2.

Нужно готовиться к предстоящему семинару по философии, ведь факт того, что Олег вызовет именно меня завтра, даже более очевиден чем-то, что Александров будет вызван тоже. Хотя, конечно, бояться философии — на примат не поступать, ведь есть куча куда более унылых и печальных предметов, одно программирование чего стоит. Но как бы там ни было, сделать этот доклад все же стоит, ведь предельно ясно, что философ возомнил себя спасителем всех сырых и убогих и так просто не отстанет.

И, конечно же, думает, что клин клином — лучшее средство. Терроризировать меня на парах ничего ему не стоит, а вот таким образом вывести из анабиоза вполне даже реально.

Решив подготовиться ради приличия, сажусь за стол как приличная студентка и открываю конспект, но не успеваю даже и страницы написать, как в дверь кто-то настойчиво стучится. Нехотя встаю из-за стола, подхожу к двери и замираю — за дверью слышится брань.

— Отвали от меня! — этот визгливый голос узнаю из тысячи. Эти прекрасные высокие нотки истеричности не могут затеряться в толпе других таких же.

Интересно, что она делает в моем подъезде?

— Оля, перестань, Алиса ни в чем не виновата, — доносится в ответ спокойный голос Ярослава.

Понятно, вдвоем приехали донимать своими прекрасными и очень интересными разборками. К сожалению, такое случалось нередко — бывало, что Оля могла ни с того, ни с сего тарабанить в двери, обзывая кем-то вроде шлюхи, потом приходил Ярослав и забирал ее домой — отпаивать успокоительным и доказывать свою любовь. Естественно, подробностей я предпочитала не знать по понятным причинам — омерзительно.

— Да ты меня достал со своей Алисой!

Один раз мое имя катают по языку, как сладкую карамельку, а второй — выплевывают, как кусок гнилого яблока. В этом диалоге невозможно не узнать голоса Яра и его драгоценнейшей. С одной стороны расстроенная Оленька — всегда радость, а с другой… Все равно помирятся, причем скорее всего здесь — под дверью моей квартиря, а я стану свидетелем их страстных лобызаний, поэтому разворачиваюсь и ухожу в комнату, решив, что выяснение отношений — это не то, что мне нужно именно в этом момент.

Конечно, каждый раз надежда на то, что эти двое не помирятся, согревала сердце, но в этот раз предпочла делать вид, что вся ситуация никаком боком не относится ко мне. Итак! Доклад по философии, громкая музыка в наушниках и огромная чашка чая — и это именно то, что нужно. Надеюсь, Воронцов оценит старания и поставит заслуженную пятерку.

***

Он — само ехидство, готовое в каждый момент выплеснуться серной кислотой на лицо человеку, который проигнорировал домашнее задание. Олежка всегда был одним из тех преподавателей, которые по призванию — и строгие, и умеют рассказывать свой предмет, что хочется слушать. Поэтому и относился к заданиям и посещениям со всей строгостью, которую мог найти в недрах своей очаровательной головки.

Это я написала? Забудьте, ничего такого не было, просто переутомление.

— Котова, надеюсь, вы подготовили доклад? — незаметно для всех, Воронцов подбирается к моей парте и внимательно смотрит в лицо своей жертве. Кажется, или в его глазах и правда затаенная надежда? Вот только на что?

Нерешительно киваю и встаю, Олег в ответ пропускает на передний план, а сам остается наблюдать за сценой. Поправляю юбку, которую не надевала вот уже несколько лет (чудо, что она до сих пор не мала) и уверенной походкой направляюсь к кафедре. Кажется, весь мир смотрит на это шествие, и каждый ждет какой-то неловкости, падения — короче, повода для веселья. Олежка, конечно, тоже, не отрывает взгляд — буквально ощущаю это.

— Ну что же, Котова, судя по вашей уверенной походке, доклад вы таки подготовили. А я надеялся… Как так? — слышу в его голосе деланное ехидство. Не ври, надеялся как раз, что я поддамся на провокацию, приведу себя в порядок, сделаю доклад. И не прогадал. Умница.

И все отлично, такой замечательный момент, даже не хочется сдохнуть, и тут я позорно падаю, предварительно прицепившись через досточку старенького паркета. Произошло то, чего все так отчаянно ждали — позорное падение, повод для очередной порции занимательных шуточек. Ну что же, этот день начался.

Тут же по аудитории разносится смех, всем смешно — чудаковатая Алиска опять за что-то прицепилась. Всем? Нет, не всем. Воронцов произносит всего одно слово:

— Замолчали, — одно только одно заставляет всех на самом деле замолкнуть. Удивительно, сколько силы скрывается за этой маской своего в доску парня. Никто не ожидает от милого и приветливого преподавателя философии подобной жесткости. Потом он подбегает ко мне, помогает встать и выводит из аудитории, кидая напоследок: — На сегодня все свободны, валите куда хотите.

«Валите» — явно не слово из его преподавательского лексикона. Олег быстро подходит ко мне и помогает подняться, придерживая одной рукой за талию, а второй за руку, его прикосновения удивительно теплые и приятные. Едва мы выходим из комнаты, как он подхватывает меня на руки и несет по направлению к ближайшей лавочке.

— Отпустите, я могу сама дойти, — говорю, сдерживая удушливые слезы боли. Все же коленкой угодила прямо на металлическую штуку, опасно торчащую из парты.

— У тебя кровь, — поясняет.

Смотрю на свою коленку и действительно там обнаруживаю порванные колготки, огромную ссадину и кровавые разводы, но от чего-то не больно, от чего-то все равно. В этот ничтожный момент понимаю, что меня несет на руках взрослый привлекательный мужчина, который явно дает понять о своем отношении. Несет на руках меня — потрепанную однобокой и болезненной любовью девушку, а я не чувствую ничего, кроме безразличия, которое плотно зажало меня со всех сторон. Стыдно? Едва ли.

— Алиса, я сбегаю в аптеку, сиди тут, скоро буду, — смотрит с такой тревогой, будто за несколько минут отсутствия могу уехать в другой город.

Растерянно киваю, не фокусируя взгляд ни на чем конкретном.

Он оставляет меня одну сидеть здесь — на этой конченной лавке, и я покорно жду его. Не хочется думать ни о чем. Ни о Яре, ни о своих чувствах, ни о своей трусости, ни о непонятном преподавателе. Кажется, что весь мир прекратил вертеться, и я осталась совсем одна в своей пугающей апатии. Жду ли я, что кто-то меня спасет? Безусловно. Станет ли этим человеком Олег? А сама же еще неделю назад насмехалась на его попытками помочь. Ирония судьбы? Возможно. Буду ли…

Размышления прерывает звонок мобильного.

«Это кто такой модный, что звонит прям во время предполагаемой пары?».

Смотрю на экран — «Ярослав».

— Я тебя слушаю, — только бы не показать, что больно.

Не знаю, почему ответила на этот звонок и почему не сбросила, как делала это десятки раз до этого — наверное, почувствовала, что в этот раз все будет немного иначе. Дурацкая интуиция, играющая в игры, понятные непонятные простым смертным.

— Привет, Алиса, тут такое… — по голосу определяю, что он счастлив и не знает, как сказать радостную весть.

— Не тяни, у меня мало времени, — времени и правда мало, ведь на горизонте появляется Воронцов с бинтами и еще чем-то. Как только успел так быстро все раздобыть?

— Я женюсь… — телефон выпадает из моих рук, в немом шоке смотрю на то, как он валяется на полу.

Где-то издали слышен еще голос Яра:

— Алло, Алиса? Ты меня слышишь? Черт, что ты опять учудила?

Действительно.

Проходит несколько секунд, и телефон поднимает Олег.

— Алло, это парень Алисы. Да, мы будем на свадьбе. Да, спасибо. Олег. Мне тоже приятно познакомится. Она упала и выронила телефон. Да, с ней будет все в полном порядке, я позабочусь.

Воронцов протягивает мне телефон, и я на автомате прячу его в сумочку, а затем закрываю лицо руками и позорно рыдаю.

Просто.

Больше.

Нет.

Чертовых.

Сил.

Почему ты появился в моей жизни? За что эта пытка? Только не надо ничего говорить, лишние слова тут не нужны. Вообще ничего не надо — только одиночество и возможность снова креогенизировать себя. Иначе не выжить в этом мире. Странно только, что еще неделю назад Яр обещал спасти, причем вел себя довольно неоднозначно, а сегодня вот так вот жесткого, будто насмехаясь, разрывает на части. Если это и есть твое спасение, то я и правда предпочла бы никогда не встречать тебя. Во избежание.

— Ну вот я и пообщался с твоим орлом, Котова.

Больно. Как же больно, мать его. Острием ножа по искалеченному сердцу. За что ты так со мной? Сквозь рыдания слышу тихий голос Воронцова:

— Хватит сопли разводить, это никак не изменит ситуацию. У тебя есть несколько вариантов. Первый — признаешься ему во всем, а там действуешь по ситуации, если любит свою невесту, то ты принимаешь это и отпускаешь его, а потом идешь вместе со мной на свадьбу, если не любит, то летишь к нему в объятия, а можешь, вообще, забить, пойти со мной на свидание, а потом спокойно заявиться на эту свадьбу и затмить невесту. А ведь она может быть беременной… Судя по тому, что на подготовку они взяли только месяц, очевидно, что не хотят, что бы кто-то заметил, хотя…

И на этом моменте я не выдерживаю.

— Ты что несешь, Воронцов? Какого черта ты вообще лезешь в мою жизнь? В спасатели записался? Иди к черту, мне не нужны такие спасатели. Один уже обещал помочь, а что в результате? Что? Вот нахера все это, ответь мне?! Спокойно справлюсь и без тебя, — поднимаюсь и хочу уже сделать шаг, как боль прожигает ногу.

Олег подхватывает и усаживает обратно на лавочку, затем одним резким движением снимает туфлю с припухшей лодыжки. Он — само спокойствие, даже можно разливать по бутылкам «Валокордина» и продавать за деньги. Откуда только эта сила?

— Вывих, — лаконично заявляет.

— Ты собираешь ответить какого черта лезешь в мою в жизнь? — да, это настоящая истерика.

Он поднимает свои шоколадные глаза и впивается в меня взглядом. В таком состоянии не могу прочитать по его лицу абсолютно ничего — ну и пускай, не сильно и хотелось.

— Котова, ты мне нравишься. Такой ответ тебя устроит?

В растерянности произношу:

— Да ты же меня старше лет на десять, я не особая красавица, умом не отличаюсь, вот еще и влюблена в другого. На фига тебе такое счастье, Воронцов? — настолько сильно удивилась, что даже забыла про «радостную» весть.

Задумчиво приподнимает бровь, затем оценивающе рассматривает мое лицо и мягко улыбается.

— Да просто так. Ты, кстати, не фамильярничай, тебе еще экзамен через месяц сдавать.

Не успеваю сказать и слова, как он поднимает туфлю, а затем забрасывает меня на плечо. А что, если нас кто-то увидит? Только проблем в универе мне не хватало, а вот Воронцова, кажется, этот факт нисколько не волнует. Сумасшедший. Невольно улыбаюсь, затем вспоминаю почему, вообще, рыдала и хочется повесится. Пускай я и нравлюсь этому странному человеку, но это, вообще, никак не отменяет факт того, что парень, которого я люблю, жениться, да еще и благоверная скорее всего уже с пузом. Черт!

От грустных мыслей опять отвлекает преподаватель:

— Кстати, Котова, сегодня ночуешь у меня, — даже не удосуживается спросить моего мнения, вот так вот просто ставит перед фактом.

Да и чего бы вообще такой поворот событий?

— Твою мать, какого черта? — справедливо возмущаюсь.

Олег на мгновение останавливается, достает из кармана ключи, открывает машину, запихивает меня на переднее сидение, пристегивает ремень безопасности и закрывает дверь. А я даже и не замечаю, как мы выходим из корпуса. На секунд десять избавляюсь от его компании, а затем он залезает на водительское сидение и тихо говорит:

— Ты даже ходить самостоятельно не можешь, Ярославушка твой явно другим занят, как ты собираешь одна обходиться? — очень по-джентельменски, ничего не скажешь — вот так вот снова напоминать про причину всех моих страданий.

Пожимаю плечами. Воронцов поворачивается ко мне лицом, а я вновь попадаю в плен его шоколадных глаз. Дышать трудно, даже слишком.

— И да, на семь лет старше.

От чего-то хочется смеяться, и я смеюсь. В этот момент во мне что-то обрывается, и я точно помню этот момент — его теплые глаза, мой смех, размазанную тушь на лице, неслабую боль в лодыжке и четкое представление того, что что-то перестало во мне существовать, наверное, в осколки разбилась стена безразличия…

— Откуда ты знаешь о моем возрасте? — сквозь смех спрашиваю.

Он заводит мотор, усмехается и важным голосом сообщает:

— На кофейной гуще гадал.

В сознании сразу всплывает картинка того, как он этим самым делом занимается. Темный одинокий вечер, зажженные свечи, фарфоровая чашка, склоненная голова профессора и вопрос — «Сколько лет Алисе Котовой?». Снова смеюсь, а потом смеюсь и опять смеюсь ровно до того момента, когда я четко осознаю, что увез меня Воронцов не только потому, что беспокоился за мою ногу, просто… он боялся.

Мы трогаемся.

— Ты меня забрал не из-за ноги, так ведь? — тихо спрашиваю.

Он на один миг отворачивается от дороги и пристально смотрит в глаза. Кажется, Олег не ожидал, что я вообще пойму что к чему, думал запудрить мозги и заставить забыть. Беспокоился о том, что бы я не покончила жизнь самоубийством. В какой-то степени это даже мило.

— Да, — отвечает, сжимая руль и решительно смотря на дорогу.

— Я тронута, — и это практически правда.

Доезжаем в тишине. Оказывается, Воронцов проживает в тихом спальном районе, квартира располагается на третьем этаже старенькой хрущевки.

В полном молчании философ останавливается перед подъездом, выходит из машины, открывает дверцу с моей стороны и помогает выйти. Он — сама галантность, даже не возражает против моего недовольного пыхтения — мол, бурчи сколько душе угодно, но я все равно все сделаю так, как считаю необходимым.

С одной стороны такая манера поведения раздражает, но с другой… Да ладно, уверенные, пусть даже и в таких мелочах мужчины, всегда располагают к себе. Олежка, например, точно знает, чего хочет, и как баран идет к цели. Похвально.

Только сейчас обращаю внимание, что в его распоряжении серая «Мазда», значит, в средствах не смущается. Занятный факт, учитывая, что работает он преподавателем, а наша страна, к сожалению, не особо ценит работников системы образования.

Тишину между нами ничего не нарушает, даже звуки шагов Олега в темном подъезде кажутся чем-то вроде необходимой части почти идиллического безмолвия.

Тук-тук-тук.

По пути встречаем выходящую из противоположной квартиры соседку, которая приветливо улыбается и спрашивает у моего преподавателя:

— Что, Олеженька, наконец, жениться решил? — она выглядит так, будто вот-вот сошла со страниц модного журнала — ухоженное лицо, туфли на высоких каблуках, красивое платье. Возраст угадывается только по немного покровительской манере общения.

Он вздыхает и натянуто произносит:

— Галина Александровна…

Женщина, которую сложно даже мысленно называть Галиной Александровной, устало вздыхает:

— Хорошо, не буду, — и осматривает меня цепким взглядом с ног до головы.

Хмыкнув, она машет рукой на прощание и уходит прочь, постукивая каблуками.

Олег безуспешно пытается найти в своих карманах ключи. Очевидно, что ноша в лице тела на руках мешает это сделать, но он почему-то не пытается поставить меня на пол, хотя это бы и облегчило задачу. Неужели Воронцову просто-напросто нравится держать меня на руках?

— Черт, где же эти долбанные ключи? — шипит сквозь зубы, в третий или даже в четвертый раз проверяя карман куртки.

— Поставь меня и поищи, — резонно заявляю и даже делаю попытку выбраться самостоятельно.

Игра в провокацию. Безобидный флирт, способный как-то приглушить боль? Осталось только не нырнуть в омут с головой в новые приключения, которые явно не принесут ничего хорошего.

Олег задорно улыбается и все же достает из внутреннего кармана пиджака связку. Должно быть, он гораздо сильнее, чем кажется с первого взгляда.

— Котова, даже не мечтай так просто избавиться от меня, — весело произносит и заносит в квартиру.

***

Ярослав не звонит, не приходит и даже не пишет. Он счастлив и в этом своем счастье не думает ни о ком, кроме себя. Эгоизм? Пожалуй, да. Но стану ли упрекать за такое? Нет, конечно.

Собираю по осколкам себя, ищу то, что поможет в этом нелегком деле, пытаюсь выжечь полностью неоспоримую боль, которую приносит даже мысль о Яре. Мне нет места в его мире, и пусть он погибает хоть трижды, больше не буду жить ради него в ущерб себя.

И все же нет. Не смогу причинить боль. Не стану им. Не буду крушить его хрупкое счастье. Или буду?

Просыпаюсь посреди ночи. Постельное белье пахнет свежестью и дорогим порошком, хочется укутаться в этот запах… Как будто он может начать всё заново, как будто в нем волшебный эликсир «Забудь свою несчастную любовь N 9». Как это часто бывает, после резкого пробуждения быстро-бешено колотится сердце и трудно дышать. А еще странное непонимание того, где ты находишься — дома, в гостях или в параллельной вселенной?

Олег спит на диване в той же комнате. Должно быть, все еще боится, что покончу со всеми проблемами самым радикальным способом.

Глупенький, но занятный.

Если бы я создавала идеальный мир, то запретила бы неразделенную любовь — она годится лишь на стихи и книги. Ей можно покорить сердца миллионов слушателей, заставить плакать и сопереживать тебе, позволить прикоснуться к чистой, как горный хрусталь, боли. Она прекрасна в своем безусловном трагизме, в своей безысходной предрешенности, в своей дивной обреченности. Она способна лишь на разрушение, которое часто граничит с безумием. Она слепа, нема и уж, конечно, глуха. Ей абсолютно плевать на наши слова, действия и мысли. Она как снежная лавина, под которую тебе не повезло попасть.

И этой любви нет места в моем сердце, вот только избавиться от нее сейчас практически невозможно. Знаю точно, что должна все сказать Яру, и что именно это станет тем маленьким первым шажком к спасению, вот только сделать подобное очень сложно. Не нужно быть гением, чтобы понять, что такое признание сделает ему больно, а это именно то, чего бы хотелось избежать.

Вот только.

Сейчас пришло время выбирать между собой и им, и я впервые за год сделаю правильный выбор. Ярослав потерпит, переживет — все же с любимой девушкой, он счастлив, и в его жизни все хорошо. Он сможет не разрушить себя.

Олег не спит — только притворяется. Вот сейчас вижу, как он повернул голову и задумчиво смотрит в мою сторону. В комнате горит один маленький ночник родом из детства, а еще из окна ярко светит полная Луна. Этого достаточного, чтобы заметить блеск в глазах философа. Воронцов слишком высокий для этого нелепого дивана, но он не жалуется, не пытается лечь рядом на довольно большую кровать — смиренно лежит под тонким одеялом и смотрит. На мне его футболка, которая пахнет все той же свежестью и все тем же порошком, а еще дурацким ощущением, что не все потеряно. Никогда бы не подумала, что когда-то буду спать в кровати преподавателя. Прав был Александров, говоря, что я сплю с преподом. Грустно улыбаюсь.

— Олег Николаевич, можно вопрос? —

Он поворачивается ко мне и приподнимается на локте, на лице веселая улыбка, но вот глаза грустные:

— Как ругаться, так «Воронцов, мать твою», а как вопрос, так сразу «Олег Николаевич»?

Упрек резонный, от чего и стыдно. Зря на него накричала, все же этот человек для меня, кажется, не хочет ничего плохого. Резкие и слишком прямые слова могут кого-то задеть, а я часто забываю об этой крошечной детали. Не хочу, чтобы ему было больно.

— Простите, — крякаю.

Теперь смешинки добрались и до глаз — Олег явно сделал это ради того, чтобы развеселиться.

— Ничего, Алиса, мне даже понравилось, как-то необычно и очень возбуждает, — добавляет в голос мурчащие нотки.

Краснею еще сильнее, хотя казалось бы…

— Извините, — только и могу ответить.

Он мгновенно становится серьезным. На красивом лице преподавателя нет ни тени веселья, теперь он — само внимание. Олег даже встает с дивана и подходит ко мне, и нависая, давит и одновременно притягивает взгляд. Он очень красив, вот только эта вся красота не для меня — не заслуживаю. Я не заслуживаю ничего, кроме того, что уже имею — боль, печаль и разруху.

Горло пересыхает.

Приходится запрокидывать голову, чтобы смотреть в его глаза цвета шоколада и хоть как-то создать иллюзию того, что в этой схватке возможно победить.

Олег не выдерживает и мягко пытается подтолкнуть к вопросу, который я сама еще так сильно хотела задать минуту назад. Кажется, что это было вечность назад — тогда, когда способность говорить не пропала.

«Этот человек не для тебя! Ты не знаешь его. Что ему вообще надо?».

Стряхиваю наваждение. Это ничего не значит, просто он взрослый, привлекательный мужчина, а я не привыкла ни к какому вниманию со стороны противоположного пола. Нормальная реакция организма, и в этом нет ничего постыдного. Еще неизвестно, что бы со мной произошло, если бы на месте Олега сейчас был Яр… Он не такой крупный, но выше, а еще у него… Нет, и его тоже не будет в твоей жизни.

— Просто спроси то, что хотела, — между его бровями морщинка.

Завороженно киваю.

— Почему вы мне помогаете?

А ведь хотела спросить совсем другое, но именно этот вопрос крутиться в голове и выбивает все остальные мысли прочь. Какие причины? Зачем?

Олег молча смотрит на меня минуту или две и, кажется, решается на что-то. И когда он, наконец, перестает хмуриться, я начинаю отчетливо понимать, что через несколько секунд услышу правдивый ответ. И хотя в этом нет никаких гарантий, такая уверенность почему-то твердо засела у меня в голове.

Олег садится на кровать, теперь наши лица практически на одном уровне, и больше не приходится запрокидывать голову. Сейчас он не нависает и не давит, просто мягко следит за каждым моим выражением лица.

— Я люблю тебя так сильно, что иногда кажется, что это неправда. И именно поэтому ненавижу твоего Ярослава.

От удивления некоторое время не могу найти слов. Он меня любит? Но как? Почему? Мну футболку Олега, рассматривая все, что угодно, но только не его лицо.

— Но как? Ты ведь меня даже не знаешь, — решаюсь поднять глаза, чтобы встретится с болью, которую вижу в зеркале каждый день.

Олег грустно улыбается и протягивает руку к моему лицу. Его большая теплая ладонь ложится мне на щеку, и в этом жесте есть что-то настолько сокровенное, что становится неловко.

— Глупая девочка. А семинары, лекции? Я полгода наблюдал за тобой. За тем, как ты светишься, как притягиваешь к себе людей, и как они восхищаются тобой. Ты этого не замечаешь, конечно. Я полюбил не сразу, окончательно это произошло в тот день, когда я оставил тебя после пары. Ты была такая неживая, сломанная и серая, и это все принесло осознание того, что больше всего на свете хочу снова увидеть твою улыбку и этот волшебный огонек…

Олег не убирает свою ладонь, теперь она жжет. Становится душно и дурно. Это не может быть правдой, нет!

Сломанная кукла.

Слезы по щекам.

— Я не хочу стать причиной твоей боли. Отпусти меня.

Он улыбается, и в этой улыбке нет ожидаемой грусти или печали, в ней только бесконечная нежность и еще кое-что.

— Нет, я это сделаю только тогда, когда ты будешь счастлива, и если ты в тот момент пожелаешь, что бы я ушел, я уйду. И запомни, девочка, ты не сможешь мне причинить большей боли, чем сейчас, когда ты так несчастна. Поверь мне, я сделаю все, только бы спасти тебя, даже если ты этого не хочешь.

— Вы же понимаете, что я люблю его?

Но и это не выводит его из себя, только заставляет улыбнуться еще раз. Он почему-то уверен в том, что сможет помочь мне. Самоуверенный болван.

— А я люблю тебя. Видишь, как все просто.

Все действительно слишком просто — как в какой-то чертовой трагикомедии, но только там можно узнать исход всего заранее. В этих всех историях уже есть конец, и читатель всегда может открыть последнюю страницу и посмотреть на то, что случится в конце. Вот только жизнь — это не книга, и тут нет заранее предрешенного эпилога, и заглянуть туда уж точно невозможно.

— Но что мне делать? — удивление, страх и печаль слились в одно чувство.

Олег не пытается приблизиться и воспользоваться ситуацией.

— Если он счастлив, отпусти. А теперь спать, — он встает и уходит на балкон, оставляя меня наедине со своими размышлениями.

Олег возвращается через минут двадцать, подходит ко мне, гладит по голове и наконец-то ложиться. Но этого всего я уже не замечаю, так как в тот момент пребываю в состоянии глубокого сна.

росыпаться не хочется совершенно. Кажется, что пробуждение может разрушить хрупкую иллюзию счастья, которую так часто дарят нам сновидение. Утро этого дня начинается с запаха табака и склоненного лица преподавателя философии — морщинки, морщинки, улыбка. Слишком прекрасно для того, чтобы оказаться правдой. Он откровенно рассматривает меня, а я (от смущения или удивления?) позволяю ему это делать. Представляя вместо него совсем другого человека, думаю только об одном — становимся ли мы счастливыми от того, что сбываются наши мечты? По логике вещей, именно так и должно быть, но почему-то в мире все гораздо сложнее.

Когда-то я так сильно хотела большего плюшевого медведя, что своими просьбами достала родителей, и они купили мне его. Вот только счастье почему-то так и не пришло, он оказался не таким красивым и приятным на ощупь, как мне казалось. А что, если и в этот раз медведь оказался бы не тем? И если все мои мечты об Ярославе — не более чем очень идеализированная реальность? Было бы больно?

Склоненное лицо Олега рассматриваю внимательно и терпеливо. Так близко вижу его впервые, и в этот момент не думаю о том, в каком положении нахожусь, а просто изучаю то, что мне интересно.

Такие длинные ресницы, такие теплые глаза. Кажется, что от Олега исходит свет, заставляя довольно морщиться в своих лучах. А еще он непозволительно взрослый — не поиграешь в отношения, тут все серьезно. Олег не может не притягивать к себе внимание, не может быть кем-то посредственным — он особенный.

В какой момент он недовольно отстраняется, и я едва сдерживаю себя от того, что бы недовольно не зарычать — привыкла. Почти растворилась в уюте и теплоте коричневых глаз. Такая приятная иллюзия, мираж на фоне мертвой пустыни, который хоть и не принесет настоящего спасения, подарит хотя бы иллюзию.

Не все хотят знать правду.

— Прости, — невнятно бурчит и удаляется в другую комнату, оставляя меня наедине со своими странными мыслями.

Одиночество пустой комнаты, в которой простыни все еще пахнут чистотой, но нет того, кто дарит надежду, буквально давит. И тишина в какой-то момент ставшая чем-то вроде наказания, мерзко звенит в ушах. В такой атмосфере мысли становятся ватными, а все позитивные мысли просто испаряются. Остается только одно — плыть по течению. Несколько минут банально смотрю в белый потолок, не думая ни о чем, а затем решаюсь на удивительную вещь — звоню Яру.

Зачем? Не спрашиваете. Вещи такого рода практически никогда не имеют нормальных объяснений — блажь, прихоть, желание, но никак уж взвешенное решение.

Он берет трубку не сразу, но когда это делает, в его голосе звучит радость. А еще он немного удивлен и, возможно, даже немного растерян, что очень редко с другом случается.

— Алиса? Рад тебя слышать. Что случилось?

Беспокоится, и от этого, наверное, морщит лоб. Слишком сильный удар по мне. Неужели догадывается о чем-то? Вот это поворот.

— Нам нужно встретиться, — звучит слишком сухо и немного отчужденно, но это единственное, на что я способна сейчас.

— Хорошо, — радость исчезает, а вот обеспокоенность становится еще более заметной. — Где и когда?

Несколько секунд думаю, но не больше — в таких ситуациях излишняя взвешенность решений может привести к трусости. Нет уж, если решила расставить все пропущенные запятые, то нужно это сделать.

— Ты можешь подъехать ко мне минут через сорок? — спрашиваю и надеюсь, что голос не дрожит.

— Я могу и через двадцать, — поспешно отвечает.

— Нет-нет, давай через сорок, — нужно время, чтобы доехать.

Молчит.

— До встречи.

Гудки служат подтверждением того, что Яр меня уже не слышит, поэтому с удовольствием выдаю витиеватое ругательство — заслужил. Интересно, Яр хотя бы когда-то задумывался о нас? О том, что могло бы быть, но никогда не случалось? Я вот почти ни дня не упустила после своего совершеннолетия — думала. Конечно, дурость и трусость, надо было сказать еще тогда о том, что чувствую, но все же прошлого не вернуть.

— Как интересно, — голос Олега выводит меня из ступора.

Он стоит в дверях, сложив руки на груди и улыбается. Солнечные лучи освещают лицо, делая его еще более красивым и еще менее похожим на учителя. В этот момент осознаю, что все те слова, что он сказал ночью, не могут быть правдой. Взрослый, успешный мужчина просто так не влюбится в такую, как я. Вероятность того, что все именно так, как сказал Олег, ничтожна мала, ведь хэппи энд не приходит так скоро, а жизнь слишком жестока для того, чтобы помогать неудачникам.

Не смущаюсь, нет. Теперь откровенно рассматриваю его, немного прищурив глаза, а потом спрашиваю то, что хотела узнать:

— Ты отвезешь меня домой? Мне нужно там быть.

Хмыкает, улыбка мгновенно сползает с его лица, оставляя на нем только тень прежнего веселья. Сквозь эту маску мне чудится недовольство и удивление, которые быстро сменяются желанным беспокойством.

— Зачем это тебе? — подходит ближе, мгновенно правильно оценивая ситуацию.

Интуиция редко подводит, не так ли?

Выдерживаю паузу, которая ставит точку в моих сомнения. Да, конечно, на все есть свои причины, но верить фактически незнакомому человеку просто так… Уж тем более не стану жить в его квартире. Нет, немедленно нужно возвращаться домой, поговорить со Яром и наконец решить наш общий вопрос. А Олега следует забыть и выбросить даже мысль о нем, уж слишком темная лошадка, которая в будущем принесет много неприятностей.

Видимо, мысли отражаются на лице, так как преподаватель не спорит и даже не пытается уговорить, просто кивает и вновь выходит на балкон покурить, позволяя привести себя в порядок.

Собираюсь быстро, надеваю вчерашнюю одежду, аккуратно складываю выданную футболку, поправляю рукой растрепанную по невозможности шевелюру и, прихрамывая, иду в коридор.

Олег не спрашивает и не говорит ничего, просто помогает мне спуститься в машину, довозит и также помогает добраться до квартиры. Уходит не прощаясь. Видимо, мы прекрасно поняли друг друга.

***

Ярослав приезжает через несколько минут после того, как я сама захожу в квартиру, которая теперь кажется такой чужой. Всего за один вечер привыкаю к тому, что кто-то находится рядом и в случае чего может услышать или помочь. Зябкий холод укутывает с ног до головы, приходится доставить из недр шкафа старый, толстый свитер, который когда-то связала бабушка. Шерсть неприятно колется, но зато наконец-то тепло.

В дверь звонят. Прихрамывая, медленно подхожу к ней, чтобы, открыв, обнаружить за ней Яра. Сегодня он мне не кажется таким уж прекрасным, и, на удивление, блекнет на фоне Олега — все же нет той уверенности и силы в каждом движении. С Олегом можно не бояться того, что что-то произойдет, так как кажется, что он может уладить все на свете.

А этот — глупый мальчишка, все еще не ставший взрослым.

Подобная мысль пугает, и я вздрагиваю. Нет, я же пообещала себе, что не стану зацикливаться на преподавателе!

Тем временем Яр привычно входит в мою квартиру, заботливо закрывает дверь, закрыв ее на замок, и, не оборачиваясь, спрашивает:

— Ты что-то хотела?

Я же, не медля выдаю то, на что не могла решиться уже очень давно. То, что мешало мне жить. То, от чего я так сильно мечтаю сейчас избавиться. Альфа и омега всех проблем.

— Слава, я люблю тебя.