Автор Фомальгаут Мария - Одноклассники

— А этот-то придет… как его там?

Димка пытается вспомнить, как его там. Не вспоминается, хоть убей ты, не вспоминается, еще бы, двадцать лет прошло.

Димка… Уже не Димка, Дмитрий Иванович, как Менделеев, хотя нет, Менделеева, кажется, по-другому звали…

Людка кусает губы, теперь ей еще и этого номер искать, этому звонить, как его там. И опять Людка должна все решать, почему опять Людка-то, и зал в ресторане снять — Людка, и пирог заказать — Людка, и созвонить всех — Людка. Еще и Натуську из школы забрать, на танцы отвезти, опять канючить начнет, не хочу, не буду, ничего, Людка быстро из неё все нехочу-небуду повыбивает, человека из неё сделает…

А всё Людка

Этот, этот… как же его звали-то… уже никто и не помнит, как его звали. Звали же как-то, быть не может, чтобы у человека имени не было, вот так посмотришь в паспорт, а там — прочерк…

Людка торопится, Людке еще на работу успеть, совсем там без неё распустились-распоясались, гаркнуть на всех так, чтобы они посинели, без этого никак…

Людка прыгает в машину, звонит Оксе, может, Окся знает…

— А этот-то придет? — спрашивает Окся.

— Да вот я тебя спросить хотела, ты его номер знаешь?

Чего она так орет, чего орет, Окся у неё в подчиненных не ходит, нечего на Оксю орать. Надо бы сказать ей…

— Да не знаю, как-то не думала, что надо будет…

— Да вот так вот все не думали, не думали, а теперь ищи-свищи… — Людка говорит начальственным тоном, да кто ей дал право так с Оксей, Окся ей в работницы не нанималась вообще-то…

— Ну ладно, чмоки-чмоки, побежала я, еще дел куча… — Людка отключается, у Людки всегда дел куча. Знает Окся Людкины дела, чего она там допоздна на работе, и Андрей тоже допоздна-допоздна на работе, что они там… вместе… почему вместе, ну это Окся себе в голову вбила, что они вместе, а если Окся себе в голову вбила, так оно и есть…

Оксе тоже много чего сделать надо, на встречу собраться, еще в салон записаться надо, еще маникюрчик сделать, еще укладочку, Андрей опять орать будет, а-а-а, куда деньги деваются, куда-куда, зарабатывал бы нормально, не девались бы куда попало. Или на Людку проклятую все тратит…

Не иначе.

Окся открывает шкаф, бли-ин, надеть нечего, шкаф полный, надеть нечего, кто знает, тот поймет. Надо Андрею намекнуть, Окся в этих лохмотьях на встречу не пойдет, и не просите даже…

— А этот-то будет? — спрашивает Андрей, обращается к Виктору Геннадьевичу. Это уже не Витек, это Виктор Геннадьевич, птица важная, от этой птицы важной много чего зависит, карьера Андрея точно зависит, еще как…

— Какой этот? — холодно спрашивает Виктор Геннадьевич. Как всегда, весь из себя как индюк надулся, как в школе такой был, так и здесь…

— Ну, этот… как его там… — Андрей пытается вспомнить имя, не может. Звали же его как-то, вспомнить бы еще, как, ну было же имя какое-то, ну быть же того не может, чтобы имени вообще не было.

— Ну, этот…

— Васек, что ли? Придет, обещал.

— Да нет, этот… — Андрей показывает в воздухе что-то длинное, тощее.

— А-а, этот… — Виктор Геннадьевич пожимает плечами. И все пожимают плечами. Кто его знает, этого, придет он, не придет он, его и телефона-то никто не знает, у него, может, и телефона-то нет….

Андрей мысленно кивает самому себе, ага, есть контакт. Теперь можно и про Москву поговорить, Виктору Геннадьевичу в Москве свои люди нужны. Толковые люди, не абы кто.

— Ну, давайте, за нас с вами и за черт с ними… — Андрей поднимает бокал, на него все смотрят, хороший знак — все смотрят, тогда можно будет и с Игорем Петровичем поговорить…

Нет, не смотрят.

Смотрят на дверь за спиной, ну что там такое, что, сквознячок холодит ноги, от ветра, что ли, дверь открылась…

Андрей оборачивается.

Замирает.

Ничего себе.

Так и есть. Этот пришел.

— А-а, здорово, — Андрей неловко приобнимает этого, хочет назвать по имени, не помнит, как зовут. Девчонки бросаются к нему, обнимают, да уже не девчонки, им за тридцать уже всем, как говорят — немного за тридцать…

— Ну что… устроился как?

Он смущается, что на него смотрят все.

— Да… помаленьку.

— Работаешь где?

— Да… — неопределенно машет рукой.

В памяти оживает мать, качает головой.

— Ну, ты на других-то посмотри, все люди как люди, кто в банке работает, кто фирму свою открыл, Васек вон, умница, руки золотые, сам дом построил, а ты что? А ты кто?

Он отмахивается, а то ты, мать, сама не знаешь, кто я…

Парни и девчонки смотрят на него с интересом, да какие парни и девчонки, взрослые дяденьки и тетеньки.

Еще бы.

Кто директор завода, кто фирму свою открыл, кто женился, кто замуж вышел, а тут…

— Работу-то нормальную не ищешь? — спрашивает Андрей.

— Да…

— Что да? Ищешь?

— Нет…

— Ну, так бы и сказал… а то…

Виктор Геннадьевич разливает вино, ну давайте, что ли, за встречу, протягивает бокал этому, как его там, никто не помнит, как его там, этот, как его там, шарахается от Виктора Геннадьевича…

— Не пью.

— Да ну?

— Ну да…

— Да по чуть-чуть… вино, оно знаешь какое… оно…

— Нет.

Говорит так, что видно, лучше пусть отстанут.

Люди чокаются. Пьют. Димка, да какой Димка, Дмитрий Иванович, как Менделеев, смотрит на Оксю, Окся-то красавица стала, а то ни рожи, ни кожи, раньше замухрышкой была… Надо бы как-нибудь к Оксе этой подъехать, только чтобы Андрей не узнал, Андрей узнает, мало вообще не покажется. Или лучше не подъезжать, а то как бы еще кто не узнал, журналюги-то ушлые, разнюхают, раскусят, и прощай карьера, все прощай, черта с два кто-то за Дмитрия Ивановича голосовать будет. Или наоборот, зауважают больше, если с бабой запутается… Хотя нет, с чужой бабой путаться, это себе дороже, этого народ не любит… Чего он вообще сюда приперся, дел невпроворот, еще перед избирателями завтра выступать, врать с три короба, еще журналюгам тем самым проплачивать, еще… Ладно, что сюда пришел, тоже хорошо, репетиция встречи с избирателями…

— Зарплата-то ничего? — спрашивает Дмитрий Иванович у этого, как его там.

Этот, как его, смущенно улыбается. Дмитрий Иванович посмеивается в ответ, и то правда, какая зарплата…

Дмитрий Иванович поворачивается к Андрею. И то правда, нечего с этим болтать, как его, никто не помнит, как его. А то еще подумают, что он тоже какой-нибудь… не такой…

— Ой, Люсик, ты прикинь, мне ка сказали, что меня в «Вегу» берут, я и не поверила даже, думала, розыгрыш там или что…

— …сынок-то ваш что? Учится?

— В этом году поступает.

— Молодчина, наш два раза уже вылетал…

Эльга Пална кусает губы, стыдно ей за своего, стыдно. А еще надо в универ сегодня заехать, за дубинушку своего великовозрастного просить, чтобы не отчисляли, а еще шубу из химчистки забрать, если они шубу испортят, Эльга сама с них шкуры снимет на шубу. А еще…

— Этот-то не приехал?

— Да вот же он сидит.

— Да нет. Этот… Эльдар.

— А-а, в Америку уехал, не до того ему…

— Ну да, конечно. Если в Америку, это точно, это уже не до того…

Все соглашаются, чего это ради Эльдар из Америки приедет. У Эльдара дел полно, он там, поди, с самим Биллом Гейтсом за руку здоровается и с Ротшильдом каким-нибудь кофе пьет…

— Да я так и знала, так и знала, он с этой фифой сидит, лясы точит!

Визг. Все оборачиваются в тот конец стола. Где визг. Окся бросается на своего мужа, на Людку, ага, так и знала, с сучкой этой крашеной…

— Да ты что? — Андрей хочет ударить Оксю, почему-то боится при всех. Окся визжит, не умолкая, набрасывается на Людку, вцепляется в волосы, люди за столом недовольно косятся это новенькое что-то. Андрей кидается разнимать обеих, толкает Виктора Геннадьевича, роняет его со стула.

Звон стекла.

Хлопок выстрела.

Андрей падает с простреленной головой, Виктор Геннадьевич задним числом догадывается, пуля предназначалась ему…

— Фигасе… — шепчет кто-то, кажется, Васек, да какой Васек, Василий Иванович, как Чапаев, у него фирма какая-то международная…

— Андрей, блин…

— Да скорую кто-нибудь вызовите, чего как овцы-то?

Он осторожно встает из-за стола, кажется, к еде так и не притронулся. Он наклоняется над упавшим Андреем, кладет руку на отверстие в черепе.

Мир замирает.

Он отнимает руку. Андрей откашливается, встает. Оглядывается по сторонам, шепчет слова, которые при женщинах говорить нельзя.

Аплодисменты, которые он не слышит.

Вой сирен. Кажется, кто-то вызвал-таки полицию.

Он выходит под дождь, стряхивает с себя осколки чьих-то разочарований. Кто-то окликает, кто-то просит остаться, да ты еще с нами посиди, он отмахивается, некогда, некогда, еще столько дел сегодня, что он там себе наметил… ну да. Надо сегодня луну подрезать, она на убыль должна идти. И солнце чуть пониже опустить, к осени все-таки дело пошло. Ось земную маленько выверить, не туда склонилась, это что касается земли, потом в районе Плутона…

Нет, еще что-то на Земле нужно было.

Он не помнит. Ладно, вспомнит еще, пока суд да дело.

Поднимается на крышу высотки, отсюда до луны совсем близко.

Снимает с неба луну, подрезает с краешку…