Перо жар-птицы, Вербовая Ольга

Сызмальства приставал я к отцу с расспросами про жар-птиц. "Живут они, Ванюша, — ответствовал мне батюшка, — в тридевятом царстве, в тридесятом государстве. Покуда дойдёшь — три пары железных сапог износишь. А птицу-то зерном не подманишь, в клетку не посадишь. Больно уж они вольну волюшку любят. Лишь к тому полетит, кто ей по нраву придётся".

Давно уж мой батюшка почил в земле сырой, а мысли отправиться за жар-птицею в царство тридевятое всё никак меня не оставляла. За то и прозвали меня Иваном-дураком.

Да только идти-то никуда не пришлось — однажды жар-птица сама ко мне с неба свалилася — израненная, с крылом подбитым. Сжалился я над нею — и в избу. А братцы-то надо мной потешаются: "Дурачина ты, простофиля! Всё одно ить птичка-то помрёт. Царство-то у нас холопское, а птицы волю любят".

Да только выходил я птичку-то. И улетела она в царство тридевятое, а на прощание мне перо своё златое оставила. Взял я перо — и в избу. Дотронулся невзначай до брата старшого… Что за диво! Он тотчас же жар-птицею обернулся. А Гаврила, средний братец, перо в руки взял да тоже птичкою сделался.

Смекнул я, как людей-то наших вольными сделать, стал до всякого встречного да поперечного пером дотрагиваться. Одни тут же в жар-птиц превращалися, другие — не вдруг оными становилися, а третьи так и вовсе ими оборачиваться не думали. Долго ли, коротко, проведал царь-государь, что, дескать, какой-то Иван-дурак людей в жар-птиц превращает, его царскую особу холопов лишает. Осерчал он, повелел: "Схватить супостата да заточить его в подземелье глубокое!" Сказано — сделано. Набежали слуги царские, в темницу меня бросили. Да только царю и этого показалось мало — велел он меня на лобное место выставить да буйну голову мне с плеч срубить. Да только невдомёк ему, что я давно уже жар-птицею оборотился да на волюшку вылетел. Ежели кому перо моё златое понадобится — прилечу, только свистните. Для добрых людей мне и перьев не жаль.