Глава IV

То, что я очнулась в больнице, меня ничуть не удивило, поскольку, находясь в полусознательном состоянии, все же как-то отслеживала перемещение своего тела. Но вот существо неопределенного пола, увлеченно читающее журнальчик, сидя у моей кровати, вызывало, если не удивление, так недоумение точно. Тем временем неизвестная личность, видимо дочитав страницу до конца, переворачивая лист, бросила беглый взгляд в мою сторону и обнаружила, что я уже как бы в сознании.

— Привет, — заговорила непонятная сиделка, откладывая журнал в сторону, и представилась, — я Вик...

Голос с хрипотцой, но вроде как женский, однако представилась по-мужски...

—… подруга твоей матери.

У мамы вроде как сейчас только одна подруга, которая вроде и не совсем подруга.

— Муж? — уточнила я, одновременно поражаясь слабости своего голоса.

— Надеюсь, — подтвердил он, с уже ярко выраженной мужской лаконичностью, однако снизошел до пояснения — отделение женское. Я по внешним признакам подхожу на роль сиделки.

— А..

— А твоя мама только что устроилась на новую работу, поэтому взять отпуск не сможет. Приедет в пятницу, к тебе придет в субботу.

— А...

— Сегодня среда. В больницу ты поступила в пятницу, не прошлую, а неделю назад, в полном физическом и, наверное, нервном истощении. Кроме того, ты где-то подхватила какую-то инфекцию, что в твоем состоянии могло довести до фатальных последствий. Черные дни позади. Сейчас нужно только питание, — он покосился на стоявшую рядом капельницу, — не внутривенное.

— А...

— Бабушка придет, — взгляд на запястье, «украшенное» мощными мужскими часами, — где-то часа через два. Твой кавалер часа через четыре в вечерние часы посещений. Батя… хм, то есть твой дед, тоже появится где-то в это время и, как ты, возможно, понимаешь, мне нужно будет исчезнуть до этого, чтоб, так сказать, не вызывать лишних эмоций. Про твоего отца ничего не знаю.

— А...

— Без дополнительного разрешения от врачей позволено давать только воду. Хочешь?

Я кивнула… или моргнула. Главное, что Вик понял правильно. Он вообще все понял правильно и сумел произвести весьма приятное впечатление. А когда он, приподняв меня за голову, помог напиться, то сомнения в его мужской сути развеялись окончательно, потому что запах у него был не женский, и… его грубоватая ладонь внезапно напомнила другие мужские руки, крепко обнимавшие меня совсем недавно… пусть даже и во сне.

***

Выздоровление протекло спокойно и размеренно. Как и говорил Вик, нужно было только питание, поэтому вечер пятницы я встречала уже дома. Приехавшая мать внесла шум, суету и доставучие расспросы-выяснения, как можно исхудать до освенцимовских стандартов всего за одну ночь. При этом она постоянно косилась на бабушку, потихоньку намекая, что сумеет защитить и позаботиться обо мне. Даже предлагала уехать с ней. В конце концов, Вик, к моему большому облегчению, утащил ее к деду… Дед тут же прибежал к нам...

Он с наслаждением следил, как его солнышко пьет бульон и поправляется, стараясь не думать о «беспутной» дочери и уж тем более о «зяте». Для этого наступило время попозже, когда дед задержался почаевничать с бабушкой. Естественно, о маме с ее почти мужем говорилось много и до, и после моего возвращения домой, однако вечер той пятницы стал несколько особенным, так как отступившая тень моего нездоровья дала возможность спокойно взглянуть на нестандартную парочку, которая находилась не где-то в другом городе, а здесь, за стенкой.

Будучи уже в курсе бабушкиного принятия мужественности Вика, я интересовалась грядущей беседой в плане обучения риторики. Однако полноценного урока не вышло, поскольку после просьбы порезать хлеб, дед практически растерял все свои нападки. Вик оказался настолько рукастым малым, что за проведенную у бабушки неделю по собственному почину переделал всю копившуюся годами мелкую работу по хозяйству, начиная с подтекающего крана и кончая заточкой ножей. Ну а чтоб окончательно загнать последние гвозди в гроб дедовых сомнений, бабушка спросила, знает ли он еще хоть одного человека, который смог бы с такой же легкостью управиться с его дочерью как Вик? Таких не нашлось. В конечном итоге все свелось к общему знаменателю: желаешь счастья ребенку — уважай его право выбирать. Впрочем, окончательное слово в «споре» осталось за Виком: когда они уезжали к себе в воскресенье вечером, он, видимо устав от маминых долгих прощаний, неожиданно сказанул: «Ладно, батя, мы поехали. Увидимся», — и утащил будущую супругу за собой.

Ошалелый дед потом наверно неделю повторял: «Батя… Ну, надо же!»

Однако гораздо более важным для меня оказался воскресный визит Валерки. Раньше мы тоже виделись: он и в больницу заходил, и накануне в субботу, когда у меня сидел отец, но так, чтоб никто не мешал, случилось впервые.

Честно говоря, поначалу, заметив, как паладин входит в комнату, я совершенно не придала этому никакого значения. Пришел и пришел. Бросила «Привет» и вернулась к дописыванию сочинения. Валерка же, не ответив, сначала аккуратно прикрыл за собой дверь, а потом:

— Приветствую вас, мадмуазель-сударыня богиня Ленка Червоточинка!

Меня словно током шибануло. Ручка выпала из пальцев, сама я тоже выпала… если б не кресло, то на пол в прямом смысле, а получилось в осадок в переносном.

— Ага, — видя мою реакцию, удовлетворенно заметил мой паладин, — я так и думал, что если неожиданно «напугать», то растерявшись, ты точно ничего не будешь отрицать.

Пройдя в комнату, друг уселся на кровать рядом с моим креслом:

— А теперь давай, пожалуйста, объясняй, чему именно я был свидетелем.

— Откуда...? — затравлено начала я и не смогла договорить.

— Что действительно не догадываешься? — усмехнулся Валерка, — кстати, в следующий раз, предоставляй мне, пожалуйста, самому выбирать, как и где сидеть. А то ноги были словно склеенные, только и мог руками махать.

— Никакого следующего раза не будет, — довольно твердо произнесла я.

— Ну, помня, как вы целовались, я бы на это не ставил. И вообще, если я хоть что-то понимаю в мужских взглядах… — по моим щекам потекли слезы — Ленка, ты чего?

Спустя мгновение я уже рыдала в его объятиях, и рыдала все сильней и сильней, остро осознавая, что это совершенно не те руки, о которых я мечтала. Точнее, мечту о которых я так тщательно гнала прочь. Гнала постоянно, каждую минуту. Прямо с того мгновения, как Вик помог мне напиться.

Секс революция в отдельно взятом теле свершилась.

Одни руины.

Может в этом состоял подростковый максимализм, но во мне словно перегорело что-то. Причем перегорело, не успев толком не то что развиться, а просто появиться на свет. Конечно, потом, с годами чувство притупилось, но восстановиться толком, я не смогла. Правда, осознание такой глобальности, ко мне пришло тоже с годами, а пока я просто обильно смачивала рубашку своего «свидетеля» непрекращающимися слезами, рассказывая, как и что происходило. Валерка, не перебивая, внимал моим всхлипываниям, и только когда я уже не могла выпихнуть из себя ни слова, спросил:

— А ты как, хотела в пятнадцать выскочить замуж за мажорного мальчика?

— Ты не понимаешь...

— Возможно, я действительно что-то не понимаю, — перебил он, — Но ведь дело-то не во мне. Поэтому вопрос надо ставить по-другому, а что ты понимаешь? Тебя, к примеру, куда приглашали? На бал невест. Если ты помнишь, это такие девушки, которые хотят стать женами. Вот и получается, что пятнадцатилетняя девчонка, встречает ищущего ЖЕНУ принца. Заметь, не девчонку, чтоб сходить в кино, подержаться за руки, и может даже (Вау!) поцеловаться! Он ищет жену. Что ты могла ему предложить?

— Ты говоришь не о том… — я оторвала заплаканное лицо от его рубашки.

— А о чем мне говорить? О том, что с удовольствием понянчу твоего ребенка?

— Да ну тебя! — я села на кровати прямее, выбравшись из дружеских объятий.

— Нет, серьезно, — он взял мою руку и слегка сжал пальцы, мешая замкнуться в себе, — о чем мне говорить?

— Не знаю… — я свободной рукой вытерла распухший нос, — но… Ты ведь сам сначала говорил про следующий раз...

— И теперь скажу! Только, Ленка, пойми, он смотрел на тебя как на женщину, которую он хочет затащить не просто в постель, а под венец. Причем побудительные порывы первого были весьма очевидны: фигурка у тебя что надо, лицо выглядело экзотичненько, но красиво. Даже змеи смотрелись гармоничненько, придавая вместе с твоими клыками хищную привлекательность. Это я тебе все как владелец Y-хромосомы говорю, — друг слегка толкнул меня плечом, — так что можешь верить и не краснеть. Поэтому повторюсь: подвергать сомнению секс-мысли здорового половозрелого мужика при взгляде на тебя не стоит. А вот какого лешего, ему сразу жениться приспичило, сказать трудно. Я б даже сказал невозможно. Сама понимаешь, чужая душа потемки. Мог, конечно, влюбиться с первого взгляда… И нечего так счастливо замирать, как влюбилось, так и разлюбилось. Ты лучше подумай о том, что он мог мгновенно просчитать общественно политический момент, чтоб упрочить свою власть. Или решил заарканить тебя, как диковинку...

Мое сердце словно в жидкий азот уронили. Я почувствовала, как кровь отхлынула от щек.

— Ты же вообще ничего о нем не знаешь! — продолжал паладин нагнетать зловещность, — может мужик просто захочет тебя на опыты пустить или сжечь как демоницу. Но на самом деле… — в Валеркином голосе послышались нотки беззаботности, — тебе должно быть наплевать на его желания. По крайней мере, до тех пор, пока сама не поймешь, к чему бы хотела все привести в конечном итоге.

Окончательно запутавшись в своих эмоциях и желаниях, я привалилась к плечу друга:

— Вале-ерк, а тебе не, кажется, глупым развивать такие суждения по поводу сна? Может у меня гормоны бурлят, вот и плющит мозги по ночам.

— Может и плющит, да только… я б не стал относиться к тому, что происходило как к необычному сну, — он вздохнул, — как это ни по-идиотски звучит, но, по-моему, мы путешествовали в параллельный мир. И не надо оглядывать меня диким взглядом. На том листочке, из которого я тебе цветочек смастерил, были строчки буковок, которые я не нашел ни в одном алфавите. Я и в интернете полазил и, пока ты в больнице лежала, сходил в центральную библиотеку. Между прочим, на столе, куда ты меня любезно усадила, стоял прибор… теперь я думаю, что это местные часы. Только стрелок там было четыре, делений явно не двенадцать и подписаны закорючками, не напоминающими ни римские, ни арабские цифры.

Я покрутила его слова итак и сяк, но все же нашла слабое место:

— Не получается, Валерк, мы же их речь без проблем понимали.

— Я тоже думал об этом… Но тебе не понравится мой вывод.

Оттерев остатки слез, я пересела обратно в кресло:

— Ладно, чего уж там, говори.

— Ты богиня. Не корчи рожи, просто прими как данность, что у тебя есть особые способности. Может не особые, может они у всех есть, да только мы ими пользоваться не умеем, а ты умеешь… правда, только во сне.

— И что это за способности?

— А с каким диагнозом ты загремела в больницу?

— Истощение...

— Внезапное. За одну ночь. Куда ушел подкожный жирок и другие составляющие?

— Контакт?

— А какие еще объяснения ты видишь? Ты мысленно наладила контакт с другим миром. И никого не удивила твоя способность услышать человека на совершенно непредставляемом расстоянии. Видимо там мысленный контакт вполне обычное дело. Ну, конечно, может случиться, что это способность избранных, но она не фантастическая. При таком общении разговор идет образами, а значит, перевод не нужен. Вот только никто там не ожидал, что ты можешь послать свой… скажем, мыслеобраз, вдоль этой связи в реальный мир.

— Расплатившись за билет своим жирком?

— За два билета. Я ведь тоже там был.

— А поскольку это был, как ты сказал мыслеобраз, то я продолжала слышать их мысли, а не речь.

— Видишь, — Валерка улыбнулся, — думать оно не трудно, стоит только захотеть.

— Бред.

— Кто спорит… Мадмуазель-сударыня Богиня Ленка Червоточинка

— Да ну тебя, — схватив не глядя со стола первую попавшуюся книжку, я легонько кинула ее в своего гостя, шутливо показав, что как бы прибиваю его этим кирпичом. Мой «обидчик» неловко дернувшись, не сумел подхватить летевший в него снаряд, и тот, упав ему на колени, раскрылся на самой читаемой странице. Перед удивленным Валериком оказался портретик принца, и я запоздало опознала в брошенной книжке так не вовремя подвернувшийся дневник.

— Опаньки… — произнес одноклассник, беря в свои руки тетрадку. Я закусила губу, боясь услышать какие-либо комментарии, но он, посмотрев мне в глаза, только спросил, очень мягко и сочувственно:

— Так сильно зацепило, да?

В ответ я лишь кивнула.

— Мда-а, — протянул он, передавая мне дневник, — попробуй все же разобраться, что ты хочешь.

Больше в тот день о нашем сновидении мы не говорили.

Позже да, и немало. Даже шутили о нем. А уж над рассказом свидетеля о том, как весьма бледнолицый жених в белом, просил руки у темноликой невесты в черном, я буквально рыдала от смеха. И все же большей частью наши разговоры оставались серьезными. Валерка постоянно поддакивал моему разумному, доказывая, как правильно я себя вела, слегка проучив гордеца принца. Рассуждал о том, что хэппи-энд в Ромео и Джульетте, гарантировал бы обычную для тех времен трагедию Джульетте. Приводил статистику разводов и разбежек после любви с первого взгляда. Я все внимательно слушала и соглашалась. И даже фото не смотрела, и не «разговаривала» с принцем… но тетрадка-дневник всегда была при мне.