Звезды Верлории

Звезды Верлории.

Примечания:

1. Исп. Bollo — булочка, сдобная булка

2. Ярл — вождь

3. Токаор — гитарист фламенко

4. Халео (Jaleo) — поощрение или крики одобрения и поддержки, признание наличия у исполнителя духа фламенко.

5. Дуэнде (Duende) — душа исполнения фламенко

На улицы старого города падали звезды. Они облетали с темного неба, словно осенние листья под порывами ветра. Звезды срывались с невидимых ветвей и летели, кружась, вниз, на крыши, на балконы, на мостовые. Город был полон шорохом, звоном и смехом. Жители, от мала до велика, высыпали наружу, под звездопад. Они ловили звезды в воздухе, подбирали на земле, и, радуясь, складывали в корзинки. Женщины вплетали цветные огоньки в косы, мужчины прикалывали на плечи, а дети просто подхватывали целые вороха и с визгом подбрасывали вверх.

— Добрый нынче урожай, сеньорита! — окликнул молоденькую девушку в синем платье высокий мужчина. Его волосы были почти седыми, а на левой скуле темнел старый, плохо заживший шрам.

— Ой, добрый, сеньор! — девушка легко подпрыгнула, ловя звезду, обернулась, сверкнув белозубой улыбкой.

— Позвольте… — мужчина наклонился, поймал еще один огонек у самых камней и протянул ей.

— Благодарю, сеньор! — звякнули, столкнувшись, многочисленные браслеты на тоненьком запястье, и звезда легла в почти уже полную корзинку.

Она была не золотой, как предыдущая, а изумрудной.

— Сеньор! — девушка удивленно присмотрелась. — А вы почему не собираете?!

— Мне не нужно, — он пожал плечами.

— Ну, нет! — она нахмурилась. — Так не пойдет, сами ведь потом пожалеете!

Вынув из корзинки серебристо-белую звезду, девушка приложила ее к черному бархату камзола, и осторожно приколола булавкой.

— Вот так, сеньор! — она отступила на шаг и склонила голову к плечу, любуясь результатом. — И не вздумайте снимать!

— Как пожелаете, сеньорита Эухения. Вы ведь дочь моего соседа Алехандро-сапожника, верно?

— Верно, — улыбнулась девушка, заправляя за ухо выбившуюся из смоляной косы прядь.

— Счастлив знакомству, — одаренный звездой изысканно, хотя и несколько старомодно, поклонился. — А я…

— Ой, — рассмеялась Хенья. — Да кто ж вас не знает, сеньор Родриго!

Действительно, едва ли в Верлории нашелся хоть бы один человек, не знавший Родриго Бойо, Родриго-булочника. Его сдоба славилась даже в окрестных селеньях, уж на что тамошние хозяйки печь мастерицы, а, приезжая в город, непременно заходили за гостинцами в «Ржаной сухарь». Так назвал свое заведение сеньор Родриго, а со временем прозвище «сухарь» прилепилось и к нему самому. Оттого, что был сеньор таким же, будто бы высушенным звонким печным жаром, и в обращении сдержанно-учтив. Ни разу не видели глазастые соседки, чтобы прошел он по улице с дамой, и на городских праздниках-гуляньях не показывался, сидел в задних комнатках своей булочной, чисто сыч. Разве что ночь Звездопада не пропустил ни разу за те двенадцать лет, что прожил здесь. Бойо был в городе чужаком, приплыл однажды на корабле, да так и остался. Косились на него поначалу, но, во-первых, в славной Верлории не принято обижать гостей, а, во-вторых, разве может быть плохим человек, чьи руки выпекают такой добрый хлеб? А что странен… да кто нынче не странен, вон, говорят, намедни дочь сапожника за сына герцога замуж выйти отказалась. И чего ей, странной, надобно?

Но, видно, сегодня, в самом деле, была особенная ночь. Потому что Родриго Бойо вдруг улыбнулся сухими губами и предложил:

— Разрешите проводить вас, сеньорита.

Хенья подняла на него черные глаза, пожала плечами.

— А проводите, сеньор Родриго.

— Позвольте, — он взял у нее корзинку, повесил на руку, и девушка степенно, как и положено благовоспитанной сеньорите, оперлась на его локоть. Потом не выдержала и рассмеялась, оглядываясь через плечо.

— Про вас завтра весь город судачить будет, сеньор! Ну, и про меня тоже, — она лукаво потупила взгляд.

— Пускай судачат, — Родриго равнодушно пожал плечами. — Они ведь не со зла.

Хенья промолчала, тихонько вздохнув. Ей, конечно, льстило пройтись по улице с сеньором, который ни одной женщине раньше такого внимания не оказывал, но пересуды… И того довольно, что про нее уже болтают. Отказать сыну герцога — не шутки, но не объяснишь же каждому, что большего болвана, чем Леон Форса, она в жизни не встречала!

Медленно они шли по улице, спускаясь к морю. Звезды все еще падали, и будут падать всю ночь, но все до единой горожане соберут до рассвета. Отнесут домой, нанижут на ленты или оставят лежать в корзинках. Зимними ночами звезды станут светиться, разгоняя стылый мрак, ну а захворает кто, хозяйка достанет изумрудную, кинет в малиновый чай и даст больному выпить. В Верлории полагали, что зеленые звезды помогают одолеть болезнь, алые приносят удачу в любви, ну а золотые и серебряные просто радуют. Ходили по городу и легенды о синих звездах, что выполняют любые желания, да только таких уж несколько столетий никто не находил. Осень и зиму пролежат звезды в домах, а весной, когда улягутся шторма, жители выйдут в залив на лодках и будут бросать звезды в море, чтобы те вернулись на небо, а осенью снова осыпали землю.

— Говорят, — тихо сказала Хенья. — Звезды — яблоки в садах Творца, созревают и падают к нам, людям. А как верят у вас на родине, сеньор?

— Там, откуда я родом, — начал Родриго. — Мудрецы полагают, что звезды — это…

Он вдруг замолчал и оглянулся. Хенья, удивившись, тоже — за ее спиной стоял Леон Форса. Очевидно, он хотел подойти незамеченным, но Родриго услышал. Юноша раздосадовано нахмурил тонкие брови и вздернул подбородок.

— Эй, ты! Отпусти ее и убирайся!

— Леон! — ахнула Хенья. — Ты что?!

— Вы пьяны, ваша светлость, — негромко произнес Родриго. — Возвращайтесь домой.

— Я сказал, отпусти ее и убирайся, — Леон зло сузил глаза. — Пшел вон!

— Лео, перестань! — Хенья выпустила руку Родриго, шагнула вперед, становясь между мужчинами. — Ты, правда, пьян. Успокойся, сеньор Родриго всего лишь провожает меня домой, мы…

— Со мной ты такой ласковой не была, — юноша нарочито громко рассмеялся. — Что, предпочитаешь стариков, да? Так бы сразу и сказала!

— Леон!

— Ваша светлость, вы ведете себя недостойно!

— Че-гооо? — Форса качнулся на каблуках и вдруг потянул из ножен шпагу. — Ну, ты, старец ванильный, иди сюда, я тебя научу «достойному» поведению!

— Леон, — Хенья уперлась ладошками в грудь отвергнутого жениха. — С ума ты сошел, перестань, не тронь его!

— Ты его защищаешь?!

— Сеньорита, отойдите, прошу вас, — Родриго все еще говорил спокойно. — Он ничего мне не сделает.

— Я не сделаю? Я?! — Леон оттолкнул девушку, так, что та едва не упала, и бросился вперед.

Хенья испуганно вскрикнула — Родриго не успел достать оружие, но он ушел от удара, пустил на землю ее корзинку и выхватил свой клинок. Леон, разъяренный неудачей, повернулся, шпаги столкнулись с коротким звоном и началось. Из-за Хеньи никто еще не дрался на дуэли, но она много раз слышала восторженные похвальбы подруг. Так вот — это ничуточки не было приятно и лестно! Это было страшно и плохо. Леона она знала с детства, мама была служанкой в доме герцога и часто брала с собой на работу маленькую дочь. Он всегда был слишком избалованным, не признавал слова «нет». Леон и не думал отступать, он уже считал ее своей, и, конечно, его взбесило то, что ее провожает домой другой мужчина.

Хенья отступила к стене дома, чтобы не мешать дерущимся. Родриго оказался неожиданно сильным противником, Леон, которому с малолетства нанимали лучших учителей фехтования, никак не мог нанести ему хоть царапину. Родриго вроде бы и стоял на месте, и шпагой шевелил лениво, но все премудрости Лео пропадали впустую.

Звезды падали кругом, ярко освещая улицу. Леон вдруг наклонился, подхватил с мостовой целую горсть, да и швырнул прямо в лицо Родриго!

Хенья вскрикнула, Родриго отшатнулся, заслоняясь локтем… и непостижимым образом оказался позади герцогского сына. В следующее мгновение Лео полетел носом вниз, награжденный увесистым пинком пониже спины. Жалобно звякнула выбитая из ладони шпага, юноша рванулся вскочить… Кончик клинка Родриго уперся ему под подбородок, и он замер в неловкой позе.

— Ну? — усмехнулся победитель. — Много толку с твоей подлости вышло?

Леон молчал, с ненавистью глядя снизу вверх. На смуглых щеках полыхал яркий румянец.

— Так оно всегда и бывает, — невозмутимо продолжил Родриго, не отводя шпаги. — Подлость по подлецу бьет, и уж лучше раньше, чем позже.

— Не смей меня учить, старик!

— Не буду. Так вы сдаетесь, ваша светлость?

— Сеньор Родриго… — Хенья неуверенно шагнула к ним. — Сеньор, вы…

Она прекрасно знала, что Леон не простит унижения, и лучше бы Родриго не настаивать на ответе!

— Вы сдаетесь? — Родриго слегка усилил нажим. — Да или нет, ваша светлость?

Хенья заглянула в его глаза — и поежилась, словно от резкого порыва ветра. Холод, лед, и пепел, а под ними — непроглядный омут.

— Сдаюсь, — сквозь зубы выплюнул Леон.

— Давно бы так, — Родриго спокойно кивнул и тотчас убрал шпагу.

Подхватил с мостовой корзинку Хеньи и протянул девушке руку.

— Сеньорита.

Хенья оглянулась на Леона, и тот ответил ей яростным взглядом.

— Ты все равно станешь моей! Мое желание исполнится! — выкрикнул он.

— А пустобрешить не стоит, — равнодушно бросил Родриго. — Глупо это.

«Зачем он так? — подумалось девушке. — Лео же мальчишка! А он… он… он кто?»

В самом деле, она вдруг поняла, что ничего не знает про идущего рядом мужчину. Сеньор Бойо-булочник? А настоящее ли имя, уж больно ладно оно легло? Кем он был до того, как сойти по сходням на пристань Верлории? Кто учил его драться? Отчего у него столько седины, ведь сеньор не так уж и стар!

— Мы говорили о звездах, — голос Родриго изменился, из него ушли сталь и жесткая усмешка. — Вы спрашивали, что о них думают на моей родине.

— А где ваша родина, сеньор? — звезды Хенью больше не интересовали. Здесь они падали и будут падать, маленькие комочки не обжигающего пламени, а где-то там, за морем — да какая разница? Ей гораздо любопытней было знать ответы на новые вопросы.

— Моя родина далеко. — Родриго явно намеревался ограничиться этим.

— На Песчаных островах? — Хенья отставать не собиралась. — Или еще дальше?

— Еще дальше, — он мимолетно усмехнулся.

— А… — девушка задумалась, припоминая, как же называются земли за Островами. — Дальше, чем королевство Дюшен?

— Дальше, сеньорита, намного дальше.

— Ух ты! — вырвалось у Хеньи. — Ну не дальше же, чем Вост?!

Королевство Вост было крайней точкой знакомого ей мира. Дальше лежал непроглядный туман, и живут ли там вообще люди, девушка не знала.

— Моя страна лежит северней Дюшена и Воста, — Родриго, видимо, смирился с необходимостью отвечать. — Мы называем ее Герд, и немного я видел земель красивее. А повидал я их достаточно, сеньорита.

— Это потому, что вы там родились, — рассудительно заметила Хенья. — Но неужели Герд лучше Верлории?

— Лучше, — убежденно заявил Родриго. — Но вы не обижайтесь, сеньорита, в вашей стране я нашел свой второй дом.

— Расскажите мне, — попросила Хенья. — Расскажите, какая она, эта Герд.

— Какой, — он рассмеялся. — Это имя мужчины, воина… защитника.

— Сеньор Родриго? — девушке показалось, что его голос дрогнул. — Я расстроила вас? Не отвечайте, если так, не нужно!

— Отчего же? Я рад вспомнить свой дом, сеньорита. Там, где мы жили, у порога вечно шумит море, но не такое как здесь. Оно холодное, неласковое, и почти всегда серое, потому что солнце в наших краях — редкость. У нас часто идет дождь, и густые туманы поднимаются с волн, окутывая каменистый берег. На скалах растут сосны, еще выше, там, где начинаются шапки ледников, встречаются синие цветы, похожие на упавшие звезды. Мы называем их «Ханна», по имени синеглазой королевы снегов, чьи следы они отмечают. Мы пускаем наших коров пастись на горных пастбищах, и они дают молоко, белое, как иней на траве, которую они ели.

Хенья заворожено слушала, и неведомая страна вставала перед ней, словно въяве. Туман над морем, шорох сосен, высокие, в самое небо, горы, синие цветы на снегу… В лицо дохнул свежий, соленый ветер. Надо же, они вышли на набережную, а она и не заметила. Скоро ее дом…

Родриго остановился так резко, что она едва не споткнулась.

— Сеньор?..

— Молчите, — коротко бросил он.

Поставил корзинку и почти подбежал к парапету, вглядываясь в темноту залива, освещаемую фонарями порта да искрами падающих звезд.

Хенья подошла, встала рядом.

— Что? — шепотом спросила она, не выдержав молчания. — Что там?

— Смотрите, — Родриго схватил ее за руку. — Видите, вон там?

Девушка честно вгляделась, но мешали прочерчивающие воздух вспышки.

— Я ничего… — начала, было, она, и осеклась.

Там, в заливе, за пеленой звездного дождя, что-то двигалось. Кажется, это был корабль.

— Уф, — выдохнула Хенья. — Вы меня напугали, сеньор! Кто-то входит в порт, многие ведь хотят увидеть ночь Звездопада в Верлории. Это не наша забота, сейчас к ним лоцмана отправят, и…

— Там не один корабль, — тихо сказал Родриго. — Смотрите.

Сразу три золотые звезды, сорвавшись с неба, пронеслись рядом, вода на мгновение озарилась. Хенья вскрикнула, и тут же зажала рот ладошкой. Залив кишел чужими кораблями! Узкие, длинные, выкрашенные черным, под черными полотнищами парусов, они рядами надвигались на берег, а с моря, кажется, шли еще и еще.

Сзади по мостовой зацокали копыта. Какой-то всадник возвращался домой… Родриго схватил коня под уздцы, и не успела Хенья опомниться, как она уже сидела в седле, а хозяин коня валялся на камнях.

— К герцогу! — велел Родриго, и глаза у него были бешеные. — Живо!

— А вы?!

— Я буду позже! Ну, пошла!

Он хлестнул лошадь по крупу, и та, звонко заржав, рванулась с места. Хенья вцепилась в поводья. Она умела ездить верхом, но мчаться на чужой лошади по заполненным народом улицам…

— Прочь с дороги! — услышала девушка собственный вопль. — Все прочь! Пропустите!

Люди шарахались в стороны, кого-то вороной все же сбил с ног, позади волной нарастали крики, кругом сыпались звезды, а Хенья знай колотила пятками в бока коня, понуждая того скакать еще быстрее. Еще быстрее, еще, еще! И не думать о чужих кораблях в заливе. Не думать о сеньоре Родриго, оставшемся где-то там. Главное — не упасть с седла, главное — чтобы вороной не споткнулся!

Когда перед глазами вдруг оказались ступени герцогского крыльца, Хенья слетела на них птицей и метнулась в дом, оттолкнув с дороги слугу, дернувшегося преградить путь.

— Стой, куда! Держите ее, держите!

Чьи-то руки вцепились в плечи, рванули за косу, Хенья от души лягнула каблуком, попала, раздался вопль…

— Что здесь происходит? — властный голос герцога Верлории Рамиро Форса перекрыл поднявшийся гам.

— Ваша светлость! — Хенья бросилась к нему, словно к живому Творцу. — Ваша светлость, враги… черные корабли в заливе, много, очень много, умоляю, сделайте что-нибудь! Защитите нас!

Родриго стоял, вжавшись в щель между двумя домами. На счастье, набережная все еще была пуста, звезды здесь падали реже, и горожане предпочитали собирать их на улицах города. Теперь уже слышен был плеск весел, скрип уключин и глухие отрывистые команды на чужом языке. «Тише», «осторожней», «ближе», «молчать», «убрать весла»… Борт первого корабля скрежетнул по камню. Захватчики причаливали прямо к набережной. Вот через резную ограду перемахнул первый человек. Приземлившись по-кошачьи мягко, выпрямился, оглядываясь. На мгновение его взгляд скользнул по укрытому в тени Родриго, и тот вздрогнул всем телом. У предводителя врагов были невероятно светлые, почти белые глаза.

— Живее, гнилые селедки, — шепотом рявкнул белоглазый. — Поворачивайтесь!

Нога, обутая в тяжелый сапог, пнула позабытую на мостовой корзинку Хеньи. Раздался жалобный хруст, звезды с шорохом посыпались в стороны, он сплюнул и раздавил изумрудный огонек каблуком.

Увы, герцог Верлории мало что мог сделать. Город не знал войн уже очень давно, несколько поколений жителей выросли в мире, и позабыто было даже само чувство страха перед завоевателями. Конечно, маленький форт на выходе из залива содержался в порядке, но его четыре пушки использовались исключительно для салютов. Никаких других укреплений у города не имелось, равно как и армии. У герцога и нескольких влиятельных семей были свои дружины, только они, по большей части, служили для придания значимости господину, да еще для того, чтобы дом от воров охранять. Поэтому Верлория оказалась совершенно беззащитна перед хлынувшими на берег воинами в черных шлемах. Самого страшного, впрочем, пока не случилось. Захватчики не резали горожан и не устраивали погромы, они просто заполняли улицу за улицей, сгоняя людей на площади. Рамиро Форса приказал захлопнуть ворота и готовиться к обороне, его гордый особняк был единственным, способным выдержать хотя бы недолгую осаду. Охранники герцога быстро разобрались с набившимися во двор перепуганными людьми. Женщин и детей увели в дом, мужчинам раздали оружие. Толку с этого было немного, пекари, сапожники, шорники, ювелиры не стали солдатами, получив мушкеты и шпаги, но так они обрели хоть видимость спокойствия.

Хенью тоже хотели увести в дом, она не пошла. Родриго обещал вернуться, он скоро должен прийти… О том, что по забитым врагами улицам не пробраться, девушка старалась не вспоминать.

Звезды все еще падали, но теперь их никто не собирал.

Спустя малое время, из улиц на той стороне площади показались захватчики. Они шли плотным строем, гоня перед собой сколько-то горожан.

— Прикажете открыть ворота? — спросил стражник.

— Нет, — отрезал герцог. — Их не спасем, и себя погубим.

И только тут Хенью как ударили — Леон! Леона не было рядом с отцом, она вообще не видела его здесь! Где же он? Неужели не успел вернуться домой, и теперь… теперь…

Рамиро Форса, несомненно, тоже тревожило отсутствие сына, но он не подавал виду. Спокойно стоял на балконе, глядя вниз, на заполненный людьми двор и надвигающуюся черную лавину.

Только руки стискивал на перилах мертвой хваткой.

Когда до ворот особняка осталась сотня шагов, черные воины остановились. Хенья не могла этого видеть, зато она слышала, как замер шум, и наступила тишина, нарушаемая лишь испуганными всхлипами женщин да шелестом падающих звезд.

Минуты текли, молчание становилось невыносимым, да что же там творится, в конце концов?!

Резкий голос, раздавшийся с той стороны, заставил всех вздрогнуть. Кто-то на площади громко произнес короткую фразу на незнакомом языке.

— Что он говорит? — спросил герцог. — Кто-нибудь понимает?

Люди запереглядывались, качая головами. Язык не был похож ни на одно наречие Песчаных островов, ни на говор уроженцев Дюшена и Воста, чьи корабли порой все же приставали к причалам Верлории. Этот язык не звучал здесь еще ни разу.

— Он говорит, что хочет видеть вождя.

— Сеньор Родриго! — Хенья обернулась, как раз вовремя, чтобы заметить, как он спрыгивает со стены, на которой возник секунду назад.

Он жив, он все же пробрался!

— Знаете их язык? — герцог был бесстрастен. — Поднимайтесь.

Родриго прошел через расступившуюся толпу, и Хенья, сама не зная, зачем, побежала следом. Она боялась, что ее прогонят, но никто, кажется, даже не заметил прижавшуюся к балконной двери девушку. Зато она теперь могла видеть, что происходит на площади, и то, что увидела, напугало ее больше всего в жизни.

Почти все пространство было заполнено, словно жуками, воинам в черном. К стенам особняка жались горожане, а перед ними, на усыпанной звездами полоске свободного места, стоял человек. Он показался перепуганной Хенье громадным, он был с ног до головы одет в белое, белые космы падали из-под шлема на каменные плечи, лица было не разглядеть, но Хенья и не старалась, ей хватило.

Тоненько охнув, она посунулась вперед и ткнулась носом в чью-то спину. Спряталась за ней, прижалась… и ощутила исходящий от этого человека теплый запах хлеба. Сеньор Родриго!

Беловолосый гигант на площади снова что-то прокричал.

— Он повторил, что хочет говорить с вождем, — спокойно перевел Родриго.

— Скажите ему, что я здесь, — голос герцога не дрогнул.

Родриго кивнул, и ответил на том же лязгающем, отрывистом языке. Выслушал новый вопль и повернулся к герцогу.

— Ваша светлость, он хочет, чтобы вы вышли за ворота. Он не привык смотреть на врага снизу вверх.

Люди внизу, слышавшие все, ахнули.

— Милорд, не надо! — раздались крики. — Не ходите!

— Я пойду, — Рамиро Форса шагнул к дверям. — Сеньор Бойо, сеньор Гарсиа, со мной.

Ворота открывать не стали, герцог вышел на площадь через боковую калитку в стене. Хенья, как приклеенная, шла следом за Родриго. Ее окликнули, но девушка не слышала.

Стрелки на стене взяли белого на прицел. Скольких они успеют убить, если…

Герцог неторопливо подошел и остановился в нескольких шагах. Он едва доставал великану до груди. Родриго был выше, но и его макушка не поднялась бы над обтянутым меховой курткой плечом. Хенья осторожно высунула нос из-за его спины и тут же спряталась обратно. Голову великана венчал орлиный шлем, а из-под шлема на нее глянули жуткие белые глаза. Девушка отчаянно вцепилась в камзол Родриго и замерла, жалея, что не может стать совсем невидимой, или оказаться вдруг далеко-далеко отсюда, хоть в лесу, хоть в драконьей пещере!

— Скажи ему, что я — вождь этих людей, и спрашиваю, зачем он явился на мою землю, — велел Рамиро Форса.

— Да, милорд, — Родриго чуть шагнул вперед.

— Здравствуй, Арнгрим, сын Арнульва. Мы уже встречались с тобой, и не думаю, чтобы ты о том позабыл.

— Твоя правда, я помню тебя, Родерик, сын Хравна, — белоглазый густо расхохотался. — Славно ты потешил меня в нашу последнюю встречу, когда выползал со двора, словно пес, побитый хозяином. И сестра твоя потешила славно!

Хенья почувствовала, как вздрогнула и мучительно напряглась спина, за которой она стояла. Что сказал сеньору Родриго этот негодяй?!

— Что он сказал? — спросил герцог.

— Далеко же бежал ты, пес, от меня!

— Долго же ты собирался с духом, прежде чем явиться за мной! И, смотрю я, с нашей последней встречи боги не прибавили тебе храбрости. Не маловато людей привел ты с собой, Арнгрим? Ну как не хватит их заслонить твое жирное брюхо?

— Сеньор Бойо! Переводите!

— Сеньор, — прошептала Хенья. — Что он вам сказал?

— Мой вождь желает знать, зачем ты пришел сюда.

— Скажи ему, что я пришел за синей звездой!

И снова Хенья почувствовала, как вздрогнул стоящий перед ней человек. Родриго обернулся к герцогу.

— Он говорит, что пришел за синей звездой.

— Но синих звезд не было уже очень давно! — Рамиро Форса нахмурился. — Хорошо. Скажи ему, что, как только звезда упадет, мы отдадим ее. Но он должен увести своих людей обратно на корабли.

Родриго невозмутимо перевел, белоглазый пролаял что-то в ответ.

— Он говорит, что согласен. Но оставит у себя залог.

— Залог?..

Герцог не договорил, потому что увидел. Повинуясь знаку предводителя, черные воины раздвинулись и вытолкнули вперед юношу в разорванной богатой одежде.

— Леон!!!!

Герцог и Хенья узнали его одновременно. Леон Форса упал на колени, в спину ему уперлось жало копья. Он вскинул голову, темные глаза лихорадочно блестели, по щеке тянулась длинная ссадина.

— Отец!

Великан обернулся, махнул лапищей, и юношу вновь подхватили под локти, стянутые за спиной.

— Лео! — Хенья рванулась, не помня себя, но на плечо ей легла рука.

Герцог стоял спокойно, глядя, как уводят его сына, только лицо было деревянным.

— Возвращаемся, господа. Сеньор Бойо, вы останетесь со мной. Гарсиа, заведи людей внутрь и раздай им оружие.

Рамиро развернулся и пошел к калитке, печатая шаг. Хенья, оглянувшись на покидающих площадь захватчиков, робко взяла Родриго за руку. Тот будто и не заметил.

— Вы знаете этого человека.

Герцог не спрашивал, утверждал.

Они сидели в его кабинете, окна выходили в сад, и там мирно шелестела листва, мерцали огоньки, тянуло дымом — люди развели костры прямо во дворе. Не потому, что ночь была холодной, просто у огня не так страшно ждать.

— Откуда бы мне, милорд, — Родриго пожал плечами.

Когда вошли, Хенья проскользнула к окну и устроилась там, полускрытая портьерой, надеясь, что ее снова не заметят. Пока, кажется, так и было. Со своего места она хорошо видела и герцога, и сеньора Родриго, сидящих в креслах друг против друга.

— Вы назвали его имя, — Рамиро сплел смуглые пальцы. Леон вечно так делал, когда был в ярости.

— Слышал, когда пробирался сюда, — Родриго был сама невозмутимость, только серые глаза вдруг потемнели почти до черноты.

— Пусть так. Но откуда он знает вас?

— Он меня не знает, ваша светлость.

— Не надо лгать, — медленно, с нажимом произнес герцог. — Он назвал вас «Родриго».

Родриго некоторое время молчал, потом трудно вздохнул.

— Он назвал меня «Родерик». Но вы правы, милорд, мы знаем друг друга. Мы оба родом из Герда.

Хенья тихо ойкнула. Так эти жуткие воины пришли из той чудесной страны, о которой он рассказывал?! Да не может такого быть!

— Герд, — повторил Рамиро Форса. — Северное королевство, верно? Ты бежал к нам из-за этого Ан…Арногрейма?

— Арнгрима, — чужое имя лязгнуло, словно удар меча по камню. — Арнгрим, сын Арнульва. Его кнут оставил мне этот шрам, — сильные пальцы прикоснулись к скуле. — Да, милорд, я пришел в Верлорию из-за него.

Родриго поднялся, не спрашивая, налил себе вина, залпом выпил.

— В то лето я собирался взять в жены дочь кузнеца из соседней долины, — он со стуком поставил кубок. — Но случилось так, что она понравилась также и сыну ярла. Я поехал к своей невесте, чтобы увезти ее в горное святилище и там совершить обряд, силу которого никто не мог бы оспорить. Пока меня не было, Арнгрим пришел к моей сестре. Она отказалась сказать, куда я отправился, и тогда он отдал ее своим людям. Я оставил невесту готовиться к обряду, а сам вернулся домой. Эйдис была еще жива, она поцеловала меня и не сказала, кто сотворил с ней такое, но я знал и так. Я вернулся в святилище, и жрец сказал мне, что мою невесту увез воин в орлином шлеме, и не похоже было, чтобы ему пришлось применить силу. Я не поверил словам старика, назвал его лжецом и пошел к дому Арнгрима. Я готовился спасать похищенную деву, но успел как раз к разгару свадебного пира. Моя невеста сидела там рядом с моим врагом и держала его за руку. Тогда я понял, что жрец сказал правду, и мне не надо никого спасать, а нужно лишь отомстить. Я вызвал Арнгрима на поединок, но он пренебрег священным обычаем и велел своим людям выкинуть меня со двора.

Хенья слушала ровный, невыразительный голос, и вся обмирала от жгучей жалости. Бедный сеньор Родриго, и как, как могла его невеста так поступить?!

— Меня подобрал старый друг отца, — закончил Родриго. — Он увез меня в свой дом. Зиму я пролежал там, и мне потом говорили, что смерть уже стояла у моего изголовья. Когда сошел снег, я встал на ноги, а когда зацвела липа, уехал из Герда. К нам как-то забрел скальд, он говорил, что есть земля, где звезды не прикованы к небосводу, а падают с него каждую осень, словно перезревшие яблоки в садах. И что бывает среди них звезда синего цвета, которая исполняет любое желание. Я приплыл в Верлорию, чтобы найти эту звезду.

Он замолчал. Герцог некоторое время смотрел в упор, будто проверяя, можно ли верить услышанному, потом кивнул.

— Судьба дала тебе шанс совершить месть и без звезды. Я отправил гонца в Рохос, к брату, у него есть люди и пушки. Надеюсь, синяя звезда, не появлявшаяся несколько столетий, не появится и сегодня. Нам нужно лишь дождаться рассвета, когда закончится звездопад, и подойдет войско брата. А потом мы дадим бой, и ты встретишься со своим врагом лицом к лицу.

Хенья потихоньку выдохнула. Значит, все не так страшно? Нужно только подождать до утра, а потом они спасут Леона, прогонят чужаков, и все закончится?

Но рассвет не пришел.

Когда на востоке чуть посветлел край неба, с черных кораблей раздалось пение. Медленное, мерное, тяжелое, оно накатывало на город свинцовыми волнами, и тьма становилась гуще. Ощутимо не хватало воздуха. Рассвет померк, будто солнце раздумало подниматься из волн. Ночь продолжалась, и звезды все падали, падали на землю.

К воротам особняка подошли пятеро воинов. Родриго вышел к ним, и они сказали, что их прислал Арнгрим-вождь. Еще сказали они, что рассвет не наступит, и ночь не закончится, пока с неба не упадут все звезды, или пока ярлу не принесут синюю звезду. И еще сказали, что когда небо опустеет, город будет уничтожен.

Хенья стояла рядом с Родриго, когда герцог говорил с собравшимися на площади людьми.

Он договорил, и пала тишина. Жители стояли в темноте, освещаемой тревожным светом факелов, из-за их спин катилось, катилось многотысячное, многократно повторяемое нараспев слово. Язык Герда знал один Родриго, но никому не нужно было спрашивать у него перевод. Памятью древней, древнее, чем тоненькая пленочка жизни, люди помнили его извечное значение — «тьма».

— Надо уходить! — выкрикнул, наконец, кто-то.

Его поддержали.

— Да! Надо уходить!

— Пока мы еще можем!

— Мы ничего не можем сделать!

— Их слишком много!

— Мы не спасемся!

— Наши дети погибнут!

— Жить можно и без звезд, лишь бы жить!

— Звезды нам ни к чему, было бы солнце!

— Пойдем в Рохос, там крепкие стены!

— Да! Там крепкие стены, там пушки, там солдаты!

— Туда они не прорвутся!

— Надо уходить!

— Уходить!

— Уходить!

Герцог молча стоял над бушующим людским морем, сцепив пальцы в замок. И понемногу крики стихли.

— Так что же, — растерянно спросила Хенья. — Мы оставим наши звезды?

В тишине ее голос разнесся далеко, и канул во мрак.

Звезды все еще падали, прочерчивая искристые дорожки, едва слышно звенели, ударяясь о камни, бросали на лица цветные отблески, путались в волосах, скользили, невесомо касаясь щек, опускались на невольно подставляемые ладони.

А на небе их оставалось все меньше и меньше.

— Я не хочу… — прозвучал из толпы одинокий ломкий голос. — Отец, я… я остаюсь! Я…

Окончание фразы потонуло в криках. Люди возмущались, доказывали, спорили друг с другом… соглашались.

Герцог резко вскинул вверх руку, призывая к молчанию.

— Я не стану приказывать вам, и не стану вас просить, — отчетливо произнес Рамиро Форса. — В этот час каждый должен решить за себя. Вы вольны уйти и сохранить жизнь. Мой брат вас защитит. Но этот город и эти звезды были отданы под мою защиту, и я их не оставлю. Я остаюсь!

Мгновение было тихо. Потом…

— Я остаюсь!

— Мы остаемся!

— Не бросим!

— Мы будем сражаться!

— Покажем этим тварям, на что способна Верлория!

— Сбросим их в море!

— Остаемся!

Хенья вдруг поняла, что улыбается. Сердце по-прежнему терзал страх — за себя, за Леона, за город, но улыбка не желала покидать губ. Подняв голову, она увидела на лице Родриго тот же отблеск странного веселья.

Некоторое время спустя герцог отдавал распоряжения, и горожане, повинуясь, укрывали стариков и детей в храме Творца, вооружались, кто чем мог, занимали оборону. Родриго наблюдал за этим молча, потом, словно на что-то решившись, подошел к Рамиро.

— Милорд.

— Что у вас, сеньор? — герцог стремительно обернулся.

— Там ваш сын, — тихо сказал Родриго. — Если мы будем сражаться, они убьют его.

— Мой сын не умрет, — Рамиро Форса потемнел лицом. — А если так, он отдаст жизнь за город, как и должен поступить сын герцога.

— Я могу его вытащить, — спокойно предложил Родриго. — Дайте мне десять человек, и не начинайте боя, пока мы не вернемся.

— А если вы не вернетесь?

— Мы вернемся. И вернем вашего сына.

— Зачем вам это, сеньор? — прямо спросил герцог. — Что вам за дело до Леона?

Родриго мимолетно покосился на стоявшую поблизости Хенью, и ответил так:

— Каждый должен делать то, на что способен, ваша светлость. Я могу привести домой вашего сына, и я это сделаю.

— Я понял, — Рамиро Форса кивнул. — Гарсиа! Дай сеньору Бойо десять человек.

— Вы спасете Лео, правда? — Хенья с надеждой смотрела на Родриго. — Сеньор, простите его, он еще совсем мальчишка, он обиделся на меня, и решил, что мы с вами… что вы со мной…

Она растерянно замолчала, ни с того ни с сего заалев, словно роза.

— Но вы не со мной, — усмехнулся Родриго. — И я не с вами.

А потом вдруг наклонился, взял ее лицо в ладони и поцеловал. Долго, ненасытно… Развернулся и пошел прочь, не оглядываясь, а Хенья осталась стоять, не замечая чужих взглядов, прижимая пальцы к губам.

Потянулось мучительное ожидание. Герцог вернулся в дом, Хенья осталась во дворе. Горели костры, мужчины позвякивали шпагами, прочищали пистолеты, женщины прижимали к себе детей, и дети не плакали.

А звезды… звезды все еще падали с неба. Поднимая глаза, Хенья видела, какими бездонными стали черные провалы, как мало осталось мерцающих искорок там, наверху, и как много теперь лежало на камнях.

А пение все звучало. Не прекращаясь ни на минуту, затекая внутрь, оно билось в голове, пульсировало медленными, болезненными толчками.

И звезды начали тускнеть. Они теряли свой цвет, понемногу выцветая из золотых в белесые, и гасли, одна за другой. Но этого пока никто не заметил.

Минуты шли, и, казалось, в молчании ожидания минула вечность. Герцог неподвижно стоял на балконе, глядя вдаль.

И вдруг что-то заметил.

— Закрыть ворота!!!

Повернулся, бросился назад бегом… но все равно не успел.

В распахнутые ворота ворвалась смерть. Воины в черных шлемах заполнили двор в одно мгновение. Хенья видела, как упал верный Гарсиа, даже не довершив замаха. Черная река хлынула в дом, а во главе ее были двое. Белоглазый и Родриго.

Ей бы бежать, спасаться, предупреждать, если еще осталось, кого — Хенья бросилась следом.

— Как вы могли?! Сеньор, вы же сказали, что Верлория тоже стала вам домом, зачем вы предали?!

Ее крик тонул в шуме бойни, но Родриго как-то услышал. Повернулся, улыбнулся медленно и сухо.

— У сына Герда может быть лишь один дом.

Герцога сбили с ног, но убивать не стали, поволокли в кабинет, швырнули на колени рядом с сыном. Родриго-предатель все же привел его…

— Леон!

— Отец, я…

— Леон, ты должен…

— Молчать! — Родриго прошел мимо, захлопнул двери.

В кабинете остались лишь двое воинов, вставших за спинами пленных, он сам, и Арнгрим-белоголовый.

— Итак, — Родриго по-хозяйски развалился в кресле. — А теперь отдай нам синюю звезду.

— Синие звезды не падали уже много лет, — спокойно ответил герцог. — И ты это знаешь. У меня ее нет.

Леон промолчал.

— А я обращался и не к тебе, — Родриго усмехнулся. — К твоему сыну.

— Леон…

— Леон, мальчик, отдай звезду. Будь умницей.

Сын герцога опустил глаза. Рамиро, пораженный, смотрел на него и не мог поверить. Неужели?..

— У меня нет синей звез…

Тяжелый удар швырнул Рамиро на пол, герцог неловко повалился, подвернув руку, а охранник вновь занес над ним сапог.

— Хватит? — спросил Родриго.

Арнгрим что-то прорычал, он обернулся и успокаивающе поднял ладонь — мол, все в порядке.

— Я догадался, — сообщил он Леону. — Ты закричал, что твое желание все равно исполнится, и я понял, что у тебя есть звезда. Думаю, ты нашел ее в прошлом году, но приберег до времени, спрятав даже от своего отца, верно? Ну вот, теперь время пришло. Отдай ее нам.

Леон молчал, глядя на отца.

— У моего сына нет синей звезды, — ровно произнес Рамиро.

— Отец, я…

— У моего сына нет синей звезды.

— Мальчик, подумай…

— Довольно!

Аргнрим шагнул вперед, отпихнув рванувшегося к отцу Леона, свистнул, взлетев над головой, огромный меч, свистнул и опустился.

Белоглазый вытер брызнувшую на лицо кровь и ощерился, поворачиваясь...

— Арнгрим, не тронь его! Не смей!

— Отец!!!

Леон вскочил на ноги, но бросился не телу герцога, а к стене. Дрожащими пальцами нажал на какой-то завиток в панели, рванул ее в сторону, и комната озарилась сапфировым светом.

— Папа, потерпи, я сейчас… — юноша потянулся было к отцу, но Родриго, мгновенно оказавшийся рядом, ловко выхватил синюю звезду из его рук и отскочил в сторону.

— Отдай мне, — Арнгрим шагнул следом. — Отдай, Родерик, ты поклялся именем отца.

— Ты глупец, Арнгрим, сын Арнульва, — Родриго неожиданно расхохотался в голос. — Какой же ты глупец! Какие вы все глупцы!

— Родерик! — меч вновь взлетел над головой великана, но задел люстру, и застрял, врубившись в переплетение подвесок.

А Родриго, словно кот, вспрыгнул на подоконник, распахнул окно, да и сиганул вниз! Приземлился с перекатом, вскочил, не выпустив из рук звезды — только его и видели.

Хенья сидела на ступенях храма. Здесь, на площади Творения, собрались все уцелевшие. Пока захватчики искали сбежавшего со звездой предателя, но скоро они придут сюда. Остатки дружин и ополченцы перекрыли ведущие к площади улицы, в храме горели все лампады и свечи, и молитвы не смолкали ни на минуту. Только хор не пел. Певчие пробовали — не получалось, голоса давило, горло перехватывало петлей. Песнь смерти, плывущую над городом, ничто не могло заглушить.

Хенья не плакала. Ни о себе, ни о герцоге, ни о Леоне, ни о Родриго. Просто сидела, подобрав с камней последнюю упавшую звезду, пока та не погасла. Тогда девушка поднялась и пошла, сама не зная куда. Ее окликали — она не слышала, пробовали брать за руку — не чувствовала. Брела через площадь, ослепшая, глухая, во тьму за кольцом факелов.

В себя ее привел слабый мелодичный звук. Хенья остановилась, недоуменно глядя — перед ней замер мальчишка-токаор. Он прижимал к себе гитару, в широко раскрытых глазах плескался ужас.

Хенья схватила его за руку и потянула за собой.

— Идем!

Бегом они пробрались через толпу, и Хенья толкнула мальчика к широкой белокаменной террасе храма, на которой по торжественным дням проходили службы.

— Играй!

Он отшатнулся, недоуменно охнув, но она с силой прижала к струнам тонкие пальцы.

— Играй!!!

И взлетела на террасу. Мальчишка растерянно глянул на нее… вокруг… неуверенно коснулся струн… В самом деле, до фламенко ли сейчас, когда вот-вот на площадь ворвутся враги, когда на небе не осталось больше ни одной звезды, когда глушит чужое, страшное пение?! Но… если не сейчас, то ведь уже и никогда больше?

Он был хорошим токаором, даже старшие это признавали. Он тряхнул головой, отбрасывая волосы назад, и гитара заговорила. Запела. Тихо сперва, будто нехотя, будто издалека, потом все уверенней и сильнее. Люди начали оглядываться. Недоуменно пожимать плечами, подходить ближе.

Пора. Хенья сделала несколько шагов, резко вскинула руки. Мальчишка внизу прижал ладонью струны, заставляя гитару молчать, оставляя лишь стук ее каблуков. Хенья почти не чувствовала ритм, не слышала его за глухими накатами несмолкающего пения, но память, древняя, древнее, чем память смерти, подсказывала движения танца.

Руки — с силой скрестить, склонить голову, не сбиться с ритма, не остановиться ни на миг…

Мелодия взмывает снизу, подхватывает, не дает захлебнуться мраком, и Хенья бросается в нее, как в море. К гитаре мальчишки присоединяется вторая, третья, четвертая — и откуда только взялись? Родриго… да что Родриго, видно, больше жизни, больше своей души любил он сестру, раз решился на предательство. Ну, так что ж, пусть синяя звезда даст ему то, за что они все так дорого заплатили!

Халео алым цветком расцветает в толпе, в стремительно нарастающий ритм вплетаются голоса певцов, и Хенья смеется, подхватывая подол юбки, выгибаясь на краю террасы. Звезд больше нет, но они горят. Золотая река течет по улицам Верлории, течет по сердцу золотой огонь, мелькают лица — Родриго, Леона, герцога, мальчишки-токаора, они все здесь, сейчас, они уже все поняли, и, когда яростное пламя дуэндэ охватывает ее, Хенья понимает тоже.

Родриго прижался к стене в темном переулке, успокаивая дыхание. Медленно опустил глаза, разжал ладонь — синяя звездочка доверчиво мерцала в темноте. Ну, вот и все. Он получил свою звезду, которую искал двенадцать лет. И он может… может… Руки тряслись, но Родриго все же сумел поднять ладони к лицу, прижался лбом к звезде, вдохнул, готовясь произнести фразу, которую твердил все эти годы, день за днем, разжигая огонь в печах, замешивая свой хлеб, ночь за ночью, укладываясь на холодную постель, глядя бессонными глазами в мерцающее небо.

— … говорят, звезды — яблоки в садах Творца…

Голос той девушки, Хеньи, отчетливо прозвучал на пустой улице. Мелькнуло ее лицо, каким он видел его в последний раз — не верящее, потрясенное, безумная мольба в глазах — убеди меня, что это не ты, что это не правда!

С коротким стоном Родриго сполз по стене, продолжая до боли прижимать звезду ко лбу. Слезы текли из-под его крепко зажмуренных век.

— Ты все решил правильно, брат.

— Эйдис?!..

Сестра стояла рядом и гладила его по голове, словно он вновь стал маленьким. Родриго видел вышивку на платье, стеклянное ожерелье, которое когда-то подарил ей.

Он схватил ее руку — ладонь была теплой, родной.

— Эйдис! Прости меня, я…

— Не плачь, Род, — она улыбнулась светло, и эта улыбка рвала сердце на части. — Не был бы ты моим братом, если бы поступил иначе.

— Но почему?! — в голос закричал Родриго. — Я должен был тебя вернуть!

— Я не могу вернуться, — терпеливо, будто несмышленому дитю, объяснила сестра. — Мой дух ждет тебя в Светлых Чертогах, но мало радости доставишь ты мне, ежели придешь туда до срока.

— Эйдис…

— Все, братец, — сухие губы коснулись его лба там, где касалась звезда, и она исчезла.

Родриго поднял глаза к небу, но не увидел ничего, кроме одной непроглядной, бездонной черноты.

Тогда он вздохнул и произнес твердо, глядя на синий огонек в ладонях:

— Я хочу, чтобы…

Стрела ударила его в плечо, бросив на камни мостовой. Синяя звезда выскользнула из рук, покатилась, вспыхнула и погасла.

Когда воины Арнгрима-ярла подошли к площади Творения, глазам их предстало странное зрелище, и они остановились, пораженные. Жалкие людишки, не знавшие, как защитить свой город, не лили слезы, не рвали на себе волосы, моля своих никчемных богов о помощи, не пытались бежать — они танцевали! Плясали и пели, и дивная музыка невиданных гуслей заглушала даже грозный боевой клич.

А выше всех, на белокаменной террасе, танцевала дева в синем платье, и, увидев ее, воины ощутили страх, и поняли, что зрят могучую колдунью. Но не остановились.

Хенья танцевала. Душа фламенко, его огонь сжигал сердце, вырываясь наружу, разливаясь по площади. Великое безумие танца охватило людей внизу, токаоры сбивали пальцы в кровь и срывали струны, но гитары продолжали звучать даже тогда, когда к их голосам прибавился свист стрел и лязг мечей. На площади закипал бой, черная лавина катилась к террасе, тесня ее защитников.

Хенья танцевала.

Откуда-то издалека она услышала голос Леона, поняла, что он жив, что он командует, и люди его слушаются, как слушались отца, это было хорошо, но неважно.

На какое-то мгновение сквозь разметавшуюся толпу она увидела Родриго, которого волокли черные воины, поняла, что он не сумел вернуть свою сестру, что он утратил звезду, и это было плохо, но неважно.

Каблуки давно стерлись, подломились, она сбросила туфли и продолжала танцевать босиком, она не слышала ритма, не слышала мелодии, но это тоже было неважно.

Хенья танцевала. Крыльями взлетали в экстазе страсти гибкие руки, звенели браслеты, вился синий шелк платья, расплелась и летела волной черная коса, огонь был снаружи, и огонь горел внутри, и стрела, царапнувшая висок, лишь добавила ему жара.

Хенья понимала, что происходит. Она еще могла остановиться, но не стала этого делать.

Когда над площадью, над сцепившимися людьми, над багровым огнем факелов, вспыхнуло чистое, ослепительно-синее сияние, никто еще ничего не понял.

Леон Форса, герцог Верлории, пробивался к террасе во главе маленького отряда уцелевших в резне у особняка.

Родриго, сын Хравна, расшвыряв державших его воинов, бежал сквозь битву туда же, забыв о засевшей в плече стреле.

Но Арнгрим оказался ближе. И именно он схватил и сжал в кулаке слетевшую на камни синюю звезду.

— Хенья!!!..

Поздно.

В бою кто-то сбил с его головы орлиный шлем, космы окрасились кровью и черной гарью, и лютым торжеством загорелись белые глаза, когда Арнгрим вскинул руки со звездой, когда голос его загремел над площадью, выкрикивая в осиротевшее небо страшное, непоправимое желание.

Он прокричал, и стало тихо.

Смолкло боевое пение его воинов, улеглись крики и стоны, затаилась последняя оставшаяся гитара…

Но никто не упал на колени. Никто не вознес хвалу новому великому вождю, владыке мира.

И ни Леон, ни Родриго не остановились.

С потрясенной злобой уставился Арнгрим на синюю звезду, обманувшую его, хотел было раздавить в железном кулаке, смять, но огонек вывернулся из пальцев, закачался перед лицом.

Арнгрим замахнулся, косо пошел вниз его верный меч — и со звоном ударился о чужой.

Синяя звезда порхнула в сторону и опустилась на плечо Родриго.

Ему не нужно было ничего говорить. Достаточно оказалось лишь подумать.

На колени пал Арнгрим, сын Арнульва. Закатились белые глаза, увидели старуху-смерть, увидели черного пса, что вцепился зубами и поволок душу в ледяную пустыню.

Ликующее пламя взревело в заливе, охватив разом все корабли.

Обезумев, бежали черные воины и прыгали в этот огонь, сгорая дотла.

Нескольких минут не прошло, как все было кончено.

Улицы Верлории опустели, стихли крики, лишь на волнах качались обломки да осыпал берег пепел.

— Хенья, девочка…

Синяя звезда доверчиво прильнула к испятнанной шрамом щеке.

Молчаливые, подходили люди, собирались кругом, помогали подняться раненым, защищавшим террасу.

Всхлипнула в последний раз и замолчала гитара в руках мальчишки-токаора.

Леон Форса медленно вышел вперед и остановился напротив Родриго.

Ничего не осталось от того мальчика, который неумело бросал ему в лицо оскорбительные слова несколько часов назад. На мгновение показалось — не Леон, Рамиро-герцог стоит здесь!

— Я готов, — просто сказал Родриго, протягивая ему звезду.

Леон не ответил, глядя на синий огонек. Долго не отвечал.

Потом приговорил, и голос казался не более живым, чем камни под ногами.

— Возвращайся в свою пекарню и пеки хлеб. Такой же, как раньше, и лучше, если можешь. И сделай так, что она дождалась весны.

Повернулся и ушел, так ни разу и не взглянув Родриго в лицо.

Дом встретил Родриго запахом хлеба. Качался над головой вырезанный из дерева сухарь, поскрипывал под порывами ветра.

Родриго растворил дверь, вошел, постоял у холодной печи.

— Я сказал тебе, что у сына Герда может быть только один дом… — запоздалые слова царапали сухое горло. — Мой дом здесь, Эухения, дочь Алехандро. И твой тоже… до весны. Ты согласна?

Синяя звезда чуть ярче вспыхнула в ответ.

А над морем занималась заря.

Зиму пережили трудно. Ударили лютые морозы, сковавшие море льдом, чего даже старики уж не помнили. Выли стылые ветра, мел снег, по ночам в беззвездное небо выплывала злая луна, и висела над городом, скалясь щербатой ухмылкой.

Люди дрожали в своих домах, сидя у очагов, страшно было подумать выйти на улицу!

Но они все же выходили. За хлебом.

По утрам в булочной Родриго Бойо было не протолкнуться. Да и днем, и вечером тоже.

Сам хозяин не отходил от печей и ночью.

Люди брали в руки горячий хлеб и согревались.

С плеча Родриго улыбалась им синяя звезда.

Но зима закончилась. Пронеслись бешеные шторма, посрывали кое-где крыши, повалили деревья, поразбивали вмерзшие в лед корабли, зимовавшие в заливе.

Дожди умыли город, зацвели в садах яблони.

В один вечер жители Верлории сели в лодки и вышли в залив, как многие годы до этого. Но на этот раз в темном зеркале воды не отразились тысячи звезд.

Звезда нынче была всего одна. Синяя звезда на плече Родриго Бойо.

Он теперь сидел в лодке, а на веслах был сам герцог.

Леон выгреб на середину залива, опали искрящиеся капли, стихли разбегающиеся по воде круги. Люди кругом замерли, не смея дышать.

Родриго поднял руку, и синяя звезда скользнула на его ладонь. Не отрываясь, двое мужчин смотрели на нее, и она разгоралась ласковым, ликующим сиянием.

Потом Родриго опустил руку в волны, и сияние погасло.

А на следующую ночь жители Верлории, глянув в небо, увидели над горизонтом одну-единственную ярко-синюю звезду.

Потом еще одну. Еще, и еще, и еще…

Звезды мерцали, переливались, и небо оживало.

С тех пор минула не одна сотня лет. Давно нет Родриго Бойо, Родриго-булочника, на месте «Ржаного сухаря» выросла новая, большая пекарня.

Но на улицы Верлории осенней ночью все еще падают звезды. Они срываются с невидимых ветвей и летят, кружась, вниз, на крыши, на балконы, на мостовые. Город наполняется шорохом, звоном и смехом. Жители, от мала до велика, высыпают наружу, под звездопад. Они ловят звезды в воздухе, подбирают на земле, и, радуясь, складывают в корзинки. Женщины вплетают цветные огоньки в косы, мужчины прикалывают на плечи, а дети просто подхватывают целые вороха и с визгом подбрасывают вверх.

Зимними ночами собранные звезды станут светиться, разгоняя стылый мрак, прогоняя болезни. В Верлории знают, что зеленые звезды приносят здоровье, алые помогают в делах любовных, золотые и серебряные просто радуют, а синие… синие звезды прекрасны.

И еще знают в Верлории, что сами по себе звезды — всего лишь яблоки в садах Творца. Силой и волшебством наделяют их руки человека.

И еще помнят, что в черный час, когда опустеет небо, человек может сам стать звездным светом.

И еще говорят, что видят порой на улицах города мужчину в черном камзоле и девушку в синем платье. И у него серебрится в волосах седина, темнеет на скуле длинный шрам, а у нее горят в смоляной косе золотые огоньки и глаза искрятся лукавым смехом. И там, где они проходят, вдруг повеет теплым запахом хлеба, и зазвенит тихий-тихий гитарный перебор.

Но звезды падают, падают на улицы, шелестит сияющий дождь, и не разглядишь точно — были ли, не были, а может, просто пригрезилось.

В Верлории помнят. В Верлории знают — придет весна, и нужно будет выйти в залив на лодках, бросить звезды в море, чтобы те вернулись на небо, а осенью снова осыпали землю.

В Верлории верят.