Дурочка

— За что ты так ненавидишь меня, сладкая девочка?

Кап… Капель за окном. Сегодня тепло, а завтра? Завтра опять обещают морозы. А она сегодня истратила последний уголь. Кап. Завтра печка станет холодной… купить новый не на что. Денег нет, работы нет, мужа нет, даже парня нет, беременность — есть. И зима. Кап… новая крупная капля разбилась о внешний подоконник.

Невезуха...

Кап… кап. На этот раз слезы.

Тук-тук… в дверь.

Оля вытерла слезы, тяжело поднялась с просиженного до жесткости кресла и, и, засунув листик с анализами под обложку «Мастера и Маргариты», направилась к двери...

На пороге стояла Лена.

С трудом узнав гостью — попробуй узнай в изящной, подтянутой красавице былую девчонку-очкарика — она отодвинулась, пропуская Лену внутрь.

— Холодно у тебя тут, — с легким презрением в голосе отметила гостья и снимать обувь на входе не стала. — Тесно. И грязно.

— Не для кого убирать, — даже не пыталась оправдаться Оля. Есть такая черта, перейдя которую понимаешь — чужое мнение тебе уже до лампочки. Оля эту черту перешла. Давно. Кап… — А ты зачем тут? Старую знакомую навестить?

Сказала и сама не поверила. Это Ленка-то? Да бывшая одноклассница по таким кварталам даже гулять не ходит. Говорят, она девочка-интеллигент. Университет с отличием закончила, замуж удачно выскочила… за богатого. Счастливица… А Оля? А что Оля? Оля запахнулась в теплый платок, надеясь, что тошнота скоро пройдет, и пригласила гостью в единственную комнату в малогабаритной квартирке.

Гостья недоверчиво посмотрела на грязный стул. Села. Порылась в сумочке и достала сигареты, щелкнула зажигалкой. Оля подвинула к ней пустую пепельницу.

— Хочешь? — спохватилась Лена.

— Нет.

Еще недавно Оля сказала бы «да», а сегодня ее тошнило от сигаретного дыма. Но попросить гостью не курить она не осмелилась. Ленка и тут вела себя, как хозяйка: не выпуская сигареты из тонких, украшенных кольцами пальцев, она вновь порылась в сумочке и бросила через стол стопку фотографий, со словами:

— Сука ты.

С «сукой» Оля спорить не стала. Она вообще сегодня не была в настроении с кем-то спорить. Притянула к себе дрожащей ладонью одну из фотографий и прикусила губу. Ну да, Оля и он. Тот самый брюнет из клуба...

Тот день Оля помнила, как в тумане.

— Прости, но кончено… — сказал Саша и поднялся из-за столика.

Кончено… Почему? Оля не могла еще до конца понять этого слова, вникнуть в его значение. Не хотела. Кончено? А заплатить он и забыл… как всегда, забыл… кончено...

— Девушка, у вас свободно?

— А тебе не все ли равно? — пьяно спросила она, посмотрев на несколько полноватого мужчинку, что сел на Сашкино место.

Сашка, конечно, покрасивше будет, колоритнее… Оля мысленно покатала на языке забористое словечко. К-о-л-о-р-и-т-н-е-е… Сволочь этот Сашка… но сволочь колоритная.

— Выпьешь?

А мужчинка-то оказался назойливым.

— А ты ставишь?

— Красивой даме отчего бы и не поставить?

Не только назойливым, но и щедрым… чего не скажешь о Сашке. После первого бокала мужчинка показался даже ничего… после второго красивым. Когда перед глазами расплывается, а в мозгах от горя пусто — кто угодно покажется красивым. И даже желанным. А после третьего… она уже и не помнила. Только толчки, что вдавливали ее в шершавую стену. И горячее дыхание на шее.

— Сладкая, какая же ты сладкая… девочка.

— Сволочь ты, Сашка… — пьяно плакала она в волосы брюнета.

— Что?

Новый толчок принес неожиданно острое наслаждение...

А ведь она даже лица его не помнит… только вот сейчас вглядывается в снимки и понимает — чужой. Совсем. Боже, до чего она опустилась? С чужим, в подворотне… Как же низко… Сашка, все это Сашка. А ведь не звонил с тех пор, целый месяц не звонил, не поинтересовался — как она. Ему все равно. У него уже новая.

Фотографии вышли неплохие. Четкие. И неправду Сашка говорил — даже пьяная она ничего. Даже с красными от слез глазами. Даже когда берут ее в запорошенной снегом подворотне.

— Ты, сука, знаешь, кто это?

Странно. Засмотревшись на фотографии, Оля и думать забыла о гостье. А гостья нервничает. Докурила одну сигарету и лезет за другой. Да вот только дым с ментолом больше Оле не мешает. И тошнота почему-то прошла. И в самом деле — кто? Кто отец ее ребенка?

— Мой муж.

Оля закашлялась, подавившись собственной слюной. А Ленка тыкала наманикюренным пальцем в лицо брюнета на фотографии и повторяла:

— Муж! Мой муж!

— Чего ты хочешь?

Лена полезла в сумочку, достала оттуда конверт и бросила Оле:

— Дашь показания на разводном процессе. Скажешь, что вы были любовниками и очень долго, спали не один раз… А лучше выдумай побольше подробностей. И дурочку из себя построй, ты это умеешь. На жалость надави...

— Покажешь фотографии… — пожала плечами Оля. — Зачем тебе платить?

— Я хочу, чтобы и ты заплатила, — откровенно ответила Лена.

Ну почему Оля ее тогда не послушала? Почему взяла те деньги? Почему сказала:

— Я расскажу на суде… о нашем ребенке.

И почему так глупо решила, что все же она везучая… очень.

Развод прошел гладко. Ленка, после пламенной исповеди Оли, оттяпала неплохой куш от бывшего муженька, с царского плеча одарила Олю кругленькой суммой, и укатила на Канары с молодым любовником.

— Надо экономить… — шептала Оля, дрожащими руками пряча деньги в кубышку.

Работу ведь так и не нашла. Да и какая работа, если токсикоз ест, да и ноги раздуло, как у слона. Целый день думаешь только об одном — спать, спать… даже до магазина дойти проблема. Только спать… и не просыпаться… И не в коем случае не думать о неожиданном предупреждении Ленки.

— Жалко мне тебя, дурочку. — Они стояли под общим зонтом на автостоянке возле суда. Крупные капли барабанили в зонтик. — Не знаешь, с кем связалась. Псих он. И трус. Ты деньги возьми и из города езжай. Он более слабым никогда не прощает. А ты — слаба, как котенок. Тебя защитить некому. Я-то точно тебя защищать не полезу.

— Что он мне сделает?

Лена лишь пожала плечами и села в машину, бросив напоследок:

— Может, так и к лучшему. Дурочкой ты в школе была, дурочкой и останешься. А дурочкам лучше умирать в молодости. И не плодить себе подобных.

«Что он сделает?» — шептала Оля, смотря вслед красному феррари. Что?

Неделя после суда прошла как в тумане. Оля не понимала, что делает, зачем. Спохватившись, что в квартире уже начинает попахивать, она спустилась вниз, чтобы вынести мусор.

Подъезд вонял выпивкой и мочой. На полу досыхала липкая лужа. Оля, стараясь не испачкать теннисных туфель, обошла лужу и с трудом толкнула дверь на улицу. Пахнуло дождливой свежестью, и в тот же миг ее толкнули в кусты сирени, вжали в кирпичную стену.

«Он никогда никому не прощает...»

— Почему ты меня так ненавидишь, сладкая девочка? — шептал он ей на ухо, всаживая нож в живот… Боже, за что? Как подло — умереть такой молодой.

Как-кап… кровь через пальцы на побитый временем бетон. Кап-кап черными пятнами в такт крупным каплям дождя… кап...