Слёзы ярости

12 сентября 1995 г.

г. N. 17.00

Я шёл, я шёл один. Окна стреляли в меня взглядами с той стороны, стены давили одиночеством содранной кожи… Вокруг меня был враждебный мир: из-за каждого угла несло опасностью, я ненавидел эту жизнь!

Бледный свет разбитых вдребезги фонарей. Вот пронеслась какая-то машина и облила мои ноги грязью, из окна высунулась огромная, со шкаф, морда и обматерила меня… Рука в кармане покрепче сжала «финку». Я уже готов был метнуть её, но увидел только мигнувшие задние огни авто. Я пошёл дальше.

«Финка». Рука сжимала её до боли в пальцах. Теперь это мой единственный и самый надёжный друг… Я вспоминал, и дождь смывал мои слёзы, тушил мою печаль, но никакой дождь не в силах был погасить то чёрное пламя злобы, чей дикий пожар бушевал во мне...

***

12 августа 1993 г.

Дом отдыха «Волжское раздолье»

Лето. Тогда был очень жаркий август. Голубое небо без облаков и раскалённый шар Солнца над нашими головами.В тот день я увидел её, она была как воплощение неземной красоты, ангел, непонятно зачем заброшенный на Землю.

Её белокурыми косами играл, словно малыш, ветер, в её глазах тонуло небо, и отражалась вечность, лицо её словно было выточено из цельного куска изящного немецкого фарфора… Вообще при взгляде на эту девушку казалось, что она вот-вот рассыплется...

Я влюбился с первого взгляда… Запинаясь и робея, я сделал первый шаг навстречу любви, навстречу судьбе.

***

г. N. 18.00

А дождь всё продолжал лить. Куда я иду, зачем? Ведь всё равно её уже не вернёшь. Где правда?!

Холодный металл рукояти грел мою руку; злоба продолжала кипеть в моём сердце. Чёрной змеёй обвивала она душу и разрывала её на клочки. Злоба. Боль. Снова злоба.

— Вам плохо?

Поднимаю глаза: девушка, молодая, симпатичная, лет 20-25, голубые льдинки глаз и белокурые локоны до плеч… Локоны...

— Вам плохо? — повторяет она свой вопрос. Её глаза при этом полны участия и сострадания, кажется, что она сейчас заплачет. Мать Тереза в молодости. Но я то знаю, что здесь нет тех, кто может помочь, здесь только мои враги.

— Помогите, молю… — отвечаю этой белокурой девочке. — Моя голова, Боже! Голова раскалывается.

— Сейчас, сейчас, — она подходит, и я уже не в силах себя контролировать, красная пелена застилает глаза; утопая в злобе, я взглядом ищу ближайшую подворотню. — Что я могу для вас сделать?

— Пожалуйста, доведите меня до дома. Я живу тут недалеко. Никогда бы не посмел просить о таком пустяке милую девушку, но сам я сейчас не в состоянии дойти, куда бы то ни бы… Моя голова!

— Конечно, конечно. Я вас доведу. Где вы живёте?

— Там, — говорю я и указываю на чернеющий провал подворотни.

Она идёт со мной, какой аромат — девушка со вкусом. Злоба кричит: «Убей!», Злоба требует крови, «финка» вибрирует в кармане кожаной куртки: просится на волю.

— Послушайте, это тупик. Вы не можете здесь жить.

— Ты права. Я здесь и не живу.

Она с отчаяньем в глазах рвётся прочь из подворотни, я не мешаю ей. Она бежит и не слышит тихий шелест воздуха рассекаемого ножом у неё за спиной… Она хочет жить… Бедная, глупая девочка. Мне даже на секунду становится жалко её, но...

Лезвие достигает своей цели: «финка» по самую рукоять вонзается в её тело под левой лопаткой. Медленно девушка оседает на колени, она ещё жива. Я подхожу сзади и вырываю нож из раны, кровь заливает её плащ и она падает навзничь. Льдинки глаз всё ещё живы, она смотрит на меня, я чувствую её страх. Медленно обтираю нож о плащ и наклоняюсь к едва дышащему телу.

« Я должен был тогда умереть?! Отвечай!» — кричу я в окровавленное лицо, но слышу только свистящие хрипы последних вздохов.

« Тогда молчи вечно!!!» — свободной от финки рукой я накрываю нижнюю часть её лица и зажимаю ей нос. Руки жертвы, словно крылья, вздымаются и опадают, тело сводит жестокая конвульсия, и бьющаяся в агонии девушка замирает навсегда...

Я медленно встаю, убираю лезвие, иду под струи дождя...

Рой воспоминаний овладевает мной, этот рой страшнее, чем злоба: он рвёт на части меня. Я плачу… Я снова там. Кто мне ответит? Кто поймёт?

***

«Волжское Раздолье»

12 августа 1993 г.

— Здравствуй.

— Здравствуй...

Я был так счастлив, когда она ответила мне, что даже остолбенел на некоторое время, а затем промямлил, не глядя в глаза этому небесному созданию, самую традиционную завязку разговора:

— Меня зовут Женя, а тебя?

— Катя.

— Катя… Красивое имя и ты… ты… ты… — я робко поднял глаза и уже более уверенным голосом закончил, — И ты не менее красива.

— Спасибо.

Её щёки зарделись румянцем, нежная улыбка ослепительным светом засияла на белоснежной глади лица, тогда я ещё больше полюбил её. В моём сердце больше ни для кого не осталось места… Я придвинулся поближе и взял её за руку.

— Давай сегодня встретимся.

— Давай. Где?

— На дискотеке.

— Хорошо.

Мы разошлись, и весь оставшийся день я провёл как на иголках.

***

г. N. 19.00

Голова. Она просто раскалывается. Я не могу найти ответ, и злоба чёрным дымом поднимается из глубины души, стоячим болотом топит мой разум. Невольно кричу: «Прости!» и срываюсь на бег! Стены всё также сурово взирают на меня, я боюсь… На меня начинают оборачиваться прохожие.

— Что вам надо, гады?! Что вам, мать вашу, от меня надо?!!! Должен я был тогда умереть?!!! Должен или нет?!!! — слёзы застилают глаза, но это не просто слёзы, это слёзы ярости, моей ярости. Так хочется их всех убить, хочется насладиться их криками, мольбами о пощаде, разбить фонари и окна, расстрелять Луну… Только чтобы не смотрели, чтобы больше никто не смотрел… Я один, я снова вспоминаю.

***

«Волжское Раздолье»

12 августа 1993г.

Дискотека.

В сутолоке слишком ярких огней я не сразу нашёл Катю. Музыка грохотала так, что казалось, будто в твоей голове проходят дорожные работы. Сексуальные тела девочек по-змеиному извивались под ритм отбойных молотков ударных.

Катя танцевала в центре танцпола. Боже, как она танцевала! Несколько минут я просто не мог отвести от неё взгляд: она вся отдавалась танцу, мотыльком обречённо сгорала в бушующем огне «техно», она была здесь настолько естественна, насколько может быть естественна игра ветра кроной дерева. Наконец песня закончилась, и этот ангел, вбирая в себя смрадный воздух дискотеки, повернулся ко мне. Ангел улыбался. Я улыбнулся в ответ.

— Привет, ты чего стоишь? Почему не танцуешь?

— Я… — слова опять стали комом в моём горле и никак не хотели выходить оттуда. — Я… Я смотрю на тебя.

— Ха-ха-ха! — она звонко рассмеялась и её смех, гулким эхом от предательских стен разнёсся по всей танцплощадке. Должно было быть обидно, однако не было… Странно. Я засмеялся вслед за ней.

В это время зал взорвал мощный аккорд, и тела вновь начали двигаться в такт музыке; её нежные и достаточно сильные руки втянули меня в этот смрад, шум, треск и заставили подчиниться ритму этого огромного тела, стать его частью. Я подчинился, а потом...

Потом были «медляки». И руки на желанной талии, и её дыхание у моего лица, и дурманящий аромат её тела, и, наконец, её чуть солёные губы на моих. Мне так не хотелось, чтобы эта дискотека заканчивалась, однако море наслаждения было нещадно иссушено сладко-ядовитым пожеланием ди-джея: «Спокойной ночи, ребята!».

Мы вышли из столовой, в зале которой всегда проходили дискотеки, и долго смотрели друг другу в глаза. Слов не было, да они и не были нужны. Просто смотрели. Потом она сказала: «Пошли», и я пошёл, не выпуская её руки. У дверей её комнаты наши губы снова слились в очень длинный и одновременно мгновенно-страстный, жадный поцелуй.

Я любил её. Очень любил. Тогда я уже чувствовал в ней обречённость шагающего за край обрыва человека и абсолютную свободу летящей в небе птицы. В общем-то, за эту свободу я и любил её, мне так хотелось стать частью её невесомого, хрупкого как снег, и вместе с тем возвышенного как небо, мира, и я стал… Я стал очень весомой, неотъемлемой частью её реальности, но я не знал чем это обернётся для меня...

***

г. N. 20.00

Фальшь… Всё пронизано фальшью… Даже этот дождь фальшив. Я знаю, что он хочет мне сказать, я знаю, что он лжёт. Как и все вокруг. Да. Как и все вокруг.

Вот девушка, красотка. Она лжёт, лжёт мне и любому другому: своей симпатичной мордочкой и длинными ножками она соблазняет человека, уверяет в своей невиновности, зная при этом, что виновата во всём! Ненавижу!!! Всё ложь!!!

Жду. Замер в ожидании добычи. Я должен утолить голод. Не смей меня осуждать, Луна! На тебе ещё больше крови, чем на мне! Лучше помоги! Найду ли я ответ? Найду ли?..

_______

Цокот каблучков по асфальту. Она спокойна: ничего не подозревает… Тем лучше для меня...

Тень. Очень надёжная тень деревьев, множества деревьев. Она здесь. Дошла до фонаря, безжизненный свет осветил её лицо. Тонкий профиль лица, нежная кожа, непослушные чёрные кудряшки и длинная, хрупкая, шейка. Очень хрупкая шейка… Она носит шарф...

Девушка делает ещё несколько шагов, я пропускаю её вперёд, затем бросаюсь за ней, настигаю, хватаю за конец шарфа и тяну...

Она бьётся в моих руках, словно рыбка, которую кто-то злой и нехороший выбросил на берег, она пытается кричать, но я сдавливаю её горло ещё сильнее и крик превращается в хрип. Медленно она начинает оседать на землю...

Я отпускаю концы шарфа — жертва безвольно падает на асфальт. Кричу в лицо мучающий меня вопрос, но ответом мне служит лишь остекленевший взгляд трупа...

Абсолютно растерянным, поднимаюсь с колен и растворяюсь в пелене дождя. Ах, если бы так же могло раствориться моё прошлое...

***

«Волжское Раздолье»

15 августа 1993.

Этот день вольным, озорным бесёнком ветра ворвался в комнату через открытую форточку. Подчиняясь его призыву, я открыл глаза.

«Опять день! Как я рад! Я снова могу её увидеть!» — при этих мыслях меня переполняет нежность к Кате, и комната наполняется тёплым светом, и Солнце радуется вместе со мной.

Она в моих объятьях. Её хрупкое нежное тело нежно — нежно приникает ко мне, я чувствую аромат её волос, я слышу её сладострастный шёпот… Жаль, что это лишь мечты. Жаль...

Как всегда в лагере день начинается с зарядки. Девушки в облегающих сексуальных трико яростно поддерживают абсолютное совершенство своих тел; парни стоят рядом и, наслаждаясь зрелищем, болтают о чём-то своём, докуривая оставшиеся в пачке сигареты. Мне с ними неинтересно. Конечно, я пытаюсь поддержать разговор, но поскольку у меня только одна девушка и хвастаться особенно нечем, меня быстро оставляют в покое.

Мой взгляд замирает на Кате… Когда я её вижу, дыхание сбивается как после хорошего удара под дых, а сердце не выскакивает, но останавливает свой бег в груди… Она замечательна везде, везде она словно Венера, сошедшая на мгновение с Олимпа. Мне не нужно ничего, кроме того, чтобы любоваться ею. К сожалению, я не художник и не могу запечатлеть всю её грацию и неземную, божественную красоту… Весь мой мир сузился до этого милого сердцу лица, обрамлённого вьющимися локонами цвета спелой ржи; я утонул в этих бездонных колодцах её глаз, отдав ей на растерзание своё изнывающее от страсти сердце.

Улыбка, взгляд, воздушный поцелуй… Это всё, что нам было нужно друг от друга для полного счастья. Все вокруг считали нас сумасшедшими, но нам было на это наплевать: мы были полны друг другом, и нас абсолютно не интересовали другие, нам казалось, что даже если небо рухнет, мы будем продолжать встречаться в беседке, целоваться в её палате после дискотеки и дарить друг другу скромные, но от души, подарки...

Тогда было время любви. Нашей любви. Мы даже и не подозревали, что очень скоро от неё не останется и следа… Мы даже не думали, что у кровожадной Парки уже оборвалась тоненькая, белая ниточка...

***

г. N. 21.00.

Дождь плакал, дождь плакал вместе со мной… Я шёл, злобы уже не было, была только тоска… Сумасшедшая тоска чёрным камнем пригвождала к земле, рой воспоминаний раздирал мозг. Это была невыносимая пытка, и я кричал. Никого кроме ночных птиц мой крик не пугал, наконец, спасительной волной, меня накрыла Злоба! Я засмеялся во всю мощь своих лёгких: Зверь снова жаждет крови, Зверь спасает от тоски… Кровь унесёт Тоску. И закончится пытка, не будет больше боли!

11 сентября 1993.

«Волжское Раздолье».

Луна заглядывала в комнату через прямоугольник окна, её мертвенный свет серебрился на наших обнажённых телах… Она была в моих руках, мы любили друг друга. Тихо, безмолвно: нам не нужны были слова, наши тела знали всё без слов.

Мои руки ласкали её груди, её тело возвышалось надо мной безупречной скульптурой желания, лунный свет играл в её распущенных волосах...

«Богиня!» — вскрикнул я в мыслях… Её нежная ладошка накрыла мой рот и Катя промолвила: «Не надо кричать. Я не богиня, но ты — мой Бог! Возьми меня, мой Бог… Возьми!»

Мне не нужны были особые приглашения. Я вторгся в её беззащитное тело и понял, что мы давно были сделаны друг для друга… Её взгляд говорил мне, что она чувствует то же самое...

— Мы с тобой всегда будем вместе, — в её шёпоте меня что-то насторожило, но я тогда не придал этому значения.

— Конечно, моя малышка, конечно… Дай мне свой адрес, и я тебя найду. Клянусь. Мы будем вместе. Обязательно.

Она вдруг замолчала и молчала очень долго, потом в щемящей тишине ночи раздались сдавленные рыдания...

— Малыш, эй, что с тобой? — я нежно погладил её руку, но она неожиданно вырвалась и отбежала к окну. — Кать, что с тобой? Что-то не так?

— Всё не так. Жень, я прекрасно знаю, что произойдёт в городе.

— Что? Катя, я тебя не понимаю. Я… Мы… Мы созданы друг для друга, мы… любим друг друга. Любим?

Она кивнула своей белокурой головкой.

— Тогда что может произойти в городе?

— В городе на нас накинутся мелкие житейские проблемы, нас затянет в водоворот быта, и… и… (её глаза увлажнились от сдерживаемых слёз) любовь исчезнет… Исчезнет! Исчезнет, ты понимаешь это? Понимаешь?!

г. N. 21.05.

Понимаю? Понимаю ли я? Теперь понимаю… Теперь понимаю, но тебя нет! Тебя больше нет! Боже, как я мог, как я мог тогда согласиться на это?! Как?!

«Волжское Раздолье».

12 сентября 1993.

11.00.

— Сегодня последний день партии. Женя, посмотри мне в глаза. Я хочу тебя спросить: любишь ли ты меня. Любишь?

— Бессмысленно спрашивать, малыш. Ты ведь сама знаешь.

— Прекрати. Я спрашиваю тебя прямо и требую прямого ответа. Просто ответь, милый.

— Конечно, люблю.

— Сильно? Насколько сильно?

Я сомкнул свои объятья на её талии, привлёк к себе, пронзил взглядом и, спустив с цепи всю свою страсть, впился в её раскрытые для поцелуя губы… Поцелуй длился практически вечность, после она мягко оттолкнула меня...

— Да, я вижу, что ты меня любишь. Я тебя тоже очень тебя люблю, но...

— Что но?

— Но ты должен доказать мне своё чувство.

— Разве я тебе его ещё не доказал?

— Ты доказал лишь свою страсть. Я знаю, что ты испытываешь ко мне гораздо более глубокие чувства, можешь быть уверен, что моя любовь к тебе не менее глубока, однако ты должен сделать первый шаг к погружению в нескончаемые глубины нашего счастья. Ничего не спрашивай и не говори, просто приходи через два часа к речке. Я буду ждать… Я надеюсь. Навеки вместе… Приходи.

Она ушла, наградив меня на прощанье воздушным поцелуем, а я ещё некоторое время стоял с каким-то странным ощущением от разговора. Постепенно отходя от столбняка, я решил пойти на речку и сделать всё, чтобы доказать ей свою любовь. Откуда я мог знать какой коварный и безумный план созрел в её голове? Откуда? Я слишком любил её… Я слишком ей верил...

г. N. 21.20.

Злоба. Чёрный пожар злобы, топливом которому служила поруганная вера и безответный вопрос… Ярость. Она душила, она убивала, но она же спасала меня от Тоски: я искал ответ на свой вопрос, искал долго (уже два года, два года, которые кажутся вечностью, меня терзает вопрос: должен ли я был тогда умереть?) и поскольку ответа на него я не находил Тоска брала своё, буквально растаптывая меня окованным железом сапогом… После рождалась Злоба, и раздавленное тело поднималось с колен, разрывая на части опостылевшую Тоску. Только тогда рой безумных воспоминаний на некоторое время оставлял меня в покое...

Звук шагов привлёк моё внимание… Инстинкт и голос Злобы заставили меня отшатнуться в спасительную тень деревьев.

Она шла спокойно, однако одного взгляда на её лицо было достаточно, чтобы понять: с ней что-то произошло, что-то не так. Её глаза ничего не выражали, создавалось ощущение, что тело движется независимо от разума...

Её волосы иссиня-чёрным водопадом скатывались на тонкие плечи, она, кажется, озябла, по крайней мере, девушка руками обхватила своё тело… Похоже, что на неё действовал не внешний, а внутренний холод: её глаза просто излучали лёд. Я медленно вышел ей навстречу...

_________

Лёгкий испуг невесомой тенью проскользнул на её лице, однако стеклянное выражение глаз не изменилось ни на йоту. Твёрдым шагом девушка пошла прямо на меня, я этого не ожидал, но не свернул. Так мы и шли навстречу друг другу… Её глаза непрерывно сверлили мой мозг. Она твёрдо шла ко мне, неумолимо приближая час своей смерти — это просто не укладывалось в моей голове. Чего она хочет? Чего?..

Она ответила на мой вопрос, не проронив ни слова: я даже не заметил, как мои руки сомкнулись на её нежной шейке; самым странным было то, что она недвусмысленно сдавливала мои руки своими… Что за чертовщина?!

— Убей меня! — прошептала-прохрипела девушка. Я практически не слышал её голос, однако руки знали своё дело: смертельные объятья сжимались всё сильнее...

Пока могла, она помогала мне, сжимая моими руками своё горло. Наконец её руки опали безжизненными плетьми вдоль тела, я разжал свои пальцы… Тело с глухим стуком упало на промокший асфальт, падая, она вдруг улыбнулась и прошептала: «Навеки вместе...».

— Что ты сказала?! Что?! Повтори! Повтори! Молю… Повтори… — мои слёзы смывало дождём, ответом мне служила тишина… Только стук капель дождя, только редкий крик какой-нибудь ночной птицы.

Я рухнул перед ней на колени и закричал. В этом крике было всё: Ярость, годами душившая меня, Тоска, которая камнем лежала на дне моего сердца, и Боль… Чистая как горный хрусталь, яркая, как вспышка фотоаппарата… Медленный яд, который отравлял всё моё существование… Боль выходила из меня с этим криком, а вместе с нею испарялась и Тоска, успокаивалась бушующая Ярость, гас негасимый пожар чёрной Злобы… Она больше не была властна надо мной… Я был свободен, я вспоминал...

***

«Волжское Раздолье».

12 сентября 1993 г.

13.00.

Речка была недалеко. Я дошёл туда за несколько минут. Она несла свои спокойные воды в западной оконечности лагеря. Берега были покрыты ивами, и на фоне этих карликов резко выделялась гигантская берёза… Издалека я заметил Катю. Она стояла под берёзой и звала меня, махая рукой. Я пошёл на зов...

— Привет.

— Привет.

— Ну что, готов доказать мне свою любовь?

— Как пионер.

— То есть?

— Всегда готов.

— Тогда слушай: в город нам возвращаться нельзя. Не спорь. Значит, мы должны остаться здесь.

— Что значит остаться здесь? Это невозможно: завтра приезжают автобусы и нас заберут… А если не заберут, то найдут потом и...

— И?

— И отправят в милицию.

— Ты меня любишь?

— Конечно, малыш, но твоё предложение нереально выполнить.

— Ты даже не знаешь, что я собираюсь предложить. Может, выслушаешь для начала?

— Хорошо. Говори. Если это будет в моих силах, я сделаю всё, о чём ты меня попросишь. Я люблю тебя, Котёнок. Мне для этого не нужны никакие доказательства, но если они нужны тебе, то я готов их предъявить.

— Замечательно. На чём я остановилась? Ах, да! На том, что мы должны остаться здесь. Мы должны навсегда остаться здесь. Навсегда. Понимаешь?!

— Нет.

Она смерила меня презрительным взглядом с ног до головы, смешно надула свои губки, затем отвернулась… Я не удержался и засмеялся.

— Ты чего смеёшься? — лукавый голосок, неумело играющий обиду.

— Смейся со мной. Я люблю тебя!

— Я тоже, — голос полон страсти, страсти и боли… Горькое вино боли.

Она повернулась ко мне. В глазах стая бесенят, в глазах пляшет безумство… Миг — и я — просто искра в бешеном пламени безумной страсти...

— Ты читал Шекспира?

— Конечно.

— «Ромео и Джульетту»?

— А что?

— Мне это очень важно. Читал или нет? — опять безумие в голосе, но мне уже всё равно: я полностью подчинён её игре...

— Да.

— Хорошо. Пойми, другого пути у нас нет.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты действительно не понимаешь или притворяешься?

Я понимал, понимал слишком хорошо, чтобы говорить это вслух. Поэтому промолчал.

— Мы должны умереть. Вместе. Как в сказках. Как Ромео и Джульетта. В один день. Если ты меня любишь также как я тебя, то ты мне поможешь...

— Помогу в чём?

— Поможешь… Поможешь уйти. Потом уйдёшь сам. Я слабее тебя. Я девушка. Ты должен мне помочь!

Она упала на колени, и сквозь слёзы прокричала: «Помоги!». Что мне было делать? Я любил её. Я сходил с ума от страсти, её взгляд навсегда пронзил моё сердце… Противоречивые чувства раздирали мою душу: с одной стороны я понимал, что убивать человека нельзя, но с другой стороны я слишком слился с Катей, слишком погрузился в её безумие… Я не мог отказать ей. Ни в чём.

— Конечно. Я помогу тебе.

— Правда?

— Правда.

— Мы будем вместе? Всегда?

— Да. Дай мне руку и успокойся.

С детской наивной радостью она взглянула в мои неожиданно жёсткие глаза; улыбка белоснежной птицей застыла на её губах и она протянула мне свою хрупкую фарфоровую ручку.

— Тогда идём за мной. Я верила, я всегда верила, что ты согласишься. Помнишь камень? Камень, который стал последним приютом для несчастной девушки из лагерных легенд?

Естественно я помнил этот камень, поскольку каждую ночь соседи по палате и вожатые на огоньках рассказывали эту печальную историю, однако в тот момент я слишком был погружён в себя, в свои размышления, поэтому лишь слегка кивнул головой.

Она влекла меня за собой, влекла по тропе известной только ей. Через несколько минут мы вышли к раскидистому гиганту — дубу. У его корней лежал валун, а на ветке раскачивалась от ветра петля… Не было сомнений в том, что именно это и было целью нашей последней прогулки...

_________

— Ты ведь сможешь мне помочь? Ты не предашь меня?

— Нет.

— Поцелуй меня.

Я забыл о том, что пятачок, на котором она стояла очень узок и двух не вместит никак...

Когда наши губы соприкоснулись, она сделала шаг назад...

Катя оттолкнула меня и забилась в агонии. Я не мог это выносить. Собрав все силы в кулак, я подошёл к ней и с силой потянул за совершающие безумный танец ноги… Тело перестало биться, смерть своим величием наполнила любимое лицо.

Сначала была тишина… Абсолютная. Замолчал даже ветер. И тишину прорезал шёпот: «Навеки вместе...», я успел заметить только её секундный взгляд полный благодарности, вселенской любви и… страха. Страха, что я не сдержу обещание. Затем смерть вновь накрыла её своим звёздным покрывалом вечного покоя. Жизнь навсегда ушла из фарфорового тела...

Впервые в жизни я дал волю слезам, впервые в жизни я пошёл против правил, впервые в жизни я выпустил боль на волю… Этого делать было нельзя, поскольку выпустивший становится её жертвой...

_______

Я не знаю, кто меня тогда спас, помню только, как чьи-то руки пытались оттащить меня от края крыши пятиэтажного корпуса. Я лягался, царапался, бил локтями в живот, но эти сильные руки не отпускали меня, продолжая оттаскивать к пожарной лестнице...

На земле я потерял сознание и провалялся в коме несколько дней, потом мне рассказывали, что, не приходя в себя, я шептал одно и то же: «Прости. Они оказались сильнее… Они сильнее меня. Они хотят, чтобы я остался здесь, но знай, что наша любовь не умрёт никогда. Прости».

***

г. N. 22.00

— Почему ты меня предал?

— Что?! Я только что тебя убил. Как ты можешь говорить?

— Брось. Не увиливай от ответа. Почему ты тогда не умер? Почему, чёрт тебя дери?! Почему?!!

Девушка уже перешла из лежачего положения в сидячее, лицо, как будто под действием кислоты, начало растворяться, и через несколько минут передо мной предстала Катя.

— Я ведь ждала тебя. И до сих пор жду. Моей душе нет покоя без тебя, ведь мы одно целое. Ты должен был тогда умереть. Должен был. Мы были бы всегда вместе… Ты просил меня, тебя простить. Но за что?

— За то, что не смог последовать за тобой. Слишком много людей нуждалось во мне. Моя мать, моя сестра… Они не понимали меня, и я прошу у тебя прощения ещё и за их непонимание. Прости меня и дай, наконец, покой...

— Я давно простила тебя, но покой тебе даровать не могу. Я — часть тебя, неотъемлемая и неотделимая. Я — это ты… Я буду ждать, я буду с тобой. Во снах, отражениях в зеркале, в воспоминаниях, в ненаписанных ещё письмах, в невыплаканных слезах… Я всегда буду с тобой. Впереди вечность… Когда-нибудь мы разделим её с тобой. Когда-нибудь...

— Почему не сейчас? Почему? Я готов.

— Твой срок ещё не пришёл. Ты ещё встретишь любовь, у тебя будут дети; у тебя впереди жизнь, у меня — вечность. Пока. Целую и жду.

Она исчезла, а я ещё долго сидел на холодном асфальте, вдыхал свежий ночной воздух, пока не почувствовал в себе силы встать и сделать первый шаг...

Я шёл домой.

_________

Дома я не был уже несколько дней. Маме соврал, что уезжаю на рок-фестиваль и она, поверив (а может, и нет), дала деньги на еду-дорогу, с облегчением закрыв за мной дверь.

Пошарив по карманам, я нашёл только «финку». Ключей не было. Пришлось позвонить.

Дверь открыла незнакомая красивая девушка. Золотистые локоны скатывались с её плеч, большие голубые глаза приковывали к себе любой взгляд, она вызывала ощущение хрупкости, лёгкости, свободы… Я узнал её.

— Как тебя зовут? — спросил я, заранее зная ответ.

— Катя, — ответила она, и стайки столь знакомых мне бесенят заплясали в её глазах: она тоже меня узнала.