До сна

Опять проснулся от нестерпимой рези в глазах. Всё в той же палате. И вдруг отчетливо осознал, что пора вырываться: так дальше продолжаться не может. Здесь, в больнице, он только и начал отдавать отчет всему происходящему с ним. Начал становиться в какой-то мере даже нормальным.

Резь в глазах. Это уже не сон, ощущение идет извне, оно и разбудило его на этот раз…

Игнат приоткрыл один глаз и вновь зажмурился.

Боже, ведь ярко светит солнце, пробиваясь сквозь маленькое, оконце почти под самым потолком. Солнечный луч бьет в глаза. Удивительно, но иногда самые, казалось бы, простые вещи, действия, детали нам кажутся настолько удивительными и необычными, что захватывает дух. Просто всё зависит от стечения обстоятельств: от того, в какое время, в каком месте, при каких условиях и с каким багажом накопленных знаний тебе подвернулось то, над чем есть повод поразмыслить. А ещё очень важно, чтобы было на все это время и желание обращать внимание на мелочи. Мы часто проходим мимо удивительных вещей и не видим их. Перестаем радоваться началу дня, восходу солнца, улыбке ребенка… И понимаем, как нам этого не хватает, лишь когда теряем. Игнат ощутил это в полной мере. Здесь он научился понимать то, о чем раньше даже и не задумывался, о существовании чего даже не догадывался. Сейчас у него появилось много времени, от которого раньше в спешке и беготне он отмахивался, не задумываясь, находя, как он думал, куда более важные дела. Вот бы его — это время и знания, понимание — тогда, когда он мог всё изменить, исправить, хоть что-то предпринять.

Сначала, когда Игнат только попал сюда, он постепенно с болью физической и мучениями духовными стал постигать смысл содеянного над собой, своими близкими, своей жизнью. Вот так мужчина, которому за тридцать, прожив жизнь, не задумывался над ней. И лишь будучи изолированным (возможно, к счастью, ведь если бы не это, то был бы до сих пор не думающим недочеловеком), он стал постигать смысл жизни. Он постепенно начал перерождаться внутренне и, осознавая всю безвыходность сложившейся ситуации, надолго впал в депрессию, во время которой единственным его собеседником был Тенга. Природу и происхождение которого он не знал. Хотя за беседами об этом они провели немало вечеров, Игнат все больше и больше запутывался, возможно, намеренно вводимый Тенгой в заблуждение. В общем, чем дальше, тем больше он понимал о себе и меньше — о собеседнике.

Но тогда ещё Игнат верил в то, что Тенга его друг, с которым он делился всем и которому привык доверять, как самому себе. Именно из этих бесед шаг за шагом стала по крупицам восстанавливаться картина произошедшей с ними беды. Тенга неосознанно тем или иным словом напоминал, что Игнат пережил, услышал или увидел когда-то, но не сделал правильных выводов, не обратил внимания на мелочи. Иногда даже складывалось такое ощущение, что вообще жил в каком-то своем мире, в котором окружающие были лишь средством: добиться успеха, сделать карьеру, сдать зачет, получить прибавку к жалованию, быть сытым, обутым, выглаженным. Да что там… и сам Игнат был средством! Все всех использовали в его мире, не давая ничего взамен. А если что-то выбивало Игната из рамок или было неприятно, то он тут же старался избавиться от воспоминаний об этом эпизоде, не делая никаких выводов. Поэтому процесс восстановления памяти был очень длителен и прерывист.

Тенга часто намеренно запутывал его, уводил вглубь дискуссий и заблуждений, но Игнат научился отфильтровывать здоровые зерна от вымыслов, которые были на руку собеседнику, но никак не Игнату. Часто реальные события, воспоминания о которых мужчина собирал сейчас так трепетно и по крохам, Тенга перемежал с неверными и опасными для сознания выводами и призывом к ненужным действиям. Вот так и происходила борьба за правду и память с вымыслом Тенги и медицинскими процедурами (как их частенько называют «промывка мозгов»), которые надолго лишали Игната возможности трезво и логично мыслить. Это «лечение» забирало силы, мысли (и так запутанные) приходили в полный хаос. Пока он вновь начинал мыслить логично и трезво, уже снова приходило время «лечиться». Но Игнат нашел и пользу в этих злополучных медицинских манипуляциях с его сознанием. Тенга после них надолго оставлял его, давая возможность самому, без подталкивания и давления, во всём разобраться.

Игнат стал осознавать произошедшее с ним когда-то и происходящее сейчас. Так он постепенно смирился с мыслью о том, что былое не исправить, на настоящее тоже повлиять пока не удастся. Вот он и пришел к выводу, что начать изменения необходимо с самого себя, со своего «Я», пройдя весь путь памяти от истока и найдя те моменты, которые он должен был тогда заметить и измениться. И план уже постепенно вырисовывается. Главное понять то, в какие сети он попал, к чему или кому. Вспомнить то, с чего все началось, было трудно, и тут опять, невольно обмолвившись, помог Тенга. В одном из разговоров он упомянул деда Игната, и тут все начало вставать на свои места. Если до этого он думал, что точкой отсчета его злоключений был момент рождения, то теперь был уверен, что причина находилась раньше и была глубже.

Начав путь самопознания, Игнат вышел из депрессии и научился радоваться обычным вещам. Ведь скоро все это вновь станет ему близким и доступным. Он сможет увидеть дочь. Иногда он мечтал, что вновь обнимет жену, но прекрасно понимал, что после всего им содеянного, она вряд ли захочет его видеть. Но зато он сможет дать дочке то, чего неосознанно лишал её все эти годы. Даст заботу, любовь и будущее. Он радовался этой мысли и всему, что связывало его с тем миром, откуда он так опрометчиво бежал; он жив и, значит, сделает всё, чтобы исправить совершенное когда-то. У него теперь есть цель, и это поднимало его дух и настроение.

Вот и сейчас проснувшись, казалось бы, не по собственному желанию, он должен был бы быть раздражен или, как иногда случалось раньше, подавлен, но нет, он, радостно зажмурившись, с улыбкой встречает день, потому что лишь здесь и теперь он стал понимать, зачем живет, и к чему нужно стремиться. Он знает, что необходимо приложить максимум сил для рывка, сложнее которого еще не было в его жизни и не будет. Но и результат усилий — его жизнь! Цель, достойная тех мучений, которые он перенес. Он знал — с ним правда, он чувствовал душой, что с ним бог.

Он лежал, как обычно после пробуждения, и всё еще наблюдал за разбудившим его солнечным зайчиком. За окном ярко светило солнце, пробиваясь сквозь щель почти под самым потолком, которую, видимо в насмешку, издеваясь над привычным пониманием, называют окошком. Верх изобретательности архитектора, который, видимо, мнил себя специалистом в области безопасности. Игнат смотрел и восхищался, радовался, как ребенок, лучику, заглянувшему к нему в гости, его силе, которой можно позавидовать и поучиться. Ведь сквозь такое окошко не то что яркий луч, но и просто свет, казалось бы, не мог просочиться, а вот, гляди ж ты, нет, бьет, да прямо в глаза.

Этот маленький гость из того мира, где Игнат был по сути никем, так как делал то, что не хотел, говорил тоже не своими словами, был почти биороботом, исполняющим чужую волю и, не догадываясь об этом, принимал все позывы, действия и решения за свои собственные. Игнат радовался этому солнечному проявлению природы, как радуется любой тяжело больной, начавший идти на поправку. Которому всё в радость и даже такая мелочь, от которой другие щурятся и закрывают глаза. Он наоборот словно ребенок стал ловить его и играть… Мужчина научился по местоположению света определять время суток, ошибка могла составить плюс-минус десять минут. Это помогало ему знать, когда подходит время обеда, и, значит, точно заглянет персонал, а это уже означало, что Игнату надо подготовиться и вести себя естественно, а то его уже несколько раз ловили за занятием, о котором в этих стенах лучше никому не рассказывать. Когда он общался с тем, кого другие не видят.

Игнат жил в этой комнате уже, наверное, около года, может немногим меньше. Он не знал точно, потому что уже несколько раз сбивался со счёта. Раньше он обитал в более светлой и просторной палате, с другими людьми, но после того, как в резкой и громкой форме несколько раз попытался объясниться с персоналом, его сочли опасным, и сидит он теперь один в маленькой темной комнатенке с каким-то неприятным, сладковатым запахом. Который не только раздражал, но, кажется, даже сам по себе, способен был свести любого человека с ума. Скучно и однообразно. Не с кем общаться. Вроде есть у него один друг, но от него в последнее время Игнату еще пуще боязно, аж до дрожи доходит, хотя раньше если бы ему об этом сказали — ни за что бы не поверил. Мало того, со всем свойственным ему азартом стал бы доказывать, что это и есть его самый что ни на есть настоящий, проверенный друг, и только ему он смело подставит спину, ведь тот столько раз выручал.

Да, в этой комнате он давно, сколько по времени он не помнил, но точным было то, что здесь он провел весну, ведь сквозь окно его ушей достигало весеннее пение птиц и солнце весной светит иначе, гораздо ярче и веселее. Зиму с короткими днями и бесконечными ночами. Или нет, зиму провел все же в другой комнате с такими же тенями, как и он? Он совсем запутался… Запутался и поймал себя на том, что даже сам о себе начинает говорить и думать в третьем лице. А это уже не шутки. Подобное нужно срочно пресекать и бороться. Ведь он ещё способен трезво размышлять, а значит, надо жить и бороться! А то так и правда до сумасшествия недалеко.

Игнат попытался перевернуться на другой бок, тело пронзила резкая боль, всё тело ныло и не слушалось, но чувство удовлетворения не оставляло узника, ведь вчера он предпринял попытку и сделал то единственное, что, возможно, изменит всю его дальнейшую жизнь. Правда теперь уже все зависит не от него, и остается лишь надеяться и ждать. Ведь последние несколько лет… да что там последние, все годы его жизни принадлежали не ему, и лишь теперь все может измениться, он сможет делать то, что хочет сам, что нужно ему и его близким.

Вчера, когда его вели на «процедуры», Игнат улучил момент и смог передать то, над чем трудился несколько дней, в надежные, единственно дружественные ему руки. Сделал он это незаметно для соглядатаев. Но сам его порыв в сторону другого жителя этих стен (в отличие от передачи тому бумаг), не прошел незамеченным. Они, эти животные с лицами людей, прижали его к полу и пару раз, больше для острастки, чем в виде расправы, приложились ботинками как следует. А бить они умели на славу. Лицо Игната перекосила улыбка сарказма.

Ну да не о том сейчас думу нужно мыслить. А волновать должно, чтобы после передачи записки не попасть из одной зависимости в другую. От рабства перед неизвестностью в рабство к человеку нужно не попасть. Ведь та записка и те обещания, которые он посулил, ко многому обязывают теперь. И если человек окажется непорядочным, или записка попадет не к тому, кому адресована, то из этого может получиться настоящая кабала. Но все равно Игната не покидала радость. Лучше хоть что-то сделать и надеяться, чем не делать ничего и прозябать без перспективы на будущее освобождение. Теперь остается ждать, ждать и вспоминать, ведь это стало единственным доступным развлечением. Продолжать вспоминать то, с чего всё начиналось, детство, юность, и пережитое в этих стенах. Нахлынули воспоминания.