8. Орфей и Эвридика / Джек на Луне / suelinn Суэлинн
 

8. Орфей и Эвридика

0.00
 

Я писал свое письмо везде. На уроках, в сортире на коленке, дома, у озера на лавочке, везде, где мог бы расположиться с ручкой и тетрадкой так, чтобы мне не мешали и не заглядывали через плечо. Ради этого дела я даже пересел от Лэрке обратно к Томасу. Объяснил ему про сочинение. Знал, что лезть носом в мою писанину парень не будет. И в бок пихнет в нужный момент, если кому из учителей вдруг взбредет в голову меня спросить. Хотя наверное со временем даже Паровозик стал удивляться, чего это письмо у меня такое длинное выходит.

А Лэрке… У нее приближался конкурс, так что даже если бы к ней за парту уселся снежный человек, то она бы просто поделилась с ним учебником.

Когда я подходил к трудным местам в своей истории, то не шел на урок. Забивался в какой-нибудь тихий угол в школе, и кропал там, а потом сидел и ждал, пока придут в норму опухшие глаза, и исчезнут с морды красные пятна. Я донес до матери и отчима, что у меня задолженность по датскому, и четыре недели, чтобы все досдать. Так что по вечерам меня обычно оставляли в покое, и я мог спокойно работать в своей комнате. Как я надеялся, не вызывая подозрений.

Проблема была в том, что чем дальше, тем сложнее мне было выплеснуть на бумагу то, что во мне накопилось. Одно дело описать какие-то события, пусть даже те, что тебе больше всего хотелось бы забыть. А другое — рассказать о чувствах, которые они у тебя вызвали. Особенно, когда ты уже почти забыл — как это, нормально чувствовать. Дома мне все казалось, что Себастиан смотрит мне через плечо. В школе — что кто-то — Томас, училка или урод вроде Каспара или Вильяма — заглянет-таки в мою тетрадь, увидит, что там, и все будет кончено. Совсем не так, как мне хотелось.

И тогда я нашел себе убежище. На самом деле, на этот заброшенный дом я наткнулся еще летом, пока от безделья рассекал повсюду на «Призраке». Серая облупленная вилла стояла прямо у дороги. Перед ней торчала табличка «Продается» с телефоном агента. Помню, в первый раз я бросил велик во дворе и походил вокруг, заглядывая в окна через приставленные к стеклам ладони. По ходу, в доме уже какое-то время никто не жил. Вся мебель была вывезена. Я подергал входную дверь — просто так, от любопытства. И чуть не скатился со ступенек: она открылась, когда я дернул посильнее. Оказалось, замок кто-то выломал, а новый хозяева или агент-халявщик так и не вставили.

Ну, побродил я немного по пустым комнатам. Удивился, что на стене в гостиной до сих пор висели вставленные в красивые рамки фотографии. Черно-белые портреты детей. Мальчика и двух девочек. Кто вывозит из дома мебель и оставляет семейные фотки? Тогда я понять не мог. Зато теперь понимал. Такая семья, как наша, где счастливые улыбки намертво пришиты к искусанным губам. Или такая, как у Лэрке, где все настолько ненавидят друг друга и изъедены ненавистью, что уже не тратят усилия на то, чтобы это скрывать.

Так вот. Под конец я совсем забросил школу и стал с утра уезжать к заброшенной вилле. Томаса поросил сказать классухе, что я заболел. Ему поверят. А когда обман вскроется, то это уже будет неважо. Ничего уже будет неважно.

Отопление в пустом доме, конечно, отключили. Но все равно там было теплее, чем на улице, да и крыша не текла. Даже на полах еще сохранились паласы. Вот только кроме меня это быстро выяснили местные торчки. Тусовались они, правда, в основном на чердаке — видно, агент иногда показывал дом потенциальным покупателем, и нарики не хотели, чтобы мусор и использованные шпирцы их выдали. Это не мешало им, впрочем, потихоньку тырить и продавать то, что можно было продать: стиральную машину, посудомойку, холодильник, кое-какую брошенную хозяевами мебель.

Самих воров я никогда не видел: торчки собирались на хате по вечерам, после того, как я оттуда уходил. Да даже и застань меня кто-то из них — что бы они сделали? Разве что дозу предложили бы. А я, быть может, и не отказался.

Один раз, правда, я чуть не уселся жопой на шприц — привык, что обычно в комнатах ничего не кидали. И вот тогда меня озарило. Наркоз-то я раздобыл, а шприца пока нет. А тут — вот он, лежит себе прямо под ногами. И защитный колпачок рядом валяется. Себастиану-то какая разница — стерильный я в него засажу или нариком попользованный? Короче, подобрал я шприц, колпачок осторожно надел, а потом припрятал на крыльце. А то мало ли, заметут торчков-то, на дом замок навесят, и не войдешь.

Но это я уже здорово забежал вперед. Вы наверное сейчас думаете, что я бесчувственный урод? Моральный выродок, который продолжает позволять отчиму издеваться над собой, чтобы дописать свою исповедь извращенца? Эгоист, который наплевал на мать, все больше подсаживающуюся на транки, чтобы добиться своего? Да, все так и есть. Эгоист, урод и моральный выродок. Таким я стал. Помните, что я писал про сердце? Оно давно засохло в горшке на башне.

Но была еще одна причина того, что я тянул время. Телескоп. Ведь если то, что мне показал во сне Джейкоб, — правда, это могло все изменить. Наверняка ведь Сева снимал и его — свою первую жертву. А это значит, отчиму грозило обвинение в убийстве. Это тебе не пара лет за совращение малолетних. Это может кончится пожизненным — если найдут тело со следами насильственной смерти. А вот если Джей утопился сам, скажем, в той же факинг ванне, а Сева просто испугался и припрятал тело… Тогда все опять упирается в до трех лет, что меня ну никак не устраивало. Да, все верно, я полазил по уголовному кодексу, гугль рулит.

Блин, если бы узнать, что там, на верхнем этаже башни! Ведь если я найду доказательства убийства, то мне не придется убивать самому. Да, вот до чего я дошел. Я планировал укокошить отчима. Причем не просто так, а чтоб он помучился. И знаете, кто в этом виноват? Да гребаное законодательство этой страны. После того, что перенес я и несчастный Джейкоб, все, что грозило извращенцу — санаторий с полноценным питанием, телеком, спортзалом и библиотекой. Причем даже не очень надолго. Я знаю, каково это — сидеть в датской тюряге, из первых рук. У Ибрагима одиного из братьев закрыли за распространение. За полтора года парня так разнесло на халявных харчах, что его семья едва узнала.

Я даже думать не хотел, что может сделать со мной Сева, когда выйдет. Или с матерью, если она на тот момент еще будет в стране. Нет уж. Если мне не удастся доказать убийство, я расправлюсь с подонком сам. Пятнадцать-то мне исполнится только весной.

Короче, веду я к тому, что твердо решил посмотреть, что в запертой комнате. Вот только для этого мне надо было убрать из дома и мать, и отчима. Оказалось это совсем не легко. Я попробовал подкатить к ма: типа, почему бы ей не сходить с Севой куда-нибудь вдвоем? В ресторан на романтический ужин или в театр там. А она на меня как заорет: «Опять хочешь на бровях домой притащиться или девку свою в дом привести, пока нету никого?» Я прикинулся белым и пушистым, типа у меня ничего такого и в мыслях нету, я просто о них с Севой забочусь и все такое. Но она мне не поверила. Да и не в этом даже было дело. Просто не хотелось ей уже ничего. Совсем ма связь с землей потеряла, даже датский забросила. Какой уж тут театр? А подсунуть ей лишнюю таблетку в кофе, чтоб она отключилась — на это я был не способен. Это методы Себастиана.

Кстати, даже Сева по ходу стал опасаться, что ма переберет с дозой. Спала она по ночам беспокойно — как сновторное таблетки уже плохо действовали. Казалось бы, я должен радоваться, — отчим не мог таскать меня на башню три-четыре раза в неделю, как раньше. Ахаха! Вы недооцениваете фантазию этого урода. Я-то тоже поначалу удивлялся: с чего это Себастиан сам предложил поучить меня водить машину? То есть он для приличия сначала мать спросил, не хочет ли она получить права. Но ей было пофиг, ясно дело. А я согласился. Сдуру. Хотя… если бы и отказался, Сева бы меня все равно уломал.

В первый раз мы с отчимом поехали в лес. Искали тихую проселочную дорогу, как он сказал, где машин почти нет. Был вечер, темно, по стеклам молотил мелкий холодный дождь. Себастиан остановил мерс на какой-то пустой парковке. Фары выхватили из мрака мусорный бак и бок общественного туалета. Я думал, сейчас мы поменяемся, и я сяду за руль. Ага, как же. За это удовольствие надо было платить. Доставив удовольствие Себастиану. Ну и куда мне оставалось деваться? Снаружи — дождь, колотун, незнакомый лес, а на мне даже куртки нет: в машине-то тепло.

Обещание свое скот, правда, сдержал. Когда все закончилось, он разрешил мне занять место водителя, и домой мерс вел я сам. Так оно и пошло. В лес рулит Себастиан, из леса — я. Одно неудобство: в мерсе отчиму приходилось пользоваться резинками. Обивку берег. Да и помыться на природе особо не помоешься. А с резинкой — какой кайф? С башней это не сравнится.

Так что покатались мы так пару недель, и Себастиан выяснил, что если мать под вечер подпоить, то она и от обычной дозы снотворного отрубится. На столе за ужином появилось вино. Мне не наливали, зато у ма стакан не пустовал. Пара бокалов, и отчим помогал ей подняться в спальню. Я тогда не знал, что это может был опасно. Идиотом, короче, был. Но об этом позже. Потому что сначала случилось кое-что еще.

Лэрке обо мне все-таки не совсем забыла. Позвонила и пригласила на свой концерт. Конкурсный. Он открытым для публики оказался. В субботу 22-го ноября в 12 в Ранерсе первый отборочный тур. Ранерс — это город такой, в часе езды от нас.

— Можешь вместе с нами поехать, — предложила Лэрке. — Меня отец согласился отвезти.

— Спасибо, — говорю, — за приглашение, но не знаю, смогу ли. Я перезвоню.

Она по ходу обиделась, что я сразу не заскакал с воплями «Ур-ря!», но это же суббота. В выходные Себастиан дома. Значит, придется у него отпрашиваться. Что я и попытался сделать.

— Подожди, — отчим поставил на стол кофейную чашку, которую я ему только что притащил. Вместе со свежезаваренным кофе. — А как зовут эту твою одаренную одноклассницу?

Ну, я сказал. Блин, знал бы тогда, наврал бы, что иду на какой-нибудь факинг день рожденья. Но как я мог догадаться, что у Себастиана на Лэрке такая будет реакция? Просто шок и кома.

— Нет! — отрезал отчим, когда немного пришел в себя.

— Но почему… — начал было я.

— Нет, и ни слова больше! — его палец ткнулся мне в грудь. — А то я обеспечу тебе домашний арест на все выходные.

Вот и думай, чем ему девчонка так насолила! Ревнует, что ли? Смешно, ей-богу.

Я Лэрке позвонил, рассказал про Севину реакцию.

— Может, — говорю, — ты его разозлила как-то? Ну, еще тогда, когда Джей...

Девчонка засопела в трубку:

— Разозлила? Да я с ним почти и не общалась. Один раз только, когда мы в Соммерленд ездили. Он тогда какой-то странный был, правда… Но все равно, вежливый, обходительный даже. Да с тех пор же два года прошло, Джек! Отчим твой меня, наверное, едва помнит. Слушай, а ты точно ничего не выдумываешь? — она помолчала. Ее подозрительность чувствовалась даже через мобильную связь. — Не хочешь ехать, так бы сразу и сказал. Чего за отчима-то прятаться?

— Да честно, не пускает он меня! Грозит запереть на все выходные, — взмолился я в трубку. — Я очень хочу тебя послушать, правда!

— Ладно, — Лэрке вздохнула снисходительно. — Приходи тогда ко мне. На генеральную репетицию. В пятницу после школы, окей?

Конечно, я согласился.

 

Я навсегда запомню ее такой. Заходящее солнце падает прямо в окно, полупрозрачная тень от занавески лежит на клавишах, которые заклинают руки Лэрке. Во мне все вибрирует, дрожит и плавится. Она кажется сотканной из лучей, как и ее легкая, но невыразимо печальная музыка. Если бы меня спросили тогда: что такое красота? Я ответил бы: вот это. Эта девушка, душа которой живет в кончиках пальцев. Не знаю, сможет ли она спасти мир, но меня — меня в тот момент она спасала. От всего страшного, горького, постыдного. Она возвращала меня к тому, кем я когда-то был, и кем желал быть. В тот миг я хотел одного — чтобы она играла вечно.

Но вот ее руки взлетели вверх последний раз и тихо легли на колени. Она посидела немного молча, словно еще переживая последнюю ноту, и повернулась ко мне. Ее глаза сияли, но в уголках губ таилась неуверенность:

— Ну как?

Я прочистил горло:

— Если ты не победишь, то я… я...

— Что, взорвешь концертный зал? — она хихикнула, но щеки довольно зарозовели.

— Перестреляю жури из калашникова, — ответил я ей в тон. — Дыщ-дыщ-дыщ! А что ты такое играла?

— Классная вещь, да? Это Глюк.

— Чего? — я нахмурился. Не всегда поймешь, серьезно Лэрке или прикалывается.

Она рассмеялась, хлопнув ладошками по бедрам:

— Ой, Джек, неужели не знаешь? Композитор такой. Австрийский. Это мелодия из его оперы «Орфей и Эвридика».

— Орфей, — я почесал ухо. — Это такой древний мужик, который играл на арфе?

Снова смешки:

— Ну да, грек. Он много чем прославился, но опера о том, как Орфей вернул из Царства Мертвых свою возлюбленную.

— Жесть. И как это ему удалось?

— С помощью своей волшебной музыки, конечно, — Лэрке провела пальцами по клавишам. — Он очаровал песней души мертвых, и она указали ему дорогу к Эвридике.

— Что, вот так просто? — я недоверчиво покачал головой. — В жизни так не бывает.

Лэрке вскочила со стульчика и закружилась по комнате:

— Джек, Джек, Джек! Это не жизнь — это миф. К тому же, — она остановилась прямо передо мной и сделала большие глаза, — на обратном пути из Царства Мертвых влюбленных ждали ужасные препятствия. Но главным из них было то, что Орфею нельзя было смотреть на Эвридику — иначе он потеряет ее снова.

— И что же? — я затаил дыхание. Хрен с ним, с Орфеем. Мне жутко захотелось притянуть Лэрке к себе — так чтобы ее полураскрытые розовые губы оказались рядом с моими.

— Бедная Эвридика подумала, что муж разлюбил ее, и отказалась следовать за ним. Орфей обернулся и...

— Все умерли, — мрачно закончил я.

— А вот и нет! — Лэрке со смехом заскакала по комнате. Схватила подушку-сердечко и закружилась с ним в безумном вальсе. — Боги сжалились над влюбленными и вернули обоих к жизни. Так, по крайней мере, в опере.

Внезапно она упала на кровать по другую сторону от меня, прижала плюшевое сердце к груди:

— Но ты прав, — в голосе ее больше не было радости. — В жизни так не бывает. Чтобы встретиться с любимым, нужно сначала умереть.

Она опустилась на подушку и уставилась в потолок.

— Если бы только я могла своей музыкой упросить теней отпустить его обратно!

Конечно, я понял, о ком она говорит. Осторожно лег головой на подушку рядом с ней. На потолке у нее были наклеены светящиеся обои. Знаете, такие, на которых звездочки горят, после того, как выключишь свет.

— А я бы пошел за тобой. Хоть в ад. Мертый или живой — не важно. Я бы все сделал, только бы тебя спасти.

Она ровно дышала рядом со мной. Потом повернула голову, и ее глаза оказались близко-близко от моих.

— В ад бы пошел, а на концерт поехать не можешь.

Вот так. Получил, Джек?!

 

В субботу меня разбудил телефон. Я не успел взять трубку с первого раза. Мобильник заткнулся, но через секунду снова отчаянно затрезвонил. Не с первой попытки, но я попал на нужную кнопку. Прохрипел сонно:

— Это Джек.

— Ы-ы! — завыло мне в ухо голосом Лэрке. Я отдернул руку с телефоном, спасая еще не порванную барабанную перепонку. Попросил говорить внятно и потише.

— Предатели… — донеслось до меня через мокрые всхлипывания. — Все пропало… Я умру… Ненавижу их...

— Лэрке! — взмолился я. — Я, правда, хочу тебе помочь. Но не понимаю нефига. Дыши через нос и говори спокойнее!

— Я не могу, — хлюпанье, — через нос. Я не могу, — рычание, — спокойнее!

Наконец кое-что все же разъяснилось. Оказалось, предки девчонку накололи. Папашку с утра вызвали на работу — какая-то срочная операция. Ну а маман просто отказалась ее везти в Ранерс. У нее типа были другие планы.

— Знаю я ее планы, — вопила в трубку Лэрке. — С дружком своим для перепиха она по субботам встречается! А родная дочь ей, видети ли, помешала. Я так ей и сказала об этом, а она...

Мне снова пришлось подержать телефон подальше от башки. Когда накал страстей на том конце немного угас, я подытожил ситуацию:

— Ты хочешь сказать, что тебя некому отвезти на конкурс?

— Ну ды-ы-ы, — в тубке снова стало мокро.

— А поезд? — я еще не совсем проснулся, но соображатель уже начал скрипеть.

— Не успе-еть, — провыла Лэрке. — Он два часа тащится. И до него еще на автобусе надо, а он уже уше-ел...

Точно, сообразил я, суббота же. Следующий автобус почти в десять. Никак не успеть.

— А такси? — предложил я.

— У меня столько денег нету, — Лэрке шумно сморкнулась. — Я же все на татушку потратила. Все, что накопила!

Я вздохнул и стал выбираться из-под одеяла:

— Ну а от меня-то ты чего хочешь?

«Чтобы я ковер-самолет вызвал?» — подумал я, но, конечно, вслух не сказал.

— Джек, — голос Лэрке звучал так убито, что мне захотелось вылететь прямо из окна, как супермен, и броситься ее спасать, — я столько репетировала… Я так надеялась… Так мечтала-а-а...

Все! Больше выдержать я не мог! Сколько сейчас времени? 08:12?

— Помнишь ту лавку, где ты должна была встретиться с Джейкобом, когда вы собрались сбежать из дома?

— Ну-у, — неувернно хлюпнуло в трубке.

— Будь там через десять минут.

— Н-но Джек, — залепетала Лэрке, — я не могу… Я не готова. У меня глаза...

— Ты хочешь попасть на свой конкурс? — надавил я.

— Хочу, — в новом всхлипывании прозвучал намек на надежду.

— Тогда жди меня там через десять минут. Или ищи другой способ попасть в Ранерс.

— Я… Я сейчас! Уже бегу! — трубка запищала короткими гудками.

Я тоже взял ноги в руки. Просить Себастиана отвезти Лэрке на конкурс было бесполезно. Да и не решился бы я оставить отчима с девчонкой наедине — кто знает, может, он не только на мальчиков кидается? Оставалось только одно — поехать с ней в Ранерс самому. На Севином мерсе.

Торопился я потому, что по выходным Себвастиан всегда бегал. И всегда с восьми до девяти утра, до завтрака. Вот и сейчас он уже рассекал вокруг озера — беговых кроссововок в коридоре не оказалось. На всякий случай я прислушался. В доме стояла тишина: ма в последнее время долго спала по утрам. Я вытащил ключи из шкафчика, открыл гараж и вырулил во двор. Ворота автоматически закрылись.

Лэрке стояла возле скамейки, переминаясь на каблучках. Ветер играл складками длинной юбки, воротник пальто был поднят почти до распухшего покрасневшего носа, берет свисал на несчастные глаза. Под мышкой девчонка сжимала нотную папку.

Когда перед ней тормознул мерс и дверь приглашающе распахнулась, она сделала удивленный шажок назад, и только потом заметила мою рожу через стекло.

— Джек? — она процокала к машине и недоверчиво засунула нос в тепло салона. — А как ты...

— Неважно, — оборвал ее я. Чем быстрее мы свалим отсюда, тем больше форы получим у Себастиана. Второй машины у него нет, так что погнаться за нами ему не на чем. Зато вот в полицию заявить об угоне с него станется. — Так мы едем или нет?

Лэрке решительно сжала челюсти и залезла внутрь:

— Едем!

 

Когда мы свернули наконец на скоростное шоссе, я расслабился. Тут не было ни светофоров, ни левых поворотов. Жарь себе по прямой, да обгоняй изредка грузовики и «улиток» — старичков-паралитиков или боящихся скорости жирных теток. Навигатор в моем айфоне бодро рассказывал, куда рулить, так что я мог сосредоточиться на Лэркиной болтовне.

— Победители отборочного тура проходят дальше, на региональный, — объясняла она, разглядывая себя в зеркальце, вытащенное из маленькой косметички. — Он пройдет в Орхусе. Те, кто выиграет его, попадут в финал. Там надо будет играть с Симфоническим оркестром датского телевидения — представляешь? Именно музыканты оркестра выберут победителя в двух категориях. Я иду в той, что до четырнадцати лет, включительно, — девчонка достала пуховку и принялась пудрить припухшую мордочку.

— Так вас что, и по телеку будут показывать? — я представил себе Лэрке на большом экране. Апплодисменты, цветы, интервью. Круть!

— Только финалистов, — она вытащила из сумочки тушь и принялась за ресницы. — Черт, не успела накраситься, а теперь криво будет. Ты не можешь вести поровнее?

— Веду, как могу, — буркнул я. — На права не сдавал.

Лэрке приценилась к левому глазу и еще раз взмахнула кисточкой:

— Даже не представляю, как ты смог уговорить отчима одолжить тебе машину.

— Я не говорил, что он мне чего-то одолжил, — неохотно поправил я. — Я сказал, что я одолжил тачку у Себастиана.

Она забыла про тушь и уставилась на меня круглыми глазами:

— Ты что, хочешь сказать… — она неопределенно махнула в воздухе рукой.

— Типа того, — буркнул я и обогнул фуру, везущую кур на бойню.

— Ой, — Лэрке прижала ладонь к губам. — Он же наверное рассердится, когда узнает.

Я глянул на часы. 09:08. Возможно, Сева уже узнал. И рассердился. Или, вернее сказать, зассал кипятком?

— Не важно, — пожал я плечами. — Навигатор говорит, мы будем на месте через семнадцать минут.

— Джек! — я заметил в ее глазах восхищение. Блин, неужели все, что для этого требовалось, — угнать колеса? — Ты просто супер! — и она чмокнула меня в щеку.

Мерс вильнул, так что мы чуть не вылетели на обочину.

— Не делай так больше! — рявкнул я. И добавил, чувствуя, как в лицо запоздало кинулась краска. — В смысле, без предупреждения.

— Тогда я предупреждаю, — Лэрке вытянула губы трубочкой. Получилось у нее не очень, потому что она пыталась одновременно сдержать смех. — Сейчас я тебя поцелую.

И она сделала это. Я не сразу заметил, что спидометр показывал уже 180. Мы едва не проскочили нужный съезд. Но фак! У меня было такое чувство, что мы вот-вот взлетим.

— Знаешь, победитель конкурса получит сто тысяч, — сообщила Лэрке, намазывая только что касавшиеся меня губы блеском. — А за второе место дают пятьдесят. Такая прорва денег!

— Ну, тогда ты сможешь заплатить за бензин, — я обнаружил, что ко мне вернулся голос.

— Сначала мне надо выиграть, — вздохнула Лэрке. — Только денежный приз для меня не главное.

— Да ну? — я попытался представить, что могло быть важнее ста тыщ, но тут воображалку у меня зашкалило.

— Понмаешь, финальный концерт будет открывать почетный гость. В этом году это Екатерина Мечетина, — она смешно выговорила русскую фамилию, с «тш» вместо «ч». — Это мировая звезда! Она будет в Дании на гастролях. Боже, как бы мне хотелось играть, как она!

— Ты играешь лучше, — уверенно заявил я, рассчитывая на поцелуй. Но Лэрке только фыркнула.

— Много ты понимаешь! Ты хоть слышал Мечетину когда-нибудь? Вот. А она божественна, понимаешь? Божественна! Даже просто сидеть на ее концерте, это...

— Мы почти приехали, — заметил я и свернул на парковку перед музыкальной школой.

— Ой! — Лэрке судорожно схватила папку с нотами. — Уже? Сколько времени?

— Полдесятого, — сообщил я. — Это рано?

— Что ты! Нас там больше пятидесяти человек! Пока пройдешь регистрацию, пока настроишься… — она судорожно вздохнула, прикрыла глаза и схватилась за памятную мне голубую фенечку. Губы беззвучно шевелились.

— Да не переживай ты так, — хмыкнул я. — Ты справишься, я уверен.

Она взмахнула ресницами и сделала глубокий вздох:

— Ничего ты не понимаешь. Это мой счастливый амулет. Джей его для меня сделал.

Опять этот факинг Джей! Хотя… сам мог бы догадаться. Разве я ей хоть что-то подарил? Ни одного, блин, завалящего цветочка!

Но Лэрке уже проворно лезла из машины, запахиваясь в пальто от резкого ветра. Я запер двери и потрусил за ней. Мой телефон зазвонил. Я вытащил его из кармана. Блин, Себастиан!

— Ты иди, я сейчас, — махнул я Лэрке. Когда она была шагах в десяти, прижал трубку к уху.

— Знаешь, что я с тобой сделаю, ты маленький, грязный, тупой… — я нажал отбой и выключил айфон. Надеюсь, у Севы давление подскочит настолько, что его на скорой увезут. В конце концов, он сам научил меня водить.

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль