Глава 14. Похороны короля

Глава 14. Похороны короля (г)

До дверей спальни Джиад в полном молчании проводили Ираталь и Кари, Дару остался у кабинета короля, остальные иреназе уплыли кто куда. Открывая дверь перед Джиад, которой по-прежнему трудно было управляться с тяжелым вращающимся кругом, Ираталь сказал виновато:

— Госпожа жрица, вы же все понимаете, верно? Это всего на пару дней. Обвинения так смехотворны…

— Конечно, я понимаю, — кивнула Джиад. — Ставьте стражу, каи-на Ираталь, я не буду доставлять им неудобств. Мне так даже спокойнее.

Про себя же она подумала, что видела казни и по более нелепым обвинениям, вспомнить хотя бы правление отца Торвальда. Один из его графов поплатился жизнью за то, что споткнулся и случайно толкнул подозрительного до безумия короля Аусдранга. А уж иреназе, скорбящим по любимому правителю, и подавно хочется возмездия, для которого двуногая, существо иной расы и недавний враг, подходит как нельзя лучше. Остается только надеяться, что Алестар, справившись с горем, сможет обуздать жрецов и тех, кто успел поверить их обвинениям.

Самой же Джиад оставалось только ждать. И еще думать, конечно, а подумать было о чем.

Она проплыла в комнату, где к ней тотчас кинулся Жи, толкаясь в руки, извиваясь всем телом и чуть ли не приплясывая, как это делают земные собаки. Джиад рассеянно почесала нос рыбеныша, удивляясь, как же тот похож на щенка. Таскает и грызет вещи, ластится, играет… Неужели все салру так себя ведут и так доверчивы к разумным существам, будь то люди или иреназе. Странно тогда, что их не приручили раньше без всяких свистков.

Но необычность Жи — это не то, что сейчас было по-настоящему важно. Джиад не кривила душой, когда говорила Ираталю, что под стражей ей будет даже лучше. Кто-то настойчиво пытался убрать её с дороги, то ли опасаясь того, что может раскопать любопытная двуногая, то ли просто желая разлучить с Алестаром. Следует признать, что принц в последнее время стал куда осторожнее и разумнее себя вести. Лишь бы сейчас не сорвался.

Опустившись на постель, Джиад потрепала салру по загривку, промяла руками шкуру, как это делал Алестар, и заметила, что та действительно скользкая. Чистить надо… Интересно, охрана принесет ей скребок для малька? Да и еду должны носить, кстати.

Словно отвечая на ее мысли, дверь медленно отворилась, слегка покачавшись. Так обычно делали слуги, предупреждая о своем появлении. На пороге показался уже знакомый Джиад паренек с подносом в руках.

— Вот! — объявил он, подплывая и ставя поднос на столик у ложа. — Каи-на Ираталь велел передать, что если чего пожелаете, зовите охрану — им велено все выполнять, только не пускать вас никуда. А то ведь страшное дело — убийца, может, до сих пор по дворцу плавает!

— Передай каи-на мою благодарность, — невольно улыбнулась Джиад.

Значит, начальник охраны представил все так, словно Джиад не под арестом, а под усиленной охраной — чтоб уберечь избранную от убийцы. Мудро. Начальник стражи, следует признать, не так уж хорош на своей должности, зато отлично умеет смягчать острые углы.

Дождавшись, пока мальчишка уплывет, Джиад глянула на поднос, отпихнула немедленно потянувшегося к тарелкам Жи — рыбеныш совсем обнаглел и избаловался, глянула на угощение. К счастью, никаких любимых деликатесов Алестара: обычная рыба двух-трех видов, подобие салата из водорослей и уже полюбившееся Джиад курапаро.

Она принялась неторопливо есть, размышляя, почему заговорщики не попытались просто отравить королевскую семью. Да, Алестару подмешивали гарнату, а потом дурочка Миалара намазалась приворотным зельем, но это все было рядом с принцем или в его покоях. Даже гарнату спрятали именно там. И короля зарезали, хотя чего проще, казалось бы, отравить еду на кухне или по дороге с нее? Или не проще? Вроде бы мальчик говорил, что по распоряжению Ираталя всю еду проверяют целители. Начальник охраны делает, что может, просто иреназе за долгие века спокойствия отвыкли оберегать своих правителей и не очень-то умеют это делать.

Наевшись, она сжалилась над обиженно замершим неподалеку Жи и скормила мальку остатки еды с тарелок. Салру хватал кусочки прямо с ладони, но выглядел не особенно голодным. Наверняка что-то нашел и слопал в блужданиях по дворцу. Ах, Жи, если б тебя не пришлось искать…

Джиад развалилась на кровати, которая в отсутствие принца казалась бескрайне-просторной. Теперь уже короля — напомнила она себе. Алестар — король! Сама мысль об этом никак не укладывалась в голове. Что ж, теперь все изменится, наверное? До появления Маритэль осталось всего несколько дней, успеют ли жрецы разорвать запечатление? Хотя принц Карианда и так уже знает, что будущий супруг его сестры живет с человеческой женщиной и даже не считает нужным это скрывать. Но разве земные принцессы считают фавориток супруга своими соперницами? Важно, у кого корона, власть и законное потомство, а от неугодной фаворитки или наложницы всегда можно избавиться, если супруга достаточно умна.

Значит, Джиад осталось всего несколько дней в подводном мире, а потом она уплывет наверх ко всеобщему облегчению. Вот разве что Алестар пожалеет? Да и то, о ней или о той любви, которую сам себе придумал? Вот только жаль, что просьбу погибшего короля Джиад так и не исполнит.

Ну разве сможет она найти заговорщиков, не зная почти ничего и сидя под замком? Что ж, убийца и невольно прикрывающие его жрецы добились, что у Джиад связаны руки. Она не может спрашивать и искать улики, только думать, думать, думать…

Потянувшись на постели, она достала с половины принца брошенную тем металлическую табличку, покрытую каким-то светлым вязким веществом, как на земле покрывают воском дощечки, чтоб стирать уже написанное и писать снова. На табличке Алестара не оказалось никаких записей, только смешно и довольно похоже нарисованный Жи с мослом в пасти. Стирать рисунок было жаль, и Джиад пристроила табличку на коленях, взяла со стола острую палочку, явно предназначенную именно для этого, и провела на чистом краешке длинную черту сверху вниз. По одну сторону черты она поставила букву Д, по другую — А. Подумав, провела еще одну черту и над одной колонкой написала У, а последнюю оставила пустой.

Несколько минут она старательно и вдумчиво покрывала табличку крошечными значками, отмечая, кто когда и где был, потом всмотрелась в результат работы.

Итак, они расстались с Алестаром утром. Принц уплыл, а Джиад, одевшись, отправилась разыскивать Жи. Нож остался лежать на постели — это точно. По дороге навстречу Джиад попался только Кари, тоже искавший негодника. И потом гвардейцы на посту. Где в это время был Алестар? Допустим, разговаривал с отцом. Во всяком случае, он был у короля, пока Джиад одевалась и красилась у наложниц. И в это время у кабинета короля еще дежурил курьер. Потом принц уплыл — Джиад обвела кружком значок на доске — а король послал курьера за документами.

Что-то не сходится… Когда Джиад плавала в поисках салру, у кабинета никого не было. Хотя…

Она дернула рычажок вызова слуг, дождалась того же парнишку, что приносил еду, и велела:

— Найди каи-на Ираталя. Скажи, я прошу срочно узнать, отлучался ли курьер до того, как его послали за документами.

Проводив взглядом серьезно кивнувшего и умчавшегося слугу, она снова принялась за табличку, запретив себе заранее переживать, выполнит ли ее просьбу Ираталь. Вроде бы начальник охраны искренне уважает земную жрицу-стража, но… Что ж, это скоро выяснится.

Значит, убийца мог проплыть в кабинет, только когда курьера не было, ведь до этого с королем говорил Алестар. Или… Может ли в кабинете быть второе помещение? Это бы кое-что объяснило. Возможно ли, что когда принц говорил с отцом, убийца уже пробрался в кабинет?

Джиад потерла виски и лоб, ненавидя собственную беспомощность. Целитель, который приплыл первым, что он видел? Можно ли под водой по состоянию тела определить время смерти, как на суше?

К ее удивлению, посланный слуга вернулся очень быстро. Мальчишка влетел в комнату, крутя хвостом и задыхаясь от спешки, выпалив:

— Точно так, госпожа избранная. Каи-на велел сказать, что король посылал курьера еще дважды в то утро. Сначала за тинкалой, потом отнести готовые документы советнику Руаллю. Но только оба раза курьер плавал очень быстро.

Поблагодарив, Джиад снова уткнулась в табличку, где рядом с веселым Жи теснились значки, скрывающие тайну одной гибели — и предвестника многих и многих смертей, если тайна не будет разгадана.

Значит, было хотя бы два момента, когда король отослал курьера. И он же велел снять стражу, если советник Руалль говорит правду — а теперь ведь не проверишь. Мог ли советник убрать охрану сам, замыслив убийство короля?

Джиад начертила букву Р в свободной колонке и обвела ее кружочком. Об этом еще надо подумать…

Ах, как ей нужно самой поговорить с курьером и целителем! Хорошо бы еще и с советником, тот наверняка знает что-то нужное, но либо молчит, либо не понимает важности.

Ну ладно, а нож? Кто и когда взял его из спальни Джиад? Если узнать это — убийца будет найден, но пока в общей картине не хватало нескольких кусочков, без которых все рассыпалось. В спальне был Кари, он притащил туда Жи. Каким-то чудом убийца, укравший нож, не столкнулся с охранником, а ведь ему надо было знать, что нож лежит именно на постели!

«О Малкавис, — отчаянно подумала Джиад. — Пошли мне мудрости. Прошу, помоги ради мира в городе, который я пытаюсь сохранить. И ты, Мать Море, если слышишь не только своих хвостатых детей… Хоть что-нибудь!»

Она отложила табличку и, как оказалось, вовремя. Дверь снова качнулась, предупреждая о чьем-то появлении. Слуга? Ираталь? Вряд ли Алестар…

Но в комнату вплыли двое иреназе, в одном из которых Джиад с удивлением узнала Эргиана, принца Карианда. Вторым оказался Даголар.

— Прошу прощения за беспокойство! — воскликнул кариандский посол, успевший сменить серую тунику, расшитую жемчугом, на темную и совершенно без украшений. — Кажется, я приплыл в очень неудачное время. Разумеется, сейчас его величеству Алестару не до моих посольских дел, вот я и позволил себе напроситься с Даголаром, чтобы предложить вам партию в тосу. Вы играете в тосу?

— Боюсь, что нет, — вежливо отозвалась Джиад, ошеломленно разглядывая кариандца и гадая, что скрывается за его непосредственностью на грани развязности.

— Ничего, я вас научу! — жизнерадостно отозвался Эргиан, ловким движением хвоста опускаясь на край кровати и встряхивая деревянной доской-коробкой, внутри которой что-то перекатилось

— Рад встрече, каи-на Джиад, — сказал Даголар, подплывая ближе и кланяясь.

То ли жених, то уже супруг Эрувейн тоже был в темной тунике без единой бусины или цветной нити, только на правой руке блестела золотая полоса браслета. Траур, что ли? Вполне возможно…

— Я тоже рада, — искренне отозвался Джиад. — Могу ли спросить, как здоровье каи-на Эрувейн?

— Хорошо, — осветила лицо кариандца сдержанная, но ясная улыбка. — Потому я и приплыл. Эруви пришла в себя и передает вам свою благодарность в придачу к моей. Целители пока не позволяют ей плавать, но говорят, что уже никакой опасности нет.

— Я рада, очень рада! — повторила Джиад и поинтересовалась: — А как вам позволили сюда проплыть? Разве стража…

— О, у вашей стражи приказ не выпускать вас, — со смешком откликнулся Эргиан, расставляя на доске белые и черные фишки. — А другим приплывать к вам — да ради Троих! Это что, салру?!

Он с восторгом уставился на Жи, высунувшего морду из-под кровати, а потом и целиком вылезшего наружу. Рыбеныш потянулся к доске, присмотрелся к фишкам, но то ли гладкие камешки оказались ему неинтересны, то ли малек усыплял бдительность, напоказ отвернувшись от игры и отправившись плавать по комнате.

— Точно салру! — с широко распахнутыми глазами повторил Эргиан, следя за Жи. — Как вы его приручили?!

— Это долгая история, — улыбнулась Джиад. — Если вкратце, я его подобрала совсем маленьким и раненым.

Откровенничать с кариандцем насчет свистка, позволяющего звать салру, она не собиралась. Эргиан понимающе кивнул и перевел взгляд на доску, расчерченную линиями

— Вот, — указал он на расставленные камешки, в центр каждого из которых была искусно вставлена жемчужина противоположного цвета. — Ваши черные, они ходят первыми, мои пусть будут белые. Задача игрока — по очереди ставить камни, окружая противника…

— И как только камень ставится на перекрестье, он больше не двигается?

Джиад, наконец, поняла, что ей напоминают доска и камни.

— Точно! — просиял посол. — Вы все-таки знаете?

— У нас эту игру называют риши. Простите, что перебила. Продолжайте, пожалуйста, вдруг правила все же отличаются?

Кивнув, Эргиан снова принялся рассказывать. Оказалось, что разница только в количестве камней, в море набор использовался больше. А у Джиад потеплело на душе, будто родная Аруба прислала ей весточку: риши было любимой игрой в Храме. Неужели это ответ на ее молитву? Но как его понимать?

Даголар, устроившись на другой стороне кровати между игроками, с любопытством смотрел на доску. Джиад переставила первый камень. Подумав, Эргиан сделал ответный ход. Через несколько неторопливо выставленных на доску камней кариандец словно ненароком бросил:

— Скажите, госпожа Джиад, а ваш бог позволяет своим жрицам вступать в брак?

— Он оставляет это на усмотрение храма, — спокойно ответила Джиад. — Прямого запрета нет.

— И отношения до брака тоже не запретны?

Красивые длинные пальцы кариандца задержали фишку над доской, потом бережно поставили туда, где Джиад меньше всего хотела бы ее увидеть.

— Нет, — все так же вежливо ответила она. — Мой повелитель Малкавис терпим к удовольствиям плоти. Он не запрещает ничего, что происходит по доброй воле.

— Какое великодушное божество, — восхитился Эргиан. — М-м-м-м, а вот так…

Окружив своими камнями четыре камня Джиад, он удовлетворенно улыбнулся. Джиад склонила голову, признавая поражение, и выставила камень поодаль, у самого края доски. Эргиан, вскинувшись, тоже отправил туда белый камешек и закусил губу, размышляя.

— Так значит, — снова заговорил он через пару минут, — вы здесь по собственной воле?

— Безусловно. Меня пригласил покойный король Кариалл.

Джиад примерилась и поставила еще один камень рядом с предыдущим. В риши она не играла уже давно и вовсе не была в себе уверена, к тому же Эргиан выглядел сильным игроком. Манера игры принца была не жесткой, основанной на нападении, а терпеливо медленной. Исподволь он окружал фишки Джиад, расставляя камни в кажущемся беспорядке, за которым скрывался холодный точный расчет.

— Пригласил, чтобы стать избранной принца?

Эргиан очень долго думал, прежде чем почти уронить камень у края доски.

— Нет, — улыбнулась Джиад. — У нас был другой договор. А вы первый раз в Акаланте, тир-на Эргиан?

На запястье принца не было обручального браслета, но, может, в траур их снимают. Нет, Даголар же в браслете.

— Да. Я давно мечтал увидеть этот город. Надеюсь, Маритэль он тоже понравится.

Серые глаза кариандского принца лукаво блеснули, и Даголар едва заметно поморщился.

— Акаланте прекрасен, — согласилась Джиад. — Правда, я не видела Карианда, но надеюсь, у вашей сестры не будет причин жаловаться. Когда она прибудет?

Эргиан пожал плечами. Он казался полностью погруженным в игру, потому что только через несколько вдохов ответил с полным равнодушием:

— Дней через пять, полагаю. Мы успели раньше, потому что плыли налегке, а с Маритэль шесть дюжин грузовых салту. Приданое, подарки… Мой отец очень долго готовился к этому браку.

Он поднял голову от доски и снова блеснул глазами, не продолжая, но слов и не требовалось. Джиад старательно улыбнулась:

— Понимаю.

— В самом деле? — вкрадчиво уточнил Эргиан.

Даголар снова напрягся, едва заметно подаваясь вперед, и Джиад показалось, что избранный Эруви хочет что-то сказать. Интересно, кстати, за кого он болеет в игре? За принца, подданным которого еще недавно был? Да, наверное…

— Не беспокойтесь, — усмехнулась она, ставя очередной камешек и уже видя, что победа наверняка останется за соперником. — Тир-на Алестар не намерен разрывать договор.

— Даже сейчас? Когда он может решать сам?

Голос кариандского принца был сладок, как мед.

— Полагаю, — сказала Джиад, — что сейчас — особенно. Не думайте о нем плохо. Называя меня избранной, он всего лишь не стал скрывать то, что уже не имеет значения.

На доске белые камни почти окружили черные. Было ли это предупреждением Малкависа? Джиад про себя усмехнулась: ну уж нет, не стоит приписывать богу собственное неумение играть.

— Я бы стал думать о нем хуже, — серьезно сказал кариандец, — если б он назвал вас иначе.

Он уронил камень точно на перекрестье линий, замыкая кольцо. Больше свободных ходов на доске не было.

— Благодарю за игру, тир-на Эргиан, — улыбнулась Джиад.

— Играть с вами было огромным удовольствием, — церемонно отозвался принц. — Прошу прощения, но мне пора. Даголар, ты останешься с каи-на Джиад?

— Разве что на пару слов, — ответил тот. — Меня ждет Эруви.

— Тогда я поплыву не спеша, — пообещал принц, отталкиваясь от ложа хвостом. — Догоняй.

Он учтиво поклонился Джиад в ответ на ее поклон и выплыл из комнаты, не обернувшись.

— Благодарю, что навестили, Даголар, — сказала Джиад, провожая взглядом брата Маритэль. — Передайте мои пожелания здоровья Эрувейн.

— Непременно передам. И… каи-на?

— Да? — повернулась к нему Джиад.

— У вас есть друзья здесь и в Карианде, — слегка улыбнулся Даголар. — Прошу, не думайте, что принц Эргиан вам враг. Он знает, что я и Эруви обязаны вам жизнью. Просто это… политика.

— Я понимаю, — в который раз за этот вечер терпеливо согласилась Джиад. — Надеюсь, все скоро разрешится.

Провожая кариандца к двери, она думала, что разрешится, конечно, так или иначе. Пока что ее защищает запечатление, но как только жрецы его разорвут… Если покойный Кариалл клялся правдиво и Джиад останется жива, ей придется очень быстро убираться наверх. Слишком уж многим она здесь мешает, словно камень, попавший в точный сложный механизм.

Джиад посмотрела на кровать, где кариандский принц забыл доску и камни для риши. Бережно собрала драгоценные фишки, но не сложила их внутрь доски-коробки, а напротив, расставила на ней, обозначив кабинет короля, свою спальню и посты охраны. Вечер обещал быть долгим, но не скучным, ей еще многое предстояло обдумать. А ночь будет длинной для всего города.

* * *

Только сейчас Джиад в полной мере осознала, насколько огромен дворец королей Акаланте. Коридоры и комнаты, никогда не виденные ею, тянулись и тянулись, уходя вглубь скалы, в незапамятные времена рожденной вулканом. Здесь уже не было окон на поверхность, но путь погребальной процессии освещали многочисленные шары туарры, слабо освещавшие огромные залы. В некоторых из них хранились какие-то ящики и короба в два-три человеческих роста, в некоторых были сложены длинные толстые трубы из светлого камня, но большинство оказались совершенно пустыми. И Джиад невольно гадала, это дворец строили с таким размахом и почти бесконечным запасом помещений или народ Акаланте был когда-то гораздо многочисленнее. Впрочем, мастер ведь говорил, что если случается какая-то сложная поломка, требующая особенно тщательного ремонта, то проще перейти в новое помещение, чем исправлять течь в старом.

Теперь Джиад понимала, что за внешним блеском и процветанием Акаланте кроется серьезный порок, подтачивающий силы государства, как тайная болезнь — тело. Видели ли это сами иреназе?

Длинная череда морских жителей, одетых в темные туники и снявших все украшения, кроме брачных браслетов, растянулась на многие сотни шагов, если считать привычными земными мерками. Многие несли пышные пучки водорослей, заменявшие здесь цветы и перевитые черными и белыми лентами. Никто не произносил ни слова, и Джиад, плывшая почти во главе, рядом с Ираталем, тоже ни за что не нарушила бы эту священную скорбную тишину, сколько бы вопросов ни вертелось на языке. Народ Акаланте прощался не просто с королем, но с любимым и чтимым правителем.

Сегодня, как успел сказать ей Ираталь перед началом церемонии, любой желающий мог приплыть во дворец, чтобы проводить короля к последнему пристанищу. Перед ликом смерти все равны, она не знает сословных различий. Да и в траурных темных туниках не отличишь каи-на от чистильщика улиц. На мгновение Джиад показалось, что неподалеку мелькнуло личико Миалары, непривычно бледное и похудевшее, потом она точно разглядела нескольких знакомых слуг, всех наложниц Алестара и обоих знакомых кариандцев. А рядом с Даголаром плыла Эрувейн…

Да, сегодня забылись все старые распри, и только темным облаком среди скорбящих иреназе висела невысказанная, но никем не забытая мысль, что убийца все еще на свободе и даже не узнан. Иногда Джиад чувствовала спиной тяжелые взгляды, кое-кто с ненавистью смотрел и прямо, но пока что воля нового короля и почтение к старому защищали её от прямых обвинений. Даже жрецы не решились нарушить горестный покой последнего пути Кариалла.

Процессия уже так углубилась в недра скалы, что Джиад казалось, будто немыслимая тяжесть давит на неё сверху. Это, конечно, была мнительность, но мысль о невообразимой толще камня над дворцом и вправду вызывала трепет. Но вот очередной коридор расширился, впереди показалось уже не скупое свечение туарры, а настоящий дневной свет, приглушенный водой. И Джиад поняла, что они проплыли дворец насквозь и выплыли с другой стороны.

Если Арена была величественна и ужасающе прекрасна, то кладбище иреназе, как и положено такому месту, сочетало торжественность со скорбью. На огромной уходящей вдаль равнине высились небольшие холмики и каменные купола-склепы, украшенные резьбой и барельефами. Джиад трудно было представить, сколько труда требовалось для каменотесных работ под водой, но плывя между усыпальницами, она видела небольшие статуи, изображавшие рыб, спрутов и, как ни странно, птиц. Огромные белоснежные птицы осеняли надгробия опущенными крыльями или простирали их вверх, и по спине Джиад пробежали мурашки, столько скорби и тоски хранили эти безмолвные стражи могил.

Наконец, бесконечная извивающаяся змея, состоящая из сотен, если не тысяч, акалантцев и гостей города, изголовьем достигла величественного белого купола. Здесь не было никаких статуй, линии усыпальницы были простыми и строгими, только у подножья вились каменные водоросли, а верх был ажурно-резным. Джиад поискала взглядом дверь, не нашла и поняла, что думает по-земному, а иреназе удобнее подплывать сверху.

И действительно, дюжину гвардейцев, что всю дорогу несли носилки с телом короля, вдруг сменили придворные. Одним из них был проплывший вперед Ираталь, еще в другом Джиад узнала советника Руалля, остальные были ей неизвестны… Никто по-прежнему не говорил ни слова, все знали свое место и порядок действия. Гвардейцы подплыли к усыпальнице, окружили её, взялись за что-то и вдруг сняли крышку купола, опустив ее на дно. В этом скопище скорбящих Джиад почувствовала себя абсолютно одинокой, хотя вокруг была толпа. Рыжая голова Алестара мелькала у носилок с телом, но сам новый король их не держал. С Джиад он и словом не перекинулся, и обижаться на него за это было нельзя.

Словно по неслышной команде двенадцать знатнейших иреназе Акаланте подплыли к усыпальнице, бережно и плавно неся деревянную плиту с телом Кариалла. Джиад вдруг вспомнила свою первую встречу с королем, который почти всю жизнь скорбел об умершей жене и ждал окончательной встречи с ней. Да, запечатление — это не только радость, но и тяжелая ноша для иреназе…

Двенадцать каи-на медленно подняли последнее ложе короля и опустили его в усыпальницу. Затем склонили головы, на несколько мгновений замерев у каменной могилы, и отплыли в сторону. Джиад ждала, что теперь прощаться с отцом подплывет Алестар, но сын и наследник Кариалла замер в нескольких шагах, а мимо раскрытого склепа потянулись безмолвные иреназе. Каждый, проплывая мимо, касался рукой белого камня и бросал к подножью букет или просто веточку водорослей. Джиад закусила губу, вдруг поняв, что её никто не предупредил об этом обычае, а теперь искать последнее подношение Кариаллу уже поздно.

Но когда она уже собиралась в свою очередь тронуться к склепу, размышляя, сойдет ли за подношение хотя бы сдернутая с волос лента, её тронули за плечо. Гвардеец Камриталь, один из тех, кто нес тело, молча поманил её за собой и подвел к маленькой группе иреназе вокруг молодого короля.

Джиад низко поклонилась Алестару, ответившему таким же молчаливым кивком, и заняла указанное место рядом и немного позади короля. Здесь же оказались Ираталь и, неожиданно, кариандский принц. Впрочем, присутствие кариандца было как раз понятно: гость королевской крови да еще и будущий родственник. Очень близкий родственник, если поразмыслить. А вот почему вместе с двумя тир-на плавал Ираталь? Доверенное лицо? Может быть… Покойный король, кажется, ближайшим советником и другом считал Руалля, но с Алестаром отец Кассии вряд ли поладит. А вот Ираталь новому королю близок.

И уж совсем непонятно, что рядом с Алестаром делать Джиад? Неужели Алестар не понимает, что присутствие человеческой избранной — оскорбление для будущей супруги, которую представляет Эргиан? Или это напоказ двору, народу и жрецам? Что ж, Алестару должно быть виднее, чего он добивается. И что может получить таким вызовом традициям.

Однако во взгляде кариандского принца, брошенном на Джиад, не было обиды или оскорбленного самолюбия. Разве что спокойная задумчивость, будто они продолжали играть в риши, которое здесь называется тосу. Только как ни назови игры, хоть в фишки, хоть в политику, суть их не меняется.

А мимо склепа все тянулись и тянулись бывшие подданные Кариалла. Поклонившись и оставив королю последний знак почтения, они проплывали мимо Алестара и еще раз низко кланялись, а затем уплывали, но уже не в тот ход, которым вышли из дворца, как заметила Джиад, а мимо, наверх и прямо в город. Трое иреназе рядом с Джиад, замершие у склепа сановники и охрана, включая гвардейцев и Дару с Кари — никто так и не произнес ни звука, пока последний хвост не мелькнул в отдалении.

После этого к склепу проследовали, один за другим, одиннадцать каи-на. И снова Джиад задумалась, что означает особое положение Ираталя. Возможно, Алестар тем самым показывает, что назначил его главным советником. Что ж, не худший выбор, наверное.

Все подводные аристократы проплыли мимо. За ними — гвардейцы, но те, поклонившись Алестару, так и остались плавать немного поодаль. Конечно, им же еще надо было поставить на место крышку.

И вот сам Алестар, не оборачиваясь, подплыл к последнему пристанищу отца. За ним последовали Джиад с Ираталем и Эргиан. Но кариандский принц, поклонившись склепу и положив к нему небольшой букет водорослей, обвитый усеянными жемчугом лентами, кланяться королю Акаланте не стал, просто отплыл подальше. За ним — совершивший весь ритуал Ираталь. И, наконец, у склепа остались только Алестар и чувствующая себя совершенно лишней Джиад.

Однако Алестар так не считал. Положив руку на плечо Джиад, он сказал бесцветным, но очень четким голосом:

— У нас говорят, что ненависть оставшихся — слишком тяжелая ноша для уплывающих навсегда. Я прошу прощения за все, что сделал тебе мой отец. Это было ради меня и ради города. Если кого и ненавидеть, так меня, а не его.

— Я… не держу на него зла, — от всей души ответила Джиад. — Малкависом клянусь. И… — она помолчала немного, подбирая слова. — Я понимаю, ради чего он делал то, чего сам не хотел. Он был истинным королем.

Кариалл покоился на ложе, усыпанном лентами, крошечными букетиками и жемчужными нитями. Лицо короля было абсолютно спокойно и даже в уголках губ, показалось Джиад, притаилась улыбка. А рядом…

Рядом, сохраненное то ли искусством жрецов, то ли неведомой магией, лежало на соседнем ложе еще одно тело. Окружающие его ленты и водоросли давно истлели в прах, только жемчуг и самоцветы поблескивали на буро-серой пыли, но давно умершая жена Кариалла, чьего имени Джиад даже не знала, словно спала. По погребальному ложу разметалась волна золотых волос, обрамляя нежные и тонкие черты лица. Глаза были прикрыты, но кожа казалась живой, и розовые губы вот-вот дрогнут в улыбке. Глядя на это лицо, Джиад теперь понимала Кариалла, всю жизнь хранившего верность умершей. Король был верен не красоте, хотя и редкостной даже для иреназе. Лицо его возлюбленной, подарившей Кариаллу наследника ценой своей жизни, дышало благородством, чистотой и искренней любовью…

— Они теперь вместе, — тихо проговорил Алестар. — Хотя… они всегда были вместе. Это и есть настоящая любовь. Не запечатление, а вот… это.

Он склонился к руке Кариалла и последний раз коснулся ее губами, прощаясь. Затем так же поцеловал руку матери. Отшатнулся от склепа, неуклюжим толчком хвоста торопливо отплыл, пряча лицо, и Джиад сейчас пошла бы на многое, чтобы облегчить или хотя бы разделить боль утраты, которая ей самой была неведома.

Гвардейцы бережно накрыли склеп крышкой, и безмолвие снова окутало место скорби.

Джиад подплыла к глядящему в сторону дворца Алестару, тронула за плечо, обтянутое темной тканью, простой и даже грубой. Принц обернулся. Совсем неуместно Джиад подумала, что вот таким она Алестара еще не видела. Похудевшее и осунувшееся за одну ночь лицо выглядело пронзительно взрослым. Сколько тот ни носил драгоценностей, но по-королевски величественным стал только сейчас, сняв их все и заплетя волосы в тугую гладкую косу, перевитую черным кожаным шнурком. Только на запястье вызывающе блестел обручальный браслет, да на груди поверх черной туники на толстой золотой цепочке горел изнутри мрачным кроваво-красным огнем рубин неправильной формы — Сердце Моря, главный знак принятого Алестаром королевского бремени.

***

Алестар знал, что навсегда запомнит эту ночь. В его душе и памяти она осталась, как шрам после раны, не убившей, но глубоко разрезавшей тело. За стенами кабинета дворец, печалясь и ужасаясь, готовился к похоронам, но его никто не тревожил, оставив наедине с отцом и скорбью. А Алестар даже скорбеть не мог по-настоящему, что-то закаменело в нем, как застывает вылившаяся в воду кипящая лава.

Тот, кто убил отца, не просто лишил Алестара дорогого и близкого существа, он разрушил его веру в справедливость. Отец был великим королем, чтимым за мудрость, любимым подданными — но оказался беззащитен перед чьей-то подлостью. Нанести удар в спину, не дав возможности уклониться или защититься, не позволив даже успеть понять, что тебя убивают! Убийца не хотел рисковать гневом Сердца Моря…

Поняв это, Алестар понял и то, почему тайник в кабинете пуст. И почему отец велел охране оставить пост. Он ждал кого-то. Ждал, не доверяя гостю или желая проверить его правдивость — Сердце позволяло не только защититься в случае необходимости, но и распознать ложь. Но позволил оказаться за своей спиной… почему? И как в кабинете оказался нож Джиад?

Он почти всю ночь просидел на дне кабинета, обняв себя руками за плечи, подвернув хвост и думая, думая… Поверить в виновность Джиад, что бы ни кричали жрецы, было немыслимо. Но кто мог узнать, что нож лежит без присмотра, а потом успеть взять его и отправиться к королю? Вопросы теснились вокруг, как крабы-падальщики вокруг мертвечины, и Алестар в отчаянии думал, что будет самым никчемным королем за всю историю Акаланте. И наверняка последним, если Сердце Моря не найдется.

Потом он все-таки заставил себя собраться с силами и на исходе ночи понял, что нельзя никому, ни единой живой душе позволить узнать, что Сердце похищено. Без реликвии Акаланте беззащитен и перед гневом вулканов, и перед войной, чем не замедлит воспользоваться та же Суалана.

Поэтому перед самым рассветом Алестар тоскливо оглядел отцовский кабинет, по-новому рассматривая и знакомые с детства фрески, и рабочее место отца, и огромный шкаф с кипами табличек, прикрывающий угол, в котором Алестар любил играть в детстве. Там было так уютно… Теперь кабинет был мрачен и словно виноват, как стражник, что не уберег хозяина.

Поднявшись вверх, Алестар подплыл к отцовскому столу и в его недрах нашарил маленькую рукоять, открывающую еще один тайник. Здесь хранилась вещь, о существовании которой не должен был знать вообще никто. По локоть засунув руку в ящик, он нащупал и достал точную копию Сердца Моря — крупный рубин с выточенной сердцевиной. Свернув резную крышечку, наполнил копию туаррой из шара со стены, и фальшивое Сердце засветилось совсем как настоящее.

Эта ложь давала хоть небольшую отсрочку. А еще надежду, что убийца испугается, решив, что украл не настоящую реликвию, а подделку. Совсем слабую надежду — Алестар себя не обманывал.

Самым же отвратительным было, что теперь он вообще не знал, кому можно довериться. Отца убил кто-то очень близкий… Но кто? Слуга, советник, наложница, охранник? Кого он ждал, не посвятив в это даже собственного сына?

Высоко-высоко в небе разгорался невидимый под водой рассвет, знаменуя новый день. Акаланте готовился проститься с повелителем и ждал, что его наследник будет хранителем и защитником города и народа, а Алестар чувствовал полное бессилие. Теперь только упрямство и яростная ненависть не позволяли ему сдаться. Да еще холодное осознание, что больше никто и никогда не встанет между ним и его бедами. Больше не на кого надеяться, отец не придумает выход, не защитит, не позволит быть слабым, положившись на его силу и мудрость.

И выплывая навстречу Ираталю, явившемуся с гвардейцами и слугами, чтобы подготовить тело отца в последний путь, Алестар запретил себе малейшую слабость. Он выдержал весь ритуал похорон и прощания, заперев боль в себе и превратившись в камень внутри и снаружи. Вокруг были искаженные горем лица, искренние слова соболезнования, обещания верной службы и любой помощи… Он кивал, принимая все — и не веря. Где-то в этой толпе, провожающей одного короля и тут же присягающей другому, плавал и убийца. Разве что Джиад была вне подозрений, но и перед ней Алестар не мог позволить себе слабости. Любая слабость немедленно стала бы губительной течью в плотине его спокойствия.

Так прошли похороны. В последний момент прощания Алестар дрогнул. Он редко плавал с отцом к усыпальнице: не мог смотреть на лицо матери. И сейчас видеть их обоих было почти невыносимым. Почти…

Он справился с горем, как с норовистым салту, так и пытающимся ударить о скалу или выбросить из седла. Стиснул поводья, сжал покрепче лоур… Вернулся во дворец вместе с Ираталем и Джиад, единственными, кого сейчас мог видеть рядом. Но и Ираталя отпустил, когда они втроем доплыли до дверей спальни Джиад. Начальник охраны понимающе кивнул, оставив их вдвоем.

— Прости, — устало сказал Алестар, когда они проплыли внутрь. — Я оставил тебя одну, да еще и в неведении.

— Ничего… Как вы?

Она села на край кровати, рассеянно поглаживая кинувшегося рыбеныша, подняла голову, смотря на Алестара с обычной спокойной откровенностью.

— Как я? — переспросил Алестар. — Я жив. Оказывается, это уже очень много. Джиад, поклянись, что никому и никогда не скажешь то, что сейчас услышишь.

— Клянусь Малкависом, — ответила она. — Только вы уверены, что хотите доверить мне тайну? И что нас не подслушивают?

— Я уже никому и ничему не верю, — вздохнул Алестар, тоже опускаясь на постель. — Но, кажется, не должны. Ход в этой комнате уже давно закрыт наглухо… Джиад, это не Сердце Моря. Это копия, очень искусная, но совершенно фальшивая. А настоящее — похищено. И я никому, понимаешь, никому не могу сказать об этом.

Ее глаза показались огромными омутами, черными провалами в Бездну — так расширились зрачки. Очень медленно Джиад поднесла руку ко рту, будто зажимая его, с ужасом посмотрела на Алестара.

— Да, — кивнул он. — Отца не просто убили. Вместе с ним убили и весь Акаланте, если я не найду Сердце до того, как что-то случится. Конечно, если проснется вулкан, кто-нибудь из соседей поможет. Как же не помочь… своим новым владениям? А еще сегодня вечером будет Королевский Совет. И я уверен, что Тиаран обвинит тебя в убийстве. Он ничего не сможет доказать, я думаю, но твой нож…

— Да, это очень серьезная улика, — согласилась Джиад. — И у меня нет других ответов, кроме тех, что я уже дала. Я не знаю, как это случилось…

— Вот и я ничего не знаю, — вздохнул Алестар. — Запомни, ты — каи-на. И поскольку ты единственная здесь из своего рода, то, значит, старшая в нем. Всего в Совете двенадцать каи-на, ты тринадцатая, впервые за многие века. Тебя может осудить только Совет, если семеро — больше половины — проголосуют за обвинение. Но ведь должен у них проснуться рассудок? В любом случае я не позволю причинить тебе вред. Все смертные приговоры утверждает король, а моего согласия у них никогда не будет.

— Ваше… величество… Нельзя начинать правление, отвергая правосудие…

— А если правосудие само отвергает разум? — беспомощно огрызнулся Алестар. — Джиад, мой отец клялся в твоей безопасности. Я обещал тебе помощь и выкуп из храма. Королевское слово — честь всего моря, и если кто-то забыл об этом, то я напомню. Просто верь мне, слышишь? Хотя бы ты…

Он стремительно всплыл наверх и, не оглядываясь, выплыл из комнаты. Вздохнув, Джиад снова потянулась за табличкой с записями. Кажется, в них не хватало двух-трех граф с именами. Не то чтобы она верила, что это поможет, но время до Большого Совета все равно надо было чем-то занять. «Надежда — последнее, что остается рядом, пока воин еще жив, — гласила сутра. — Надежда поддерживает раненых, утешает обиженных, служит мечом и щитом ищущих справедливость. Когда уходит надежда — уходит жизнь. Поэтому не следует отчаиваться, как не следует умирать раньше времени». «А смерть, — подумала Джиад, — редко ходит в одиночку».