Глава 6

Лёша проснулся довольно рано. На часах было 7:49 и обычно Лёша не просыпался в такое время, даже в рабочие дни. Работал он по свободному графику, часто и вовсе оставаясь дома, а в офис он приезжал от силы пару раз в месяц, да и то ненадолго. Поэтому привычным временем пробуждения для Лёши было 10 утра, а иногда и позже. Позднее пробуждение он компенсировал самозабвенной работой до позднего вечера, часто забывая об обеде, особенно если ему в руки попадала задача, над которой было особенно интересно работать. А это были почти все задачи, которые ему поручали. В квартире царила полнейшая тишина, лишь из окна доносились редкие звуки автомобильных моторов. Утро воскресенья в спальном районе по определению не могло быть слишком шумным. "Может тоже переехать из центра на окраину? — подумал Лёша, — а может и вовсе за город, сниму коттедж. Хотя получится как-то нечестно. Я ведь так хотел, чтобы родители переехали в частный дом, а так получается, что я за них исполню их мечту. Можно, конечно, им тоже снять дом, но разве они согласятся жить в съемном жилье? Лёша сразу представил, как он уговаривает родителей осуществить подобное мероприятие, и тут же понял, насколько это была бы безнадежная затея. И тут он вновь вспомнил про StarChat, найденную им уязвимость и про свое намерение получить за свою находку законное вознаграждение. Его ноутбук лежал на столе, рядом с часами, показывающими 8:21 и Лёша понял, что ему настолько лень тянуться к ноутбуку, что он предпочтет заняться всеми этими вопросами позже. "Сегодня в конце концов воскресенье, а я так постоянно пялюсь в экран, — резонно заметил про себя Лёша, — можно же побыть немного наедине с самим собой и просто беззаботно поваляться в кровати?"

Лёша заметил, что отсутствие Юли рядом с ним не только не расстраивает его, как было бы ещё день назад, а наоборот, вызывает чувство облегчения. "Кажется, я начинаю окончательно приходить в себя, — решил Лёша, — жаль, что нельзя остаться у родителей ещё хотя бы на денёк, а то у мамы появятся вопросы и она с ума меня сведёт своими догадками. Кстати, надо подумать, как сказать обо всём родителям. "Говорить о том, что он тайно взломал переписку Юли, он совершенно не хотел, родители бы ни за что не поняли его действий и, по большему счету, были бы совершенно правы. Может просто сказать, что прочитал переписку случайно? Но как это можно сделать случайно — взглянул через спину Юли, когда та переписывалась со своим худруком и назначила ему свидание? Бред. Может сказать, что мне об этом сообщил кто-то из общих друзей, случайно видевший их вместе? Но это уже откровенная ложь, хоть и кажется, будто бы имеет благую цель. А в жизни Лёши за последние дни обнаружилось столько лжи и разочарований, что становиться автором всё новой и новой лжи, ему совершенно не хотелось. Но всё же немного слукавить вероятно придётся. "Ладно, это будет вынужденной мерой — скажу, что и вправду случайно подсмотрел её переписку с этим Юрием Рейнольдовичем, — Лёше было даже немного противно мысленно произносить это имя, — в конце концов, это будет почти правдой, и пусть мне не удастся избежать потока гневных нотаций за не самое красивое поведение, это лучше, чем вовсе скрывать от мамы с папой разрыв отношений с Юлей. Лёше нравился этот план своей взвешенностью и простотой. Немного понежившись в кровати, он решил, что пора вставать. Настроение было уже гораздо лучше, чем в это же время вчера, когда они с Юлей обменивались гневными репликами в адрес друг друга. Леша оделся и открыл дверь комнаты, чтобы проследовать на кухню и выпить стакан воды. Он был уверен, что родители ещё спят, потому что в квартире было очень тихо. Он очень удивился, обнаружив на кухне маму, сидящую за кухонным столом. Рядом на столе стояла мамина любимая чайная чашка. Мама сидела, сжимая в руках свой телефон, и смотрела куда-то в стену, никак не реагируя на появление Лёши в комнате. Леша всё понял. Он догадывался, что это, скорее всего, произойдёт. Очевидно, мама не поверила его вчерашним словам и решила сама написать Юле.

— Доброе утро, мам, — тихо произнёс Лёша.

Мама взглянула на него с выражением досады на лице. В её взгляде читалось что-то вроде: "ну за что же мне достался такой непутевый ребёнок?".

— Я же тебя спрашивала, все ли хорошо, — сказала мама с драматизмом, которому позавидовала бы большая часть Юлиного актёрского курса, — скажи, пожалуйста, зачем врать матери?

Лёша не знал как реагировать на эти слова. Он не имел ни малейшего понятия, что конкретно произошло. Интуитивно он понимал, что мама написала Юле, но он не представлял, что именно та могла написать маме, а поэтому не знал как реагировать и что отвечать. Поэтому он решил ответить как можно более пространно и общо, чтобы, исходя из ответов, понять как себя вести.

— Ты насчёт чего, мам?

— Ты сейчас издеваешься надо мной? — чуть не плача спросила мама, — ты меня совсем дурочкой считаешь? Говорил мне тут про то, что у Юли мигрень, что она приболела, врал мне прямо в лицо и даже глазом не моргнул! — мама была готова перейти на крик, но всем видом показывала, что сдерживает себя из последних сил.

— Мам, пожалуйста, успокойся и объясни в чем дело, — Лёша максимально мягко попытался произнести каждое слово.

— Ты из меня совсем-то сумасшедшую не делай! — грозно произнесла мама, — думаешь, я бы не узнала всё?

— Да о чем ты говоришь?! — взмолился Лёша.

— Ну хорошо, раз ты не хочешь мне ничего объяснять, тогда придётся мне самой разобраться, — мама произнесла эти слова так, как будто через секунду планировала устроить Лёше невероятную по масштабам взбучку. Собственно говоря, так и было, — ты что себе позволяешь, негодяй?! Как ты мог поднять руку на Юлю?! И не надо мне тут уклоняться и мямлить! Я больше от тебя лжи не потерплю! Объясни мне, как ты посмел даже подумать о таком? Как у тебя вообще рука поднялась?!

Лёша совершенно опешил. Он ожидал чего угодно, но такой подлости от Юли он предвидеть не мог. От возникшей злости и недоумения он был не в состоянии нормально сформулировать ни одной мысли.

— Я не… Я к ней даже рукой не притронулся, мы просто немного повздорили из-за пустяка, она заплакала и ушла в спальню, а я приехал к вам. Я собирался сказать, но не смог сразу, хотел сегодня...

— Ты мне не ври! Зачем, по-твоему, Юле всё это выдумывать? Ты дурачком тут мне не прикидывайся!

— Да потому что она мне изменяет! — не выдержал Лёша.

— Ох, ну вы посмотрите на него! Мало того, что врет матери, так теперь ещё выдумывает тут на ходу, думает мать совсем дурочка! Ты сам-то себя слышишь? Лишь бы оправдаться! Ох, я не могу, опять весь день Корвалол глотать. Это ещё скажи спасибо, что я отцу пока ничего не стала говорить! — мама сделала глубокий вдох, из-за чего в воздухе повисла тяжёлая гнетущая пауза, после чего приложила руку к груди, показывая, что ей нехорошо.

— Мам, всё в порядке? — забеспокоился Лёша, но мама жестом показала, чтобы он ничего не говорил, а сама продолжила:

— В общем, ты сейчас едешь домой и молишь у Юли прощения и сам помолись, чтобы она не подавала заявление в полицию. Честно говоря, я даже сама готова была это сделать, когда Юля мне написала, но сдержалась, потому что ты всё-таки мой сын. Но знай, что я просто в ужасе! Я тебя такому не учила, я не понимаю, как вообще так можно было сделать! Может, я тебя не знаю вообще? Что еще от тебя ожидать?

На последней фразе Лёше захотелось заплакать от бессилия. И не потому, что на его глазах происходило что-то абсурдное, трагическое и до ужаса несправедливое, а потому что он сам не знал ответа на последние вопросы.

— Мам… Скажи, кому ты больше веришь, девушке, которую знаешь около двух лет и которую видела за всё это время от силы раз десять, или своему родному сыну, который заботится о вас с папой, помогает и...

— Не надо уходить от темы! — рявкнула мама, — это здесь вообще не при чем! Мы и сами о себе можем позаботиться, ты на жалость мне тут не дави! Ты уже давно должен был повзрослеть и научиться нести ответственность за свою жизнь и за свои поступки. Мы с отцом ни в чем не нуждаемся! — последние слова мама произнесла с особо гордой интонацией, — а вот ты, как я вижу, до сих пор ничему не научился, даже элементарно с людьми отношения выстраивать. Видимо твои компьютеры тебе ближе живых людей.

— А кто мне постоянно твердил, чтобы я шёл учиться на программиста? — с обидой произнёс Лёша, — кто мне все уши прожужжал на эту тему и кто потом говорил спасибо, когда я помогал вам? Вы, а точнее, ты, мама, всегда хотела, чтобы всё было только так как хочешь ты, а мои желания никогда ни во что не ставила! Ты сама сделала всё, чтобы я не был самостоятельным, чтобы все мои решения были не моими на самом деле, а твоими личными и в чем ты теперь хочешь меня упрекнуть? В том, что я стал самостоятельным, несмотря на все твои усилия сделать обратное?! Что ты от меня хочешь? Чтобы я жил своей жизнью или был просто заводной куклой, которой ты будешь крутить и вертеть, как пожелаешь? — в голосе Лёши было столько отчаяния, что им можно было физически заполнить помещение вместо воздуха.

— Ну конечно, теперь мы с папой у него виноватые, — обиженно ответила мама, но уже без того эмоционального запала, что был минутами ранее, — в общем сынок, мы тут раскричались конечно, но...

Мама не успела договорить свою примирительную фразу. Её прервал хлопок двери. Леша закрыл дверь в комнату, чтобы быстро собрать вещи и поскорее покинуть родительскую квартиру. Пока он одевался и клал ноутбук в свой рюкзак, он слышал стуки в дверь и обрывки маминых причитаний. Что именно говорила мама, он практически не слышал, несмотря на то, что дверь была очень тонкой. Он просто не готов был больше слушать никаких доводов, увещеваний и нравоучений, он чувствовал себя самым одиноким человеком на земле, человеком, которого только что окончательно лишили того островка безопасности, существованию которого он успел было обрадоваться. Он не знал точно, куда отправится, но оставаться было невыносимо. Открыв дверь, Леша увидел немного испуганное лицо мамы. Та прекратила все свои увещевания ровно в тот момент, когда Лёша открыл дверь комнаты. Почти не глядя в сторону матери тот последовал в коридор и быстро обулся, затем открыл дверь и, бросив последний быстрый взгляд на коридор и удивлённо-испуганное лицо мамы, вышел, закрыв за собой дверь.

Лёша шёл по улице, особо не разбирая направления движения. Интуитивно он двигался в направлении центра города, в сторону городского моста, хотя пешая прогулка заняла бы добрые полтора часа, но он пока не решил, куда именно направится, ему необходимо было пройти определённое расстояние пешком, чтобы клокочущие внутри эмоции хоть немного улеглись. Леша не понимал, кого именно он сейчас ненавидит, Юлю за подлость, которую она повернула, маму, за то, что даже не попыталась понять и выслушать или себя, за то, что своей наивностью, невнимательностью и вечными попытками всем угодить, довёл ситуацию до такого состояния. Он уже даже не сожалел о том, что взломал аккаунты своих близких, его гораздо больше страшила перспектива прожить ещё несколько лет, а может и всю жизнь, в окружении иллюзий, в постоянном обмане, недомолвках и манипуляциях. Думая об этом, он поймал себя на мысли, что ему до жути интересно, о чем именно сказала Юля в переписке с мамой. Подумав об этом, Леша быстро стал искать какую-нибудь кофейню или нечто подобное, чтобы зайти в свою программу и взломать ещё один аккаунт — аккаунт мамы. Да, это было необязательно, он мог посмотреть переписку и от имени уже взломанного аккаунта Юли, но ему хотелось заодно увидеть и переписку мамы — вдруг она в разговоре с кем-то из родственников писала про него что-то, что ему теперь было бы полезно знать. Тем более, раз уж он решил разрушить все иллюзии, то почему бы не пойти до конца?

На пути попалась популярная сетевая кофейня, встретить которую на окраине города было неожиданностью, но Лёша не был готов размышлять на эту тему. Он зашёл, быстро заказал обычный капучино и поскорее уселся за столик, чтобы достать ноутбук. С каждым разом он тратил всё меньше времени на взлом и невольно подумал о том, что быть хакером — это даже круто. Перед ним на экране были все мамины чаты. Их было совсем немного. Мама поддерживала связь с несколькими подругами с последнего места работы, вела переписку с несколькими родственниками, самым близким из которых была родная сестра, Лешина тётя. Она была на пару лет старше и обладала ещё более авторитарным характером, нежели мама. У них с мамой было нечто вроде заочного соревнования, кто больше приструнит окружающий мир, подчинив каждое в нем событие своей воле. Правда, соревнование это, по наблюдениям Лёши, было интересно в основном лишь маме. Сестра же всегда делала вид, будто ничего особенного не происходит. "Что ж, не у одного меня есть детские травмы и комплексы, — с горькой иронией подумал Лёша".

Первым делом он зашёл в мамин чат с Юлей и стал изучать вчерашнюю переписку. Она была не очень длинной:

Мама (М): Юлечка, здравствуй, дорогая! Как ты себя чувствуешь? Очень жаль, что ты не смогла сегодня приехать Лёша сказал мне, что у тебя мигрень и ты отдыхаешь. Поправляйся скорее, очень буду рада тебя увидеть.

Юля(Ю): Ольга Владимировна, здравствуйте… У меня всё хорошо, никакой мигрени нет.

(М): Не понимаю, Лёша мне написал, что ты приболела...

(Ю): Нет, со мной всё хорошо. Это скорее вопрос к Лёше...

(М): Юля! Что он там натворить успел? Расскажи мне, я ему быстро мозги на место поставлю! Что случилось?

(Ю): Мне не очень удобно это рассказывать, я рассчитывала с Лешей всё лично обсудить когда он вернётся. Он уехал и не сказал куда, но я так и подумала, что он вас навестить поехал.

(М): Если это что-то важное и серьёзное, касающиеся его поведения в отношении тебя, то не стесняйся, расскажи мне сразу. Так будет гораздо проще и быстрее. Пока он тут, он у меня в ежовых рукавицах, я быстро объясню ему как себя вести! Так в чем дело?

(Ю): В общем… он последние несколько дней ведёт себя очень странно, будто сам не свой. Он меня даже немного начал пугать… А сегодня утром я хотела с ним поговорить на эту тему, а он на меня наорал, нахамил, и начал угрожать… Я поначалу не восприняла это всерьёз, потому что знаю, что он никогда не сделал бы мне ничего плохого. Но он взял и… В общем, он замахнулся на меня рукой и сказал, чтобы я убиралась подальше, пока он не заехал мне по лицу...

(М): Господи какой Ужас!!! Юлечка, он тебя не тронул? Он случайно не пил вчера?!

(Ю): Да, мы были на новоселье его друга Гарика и Лёша выпил больше всех.

(М): Он тебя не бил?

(Ю): Нет, он просто уехал и больше я с ним не общалась.

(М): Юлечка, дорогая, ради бога, прости пожалуйста! Я сейчас с ним всё это буду обсуждать! Он у меня пожалеет! Не переживай ни о чем, такого больше не повторится, обещаю тебе!

(Ю): Да всё хорошо, я не переживаю, я просто сама беспокоюсь за него, он явно не в себе последнее время. Я даже хотела предложить ему сходить к психотерапевту или может даже к психиатру...

(М): Всё будет хорошо, я сама со всем разберусь! Отдыхай, доченька, если что — немедленно мне сообщай о таких случаях, на будущее тебе говорю.

(Ю): Хорошо.

"Вот же подлая сука! — возмущённо подумал Лёша, — что она ещё задумала? В психушку меня упечь, чтобы было комфортнее жить в моей квартире, спокойно готовиться к экзаменам, а затем торжественно воссоединиться со своим престарелым хахалем?" Лёшу буквально трясло. "Ваш капучино, — любезно произнёс официант, подавая чашечку ароматного напитка, — благодарю, — ответил Лёша и вновь уставился в экран. Текст переписки расползался перед ним, и он как будто на время разучился читать. Он смотрел на экран, а сам всё думал о том, в какой странной ситуации он сейчас находится. С одной стороны, в нем кипела ненависть, но при этом он только не видел способа дать ей выход, но и не испытывал желание этот способ искать. Его накрывала апатия. Ему просто хотелось, чтобы всего этого никогда не случалось, что его самого никогда не существовало, чтобы кто-то нажал на тумблер и всё исчезло. От невозможности подобного действия, Лёшу бросало то в жар, то в холод, но он всё-таки решился прочесть переписку мамы со своей тётей. Их взаимоотношения всегда были весьма своеобразны, они часто спорили и ругались, но потом почти всегда мирились, поэтому их общение изобиловало острыми темами. Леша не стал специально выбирать какую-то конкретную дату, а просто ткнул наобум. Это была переписка двухнедельной давности:

Тётя Света (ТС): Как там Лёша поживает? Как у них дела с его девушкой?

Мама (М): Да всё также, без изменений. Я уже устала с ним биться — никакого чувства ответственности. Говорю ему постоянно, что надо уже обозначить серьёзность своих намерений, а ему всё хиханьки да хаханьки.

(ТС): А тебе не кажется, что ты слишком сильно на него наседаешь в этом плане? Может он назло не хочет делать что-то под давлением?

(М): Свет, ну о каком давлении может идти речь? Ему уже 27, он вроде бы взрослый. В таком возрасте подобные вещи уже самому надо понимать. И не я виновата, что он такой нерасторопный.

(ТС): А может, ему самому виднее как управиться со своей жизнью, без посторонних подсказок? Он же не на шее у тебя сидит, а очень неплохо зарабатывает. Тем более, вспомни себя в его возрасте — ты же ведь тоже не хотела замуж, а потом мама насела, и ты в итоге сдалась. Или скажешь, не так было?

(М): во-первых, не так и ты сама это прекрасно знаешь! Мы с Игорем любили друг друга и свадьба была лишь вопросом времени. А во-вторых, если бы у тебя были свои дети, ты бы понимала мои чувства, а ты всегда была как та стрекоза из басни — лето красное пропела и, кстати, до сих пор также мыслишь. А мама наша дело говорила и я вышла замуж не из-за её наставлений, а потому что у нас с ней объективно сходились взгляды по этому вопросу.

(ТС): Оль, да знаешь, мне-то всё равно, можешь себя сколько угодно убеждать, что всё так и было. А что насчёт детей, то ты не хуже меня знаешь, почему так получилось или я должна испытывать в сравнении с тобой чувство неполноценности только потому, что у тебя не было три выкидыша подряд, а у меня — были? Или ты думаешь, что моего жизненного опыта недостаточно, что заметить твоё объективно странное поведение в отношении единственного сына? Может напомнить тебе, кто выбивал вам с Игорем квартиру по линии профсоюза, пока ты жила вместе со своим женихом в квартире вместе с мамой? Или напомнить, как ты жаловалась мне на мать за то, как она тебя изматывает своими постоянными едкими замечаниями? А скажи-ка мне, чем ты в итоге от неё отличаешься теперь? Сама мучилась, а теперь и Лешке жить не даёшь своими советами.

(М): Не смей меня отчитывать и учить жизни и уж тем более воспитанию детей. Вон ты всегда была себе на уме, маму не слушала и что из этого получилось? Счастья добилась? А что касается того, что я там якобы на что-то жаловалась тебе, то не выдумывай! Я делилась с тобой некоторыми деталями, потому что доверяла тебе! И вообще, знаешь поговорку — кто старое помянет, тому глаз вон. Так что прекращай этот дурацкий разговор.

(ТС): Эх, Оля, Оля. Думаешь, ты всех перехитрила? А с твоим-то счастьем что? Ты осталась всё той же закомплексованной маленькой девочкой, которую мама так любила, что не давала шагу шагнуть самостоятельно. И вместо того, чтобы повзрослеть, девочка научилась во всем видеть чужую вину и пытаться контролировать всё вокруг, включая то, что контролю не подлежит. И ты тут сейчас мне написала про моё счастье и знаешь, что я тебе скажу — да, я счастливая, потому что жила и продолжаю жить так как считаю нужным и никогда не у кого ничего не выпрашивала, а что касается поговорки, которую ты тут решила вспомнить, то к твоему сведению, у неё есть продолжение — кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет — тому два. В общем, я всё что хотела уже сказала и услышала. Мне, как и тебе, этот разговор не особо приятен — делай, как хочешь, мне всё равно. Просто за Лёшу обидно — он столько делает для вас с Игорем, а ты по-прежнему думаешь, что можешь им управлять и манипулировать. Всего тебе хорошего, сестричка!

Лёша был немало удивлён. Тётю Свету он воспринимал как более суровую, ультимативную версию матери и всё детство, как, впрочем, и по сей день, откровенно её побаивался. Однако, как оказалось, в её оценке ситуации всегда было гораздо больше здравомыслия и заботы, чем во всех словах мамы за прошедший день. У Лёши просто пухла голова от этих смысловых кульбитов, но прочитав слова тёти, он припомнил то, что ускользало от его внимания раньше — за всё детство он считанные разы видел бабушку, мамину маму. У него остались очень смутные воспоминания о том, какой она была, а мама даже почти не упоминала про неё в семейных разговорах. Теперь он понимал, что у мамы было полно своих скелетов в шкафу, а также лучше понимал природу её отношения к жизни, к его воспитанию и природу извечного стремления всё контролировать. Он только теперь осознал, насколько он был подвержен этому влиянию на протяжении всей своей жизни и даже никогда по-настоящему этого не понимал. Но никакой злобы и ненависти по отношению к маме он не испытывал. Он понял — всё то, что происходило в его жизни, является исключительно его личной ответственностью. И, несмотря на то, что корни его стремления контролировать свою жизнь берут свое начало из детства, ему не в чем упрекнуть никого кроме себя. Даже поведение Юли, хоть и было беспримерной подлостью, всё же являлось прямым следствием его невнимательности, его неумения видеть ситуацию вне призмы собственных иллюзий и заблуждений. Будь он чуть менее погружен в себя и в постоянные попытки сделать всё по своему, даже не спрашивая мнения окружающих о том, что им действительно важно, он бы мог сделать всё совершенно по-другому. И теперь, всё на что он был способен — это ненавидеть, ненавидеть всем сердцем, и ненависть эта имела чёткого адресата. Им был он сам.

Лёша медленно захлопнул ноутбук, также медленно встал из-за стола, так и не притронувшись к кофе. Он вышел из кофейни и вызвал такси, не указывая конечного адреса. Когда такси прибыло, он сел в машину и отрывисто проговорил таксисту: "На набережную, к мосту".