас оно выглядело напряженным, точно внутри него шла какая-то невидимая борьба, о которой я ничего не знала.

— Едва я заметил твое смущение, как сразу все понял и вдруг осознал, что мог совершить… ты заслуживаешь совсем другого…

Я медленно села и скрестила руки на груди в жалкой попытке защититься от сковавшего меня холода и собственной стыдливости, впрочем, последнее уже не слишком меня волновало. Теперь, когда я больше не ощущала его прикосновений, тепла его рук и тела, реальность обрушилась на меня тяжким грузом, способным в мгновение ока придавить меня к земле.

— Но я ни о чем не жалею, — тихо сказала я, чувствуя, что так и не могу очнуться от охватившего меня оцепенения, не могу шевельнуться, даже чтобы дотянуться до лежащей рядом одежды, — ты подарил мне несколько волшебных, незабываемых мгновений.

Кристиан обернулся, едва его взгляд остановился на моей скованной позе, как он спешно шагнул ко мне, опустился рядом и накрыл мои плечи противоположным концом снятого с кровати покрывала.

— Похоже, я напоминаю тебе маленького беззащитного ребенка, — в моем голосе помимо воли прозвучал явный сарказм.

— В какой-то степени, — улыбнулся он.

— Так я и знала.

Я поглядела на лежащий под ногами ковер, напрасно стараясь скрыть свое разочарование, он осторожно приподнял мой подбородок и заглянул в глаза.

— Я не имел в виду ничего такого, о чем ты могла подумать. Я говорил о твоей искренности, твоем стремлении к справедливости, прямолинейности, если хочешь… ты не умеешь лгать, когда я смотрю на тебя, я вижу чистое, неиспорченное создание, у которого впереди вся жизнь и море возможностей. Так как я могу запятнать твою честь, ты ведь знаешь кто я?

Мне нечего было на это ответить, но после этих слов я вдруг поняла, что им движет, что заставило его поступить так. Он был со мной абсолютно честен, это не было игрой в благородство, он действительно думал обо мне, о моем будущем, а ведь большинство людей на его месте использовали бы эту возможность в своих целях. Это было неожиданно, трогательно и в тоже время невероятно, я почувствовала, как душу постепенно наполняет благодарность, вытесняя всколыхнувшуюся боль, отходящую теперь куда-то на задний план.

— Мне все равно кто ты, — наконец, прошептала я.

— И даже то, что я делаю? — с сомнением поинтересовался он. — Вряд ли ты это одобряешь… ты не смогла бы с этим смириться.

Я опустила глаза, ощутив болезненный укол, вызвавший одновременно чувство вины и зарождающийся внутри протест. Сказать, что это не так, означало бы слукавить, но и полностью согласиться с этим я была не в силах, а может, просто не хотела. Каждый раз думая об этом, я будто невольно оказывалась стоящей на колеблющихся чашах весов, которые никак не удавалось уравновесить. Кристиан лишь кивнул, мое молчание против воли стало самым лучшим подтверждением.

— Можешь мне ничего не отвечать.

— Ты не можешь знать, что я могу, а что нет, — запоздало взбунтовалась я, упрямо тряхнув головой, я ведь и сама толком этого не знала, за минувшие несколько дней я успела открыть в себе новые грани, однако последнее замечание все-таки решила оставить при себе. — И не пытайся внушить мне, что ты — вселенское зло!

Я подумала, что ступаю на хрупкую почву, не имея при этом однозначных ответов и рискуя заблудиться в лабиринтах собственных сомнений, и поняла, что мне лучше остановиться, пока я еще способна это сделать.

— Есть и другая сторона, Крис, я знаю…

Он смотрел на меня долгим взглядом, было очевидно, что я поставила его в тупик и что любой данный мне ответ мог послужить продолжением длинной дискуссии, на которую у нас обоих, в общем-то, не было ни времени, ни сил.

— Ну хорошо, — примирительно согласился он, по-видимому, так же как и я, не желая развивать данную тему, — я не стану тебе ничего внушать. Однако не забывай, что приведшая нас сюда проблема пока так и не решена.

— Понимаю, — сказала я и сразу ощутила, как окружающая действительность снова начинает вторгаться в торопливо возведенные мною стены, в крошечный выстроенный мир, что теперь таял при одном ее упоминании, — но стоит мне об этом задуматься, как это сводит меня с ума. Я чувствую себя бессильной… это ужасно, ужасно сознавать, что ты ничего не можешь сделать.

— Ты не такая, — Крис нежно провел ладонью по моей щеке, — ты не бессильна.

Меня охватила дрожь, я не знала, что служило причиной: вновь подкравшийся ко мне страх от осознания, что опасность подстерегает повсюду, что кажущееся надежным пристанище лишь временный перевалочный пункт, или же это было вызвано моим желанием близости. Все смешалось в один неразрывный узел, точно я знала только одно — все трудности можно преодолеть, пока он рядом.

— Поцелуй меня, — тихо попросила я.

Его ладонь скользнула по моим волосам, отчего у меня в очередной раз перехватило дыхание, он мягко привлек меня к себе и приник к моим губам. Когда он отстранился, я все еще не решалась открыть глаза, стараясь удержать и сохранить вновь вспыхнувшее ощущение безмятежного счастья.

— Завтра тяжелый день, — произнес он, держа мое лицо в своих ладонях, — нам нужно успеть отдохнуть.

Я кивнула, потом он обнял меня, и я устроила голову на его груди, так мы лежали в молчании, упиваясь простым присутствием друг друга и спокойствием ночной тишины. Я слушала его спокойное размеренное дыхание, мне безумно хотелось продлить эти минуты, остановить время, чтобы вот так, как сейчас, просто чувствовать нежность его прикосновений, смотреть в эти синие, как небо глаза, знать, что он рядом. Несмотря на навалившуюся усталость, я боролась со сном из последних сил, чтобы в полной мере насладиться каждой минутой этой ночи, запечатлеть навсегда каждое мгновение, каждое чувство, каждое ощущение. Невыносимо было сознавать, что утром все закончится, исчезнет магия этой ночи, с рассветом все встанет на свои места и больше уже никогда не повторится, останутся лишь эти воспоминания. Я не застала предрассветных сумерек, погрузившись в глубокий сон задолго до их наступления, и ничего не знала о приходе нового дня, о том, каким он будет и что он нам готовит.