1. Лунный заговор

0.

Я сидел на лоджии и писал проект про миссию «Аполлона 11». Почему я сидел на лоджии? Потому что в гостиной был накрыт стол, с кухни меня выперли — там царил пирог с подгоревшей корочкой, а больше места в квартирке тети Люси не нашлось.

Школьный компьютер барахлил, буквы «M» и «N» на убитой клаве западали. Меня это реально забодало — ведь слово «Луна»[1] пприходилось писать в каждой второй строчке. Над двором клубилась грозовая туча. Воздух набух электричеством, и казалось, волоски на руках и шее от него становятся дыбом. На соседнем балконе голосил выставленный в коляске «погулять» младенец. Родители, по ходу, про него забыли, так как надрывалось дитё уже минут десять.

Помню, что я думал о том, почему первым стал именно Нил Армстронг — потому, что сидел ближе к выходу? Или НАСА специально выбрала скромного парня для миссии, чтоб не зазвездил? И как воспринял это Базз?

Но тут в дверь просунулась укладка тети Люси в облаке яблочно-сдобного духа:

— Так, все, Жень. Я почапала. Веди себя прилично, мать не подводи, — и, скосив очки в сторону гостиной, мамина подруга перешла на трагический шепот — точнее, приглушенные вопли, ведь ей приходилось соревноваться с глоткой соседского младенца. — Может, это у нее последний шанс. Последняя надежда на счастье. Так что не будь эгоистом. Ну, ты меня понял? — близорукие глаза подозрительно блеснули на меня из-под затуманенных духовкой стекол.

— Понял, — кивнул я, клятвенно прижав ладонь к груди. — Буду паинькой.

Тетя Люся сверкнула в улыбке золотым зубом и заорала во всю силу легких, коверкая датские слова:

— Эй! Памперсы ребенку смените уже! А то позвоню в Общество Защиты Детей!

Младенец испуганно заткнулся, и внезапную тишину заполнил далекий пока гром, и очень близкая ругань на турецком. На балконе соседей хлопнула дверь. Тетя Люся удалилась, высоко вскинув подбородок. Из-за разделяющей лоджии пластиковой перегородки высунулась всклокоченная черная голова. Под аккомпанимент возобновившихся «уа-уа» герр со звучной фамилией Аюдемир — так значилось на табличке на лестнице — принялся объяснять, что сделает со мной, если я еще раз разбужу его сына, и что еще хуже — его самого после ночной смены.

Я закрыл ноут — все равно забыл, что хотел написать, — показал турку средний палец и смылся. В комнате мама перед зеркалом наводила последний глянец на свою боевую раскраску.

— Что там за шум? — спросила она уголком рта, чтобы не дрогнули ресницы.

— Сосед взывает к Аллаху, — я хлопнулся на продавленный диван и зашарил под столом в поисках пульта от телека.

— А что так громко? — мама повернулась к зеркалу другим глазом и хищно прищурилась. Репетировала.

— Гроза, — пожал я плечами. — На линии помехи. Пульт где?

— Ой, я наверное его в ящик засунула, когда убиралась, — за глазом прошли инспекцию губы, нос получил еще одну порцию пудры. — Да не включай ты этот ящик, Жень. Лучше вон музыку поставь. Только нормальную, а не свою эту дыщ-дыщ-дыщ.

Я тягостно вздохнул и попытался еще раз:

— Мам, может, я все-таки пойду, а? Ну зачем я вам? Вы тут сами посидите, побеседуете культурно, а я к Мемету сгоняю, у нас проект...

— Знаю я ваши проекты! — она наконец оторвалась от зеркала и развернулась ко мне всем фасадом лучшего и единственного платья — черного с блестками. — Снова после них мне тебя из полиции вытаскивать?! — При виде моей кислой рожи мама смягчилась. Улыбнулась и кокетливо приняла позу супермодели из телевизора. — Ладно, лучше скажи, как я выгляжу?

— Сногсшибательно, — я ухватил печеньку из вазочки и отправил в рот. — Ты у меня самая красивая. А может, я тогда в библиотеку?

— Ты знаешь туда дорогу? — подрисованная бровь красиво взлетела под каштановые завитки. — Я же говорила, Себастиан хотел с тобой познакомиться. С кем же он знакомиться будет? С твоей фотографией? Ты лучше серьезно скажи, мне нормально? Со стола не таскай!

Моя рука замерла в миллиметре от конфеты в зеленом фантике — тетя Люся недавно привезла их из Москвы. Я критически прищурился на блестки:

— Ну-ка, повернись.

Мама сделала сосредоточенное лицо и осторожно сделала кружок на каблуках. Пока она была ко мне спиной, я успел-таки свистнуть конфету.

— Ну что? — от волнения мамины щеки разрумянились, и она показалась мне молодой-молодой, как на своих старых фотографиях, тех, где у нее лебединая шея под высокой прической и белые воротнички.

Я нахмурился в позе мыслителя, незаметно дожевывая шоколад.

— Что, плохо, да? — нижняя губа у мамы задрожала, руки неуверенно одернули подол. — Слишком коротко наверное? Я так и знала, что вульгарно будет смотреться. Вечно мне надеть нечего...

— Ничего не коротко, — авторитетно заявил я. — Просто у тебя там что-то… — встал с дивана, чуть не расшибив коленку о тесно придвинутый столик, шагнул вперед и обнял нарядно-чужую и вкусно пахнущую духами женщину.

— Что, Жень? — она обеспокоенно вывернула голову. — Ярлычок вылез? Или снова нитка поползла?

— Поползла, — подтвердил я, вытаскивая из-за маминого шиворота мятый зеленый фантик. — «Белочка». С орешками. Так кто у нас со стола таскает?

— Ах-х, — мама задохнулась от такой наглости, но в уголках глаз тут же образовались лучики — предвестники улыбки. — Значит, ты так?! Ну, держись!

Выхватив у меня фантик, она погналась за мной вокруг стола. Вот так и вышло, что, когда раздался звонок в дверь, я корчился на полу у дивана с колющей живот бумажкой под футболкой, а мама нещадно щекотала меня за ушами. Мы замерли при звуке беспокойной трели, как громом пораженные. За окном действительно сердито перекатывалось и бормотало.

«Не открывай, — подумал я про себя, чувствуя, как исчезают с кожи знакомые пальцы, унося с собой запах духов и ванили. — Не нужен нам никакой Себастиан».

— Жень, скатерть поправь! Смотри, все чуть на пол не рухнуло, — мама вскочила на ноги, торопливо проверяя прическу одной рукой, а платье — другой. — А ваза? Ваза у нас есть? — запнулась она в дверях на пути в коридор.

— Зачем ваза? — хмуро пробурчал я, вдоворяя на место опрокинутую чашку.

— Ну, вдруг он с цветами, — понизила мама голос, энергично кивая в сторону снова деликатно тренькнувшего звонка.

— Даки не дарят цветов, — авторитетно заявил я, окидывая критическим взглядом разномастые блюдца-ложки, купленные тетей Люсей в ближайшем секонд-хенде. — Только на свадьбу. Или похороны.

Мама обиженно поджала губы и пошла открывать. Не зная, куда себя девать, я постоял немного посреди комнаты, прислушиваясь к приглушенным ахам в коридоре («О, Себастиан, что ты, не надо было...»). Потом решил не изображать памятник и заняться музыкой, как меня просили. Допотопный музыкальный центр — явно тоже из секонд-хенда — разразился чем-то сентиментально-французским. Поморщившись, я скрутил звук на минимум, и тут в гостиной появилась мама — почти невидимая из-за огромного букета. Я внутренне присвистнул. Розы. Штук сорок. Блин, лучше бы он на эти деньги жратвы нормальной купил.

— Это мой сын, Женя, — раздалось из-за поблескивающих искуственной росой алых лепестков.

— Шень-Янь?

А вот и он, Себастиан. Адвокат и новый мамин хахаль. Насчет адвоката я до сих пор сомневался — мало ли кого можно встретить в офисе юриста. От очередного клиента до седьмого подавальщика бумаги к пятому ксероксу. Но от этого мужика так и исходили волны уверенности в себе, успешности и запаха новеньких денежных купюр.

— Джек, — поправил я. — Называйте меня Джек.

Мое русское имя даки при всем старании не могли выговорить, ни полную его форму, ни краткую. Про написание я вообще молчу. Так что я давно стал Джеком, добровольно и по собственному выбору. Только вот мама про это вечно забывала, отчего у учителей в школе создавалось впечатление, что она не помнит, как зовут родного сына.

— Джек! — просиял голливудской улыбкой адвокат. — Себастиан, — и протянул мне холеную, в меру загорелую руку.

Его глаза нашли мои, и… Блин! К этому я не был готов. В его взгляде читалось не плохо замаскированное вежливостью безразличие, а неподдельный пытливый интерес. Неужели мама действительно что-то значит для этого хлыща, одной рубашкой которого можно было бы оплатить наше проживание у тети Люси до конца года?

Ладонь у меня почему-то вспотела, и я попытался незаметно вытереть ее о штаны. Рукопожатие адвоката оказалось под стать всему имиджу — по-деловому крепким, сухим и в меру выдержанным. Серые глаза с прищуром не отпускали мои. Я почему-то смутился и с радостью бросился по зову мамы на поиски вазы. Хлопал шкафами на кухне и украдкой разглядывал гостя, стараясь подметить в нем хоть какой-то раздражающий недостаток. Пусть не думает, что он нас всех тут купил! Это для тети Люси главное, чтоб в карманах водилось бабло. А мне насрать. Я и сам бабла могу срубить, если что. И вообще — мы раньше без него прекрасно справлялись и дальше справимся! Нужен он тут, как рыбе — зонтик!

В боевом настроении я вышел из кухни и треснул на стол пластиковое ведро. Вода плеснулась, и несколько капель шлепнулось в адвокатский кофе.

— Жень, ты чего?! — мама перешла на русский, сделав страшные глаза.

— Ваза, — бросил я. — Другой у нас нету, — и принялся срывать пластик с роз.

— Извини, Себастиан, — захлопотала мама, хватая чашку с котятами. — Я сейчас новый кофе налью.

— Ничего-ничего, — адвокат оскалил белоснежные зубы. — Все нормально. Я не люблю крепкий.

Мама растаяла, а этот тип принялся гнать дальше про традиции варки кофе в тех странах, где ему довелось побывать. Не знаю, что она там из всего этого трепа понимала, — мама у меня в датском не очень. Когда уборщицей ишачишь, то в основном только со шваброй и общаешься. Но сидела с видом внимательной слушательницы — кивала, хихикала, подкладывала гостю печеньки («Домашние, сама пекла») и подгоревший пирог (творение теть Люси). Адвокат отведал того и другого, похвалил и выдвинул на стол бутылку красного — в красивой упаковке с ленточками.

Лицо у мамы так и вытянулось, а я внутренне потер руки. Ага! Вот ты и прокололся, Сева. Козел Бо, к которому мы уехали из России, и с которым четрые года промучились, оказался алкоголиком. Потому мать с ним и развелась. Терпели мы, правда, долго. Мама боялась потерять вид на жительство. Но наконец и у нее нервы не выдержали.

Подруги посоветовали хорошего юриста, и вот в коридорах его-то конторы она и наткнулась на Себастиана и выпускать из зубов редкую добычу не собиралась. Хороший юрист объяснил: Бо нас не бил, а психологическое насилие доказать в суде будет крайне трудно. Поэтому лучший шанс у ма остаться в Дании — это снова выйти замуж. Желательно, за трезвенника. И вот теперь Себастиан приперся с вином!

На кухне тети Люси нашелся штопор, зато вот рюмок, кроме водочных, я не обнаружил, и вернулся в гостиную со стаканами. Ничего, переживет адвокат культурный шок. А не переживет — тем лучше. Значит, я больше его благородную морду не увижу. Кстати, о мордах. Напоминает он чем-то Нила Армстронга. Просто создан под шлем. Чтобы скрывал срезанный подбородок. Хотя я, в принципе, против Нила ничего не имею. Да и против Себастиана, пока, тоже. Вот он, вроде, вина себе плеснул, но только губы в стакан макает — сколько было там, столько и осталось. Зато трындит — как только язык не устанет. Мама, на это глядя, расслабилась, и быстренько высосала полбутылки. Щеки у нее расцвели ярче роз, в глазах блеск, ну просто школьница на первом свидании.

За окном совсем потемнело, там по ходу назрел серьезный дождь, и Себастиан предложил зажечь свечи. Это даки очень любят, хлебом их не корми, дай свечу зажечь. Ну, я щелкнул «крикетом», и зря — адвокат про меня вспомнил. Тут началось:

— Нравится тебе в Дании? Как дела в школе? Трудно было учить датский? Ты любишь футбол? — и еще прорва всяких чумовых вопросов, которые взрослые задают, когда им хочется наладить отношения с ребенком.

Отвечал я односложно, давая понять, что хочу только одного — чтобы от меня отстали и дали спокойно пожрать пирога. Но мама явно задалась задачей произвести впечатление на потенциального жениха, в том числе за мой счет.

— О, Себастиан, — трещала она, — он так быстро выучил язык! И вообще, мальчик удивительно талантливый. Увлекается космосом, звездами. Ты бы видел, какие книги он читает! Мне в них ничего не понять, даже на русском. Мечтает стать космонавтом!

— Как интересно, — кивает с важным видом надутый тип. — В детстве я тоже очень любил наблюдать за звездами. Помню, отец подарил мне телескоп...

И понеслось. Да мне-то фиолетово, за чем ты там наблюдал, когда я еще не родился — за птичками или за спальней соседей. Главное, вы меня не трогайте. Но нет, как же! Маме все неймется:

— Вот он и сейчас доклад о космосе пишет. Один. В группе-то с ним одни оболтусы и хулиганы, учиться никто не хочет. Вот он и работает за всех.

— Правда? — и снова серые глаза щурятся на меня, будто обнаружили лазейку в законе по налогообложению. — А о чем именно ты пишешь?

— Об «Аполлоне 11», — бросаю я, чтобы Сева отвязался. Обычно достаточно бывает упомянуть что-то, о чем даки ничего не знают, чтобы они отвяли.

— А-а, первый человек на Луне, — понимающе кивает Себастиан. — Огромный скачок для человечества.

Этого я не ожидал. У меня даже рот открылся, и пирог чуть оттуда не выпал — вот смеху-то было бы! А этот гад сидит, губы в улыбочке растянул, и тут еще мама ему голову на плечо. В общем, я психанул.

— Между прочим, — говорю, — это еще неизвестно, кто куда скакал. Может, — говорю, — америкосов вообще на Луне и не было. Они, кстати, сами так заявили. А всем просто показали красивый фильм. И хомячки поверили.

Взял зажигалку и пошел на лоджию. Типа покурить. Ливень только меня и дожидался. Хлынул так, что под крышу залетало. Пришлось позакрывать окошки, только щелку для дыма оставить. Мама сигареты не одобряла, так что делал я это больше ей назло. Думал, прибежит, начнет разбираться, Сева и свалит от семейки со стаканами и дурными привычками. Но она осталась.

Музыку, видно, подкрутили, потому что она стала пробиваться через шум падающей на крыши воды. За запотевшим стеклом плавно двигались в такт блюзу две тени — длинные в свете свечей и редких молний. Я щелчком отправил окурок в мокроту. Когда это мама в последний раз танцевала? И если она танцует — значит, ей хорошо? С ним хорошо, с этим адвокатом? И чего мне теперь делать? Тут сидеть, пока он не уйдет, или пока меня молнией не треснет? Или зайти в тепло и чувствовать себя дебилом?

В пластиковую перегородку лоджии что-то стукнуло. Я вздрогнул и чуть не слетел с табуретки: в окно сунулась волосатая лапа соседа.

— Эй, огонька не найдется?

По ходу, дождь и турецкий темперамент остудил. Я молча вложил в смуглые пальцы зажигалку. Рядом шумно затянулись. Блин, глючит меня, или у соседа курево с чудо-травой? Поразмыслив, я робко высунул нос в щель:

— Не угостишь?

Перед моей физиономией возник подмоченный дождем «фак».

— Рано тебе еще, — закашляли за перегородкой.

Мля, кругом облом. И вот именно этот момент мама выбрала, чтобы шагнуть на балкон и радостно сообщить:

— Жень! Себастиан приглашает нас в Обсерваторию!

[1] Луна по-датски — Måne