Рассказ второй. Бесчувственная

— Ну-ка, идем, нужно, чтобы ты кое-что сделал. — Требует ведьма. Юноша только начинает приходить в себя. Вернее, только возвращаются силы, но оттого становится лишь хуже уму. Оглядываясь, видя землю леса, устланную трупами, вспоминая мужиков, лежащих мертвецами там, на солнце возле леса, юноша чувствует, как скручивает живот. Едва он поднимается на ноги, как его тут же начинает тошнить. — Фу! Бе. Какая гадость. — Отворачивается ведьма. Но на ее лице выражение не задерживается и тут же появляется улыбка. — Эх, а еще мужик, называется. Ладно! Идем. Долго ты еще там? Ведьма начинает что-то напевать. Не мелодию, а так, просто хмыкает мелодично, но разгадать мотив в ее напевах вряд ли вообще можно. Босиком она спокойно идет по лесу, обступая деревья, припрыгивает весело, наступает на мертвые тела босыми ногами, словно в этом и нет ничего ужасного. — Ой! Грибочки! — Восклицает неожиданно ведьма. Рядом с деревом, где она остановилась, лежит еще не остывшее тело здорового мужичка. А на расстоянии ладони от его головы как раз и растет плотное семейство упитанных грибов, тесно расселившихся на маленьком участке. — Хм. — Оглядывает ведьма здорового мертвеца. — Ты тут, милый, явно лишний. Она отступает и берет мужика за ноги. Юноша, отерев рукавом лицо, теперь уже смотрит на ведьму. С изумлением, застывая и забывая мгновенно свои невзгоды, он наблюдает, как эта худенькая женщина, взяв здорового мужика за ноги, легко и непринужденно отбрасывает его труп саженя на три в сторону. — Вот так получше! — Хлопает ведьма в ладони и оборачивается к юноше, раскрывшему от удивления рот. — Ха-ха! Ну, чего ждешь? Пока мухи налетят?! Ха-ха! Идем, красотуля! Живее. Некогда нам. Непринужденно, вновь мелодично хмыкая, ведьма оборачивается и идет дальше, снова припрыгивая. Юноша не торопится последовать за ней, закрывает рот, заставляет себя напрячь ум и пытается понять, что теперь делать. Но ведьма резко останавливается и снова поворачивается к нему. — Чего? — Спрашивает она тихим, спокойным голосом, хитро прищуриваясь. — Не идешь, м? Ну, как знаешь, мальчишка, как знаешь. Ведьма разворачивается и продолжает идти. А юноша вдруг слышит теперь ее голос прямо над ухом. — Но тогда, — шепчет ведьма, будто стоит рядом, — будь осторожен, мальчишка, будь осторожен. Голос начинает звенеть радостным, веселым смехом, уносится к ведьме и звучит уже там, впереди. Юноша чуть не падает, чувствуя, как вздрагивают еще от страха колени, но оглядывается, пугается только сильнее и бежит следом за ведьмой. Молодец, горячий и пылкий, он несется так быстро, желая скорее убраться из леса, что мгновенно догоняет ведьму. Но и рядом с ней он не останавливается, а пытается бежать вперед, чтобы только выбраться из плена этих проклятых деревьев. Только ведьма хватает его за шиворот и так легко удерживает, что от рывка на юноше едва не рвется его широкая рубаха. Ворот так врезается в шею, что у юноши перехватывает дыхание. Свалившись на землю, он хватается за горло, начинает дрыгаться, думая уже, что задохнется, а ведьма только наклоняется и говорит, грозя тонким пальчиком. — Куда это пес впереди хозяина? — Говорит она. — Плохой мальчик! Нельзя так делать! Плохой! И опять она быстро сменяет выражение, начинает улыбаться и выпрямляет спину. — Ну, идем. Столько дел! Ой, сколько дел! Юноша начинает дышать, но теперь все никак не проходит хрип. Горло болит так, словно только что по нему резанули ножом, оставив ноющую рану. Но страх пересиливает ненависть, и приходится запрятать глубоко свою молодецкую гордость и идти следом, как приказала ведьма. Дальше на пути оказываются тела остальных. Каждого юноша знал и помнил с детства. Еще только недавно вместе со всеми шел в честный бой, чтобы защитить родной дом, еще недавно видел, как все они прощаются с женами, сестрами и матерями, успокаивая и обещая вернуться. Еще только недавно шел с ними плечом к плечу, вместе с ними бежал в атаку и вот, теперь вынужден смотреть, как по их бездыханным телам спокойно топчется эта сумасшедшая ведьма. Вынужден смотреть и терпеть, сознавая собственное бессилие. — Хм. Так-так… — Оглядывается ведьма по сторонам, встав прямо на одном из трупов. — А! Нашла! Ну-ка, иди-ка сюда. Быстрей-быстрей. Да живее ты, говорю! С неохотой, но юноша подходит, глядит с презрением, хмурится, но повинуется ведьме. — Ну-ка, красотуля, возьми вот эту штуку. Ведьма указывает на большой меч. Этот меч юноша видел всего раз в доме бородача, но и того хватило, чтобы навсегда запомнить это оружие. Рядом с мечом, лежит и его владелец. Смотрит, будто живой, заледеневшим взглядом, с застрявшим прямо в черепе мечом. Юноша не сдерживается. Он тут же осторожно, согнувшись, подползает ближе, тяжело вздыхает и закрывает бородачу глаза. Затем, вздыхает еще раз, смыкает веки, чтобы мысленно проститься хоть с одним, открывает и тут же отскакивает, падая на спину. Глаза бородача снова открылись, смотрят, как живые. И лишь миг спустя юноша начинает понимать, что произошло. — Ха-ха! — Рассмеивается ведьма. — Ой, насмешил! Ха-ха! Эх, ты! Мужик, называется! Поняв, что это ее рук дело, юноша бросает на ведьму сердитый взгляд. Но она не обращает на это внимания. — Так, возьми меч и… — Нет! — Вскакивает неожиданно юноша. — Не видать тебе, ведьма, послушания моего! Не видать боле! Хочешь, а хоть на куски разорви! А хоть по ветру развей! А все равно… — Ох, да что же с тобой делать… — Вздыхает устало ведьма, теряя улыбку. — Вот же псина ты бестолковая. Ладно. Голос ее изменяется. Ведьма не смеется, не кричит, даже не улыбается, начинает говорить вдруг спокойно и тихо, что приходится даже вслушиваться, чтобы ее расслышать. И пусть не хочется, не слышать бы вообще ее слова, но приходится напрягать слух, ведь от слов этой женщины сейчас может зависеть жизнь юноши. — Ну а любимая у тебя есть? — Спрашивает ведьма спокойно и видит, как юноша тут же теряется. — Только краснеть мне тут не надо. Наверное, есть в деревне, а, красавица, на которую ты таращишься исподтишка? Хм, а вдруг с ней случится что-нибудь? И ведь защитить то ее некому. Что думаешь? — Только посмей… — И что ты сделаешь, деревенщина? — Обрывает ведьма строгим голосом. Ответить юноше нечего и он только смотрит с презрением. — В общем так, — продолжает ведьма спокойно, — берешь меч и тащишь в свое село. А, погоди, в какой оно стороне? Там? Да, точно, а там… ага, все, поняла. В общем, тащишь меч домой, понял? И в село чтобы без моего разрешения не входил. Только попробуй. Женщина подходит близко, так что от ее слов начинает скользить ветер по подбородку. И лишь теперь юноша замечает, что женщина ниже него почти на полголовы. Хотя легче от этого не становится. — Ослушаешься, — говорит она тихо, будто сдерживаясь, с неожиданно вспыхнувшей в глазах яростью, — станешь перечить, не сделаешь, что скажу, и я сожру сердце каждой женщины, оставшейся в деревне на твоих глазах, а потом заставлю тебя доедать их внутренности. Ты меня понял? Юноша немеет, хотя только казалось, что самое худшее он пережил и ничего страшнее уже быть не может. У него вздрагивает губа и пропадает голос, и все, что он может, заставить себя кивнуть через мгновение, боясь уже не за собственную жизнь, но за всех тех невинных женщин, у которых теперь кроме него никого и не осталось.А ведьма тут же сменяет тон, надувает губки и гладит юношу по волосам. — Молодец. Ай, умница! — Хлопает она ласково по голове. — Хороший мальчик! Кто у нас хороший мальчик? Юноша едва сдерживается. Глядит с отвращением, но даже голову одернуть не решается. — И не надо мне тут рожи корчить. — Отступает ведьма на шаг, встав опять прямо на трупе, который под ее весом удивительным образом даже не проминается. — Я ничего даже и не сделала. Давай, мальчик, взял и пошел. А я догоню. У меня еще дела есть. И прямо стоя на трупе, ведьма обращается в гигантского орла. Он расправляет широкие крылья, даже заслоняет ими от солнца, отскакивает в сторону и в тот же миг делает сильный взмах. Даже ветер ударяет в лицо, и юноша на мгновение закрывает глаза. А когда открывает, гигантская птица, не меньше, чем сама ведьма, уже летит куда-то в сторону чужого села. Но юноша тут же ослушивается, едва ведьма оставляет его одного. Не может устоять, не может поступить иначе. Взяв меч, он начинает идти в сторону родного села, но со злостью бросает его на землю, не успев и шага отойти от заваленной трупами поляны. Он торопится, спешит, боится ведьминого гнева, но все равно не берет меч и не идет, как она приказала, пока не обходит всех мужиков, уже начавших коченеть и распускать трупный запах под жарким солнцем. У каждого, у кого находится в теле меч, или вилы, юноша вытаскивает из тела оружие. Каждому закрывает глаза, корчится, и чуть не плачет иногда, взглянув в холодное, но все еще родное лицо, отирается рукавом, но не останавливается, пока всех не обходит, пока с каждым не попрощается. Лишь после он снова поднимает большой, тяжелый меч и тащит его, закинув на плечо, в сторону деревни. Под солнцем усталость быстро нагоняет. Кажется, должно бы уже скоро вечереть, но день все не заканчивается. Или меч такой тяжелый, или короткий, но страшный бой истощил, но сил быстро не остается. Уже вспотевший, уставший, юноша еле волочит ноги, но продолжает идти, хотя бы затем, что лучше бы ему умереть, чем увидеть, как ведьма претворяет в жизнь свои угрозы. Но скоро уже село. Видно дома. Видно, стоят женщины, смотрят вдаль. Почти все. Только старух нет. Сидят, наверное, тоже где-то неподалеку. Тут же юноша встает столбом, растерявшись. От усталости, слишком поздно он поднял голову, его уже должно быть видно, сейчас его заметят и тогда… и что тогда… Но почему-то женщины его не видят. Стоят, глядят прямо в его сторону, закрывают глаза от солнца ладонью, но на юношу не обращают внимания. А в небе над головой раздается громкий крик гигантского орла. Женщины тоже замечают птицу и начинают тыкать пальцами, выбегают старухи, сидевшие на лавке в тени, у забора, в селе уже поднимается лай собак, а женщины с беспокойством охают и ахают, что даже здесь слышно. И юноша поднимает голову. Птица с самых небес стрелой падает к нему. Кажется, сейчас вонзится прямо в тело и прошьет насквозь. Но перед самой землей, одним мощным взмахом птица останавливает полет так легко, что глаза отказываются верить. А, не успев коснуться лапами земли, орел снова оборачивается женщиной, и босые ножки ведьмы ступают на землю прямо перед юношей. — Фух! Думала, не успею! — Улыбается ведьма. — Ну, чего таращишься? А ли не мила я тебе? Юноша тут же прогоняет с лица удивленное выражение и отворачивается. — Я сделал, как ты повелела, ведьма… — А то я не вижу. — Перебивает она. — Молодец, хороший мальчик. Она подходит и хлопает по волосам, но на этот раз юноша отводит голову в сторону. Ведьма не сердится. Улыбается, обступает и становится перед ним. — Послушай внимательно, мальчик. — Заговаривает она с улыбкой, но спокойным, тихим голосом. — Сельские ваши не знают, на что я способна, а вот ты видел. И если хоть слово скажешь без моего разрешения, попробуешь с кем-то заговорить, ответишь кому-нибудь, и я… лучше тебе и не знать даже, что я тогда сделаю. Ты меня понял, мальчишка? Юноша корчится, не хочет отвечать, надеясь, что не придется. — Понял, спрашиваю? — Повторяет ведьма с улыбкой. Но в ее глазах один мрак. Не угадать, что за этим веселым, милым личиком, не смерть ли, не такие ли ужасы, каких он и представить себе не может. И юноша вновь заставляет гордость сломиться. — Понял я, понял. — Хороший мальчик! — Надувает ведьма губки. — А теперь за мной. Молчи, ни с кем не говори, ничего не делай. Ослушаешься… а, впрочем, лучше тебе и правда не знать, что я тогда сделаю. И ведьма, обернувшись, спокойным шагом, слегка припрыгивая и хмыкая мелодично отправляется к собравшимся на окраине села женщинам. Женщины собираются толпой. Но выглядят они больше растерянно, чем насторожено. Мужики все никак не возвращаются, а тут вдруг огромная птица, как появилась, так и исчезла. А к селу уже подступает какая-то женщина в странном, длинном черном платье, ведя за собой спутника. Приглядываясь, женщины быстро узнают знакомое лицо юноши. Но только радость тает в их сердцах мгновенно. Кто-то прикрывает ладонью рот, кто-то хмурится, одна из старух начинает уже причитать и несколько женщин бросаются ее успокаивать. А еще несколько старух, закалившие сердца годами, успевают сообразить и увести в сторону детей. Молодая девушка с женщиной старше бросаются к юноше навстречу, только ведьма со спутником успевают подойти чуть ближе. Обе они вцепляются в его руки, та, что моложе, кладет голову на плечо, а та, что старше, начинает целовать в щеку и гладить по голове. И только сам юноша ничего не делает, стоит, с дрожащей губой, пытаясь не дать себе пошевелиться. — Ванюшенька! Ванечка! Родненький! — Причитает та, что старше. — Живой! Кровинушка моя! Сыночек мой дорогой! А где же остальные? Чего стало-то? Ну? Чего же ты молчишь, родненький? — Так, — вступается ведьма, — а ну брысь отсюда. Все женщины тут же оглядываются на нее со злобой. Да и юноша тоже не выдерживает, смотрит с яростным презрением. — Не слышите? Брысь, говорю, от мальчишки. — Говорит она громким, сердитым голосом и начинает кривляться. — Родненький… кровинушка… тьфу! Брысь, сказала. Женщины не двигаются, не отвечают, только смотрят. — Боги, какие же вы все бестолковые. — Бормочет ведьма. Взмахнув ладонью, она быстро вырисовывает в воздухе какой-то знак. В воздухе мерцающими песчинками вдруг проявляется знак, но в то же мгновение тает. А едва гаснет на ветру последняя мерцающая песчинка, как девушку с женщиной подхватывает внезапный порыв и относит к остальным, бросив там прямо на землю. — Матушка! — Тут же бросается вперед юноша, не выдерживая. Но ведьма его останавливает, взяв за плечо. Впрочем, на этот раз юноша уже не пытается, как в лесу, рваться вперед без ее разрешения, кривит губы, фыркает сердито, но останавливается и оборачивается к ней. — Да ничего я им не сделаю. — Шепчет ведьма, чтобы кроме юноши никто ее не услышал. — И не забудь, что я тебе велела. Юноша мгновенно успокаивается. — Ой! Да что же это такое творится-то! — Начинают причитать женщины, еще не понимая, что происходит. А ветром уже приносит к остальным и старух с детьми, спрятавшихся в одном из домов. Их всех так же бросает к остальным женщинам на землю, но парой синяков все и обходится.А женщины начинают жаться друг к другу ближе, пряча детей за собой. Все таращатся на женщину в черном платье, начиная понимать, кто она. Вернее, торговцы из королевства, иногда заглядывающие, чтобы накупить в селах дешевого зерна, почти каждый раз прежде рассказывали о каких-нибудь чудесах. Говорили о ведьмах, о волшебниках, о колдовстве. Только здесь все равно никто своими глазами ничего подобного и не видел, а потому все эти истории казались почти сказочным вымыслом. Но теперь, встретившись лицом к лицу с настоящей ведьмой, угадывая ее по бесцеремонной злобе, женщины умолкают и все глядят, ждут, не зная, что еще делать. — Значит так, — заговаривает ведьма, — вы мне тут не нужны, под ногами путаться. Так что, взяли ноги в руки и брысь отсюда. Слышали? Селянки только смотрят в ответ, молчат и сильнее жмутся друг к другу, а юноша, вперив в женщину сердитый взгляд, из последних сил старается удержаться. — Чего стоите, дуры? Брысь, говорю. Что непонятного? Но никто не сдвигается с места. Ведьма разочарованно вздыхает, закрывает глаза ладонью, вторую руку упирает кулаком в талию и качает головой. — Да чего же ты стоишь, дурень! — Кричит одна из старух. — Да вдарь же ты ей! Али не видишь, что ведьма это проклятая?! Да он и сам рад бы отсечь ей голову. Только помнит, как топор отскочил от ведьминой головы, когда должен был врезаться в череп. Помнит, как даже и огонь ей ничего не сделал. Помнит, как она взяла здоровенного мужика за ноги и отбросила в сторону, как сухую палку. А потому лишь стыдливо опускает взгляд, сознавая, что рушит последние надежды женщин на спасение. А ведьма рассмеивается, но тут же успокаивается, подходит к юноше, обнимает руками за шею и жмется бедрами, обхватив его ногой. А пока женщины охают и ахают, пытаясь угадать, что это значит, ведьма шепчет юноше на ухо. — Вот, как мы поступим. — Говорит она тихо. — Возьмешь меч и пойдешь к развилке. И не вздумай оборачиваться, что бы ты ни услышал. Обещаю, жизнь я им сохраню. Но если обернешься, если ты хоть на миг остановишься, то все они тут же свалятся замертво. Понял? Я с кем разговариваю, понял ты меня, или нет? Впервые, кажется юноше, так сложно просто кивнуть головой. Словно растратив на это последние силы, он кое-как закидывает на плечо меч, упирается взглядом в землю и делает шаг. Затем второй. Затем третий. И идет, думая теперь лишь о том, чтобы не останавливаться, и ни за что не поднимать голову. А ведьма тут же взлетает в воздух. Она начинает кружить над селянками, хохочет, пугает их, и те сразу начинают кричать. Иван едва не останавливается. Хуже всего, что среди всех криков ему удается даже различить голоса, знакомые с детства, родные, и такие близкие, такие сейчас жалобные, какими никогда не были. — Ванечка! Ванюша! Миленький! Куда же ты?! Родной! Но юноша продолжает идти. Чуть не плачет, едва сдерживается, начинает спотыкаться на ровном месте, качается, словно пьяный, но идет, зная, или думая, что знает, на что способна ведьма. Все равно ведь, кроме как ей поверить, ничего больше и не остается. А ведьма продолжает кружить, хохоча. Прямо в воздухе она начинает колдовать, и снова появляются тут и там эти странные знаки из мерцающих песчинок. Не продержавшись и мгновения, они тают в воздухе, а после сразу же загорается один дом, второй, третий, пока всю деревню не охватывает жаркое, безразлично жестокое пламя. Снова плачь, крики, вой собак. И этот ужасающий хохот. Звонкий и радостный. Невозможно остаться безразличным. Но юноша продолжает идти, надеясь, что ведьма сдержит обещание, ведь больше ни на что он не способен. Ни убить ее, ни прогнать, ни уговорить. Можно лишь надеяться, что она не нарушит слово. И потому он не оборачивается, чтобы не давать ей повода. Ведьма, хохоча, продолжает кружить над женщинами, сбившимися в кучу. Она бросается к ним стрелой, но в последний миг взмывает в воздух, и снова и снова продолжает пугать селянок. В один из таких пролетов, она достает мешочек с серебром и незаметно бросает на землю, словно обронила. А сама продолжает смеяться, поднимается выше и зависает в воздухе. — Убирайтесь! — Велит она грозно, мгновенно лишившись улыбки. — И никогда, слышите, никогда сюда не возвращайтесь! А затем, ведьма снова начинает громко и звонко смеяться. Так, не переставая хохотать, она и уплывает по ветру следом за юношей. А селянки вскоре замечают странный, туго набитый мешочек, ровно такой же, какой ведьма оставила и в соседней деревне, сделав вид, будто обронила нечаянно. Но долго еще женщины не решаются приблизиться и в него заглянуть. И все еще продолжается, все никак не хочет закончиться этот проклятый, бесконечный день. Так и идет Ваня за женщиной. Ведьма, нагнав его, вышагивает странно, разведя руки в стороны, ладони обратив к небу и не переставая смеяться, задрав голову. — Аха-ха-ха! — Корчит ведьма гримасу, а потом меняет смех. — Охо-хо-хо! Ихи-хи-хи… Хм. Как-то не так. Ху-ху-ху! Уху-ху-ха-ха! Уаха-ха-ха! Да! Уаха-ха-ха! Нет. Вдруг, она резко оборачивается и встает перед юношей. — Не очень злобно получается, да? — Спрашивает ведьма. — А вот так? Уха-ха-хи-хи! Нет, ерунда какая-то. Но ответа даже и не пытается ждать, тут же разворачивается и идет дальше, продолжая выбирать смех. Ваня же смотрит на ведьму с отвращением. Пытается молчать. Не видеть бы ее вовсе, не говорить бы, но так и тянет поинтересоваться. И, наконец, юноша не сдерживается. — Что ты натворила, ведьма? Отвечай! Что ты сделала? Ежели узнаю, что… — Что? — Бросает ведьма на него сердитый взгляд. — Ежели… ежели… не мешай. Ничего я не сделала. Сожгла деревню, да и все. Ну, попугала немножечко. Чего такого? Уаха-ха-ха! Уаха-ха! — Сожгла?! — Останавливается Ваня. — Как же… как же так-то? Ты ж слово дала! Ты ж… — А что я сказала? — Отвечает женщина, не оборачиваясь. — Что никого не трону. Ну так я и не тронула. Никого. Да живы все, живы. Чего ты разнылся? Слово дала… слово дала… Топай, давай, а не языком чеши. Уаха— уха-ха! Но спорить не с чем. Если все живы, то выходит, что ведьма действительно сдержала обещание. Приходится Ване снова проглотить гнев и идти молча, слушая, как ведьма безостановочно хохочет. Но юношеское терпение быстро заканчивается. Стоит подумать, что все решено, как тут же в голову прокрадываются новые беспокойства и волнения. Кто знает, что ведьма задумала? Да и зачем ей понадобилось тащить за собой юношу? Что она сделает, что ему грозит, чего ждать? Мысли не унимаются, а только множатся с каждым мгновением. И на развилке Ваня уже не выдерживает, понимая, что, может быть, навсегда покидает родную землю. — Хватит! — Бросает он меч на землю. Но от усталости выходит все так, словно он просто его уронил. Юноша смотрит гневно, а ведьма спокойно оборачивается, улыбается и смотрит. — Доколе, ведьма, мучить ты меня будешь?! Хочешь, убей! Хочешь… что хочешь делай! — Подступает он, взмолившись, устав нести голову, потяжелевшую от мыслей. — Да только скажи, что живы моя матушка, сестра моя! Что не насылала ты проклятий! Скажи, молю! Что всех пощадила! Сделал, как ты велела! Чего тебе еще от меня надобно? — Хм. Ухмыляется ведьма. — А так ты мне даже больше нравишься, мальчик! Но толком она отвечать не собирается, разворачивается и идет дальше. — Все сам узнаешь. — Говорит она на ходу. — Бери меч и иди за мной. — Постой! — Сопротивляется юноша. Понимая уже, что бесполезно спорить, угрожать, злиться, он только и может, что броситься могущественной ведьме в ноги и обхватить, желая не дать уйти от ответа. — Не мучай сердце мое, ведьма! Чего тебе надобно от меня? Зачем ты ведешь меня из родной земли? Ответь мне! Не могу я боле! Душа на части рвется! Скажи, скажи же, чего судьбою злою мне уготовано? Ведьма оборачивается, смотрит, но молчит. Но затем начинает улыбаться, наклоняется близко и шепчет прямо в лицо. — Ждет тебя лишь одно, мой мальчик. — Отвечает ведьма. — Смерть! И тут же она выпрямляется и рассмеивается. — Уаха-ха! Уаха-ха-ха! Как и всех, кто познал жизнь, мальчик! Уаха-ха-ха! Уаха-ха-ха! Но юноша только вздыхает. Теперь, когда уже даже и мольбы не срабатывают, остается только вернуть себе гордость, чтобы хоть ее унести с собой в могилу, когда ведьме надоест играться. — Коли так, то ни шагу больше не сделаю. — Смотрит Ваня гордо, выпрямив спину. — Не гоже молодцу доброму ведьме прислуживать! Свободным сердцем и духом… — Ох, достал ты меня, мальчишка. — Вздыхает женщина и останавливается. — Ну чего ты хочешь? Говорю же, деревенщина ты бестолковая, возьми меч, да и неси! Чего тут непонятного? Юноша таращится в ответ, робеет, медлит, но отступать не собирается. — Ни живых ты не щадишь, ни мертвых, — говорит Ваня, набираясь смелости, — ни жизни, ни смерти чужой ты не чтишь, к слабому ни добра, ни жалости не знаешь. Нет тебе веры… — А как же грибочки? — Щурится ведьма. Но юноша лишь теряется, и женщине приходится самой объясняться, так и не дождавшись вопроса. — А грибочки? Там, в лесу. Забыл уже? Возле гниющего трупа так бы и сгнили. А ты говоришь, «добра ни капли»! Да ну тебя. Вот обижусь еще. Ведьма отворачивается, хмурится, скрещивает на груди руки и ждет, задрав нос кверху, но Ваня теряется лишь больше, совершенно теряя нить беседы. И тогда женщина рассмеивается, оборачивается и смотрит на его удивленное лицо. — Да что ты понимаешь, мальчик? Живые… мертвые… Не мели чепуху! — Улыбается ведьма. — Сами вы в лес вошли. Сами ненавистью своей его пробудили от долгого сна. Что заслужили, то и получили. А я ничего не делала. Матушка, матушка… скулил тут. Достал! Да если бы не я, все бы они тут и пропали! Что, так и не понял? Спасла я твою матушку драгоценную и всех остальных! А ты мне тут еще устраиваешь. Взял меч и понес, как сказала. Без меня бы с остальными еще там, у леса дух испустил! А хочешь, так оставайся, без тебя как-нибудь обойдусь. Уж привыкла! Только умрешь еще быстрее, чем опомниться успеешь. Все. Достал! Все настроение испортил! А Ваня чуть не обмякает от растерянности. — Как, спасла? — Все не укладываются у него в голове слова ведьмы. Сама же говорила, что сожгла деревню. Какое же это спасение? Но женщина легко угадывает его простые мысли. — Как-как… вот так! Серебро, которое торговец у вас обманом выманил, я вернула. А деревню сожгла, чтобы убирались поскорее! Лес до вас еще пробуждаться начал. Так что тут ничего не поделаешь. Скоро на этих землях жизни не останется. — Отвечает ведьма. — А в королевстве, быть может, бабы ваши и выживут. Если только не перегрызут друг другу глотки, когда здесь, на развилке встретятся с соседками. Ха-ха! Вот бы посмотреть, как они друг на друга смотреть будут! Ха-ха! Но, рассмеявшись, ведьма быстро успокаивается. — В общем, хватит. Решай. Или делаешь, что я говорю, или остаешься. Тебе и так и так скоро помирать. Но если за мной пойдешь, то еще доброе дело успеешь сделать. А нет, так умрешь раньше, чем матушка твоя до развилки с остальными доберется. Сам виноват. Нечего было по лесу заколдованному шляться. Ваня, остолбенев, пытается все обдумать. Хотя, выбора у него все равно нет. Пусть ведьме доверять и не хочется. — Ну, долго стоять будешь? — Теряет ведьма терпение. — Давай, тащи меч. Надо торопиться. Если к утру до Красной скалы не доберемся, считай, что все королевство пропадет. Тогда и матушке твоей, и остальным несдобровать. И, отвернувшись, ведьма спокойно продолжает путь. А Ваня, помявшись еще только миг, сердито выдохнув, хватает меч и отправляется следом. Глядишь, и правда, суждено еще ему помочь ведьме спасти целое королевство.