2. Луна идет рысью

— Ты что, следил за мной?

Я оторвался от велика, который осматривал на предмет возможного ущерба, и наткнулся на подозрительный взляд Лэрке.

— Следил?! Зачем? — состроил честную морду и глазами хлопаю, прямо птичка-наивняк.

— Это ты мне скажи, — убедившись, что мне не нужна помощь, девчонка полезла на свой драндулет. — Ты за мной от самого дома ехал.

Блин, вот обложался-то!

— А я тебя не заметил, — наклонился, типа тормоз проверить, чтоб она меня по глазам не спалила. — Просто мне тоже в эту сторону надо было. Совпадение.

— И на эту аллею тебе тоже надо было? — Лэрке махнула на уходящую в сосновый лесок тенистую дорожку.

— Ага, — говорю и тоже на велик лезу.

Повезло мне, прочный «Призрак» оказался. Все-таки качество это вещь.

— Значит, ты на «Каштановую ферму» едешь?

Какая еще нафиг ферма?

— Здесь тупик, — Лэрке кивнула на спрятавшийся в кустах дорожный знак. — Эта дорога только к ферме ведет.

Мля, приплыли! Всю ночь гребли, а лодку отвязать забыли.

— Ага, — говорю, — вот туда-то мне и надо.

Лэрке нахмурилась, но оттолкнулась от земли и нажала на педали. Я быстро поравнялся с ней. Спина ныла от удара, но не зря же я акробатикой тут занимался?

— Ты что, ездишь верхом? — девчонка скосила на меня глаза, а я наскочил колесом на здоровенную шишку и чуть снова с велика не слетел. Блин, верховая езда! Конечно, вот почему на Лэрке эти узкие штаны и сапоги до колена. Любой дятел бы уже догадался, куда она собралась. Любой — только не шибко умный Джек.

— Нет, — пришлось мне признаться. — Но всегда хотелось. Просто мы раньше в городе жили, а сейчас сюда переехали, вот я и решил, что пора попробовать.

Во как я ловко вывернулся!

— Так ты в первый раз, — усмехнулась Лэрке и свернула на подъездную дорожку, ведущую к тиичному для фермы вытянутому побеленному зданию с флангами подсобных строений. — А куда вы переехали? В какой дом?

Я назвал адрес и объяснил:

— Такой темно-серый, с башенкой.

Фыркнул из под колеса гравий, камушки больно стрельнули по ноге. Я остановил велик и удивленно обернулся. Лэрке застыла посреди дорожки, на которой остался темный след от резкого торможения.

— Ты чего? — спросил я, чувствуя противный холодок под ложечкой. — Мы что, не туда приехали?

— Вы купили Стеклянный Замок?

— Замок? — я ухмыльнулся на пробу, но ее лицо осталось совершенно серьезным, даже сосредоточенным. — Вообще-то он каменный, но… Нет, мы его не купили. Мать вышла замуж за Люкке, — почему-то у меня язык не повернулся назвать Себастиана по имени при Лэрке. — Хозяина дома. А ты знаешь его?

Я боялся услышать ответ. На миг мне показалось, что девчонка в курсе всего насчет отчима. Что все тут в курсе — и старичок с таксой, и женщина, что махала мне от фиалок, и даже почтальон, что приезжал на своем грузовичке каждое утро. Все все знают, но участвуют в общем заговоре молчания. Заговоре против чужаков на их маленьком острове Счастья, вроде меня и ма.

Лэрке покачала головой:

— Да так, видела пару раз, вот и все. А вы уже давно здесь?

— С середины июня.

— Ага.

Это многозначительное «ага» повисло между нами разделительным союзом. Вроде мы вместе, а вроде — каждый по свою от него сторону. Лэрке изучала меня так, будто должна была принять самое важное решение в своей жизни, а на моей морде значился неразборчивый, но необходимый совет.

— Ты точно хочешь научиться ездить верхом? — наконец спросила она испытующе.

— С дества мечтал, — я стукнул себя кулаком в грудь. — Лошадей обожаю.

Она вздохнула и потащила велик ко мне:

— Ладно. Тогда пойдем.

На Каштановой ферме было безлюдно. Только по огрорженной площадке, которую Лэрке назвала манежем, трусила пара упитанных пони с детьми под присмотром инструктора, а родители висели на изгороди, обмахиваясь панамами. Дети в огромных черных шлемах походили на головастиков, родители — на разморенных жарой пестрых жаб.

— Туристы, — презрительно скривила губы моя провожатая.

Мы зашли в прохладу конюшни. Пахнуло навозом и сеном, грухо застучали копыта, из боксов повысовывались любопытные морды обитателей. На каждом стойле висела табличка с именем лошади и указанием ее породы. Лэрке остановилась перед боксом, на котором значилось: Луна. Фьорд.

— Твоя? — спросил я, кивая на невысокую плотную лошадку удивительного серебристого цвета с темной гривой и хвостом.

— Ага, — девчонка ласково провела Луне по переносице, почесала широкий лоб. — Родители подарили на день рождения. Мне тогда восемь исполнилось. Вот с тех пор мы и вместе.

Нормально, блин. Чего там подарили мне на восьмилетие? Хоть убей, не помню. Помню только, что обожрался мамиными домашними трюфелями — это она конфеты такие сделала. Обычно дома у нас шоколада не водилось, а тут две полки в холодильнике были им забиты. Вот я и не удержался и таскал с кухни потихоньку, таскал… Пока не заблевал празднечный стол и новое платье тети Светы. Пришлось вызывать скорую и делать промывание желудка. С тех пор я шоколадные конфеты не очень. Особенно которые какао обсыпаны.

— У тебя наличка или карта?

Вопрос Лэрке спас меня от воспоминания о пихающемся в горло вонючем резиновом шланге и садистких глазах врача скорой помощи.

— Э-э… — тут я сообразил, что за уроки верховой езды, конечно, надо платить.

— Просто Элис карты не принимает, — пояснила хозяйка Луны, уворачиваясь от мягких волосатых губ кобылы. — Я давно говорила, чтобы они завели автомат, ведь клиентов теряют. Но у них тут так и осталось все постаринке.

— Блин, а у меня карта, — поспешил я сообщить нарочито огроченным голосом. Не признаваться же, что в карманах только ветер гуляет.

Лэрке оторвалась от лошади и смерила меня сочувственным взглядом.

— Жаль… — и вдруг вспыхнула вся изнутри в солнечной улыбке. — Знаешь, а давай я тебе сама первый урок дам?

— Но… у меня же лошади нету, — растерялся я.

— А я тебе одолжу Луну! Она очень спокойная, послушная. Для начинающих — самое то! Сначала посмотришь, как я делаю, а потом сам попробуешь. Что скажешь?

Я представил себе, как лечу с кобылы прямо под ноги Лэрке, а она рассыпается своим волшебным серебристым смехом. К ней присоединяются туристы, дети-головастики, и сама Луна, скаля здоровенные желтоватые зубы.

— Э-э, скажу, здорово и большое спасибо, — осторожно начал я. — Только вдруг я твоей лошади не понравлюсь?

Лэрке действительно рассмеялась:

— Не волнуйся. Ей нравятся люди, которые нравятся мне.

Ого! Сердце у меня в груди сделало обратное сальто.

— Ладно, — говорю. — Что мне надо делать?

Девчонка посерьезнела:

— Смотри и слушай внимательно. В следующий раз я помогать не буду.

Она зашла в стойло, а я благоразумно остался пялиться через ограду — не хватало еще, чтобы меня залягали до начала всего интересного. Лэрке щебетала, объясняя, зачем нужен груминг, и как седлать лошадь. Я с чистой совестью пропускал мимо ушей мудреные слова вроде «вальтрап», «потник» и «подпруга», а сам любовался девчонкой и тихо фигел. Как она, такая маленькая и хрупкая, могла легко управляться с животиной раза в четыре больше ее и раз в десять тяжелее?

— Запомнил? — спросила наездница наконец, а Луна взглянула на меня свысока, задрала верхнюю губу и заржала. Уже издевалась, вот кобыла!

Я кивнул, и мы пошли подбирать мне шлем. Пальцы Лэрке снова коснулись моей скулы, когда возились с ремешками, и меня просто дрожь пробила. Потом мы вышли во двор — я старался держаться как можно дальше от лоснящегося зада Луны, не только потому что, как мне объяснили, лошади лягают назад, но и потому, что из под ее хвоста иногда падало кое-что увесистое и вонючее. Потопали к свободному манежу. Я повис на ограде, а наездница принялась демонстрировать мне шаг, рысь и галоп. Чувство было, что я в ковбойском фильме, не хватало только шляпы с полями, лассо и сигареты в зубах.

— А теперь твоя очередь, — махнула мне Лэрке.

Я покосился на детей-головастиков, на которых теперь стал похож, но те не спешили убраться с солнцепека, радостно труся по кругу на лохматых шетлендцах. Ладно, делать нечего. Полезай, солдат, в дупло, там и сухо и тепло.

Я зашел в манеж.

— Запомнил, как садиться в седло? — Лэрке держала под уздцы Луну, косившую на меня лиловым глазом.

— Э-э, не покажешь еще раз? — включил я дурачка.

Девчонка с готовностью вставила ногу в стремя, и перед моим носом оказался туго обтянутый брюками круглый задок. Я судорожно сглотнул, а Лэрке уже объявляла с высоты конской спины:

— А теперь смотри, как спешиваться.

О, уж не сомневайтесь, я смотрел во все глаза. Блин, кто бы знал, что рай сменил адрес с Неба на Каштановую ферму? Валлах!

— Теперь попробуй сам.

Я осторожно приблизился к крутому боку Луны.

— Сначала проверь, достаточно ли длинно путлище. Помнишь, как я показывала, по руке?

Я послушно вытянул граблю. Оказалось, стремя мне нужно отпустить. Но вот наконец все было готово, и настал момент истины. Я очень боялся опозориться и то ли рухнуть назад, то ли нырнуть носом по другую сторону лошади, как это часто показывают в дурацких комедиях. Но вышло у меня все с первого раза.

— Сядь глубже в седло. Спину выпрями, — руководила мной Лэрке с земли, до которой оказалось внезапно очень далеко. — Стремя на широкую часть стопы. Пяткой в бок не упирайся, — она взяла меня за щиколотку и поправила ногу.

Внезапно я осознал, как много частей у моего тела, и как плохо они смежду собой сообщаются. Я чувствовал себя, как капитан команды неважно сыгранных игроков. Пока занимаешься одним, другие творят, кто во что горазд.

— Руки вниз, — неумолимо приказывала Лэрке. — Мизинец освободи, куда ты его засунул?

Она дотянулась до моей ладони и уложила повод, как надо.

— Помнишь, как лошадь посылать вперед? Вот этим местом работаешь, — она шлепнула меня по заду, — и шенкелями. Повод припусти.

Я смутился и попытался скрыть это шуткой:

— А я думал, тут конь должен работать,.

— Это кобыла, — невозмутимо поправила Лэрке. — Ну, давай! Чего заснул?

Я кинул взгляд на детишек, под руководством инструктора бесстрашно перешедших на рысь, и осторожно подал корпус вперед. Ура, заработало! Мы с Луной описали первый круг. Потом еще один.

— Попробуй остановить ее, — велела Лэрке. — Так. Давай вперед. Поворот направо. Поводья не дергай! А ногами чего дрыгаешь? Налево!

Так мы развлекались полчаса, пока я не взмок и четко не ощутил, что в моих джинсах есть очень неудобно расположенные швы.

— Готов поробовать рысь? — осведомилась девчонка с хищной улыбкой.

Блин, вот садистка! Но русские не сдаются.

— Готов, — говорю.

— Тогда с шага ее поднимай. Опять корпус, шенкеля, поводья. Вот так, — Лэрке эротично подала попкой вперед, чуть сведя коленки. Нет, мама дорогая, я так не могу! Мне и так шов в паху давит, а тут еще такое шоу!

Короче, с третьего раза я как-то умудрился жопой правильно вильнуть и скоординировать это с руками-ногами. Мы потряслись, и я очень отчетливо понял, что не всегда здорово иметь яйца.

— На стременах привставай, — хихикала Лэрке. — Спина прямая! Почувствуй ритм.

— Как — по-чув… чув-ство-вать? — прокрякал я, как больная утка.

— Не как, а чем, — девчонка уже откровенно покатывалась со смеху, Луна фыркала, вторя хозяйке. — Кормой, Джек!

Вот так мы и развлекались. Туристы с детишками отчалили, соседний манеж опустел, зато из леса показалась цепочка всадников на красивых шоколадных лошадях. Оказывается, тут и конные прогулки устраивают!

— Хочешь, к озеру прокатимся? — предложила внезапно Лэрке. — Я у Элис попрошу Монтенегро. Это ее собственная горячая кровь. Я на ней и раньше ездила, так что, думаю, Элис мне не откажет.

Если бы не мои убитые жопа и яйца, я бы первый заорал: «Уря!» Еще бы, романтическая прогулка, сосны-ели, все дела. Только толку с этой романтики, если я потом неделю враскорячку ходить буду.

— Хочу, — говорю. Говорить уже могу, потому как ритм у меня теперь точно находился в районе очка, и рысили мы с Луной вполне в такт. — Только, если можно, на великах. А еще лучше пешком. А то, боюсь, тебе назад меня придется транспортировать кормой кверху.

Лэрке прыснула, прикрыв ладошкой рот.

— Ой, извини, Джек, я как-то не подумала про твои… особенности. У нас же тут девчонки одни. Из мужчин только туристы иностранные иногда бывают, но с ними Элис занимается.

— Почему? — не понял я, спешиваясь. Блин, по ходу ногу на ногу закинуть я точно не смогу еще неделю.

— Ну, — она сделала большие глаза, — глупо, конечно, но парни почему-то считают, что лошади — это для женщин. Ты разве не знал?

Мило! То есть меня еще и угораздило пойти в женский спорт?! А как же мушкетеры, рыцари какого-то там стола и факинг Зорро?!

— Так как насчет похода к озеру? — поспешил я сменить тему.

Лэрке задумчиво покусала губу:

— Вот что, давай Луну расседлаем, а потом я покажу тебе тут в лесу одно место. Раз ты новичок, то наверняка его не знаешь. Идет?

Мы шли по узкой тропинке, обросшей вереском, и волокли велики за руль. Я был рад, что Лэрке показывала дорогу, а потому не видела, какая интересная у меня стала походка. Зря радовался. Девчонка обернулась и страдальчески сморщила носик:

— Что, очень больно, да?

Я пробормотал что-то нечленораздельное и постарался шагать прямее.

— К следующему разу купи себе брюки для верховой езды и сапоги. Это защитит, — она скользнула по мне взглядом, и я почувствовал, как уши наливаются жаром, — ноги.

Блин, а защита паха, значит, только хоккеистам полагается? Вот веселуха! Не, мне про следующий раз пока даже думать страшно, с брюками там, или без брюк.

— А ты давно живешь тут, у озера? — спросил я, чтобы сменить тему.

— Сколько себя помню, — поскучнела Лэрке.

— А… — начал было я, но она перебила.

— Знаю, ты сейчас спросишь, кем работает мой отец, и чем занимается мать, есть ли у меня собака или парень.

— Гхм, — я закашлялся, типа пыль в горло попала. На самом деле, про парня узнать мне и правда не терпелось.

— Давай договоримся сразу, — мы вышли на песчаную дорожку пошире, и Лэрке повернулась ко мне, поджидая. — Мы будем говорить только о важном. У меня просто нет времени, чтобы тратить его на пустяки, вроди болтовни ни о чем.

— Ты куда-то торопишься? — удивился я.

Зачем мы тогда в лес-то поперлись?!

— Я этого не говорила, — она тряхнула пушистыми волосами, на лбу сложилась сердитая морщинка. — Просто, когда ты знаешь, что тебе осталось всего два года, то понимаешь, сколько всего надо еще успеть, и на ерунду жалко потратить даже минуту.

Я офигел и замедлил шаг:

— В смысле, два года осталось? Ты что… — я пошевелил во рту пересохшим языком в поисках нужного слова, — больна?

— Нет, конечно, — фыркнула Лэрке, и потащила велик дальше, страясь идти по траве. — Я что, похожа на больную?!

— Да нет, — поспешил заверить я, хотя сомнения у меня возникли. Насчет головы. — Тогда почему два года?

— Потому что я умру, когда мне исполнится шестнадцать, — пояснила как ни в чем не бывало Лэрке.

Я застыл, как вкопанный в песок, глядя на удаляющуюся спину, и желтых бабочек, устроивших хоровод вокруг девчачьей головы.

— Не отставай, — улыбнулась она, оглядываясь через плечо.

Я вспомнил, что сам еще жив, откопался и попер велик дальше.

— Тебе что, нагадали это? — предположил я осторожно. — Или злая фея предсказала?

— Нет, — Лэрке беззаботно мотнула головой. — Я сама так решила.

Мы свернули с песка на более твердую дорожку, которую затеняли старые ели. Сразу похолодало, по коже поползли мурахи.

— Как это сама? — не отставал я, пытаясь заглянуть девчонке в лицо. Может, все это наглый развод? — Разве можно самому решать, когда тебе умереть?

Тут до меня дошел смысл моих слов, и в живот будто влетел целый рой тех самых желтых бабочек.

— Погоди, ты же не хочешь, сказать, что собираешься...

Я не договорил. У меня язык просто не поворачивался такое произнести.

— Мы пришли, — Лэрке махнула рукой на небольшой круглый холм, густо поросший вереском везде, кроме лысой плоской макушки, обложенной по периметру гранитными валунами. — Вот мое место для размышлений. Велики можно оставить здесь.

Гора, на которую ходил думать Виннипух. Мило. Думал, думал, и решил самоубиться.

Вслед за Лэрке я полез по пахнущему зноем и терпким травяным соком склону. Добравшись до верха, она растянулась на спине, зкинув руки за голову. Я лег рядом. На короткой травке, усыпанной с прошлогодними иглами, оказалось удивительно мягко и удобно. Земля приятно грела спину, за камнями потрескивали кузнечики, деловито жужали где-то пчелы. Небо над нами синело глубиной в легких белесых спиралях, такое яркое, что на него было больно смотреть.

Я скосился на Лэрке. Между ее мягкими нежно-розовыми губами колыхалась сухая травинка, длинные ресницы прикрывали глаза, бросая тени на щеки.

— Знаешь, — внезапно заговорила она, — когда я лежу здесь и слушаю тишину, мне кажется, что я слышу кости погребенных там, внизу, воинов, — она похлопала ладошкой по траве. — Мне кажется, они говорят со мной. Рассказывают истории.

Курган, сообразил я. Мы лежим на гребаном кургане викингов, каких полно по всей Дании.

— Это они тебе сказали самоубиться в шестнадцать лет? — чуть резче, чем хотелось, спросил я.

Она повернула ко мне лицо. Сейчас в ее глазах было больше синего, чем рыжего или зеленого, навреное потому, что в них отражалось небо.

— Нет, — она перегнала тавинку в уголок рта. — Я же сказала, что сама так решила. И хватит об этом. Давай лучше поговорим о чем-нибудь важном. Вот что важно для тебя?

Я задумался. Ее взгляд проникал сквозь поры моей кожи, через все выстроенные мной плотины и преграды, и мне пришлось отвернуться. Высоко в небе висела неподвижно хищная птица, наверное, канюк.

— Ты знаешь такого паренька, Якоб зовут? Живет где-то тут неподалеку.

— Якоб? — по ее голосу я услышал, что Лэрке в недоумении. — Я же сказала, что не хочу говорить о...

— Для меня это важно, — я захватил горсть травы рукой, которую ей не было видно, и сжал кулак. — Правда.

Она немного помолчала.

— В школе у нас есть пара Якобов. А как твой выглядит?

— Лет двенадцати, но, может, и старше, невысокий просто. Светловолосый, худой.

А что я еще мог сказать о своем привидении? Я видел-то его то против света, то со спины.

— Таких у нас нету, — уверенно заявила Лэрке. — Может, он тоже только что сюда переехал? Ты откуда его знаешь?

— Да так, — я выпустил траву и поднял к лицу ладонь, испачканную зеленым соком. — Я ошибся, наверное.

— Хочешь, помогу тебе этого Якоба разыскать? — Лэрке перекатилась на бок, глаза у нее загорелись огнем разведчика-первооткрывателя. — Ну, раз тебе это так важно. Вдруг он на кемпинге живет?

— Говорю же, я ошибся, — упрямо потворил я. — И не говори никому, что я про него спрашивал, ладно?

— Ой-ей-ей, какие мы таинственные, — скривила губы Лэрке. — Было бы что говорить-то!

— А сама? — я сел, опираясь на локти. — Что это за планы суицидные? У тебя что, жизнь — ад? Бьют тебя? Издеваются? Насилуют? Ночью от боли подушку кусаешь и ревешь туда же, чтоб не заметили?

Лэрке смотрела на меня огромными немигающими глазами, от щек отхлынула кровь, даже губы пожелтели. Но меня уже понесло:

— Или это для тебя просто интересная игра? Давай посмотрим, как Джек среагирует. Он всего лишь тупой озабоченный идиот, а я вся такая тонкая на понтах. И жизнь у него не важная, и сам он ничего не стоит. И проблемы у него тьфу по сравнению с моим личностным кризисом.

Я вскочил и сплюнул на примятые моим телом маргаритки.

— Ладно, сиди тут, говори со своими костями. Может, они тебе что поумнее скажут. А я пошел.

Потрусил с кургана, уже кляня себя самыми последними словами. Какого хрена ты взялся ее жизни учить, придурок?!

— Вот и правильно, и пошел ты нафиг! — донеслось звеняще с макушки холма. — Фак тебя и твоего Якоба!

Я зло схватил велик, втиснул молящий о пощаде зад в седло и надавил на педали. Гениально, Джек! Умеешь ты строить отношения с девушками! В спину меня проводила колючая шишка.