Основной вопрос

Основной вопрос

Трудно было назвать помещение, в котором их содержали, бункером. Ещё труднее тюрьмой. Мягкий ласковый свет лился из всех поверхностей. Было тепло, не сухо и не влажно. Комфортно.

Евгений одним из первых спокойно осмотрел все стены и пол. Ни щёлочки, ни отверстия. Ни люков, ни окон. При этом воздух чистый и свежий. Кроме того, все чувствовали себя даже неплохо. У Анны Сергеевны, уборщицы в театре, по ее словам до похищения болели колени. Сейчас она сидела вместе с остальными на полу в позе лотоса и не жаловалась. Иванов, доктор каких-то наук, давно снял очки и только периодически указательным пальцем касался носа, словно проверяя, на месте ли оправа. Ни у кого из присутствующих не осталось ни телефона, ни любого другого устройства, с которого можно было бы отправить весточку.

Когда первый испуг прошел, люди окончательно освоились. Бизнесвумен Жанна Борисовна кидала на Евгения многозначительные взгляды «женщины в затруднении», но он старался не приближаться к тому углу, в котором обосновались дамы: Анна Сергеевна, «директор» Жанна, Настенька, представившаяся менеджером в автосалоне, и библиотекарша Ираида Львовна с такой заумной фамилией, что все присутствующие её сразу забыли.

Мужчины, после первого недоумения и попыток выяснить обстоятельства похищения, разделились на две группы. Интеллигенция налево: Иванов, доктор наук, ресторанный музыкант Жорж в расшитом стеклярусом комбинезоне, майор Волков, при полном мундире, но без фуражки, и мужчина, который не стал называть своего имени.

— Архитектор, — глухо произнёс он, когда все знакомились.

Направо пролетариат: Евгений, слесарь, Саня, гот в кожаном кителе, с подведёнными чёрным глазами на бледном лице. Санёк недружелюбно посматривал в сторону интеллигентов. Когда до него дошла очередь при первом знакомстве, майор встал перед ним и, набычившись, спросил:

— Сколько лет, боец? Не служил. Основания для откоса есть?

Санёк что-то промямлил и с той поры разговоры не поддерживал.

Евгения это устраивало. Можно было спокойно подумать. Он вообще не любил шумное общество. Да и не хотел принимать участие в бесполезных дебатах — «почему мы здесь, кто это нас так». К компании молчаливых присоединился отец Игнатий, дородный священник в черной рясе. Он в полголоса бурчал молитвы. Четвёртым было тело сладко сопящего Вани. Имя группа выбила из тела с трудом, сумев растормошить пьяного мужика. Ваня очнулся на минуту, назвался, чётко произнёс: «Всё ништяк!» и перешёл в стадию глубокого хмельного сна.

Время тянулось медленно. Наконец, все разговоры затихли. В воздухе почувствовалось лёгкое отчаяние. Анна Сергеевна всхлипнула. Жорж незаметно смахнул слезу.

— Мы будем бороться! — вдруг так громко и пафосно сказала Настя, менеджер автосалона, что все вздрогнули. Она поправила белую блузку на груди и встала, выпрямившись, словно готова была к расстрелу.

— Милая, здесь не бизнес-тренинг! Чтобы бороться, надо хотя бы знать против кого, — раздражённо высказалась Жанна Борисовна. — Только тогда мы сможем выбрать тактику и разработать стратегию.

— Это не женщина сказала! Полководец! — майор Волков расплылся в широкой улыбке и подмигнул бизнесвумен. Она поджала тонкие губы и отвернулась.

— Жанна дАрк вы наша! — усмехнулся доктор наук. — Знамя вам в руки. Ведите нас на стены! — Он махнул рукой, указывая на помещение без окон и дверей.

— Перестаньте! — зло бросил архитектор. — Когда-нибудь это кончится. Либо мы начнём жрать друг друга, либо кто-то нас. Тогда и узнаем. Всё бессмысленно сейчас.

Жорж боком передвинулся к отцу Игнатию.

— Может мы умерли? — осторожно спросил он. — И это вестибюль рая?

— Какой тебе рай, грешник! — фыркнул батюшка. — Глянь на себя! Я думал, ты — баба.

Жорж вскочил на ноги и тряхнул возмущенно длинными кудрями.

— У вас ко мне предвзятое отношение? — голос у музыканта стал писклявым. — Вы… отсталый типаж отмершей части человечества! Гомофоб!

Майор Волков хохотнул. Женщины бросились успокаивать Жоржа.

— Заметьте, — сказала библиотекарша. — А ведь нас двенадцать.

Все всполошились и занялись подсчётами.

— Яки апостолов, — поднял палец вверх отец Игнатий и округлил глаза.

— Нам всем крышка, — удручённо подвёл итог Санёк. Чёрная обводка вокруг его глаз потекла по щекам двумя тонкими тёмными линиями.

— А ты что переживаешь? — удивилась Настя. — Тебе-то смерть к лицу.

И в этот момент стены помещения сделались прозрачными. Люди оказались в центре огромного, просто бесконечного, зала, наполненного под завязку мерцающими существами. Белые головы с крупными впадинами тёмных глаз, тела без конечностей в длинных белоснежных одеяниях. Не были они похожи на медуз. Но свободно парили в пространстве.

Евгений протянул руку и нащупал прозрачную стену.

— Поздравляю, — сказал майор Волков глухо. — Архитектор прав: мы на арене цирка. Ребята решили развлечься. Чур, я заламываю Жанну Борисовну.

Евгений вышел на середину комнаты и сказал как можно более дружелюбно:

— Здравствуйте!

Из толпы существ отделилась фигура, крупнее остальных, и приблизилась к аквариуму с людьми.

— И мы желаем вам здоровья…

У всех людей подкосились колени. Голос, раздавшийся в помещении, слоился на миллионы оттенков и создан был из множества звуков. Низких, высоких, шуршащих, звенящих, льющихся и отбиваемых в такт. Короче, голос был ошеломительным. Какая-то рябь пробежала по существам.

— Убивать не собираются, — облегчённо вздохнула Анна Сергеевна.

— Микрофоны настраивают, — уверенно заявил Жорж.

Видимо, шоуменом он был хорошим. Потому что следующие слова существо произнесло спокойным человеческим голосом. Но очень медленно.

— Раз в тысячу лет мы избираем двенадцать зрелых людей одной расы, одной национальности, из одного племени и места пребывания, но разного возраста и пола для того, чтобы они ответили на один вопрос.

Евгению стало не по себе. Что-то такое преследовало его всю жизнь. Словно он давно готовился к этому моменту. К моменту, когда к нему придут и с него спросят.

— А вам это зачем? — подозрительно прищурил глаза майор Волков, обращаясь к существам.

— А что будет, если мы на вопрос не ответим? — присоединился доктор наук.

— А отвечал кто-нибудь неправильно? — дрожащим голосом произнесла Настя.

— Изыди, сатана! — начал крестить отец Игнатий всех по ту сторону прозрачной стены.

Существа внимательно разглядывали людей, спокойно ожидая ослабления эмоционального всплеска.

Евгений вздохнул. Ему отчаянно захотелось домой, к жене и дочке.

— Вы хотите сказать, что от этого вопроса зависит наша жизнь? — спросил он осторожно.

— От ответа на этот вопрос зависит только, стоит ли допускать человечество к жизни по всей Вселенной, допускать к источнику знаний и к ключу бессмертия.

Все затихли.

— Охренеть, — завороженно произнёс Санёк.

Евгений первым набрался смелости и сказал:

— Ну, задавайте этот вопрос.

— Что есть ваша основа?

Стены мгновенно потеряли прозрачность, снова побелели. Люди тревожно завозились.

— Устроили «что, где, когда»! — недовольно произнёс доктор наук.

— А мы имеем право вести подобные переговоры? — спросил Волков Евгения.

— Выбора у нас нет, — пожал плечами Евгений. — Спокойно! Давайте разберёмся! — обратился он ко всем. — Мы не знаем, сколько времени они нам отвесили, поэтому бардак не устраиваем.

— Да, — поддержал его доктор наук. — Высказываем мнения чётко и формулируем ясно!

Все сели на пол. Евгений был совершенно не рад неожиданно возложенной на него обязанности привести всех к какому-то общему знаменателю, но ему очень хотелось домой.

— Итак. Что наша основа?

— Деньги, — не раздумывая, сказала уборщица Анна Сергеевна. — Человек, когда сыт, обут, он и на Луне себя хорошо чувствовать будет.

— То есть, материальные блага, — поправил её доктор наук. А потом процедил сквозь зубы. — Основа для вас, значит, — взять всё, что можно взять. Вот такие, как вы, всю планету уже расковыряли. Луна на подходе!

— Оставьте, — отмахнулась Жанна. — Вы, учёные, ничего не делаете для того, чтобы такие, как она, это поняли.

У Иванова перехватило дыхание. Он открыл рот в возмущении.

— Вы ушли в сторону, причём резко, — остановил Иванова Евгений. — Понятно, что деньги, которые могут отобрать, не есть основа. Ни дом, ни забор, ни остров, ни континент не являются неприкосновенными и надёжными по большому счёту. Всё! Проехали!

— Бог. Не основа? Его заповеди, — высказалась менеджер Настя. Все вопросительно покосились в сторону отца Игнатия. Он молчал.

— Вы что не видите?! — возмутился архитектор и ткнул пальцем в стену. — Это бог! И он пришёл. С вопросом. Поздно рассуждать о заповедях!

— Не скажите, — начала библиотекарша. — Давайте, обопремся на священное писание. Первая заповедь — не убий.

— Убивали, убиваем, и будем убивать, — Жанна Борисовна скосила глаза в сторону майора Волкова. — Заповеди — не основа. Это — правила. Которые повсеместно нарушаются.

— Мы заповеди не по своей воле нарушаем, а по закону, — отмахнулся майор.

— Надо сказать им, основа — любовь, — сказал архитектор хмуро. — Они должны на это клюнуть. Об этом все на этой планете талдычат.

— Любовь?! — возмутилась Жанна и прыснула слюной в гневе. — Вы говорите о любви?! Нет её на земле! Есть только плотские мужские похоти всех мастей! И, как следствие — разрушение семьи.

— Свобода, — воскликнул Санёк. — Свобода — наше всё!

— Да где ты свободу видел? — присоединился и Жорж. — Нет у нас свободы, ни в чём и нигде. Как вы не понимаете?! Дети — главное. Дети — основа. Ради них всё делается, копится, достигается… У меня пятеро. Ради них я буду в стрингах по полу ползать…

— Ну и ползай, урод кучерявый! — прорвало архитектора. — Что ты запоешь, когда в старости твои детишки бросят тебя, когда в твоем гульфике денежек не будет!

— А я говорила, деньги главное, — заметила Анна Сергеевна.

— Женя, чего молчишь? — подъехал майор к Евгению.

— Нам в такой спешке не найти ответа, — окончательно расстроился Евгений. — Все наши основания надуманы и… в принципе, ведут нас… в ад, что ли. Всё, что мы перечислили, не основания. Это иллюзии.

— Вы лучше предложите, что нам сказать, — возмущенно воскликнул Иванов.

— Я не знаю, — развёл руками Евгений.

Стены снова стали прозрачными. Существа молчаливо зависли вокруг.

— Ты говори, — обратился к отцу Игнатию майор в полголоса. — Тебе не привыкать врать.

— Кто бы говорил, — ответил батюшка и вышел вперёд. Он начал торжественно, как будто вещал из-за аналоя:

— Основа людей в братстве, в равенстве, в любви к ближнему, в семье, в творчестве.

Люди стали поддакивать. Существо, показалось Евгению, грустно покачало головой. Рябь побежала по одеяниям его соплеменников.

— Нет, — всполошился Евгений и оттолкнул священника. — Мы — дети, — закричал он существам. — Мы не знаем ответа на этот вопрос.

— Что ты творишь?! — подскочил к Евгению доктор наук.

Но Евгений прильнул к прозрачной стене.

— Я правду говорю! Может, и основы для нас нет, — последнее Евгений скорее спросил, нежели просто сказал. — Мы не готовы, мы пока не поняли.

— Вы пока непроницаемы, — раздался голос в последний раз. И стены заволокло белым.

— То есть ответ не устраивает?! — возмутился майор Волков.

— Просто они с детьми дел не имеют, — сказал Евгений. На душе его стало тоскливо.

— А ведь мы действительно ещё не созрели! — усмехнулась библиотекарша и вдруг начала оседать. Евгений попытался подхватить её и сам рухнул в обступившую его темноту.

***

— А как же мы расскажем-то всё? — бубнила Анна Сергеевна.

— Вот мы ничего и не расскажем! Ни-ко-му! — Архитектор проговаривал эти слова уже пятый раз.

— Вы же не хотите, чтобы нас группой отправили в «желтый дом», — поддержал его майор.

— Я с вами в одном доме? Ни за что! — ворчала Жанна Борисовна.

Люди, в полном составе, не потеряв никого из товарищей, сидели в лесополосе, в тенёчке, около автомобильной трассы. Очнулись все одновременно, кроме храпящего Вани. Все с жалостью поглядывали на распластавшегося под кустом молодца — пропустить главное приключение жизни! Стоял звенящий жаворонками жаркий полдень. Все замолчали.

— Как добираться-то будем? — спросила Настя, отмахиваясь от назойливой мухи.

— Как-то! — сказал раздражённо Иванов.

— Предлагаю, раз все выжили, очистить карманы и совесть от денег, — усмехнулся майор Волков. — И поделить поровну. На всех.

— Совесть не делится на всех, — закряхтел батюшка Игнатий, поднимая грузное тело с земли. — Так что, только деньги. — Он запустил руку в боковой карман рясы. — Уж не взыщите, одна мелочь.

— Да мы понимаем, — зло сказал майор, — на паперти, да, много не насобираешь!

— Ой, не голосите бестолку, — махнул рукой батюшка. — В храм несут от души, а вы у людей отбираете.

— Несут в храм, а лежит у вас, в кармане, — воткнула Жанна.

— Не гневите бога! — начала Анна Сергеевна и осеклась. Батюшка воззрился на неё, глаза его увлажнились. Он повернулся ко всем спиной.

— Бога потерял, а денег так и не выложил, — зло проговорил майор.

Отец Игнатий резко обернулся и с гневным лицом бросился на майора. Мужчины повскакали с мест и ринулись разнимать сошедшихся в бою «религию» и «военную доктрину».

Женщины завизжали.

— Ядрит твоё налево! Шо за мамаево побоище? Мене щас стрелять или подождать ментов?

Все обернулись к очнувшемуся Ване. Потасовка затихла. Ваня оглядел всех чистым, словно тщательно выстиранным, взором.

— А где те… в простынях? — Ваня руками точно обрисовал в воздухе силуэт.

— Нету. Концерт закончен. Пройдите в гардероб, получите ваши тапки, — сказала строго Анна Сергеевна. — Что ж ты, Ванечка, пьянь небесная, проспал важное дело!

Ваня удивленно поднял брови.

— А шо было-то? А шо, нас не взяли до ихней хаты?! А они, шо, нас застеснялися?! Ну, так в следущий раз встренимся!

— А они, между прочим, задавали важный вопрос, — сказал архитектор.

— А мы… не ответили, — с горечью в голосе добавил Санёк.

Ваня с силой стукнул себя кулаком в грудь.

— Да я… для вас… за вас… я б ответил, — выдохнул он.

— Вот и ответь, — сказал архитектор. — Спросите у него, Евгений! Пусть ответит. Хотя бы нам. Раз эти не дождались нашего просветления. Посмотрим, что этот бодхисатва скажет.

Ваня уставился ясными глазами на Евгения. Ваню слегка покачивало, но во взоре просматривалась серьёзная попытка сосредоточиться. Евгений вздохнул.

— Они спрашивали… Что для нас, людей, основа. Точка опоры, так сказать, для всего человечества. Ты бы как ответил?

Ваня провёл ладонью по лицу, разминая лоб, щёки, подбородок, и сказал:

— Прониц…цаемость.

— Что?! — вскричали все вместе. Ваня даже вздрогнул. — Какая такая проницаемость?!

Майор Волков подбежал к Ване, схватил его за грудки и затряс, как грушу.

— Ты, сволочь немытая, говори!

Евгений и архитектор вырвали Ваню из лап Волкова. Батюшка оттащил майора. Все заорали, каждый о своём. Евгений усадил Ваню на траву. Опустился перед ним на колени.

— Всем молчать! — крикнул он. Сгрудившаяся над ними компания возбуждённо дышала, но голоса не подавала. Евгений обратился к недоумевающему виновнику общего возбуждения, чётко проговаривая каждый слог.

— Что ты имеешь в виду, говоря о проницаемости?

— Бить будете? — коротко спросил Ваня, хмуря лоб.

— Нет. Но не тяни с ответом. Итак, что для тебя основа? — Евгений сделал упор на последнее слово.

— Ну… — начал Ваня медленно, с трудом подбирая слова. — Ну, проницаемость, — тут Ваня немного сжался, как будто ожидал подзатыльника, но, увидев сосредоточенные лица, расправил плечи. — Ну, вот как стёкла в окнах. Вот они грязные. Темно. А Галка помоет их, и светло в комнатах. И на душе.

Лицо Вани просветлело. Он, улыбаясь стоящим над ним хмурым людям, продолжил:

— Так и человек в основании должен быть чистым, как стекло мытое. Свет пропускать. У всех должна быть там, — Ваня ткнул себя в область сердца, — Галка, которая окна моет. А без этого нельзя человеку. А всё другое токма вид заслоняет. Мешает свету войти…

Через два часа Евгений ехал в маршрутке и не думал о том, как рассказать о приключении жене. Он думал о том, как объяснить всё дочери. Так, чтобы она передала в подробностях своим внукам и правнукам. Так, чтобы через тысячу лет кто-то из его потомков на вопрос: «Что есть основа человека?» уверенно ответил: «Чистота и проницаемость для света».